CC BY
54
Композиционная структура «Диалога с Трифоном
ИУДЕЕМ» СВ. ИУСТИНА ФИЛОСОФА (II В.)
НА ФОНЕ ПЕРЕСКАЗАННЫХ ДИАЛОГОВ ПЛАТОНА
Резюме. Для «Диалога с Трифоном иудеем» св. Иустин Философ избирает один из классических жанров античной литературы - диалог. При этом он легко и непринужденно воспроизводит отдельные приемы композиции платоновских пересказанных диалогов (указание времени и места беседы, описание персонажей, наличие философских тем, личная окраска беседы) и характерные для Платона обороты речи. Автор настоящей заметки показывает, что рассмотрение сочинения св. Иустина как пересказанного диалога, жанровым ориентиром и общекультурным фоном для которого служат диалоги Платоновского корпуса, позволяет найти объяснение многим его композиционным особенностям, а также предположить, описание каких событий могло составлять содержание утраченных частей «Диалога».
Ключевые слова: Св. Иустин Философ, «Диалог с Трифоном иудеем», раннее христианство, христианская литература, диалоги Платона, литературная рамка, пересказанный (рамочный) диалог, литературный прием, композиция; St. Justin Martyr, “The Dialogue with Trypho the Jew”, Early Christianity, Christian Literature, Plato’s dialogues, narrative frame, reported (indirect) dialogue, literary technique, composition.
«Диалог с Трифоном иудеем1» св. Иустина в силу его литературного своеобразия занимает исключительное место в раннехристианской литературе: с точки зрения жанра данное сочинение принадлежит к иной литературной традиции, нежели прочие раннехристианские апологии и полемические трактаты. Действительно, сочинение св. Иустина, написанное в одном из классических жанров античной литературы, представляет собой рамочный, или пересказанный, диалог. Литературные особенности данного сочинения, впервые в христианской литературе воспроизводящего многие черты диалогов Платона, оказываются понятными на фоне образовательной системы того времени, в частности, на фоне расцвета платоновских школ во II в. (во «Второй Апологии», 2 Apol. 12.2, и в «Диалоге», Dial. 2.6 св. Иустин свидетельствует, что был платоником). Присутствие в «Диалоге» обилия параллелей с различными диалогами Платоновского корпуса, часть из которых демонстрирует буквальные
1 Далее «Диалог».
2 ^ текстуальные совпадения , говорят в пользу историческои достоверности его свидетельства. Знакомство св. Иустина с платоновской традицией было совершенно в духе образованных людей его времени, так что нет ничего удивительного, что «Диалог» св. Иустина полностью вписывается и в традицию платоновских диалогов3. Наконец, необходимо отметить, что обращение автора «Диалога» к литературному образцу классического периода соответствовало общим тенденциям эпохи «Второй софистики» с ее культом классики.
Именно пересказанные диалоги, форма которых стала общепринятой для выражения философской мысли в начале IV в., преимущественно использовались в школе Сократа и позднее у сократиков (Ксенофонт, Эсхин, Федон из Элиды, Эвклид (Thesleff 1982: 59-60). Как известно, в трудах Платона встречаются обе формы классического диалога4 - пересказанные Сократом или его учениками, и, тем самым, имеющие рамку, и написанные в прямой драматической форме (Thesleff 1982: 53-67). В позднейшей греческой литературе традиция платоновского диалога практически не имела продолжения5, зато сами диалоги Платона были предметом постоянного изучения, причем не только в философских школах: еще александрийцы переписывали тексты Платона, прежде всего, ценя их стиль и считая Платона «Гомером философов», а в школьных пособиях по риторике его тексты привлекаются в качестве образцовых (например, у Деметрия в сочинении «О стиле»)6. Но все же
2 Многие из них были отмечены впервые в работах таких исследователей, как Гирцель (Hirzel 1895), де Фрэ (De Fraye 1896: 169-187), Кезелинг (Keseling 1926), Шмид (Schmid 1952: 163-182). Список буквальных совпадений см. Зуева 2009: 192-203.
3 В «Диалоге» св. Иустин точно воспроизводит литературную рамку, характерную для пересказанных диалогов Платоновского корпуса (диалоги Платона «Федон», «Пир», «Евтидем», «Хармид», «Лисид», «Протагор», «Государство», «Парменид», а также диалоги его школы «Эриксий», «Аксиох» и «Соперники»).
4 Собственные свидетельства Платона об этом см. в диалогах «Теэтет» 143b-c и «Государство» III, 392c-396e.
5 Часть исследования, посвященную послеплатоновской традиции диалога (начиная с Аристотеля, Hirzel 1895: 272-351) Хирцель называет «Упадок» (Verfall).
6 Уже у Аристотеля диалог существенно меняется: он перестает быть сократическим, в диалогах Аристотеля участвуют его современники и он сам и т.д. Об эволюции философского диалога вообще и, в частности, платоновского диалога в эллинистический период мы практически не имеем никаких сведений (см. Hirzel 1895: 308-351). Конечно, диалоги пишет Плутарх, но по форме они отличаются от плато-
главное влияние во II в., отмеченном расцветом платонизма именно как философского учения, Платон оказывает не как образец для литературного подражания и создатель определенной литературной традиции, а как автор философских текстов, знакомство с которым было обязательным для людей, получавших хорошее образование. К их числу относился и св. Иустин. Близкое знакомство св. Иустина с философией Платона, сопровождалось у него очевидным интересом к литературной форме платоновских диалогов.
В отечественных и современных западных исследованиях и учебниках по патрологии, а также и в работах по раннехристианской литературе, посвященных «Диалогу» св. Иустина, это сочинение обычно рассматривается как полностью изученное и понятное. При этом, целый ряд важнейших вопросов, связанных как с формой «Диалога», так и с его содержанием, в силу различного, порой противоречивого, понимания их разными исследователями, так и не получил окончательного решения. Так, исследователи св. Иустина единодушно утверждают, что композиция «Диалога» достаточно проста7. Но некоторые композиционные особенности «Диалога», связанные именно со спецификой жанра, обычно объясняются литературной безыскус-ностью сочинения8 и писательскими недочетами9. Дошедший до
новских. Во всяком случае, у нас нет оснований предположить, будто св. Иустин опирался на некую неведомую нам традицию, а не на платоновские диалоги непосредственно.
7 Общее представление о ней мы встречаем у многих авторитетных патрологов: Quasten 1986: 203; Skarsaune 1987: 165; Kannengiesser 2004: 434; Marcovich 2005: 23-61.
8 В издании «Диалога» Ф. Бобишона рассматриваются подобные обвинения в адрес св. Иустина. Автор приходит к выводу, что «несмотря на собственные заявления в Dial. 29.2; 58.1, и некоторую критику, Иустин, бесспорно, владеет риторическим мастерством» (Bobichon 2003: 2; 17).
Например, Маркович, описывая всевозможные затруднения читателя «Диалога», указывает на «неорганизованность, повторы и периодическую беспорядочность мысли Иустина», на его длинные предложения, «петляющие сильнее, чем река Миссисипи» (Marcovich 2005: VII). Повторению во второй день беседы некоторых цитат из Ветхого Завета, произнесенных Иустином в первый ее день, Маркович посвящает отдельный параграф во введении к изданию текста «Диалога» (Marcovich 2005: 62-63). Согласно его мнению, подобные повторы, «граничащие у Иустина с навязчивой идеей», вызваны его «проповедническим рвением». Подобную оценку используемых св. Иустином повторов можно было бы изменить, рассмотрев жанровую традицию его сочинения.
нас текст «Диалога» содержит две значимых и обширных лакуны - в начале сочинения и в его середине. Утрата столь важных для композиции всего сочинения частей не могла не сказаться на его восприятии в целом, что также отразилось в постоянной критике литературной формы «Диалога».
В современных исследованиях вопрос о жанровой природе «Диалога» или вовсе не затрагивается, или решается в пользу гипотетического определения ее как послания10. Вместе с тем, специальное рассмотрение жанра этого сочинения св. Иустина в сопоставлении с той литературной традицией, к которой он принадлежит, позволило бы ответить на многие вопросы, касающиеся композиции.
Как мы видим, св. Иустин Философ является весьма искушенным литератором: он ориентируется в разных литературных жанрах и, в частности, хорошо знаком с текстами сочинений Платоновского корпуса. Продумывая литературную форму «Диалога», в качестве жанрового ориентира он избирает именно пересказанные диалоги Платона. Внимательное и специальное рассмотрение данного сочинения св. Иустина как пересказанного диалога, ориентированного на платоновские образцы, позволяет найти объяснение многим его композиционным особенностям и объяснить мотивы появления эпизодов, которые могут иметь значение исторического свидетельства, а также предположить, описание каких событий могло составлять содержание утраченных частей «Диалога».
Восприятие св. Иустином платоновской традиции диалога11 глубже, нежели воспроизведение отдельных образов Платона и случайные заимствования из его текстов. Поскольку сочинения Платона являются для «Диалога» литературным образцом и общекультурным фоном, параллели носят не случайный, а вполне систематический характер: «Диалог» содержит все основные элементы рамки пересказанных диалогов Платона, причем не только содержит указания на время и место, особенности начала
10 Примечательно, что точного определения жанра сочинения Иустина в большинстве исследований нет. В основном, говоря о жанре сочинения, исследователи обычно делают следующее замечание: «Диалог, ... адресованный некоему Марку Помпею, о котором ничего не известно, представляет собой запись беседы Иустина с иудеем по имени Трифон и некоторыми его друзьями» (Barnard 1966: 21). Маркович, прямо не указывая жанр сочинения, ограничивается ссылкой на то, что оно адресовано Марку Помпею (Marcovich 2005: 1). Таким образом, жанр «Диалога» представляется современным исследователям как диалог в послании.
11 О традиции диалогов платоновской школы см. Hirzel 1895: 341-342.
и завершения беседы, но и дает яркое описание поведения действующих лиц, их взаимоотношений и их духовного состояния в ходе беседы, а также подчеркивает важность философского характера беседы, что придает произведению в целом характер развитого по форме и глубокого по содержанию литературного текста.
Итак, рассматриваемое сочинение св. Иустина - это диалог, пересказанный им самим некоему Марку Помпею, в котором описывается двухдневная беседа с Трифоном иудеем и его спутниками в ксисте. «Диалог» можно условно разделить на четыре части:
- введение, которое включает в себя описание знакомства действующих лиц диалога и завязку философской беседы (Dial. 1-2.2);
- преамбулу к основной беседе, в которой рассказчик рисует историю своих философских исканий и реакцию на нее Трифона и его спутников, являющиеся необходимым фоном для начала диалога (Dial. 2.3-9.3);
- собственно диалог, разделенный автором на два дня (Dial. 10-74.3 и Dial. 74.4-141.5);
- заключительную часть сочинения, описывающую прощание собеседников (Dial. 142).
В дошедшем до нас тексте сочинения не содержится окончания беседы в первый день и ее возобновления во второй, когда слушать диалог приходят новые собеседники. Известно, что лакуна между Dial. 74.3 и 74.4 достаточно велика - утраченный текст мог занимать один или несколько рукописных листов (Zahn 1886: 37 ff.). О том, что в нем излагалось, теперь возможно только предполагать. Очевидно, что св. Иустин, тщательно описывавший до этого момента все подробности диалога, его обстановку, поведение слушателей и даже их жесты, не мог обойти молчанием столь существенный момент, как перерыв в беседе и ее возобновление на следующий день.
В конце разговора Трифон упоминает о намерении Иустина в ближайшее время отплыть на корабле (Dial. 142.1), что предполагает предварительное замечание об этом самого Иустина, которого нет в сохранившемся тексте «Диалога». В Dial. 142.5 мы видим обращение к Марку Помпею, к которому также относится «ф1Лтате» в Dial. 8.3. На основании этих двух обращений обычно делается вывод о том, что адресат «Диалога», как и место его проведения12, указывались в утраченном вступлении
12 Евсевий Кесарийский называет местом описываемых в «Диалоге» событий Эфес (Euseb. Hist. eccl. IV, 18.6). Уверенность Евсевия относительно именно этого города вряд ли основывается на его личных
к сочинению. Представляется, что не дошедшее до нас вступление не содержало в себе посвящения адресату, поскольку в сочинении св. Иустина тогда получилось бы слишком сложное смешение жанров пересказанного диалога и послания. Вступление, таким образом, скорее всего, либо не было конституирующим элементом, но являлось частью рамки пересказанного диалога. Такая интерпретация кажется более убедительной в свете обилия параллелей сочинения св. Иустина с Платоновским корпусом13. На основании этого мы вправе предположить, что вступление и окончание первого дня беседы, а также возобновление ее на второй день лежит в русле традиции платоновских диалогов. Таким образом, рассмотрение диалогов Платона в качестве фона для «Диалога» св. Иустина позволяет предположить, как могли выглядеть его утраченные части и ответить на вопросы исследователей, связанные с некоторыми особенностями композиции «Диалога»14.
Чтобы убедиться в этом, а также показать, что все описанные нами параллели с диалогами Платона в сочинении св. Иус-тина, органично входят в общую структуру его произведения и не являются случайными деталями, рассмотрим композиционную структуру «Диалога» от начала до конца.
Общая композиционная структура «Диалога» в общем виде выглядит так:
I. Первый день беседы
1. Dial. 1-2.2 - Начало «Диалога». Знакомство собеседников, завязка разговора о философии.
догадках. Возможно, об этом говорилось в утраченном вступлении к «Диалогу».
1 Во вступлении, например, могла описываться встреча Иустина с Марком Помпеем, которому он и поведал о своей беседе с Трифоном и его друзьями. Подобное начало диалога мы видим в «Евтидеме», где Сократ пересказывает Критону свою беседу с софистами; в «Протагоре», где Сократ разговаривает с Другом; в «Федоне», где описывается встреча Эхекрата и Федона; в «Пире», где Аполлодор пересказывает другу некогда увиденное им.
1 Например, в современной науке вопрос о том, зачем автор «Диалога» описывает именно два дня беседы, причем, с повторениями цитат Св. Писания и выводов Иустина во второй день, остается дискуссионным (ср.: МагсоуюИ 2005: 62-63). Указанные параллели с «Софистом» и «Тимеем» Платона дают возможность предположить, каков был замысел св. Иустина в данном случае. Важно отметить, что, несмотря на ориентацию Иустина на композицию этих диалогов Платона, изложение двух дней беседы не является в «Диалоге» чем-то искусственным и выглядит достаточно реалистично.
2. Dial. 2.3-8.1 - Философские искания Иустина. Встреча и беседа со Старцем. Обращение Иустина.
3. Dial. 8.2-9.3 - Увещание Трифона Иустином, реакция Трифона и его спутников на слова Иустина, решение продолжить беседу.
4. Dial. 10-74.3 - Беседа в первый день: «Новый Закон и Новый Завет во Христе»15, доказательства мессианства Иисуса.
[Большая лакуна. Вероятно, здесь описывалось завершение первого дня беседы и начало второго]
II. Второй день беседы
5. Dial. 74.4-141.5 - беседа во второй день: доказательства мессианства Иисуса (продолжение), «христиане — Новый Израиль». Конец беседы.
6. Dial. 142 - Прощание собеседников. Заключение.
Рассмотрим содержание элементов композиционной
структуры «Диалога».
I. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ БЕСЕДЫ
1) Начало «Диалога». Знакомство собеседников, завязка разговора о философии (Dial. 1-2.2)
Начало «Диалога» совершенно естественно рассматривать на фоне таких рамочных диалогов16 Платона, как «Хармид», «Евтидем», «Протагор» и «Лисид». В этих диалогах мы также видим схожую беседу персонажей, представляющих собой столь характерную пару «учитель-философ - внимательный ученик», появляющийся в сопровождении спутников. В «Пире» и «Протагоре» Платон показывает стремление героев получить пользу от философской беседы (Symp. 173c; Protag. 317d; 318a).
2) Философские искания Иустина. Встреча и беседа со старцем. Обращение Иустина (Dial. 2.3-8.1)
В Dial. 2.3-6 Иустин рассказывает о собственном странствии по философским школам. Наиболее вероятным текстом Платона, послужившим фоном для данного отрывка, представляется «Апология Сократа», в которой Платон подробно описывает «хождение» Сократа к различным прославленным мудрецам с целью опровержения оракула, провозгласившего его самым мудрым (Apol. Socr. 22а-е). Примечательно, что результатом поисков истины Сократом является доказательство правоты
15 Тематические блоки беседы озаглавлены Скарсауном (Skarsaune 1987: 165).
16 Здесь и далее приводятся только параллели с рамочными диалогами Платона.
божества, а в случае с Иустином, также жаждущим ее познать, ожидание возможности созерцания Бога.
Иустин пересказывает Трифону и его спутникам свою беседу со Старцем, образ которого сопоставим с такими персонажами рамочных диалогов Платона, как Сократ, Парменид из одноименного диалога (Parm. 130b sqq.), Диотима из «Пира», обучавшая молодого Сократа (Symp. 201d-212e); мудрый старец Кефал из «Государства» (Resp. 328b-331d). В «Тимее» этому соответствует роль египетского жреца, открывшего Солону великую славу древних Афин (Tim. 23b-25d).
3) Увещание Трифона Иустином, реакция Трифона и его спутников на слова Иустина, решение продолжить беседу (Dial. 8.2-9.3)
В заключение своего рассказа о том, как он стал философом (Dial. 8.2), Иустин обращается к Трифону с призывом познать Христа и стать Его учеником. Слова Иустина вызывают бурную реакцию у слушателей: спутники Трифона начинают смеяться, а сам он с улыбкой выражает одобрение ревности Иустина о божественном. Подобная реакция собеседника рассказчика на его слова присутствует в «Пармениде», причем здесь мы видим не только схожую ситуацию, но и текстуальную параллель: Парменид, улыбаясь, выражает восхищение рвению Сократа (Parm. 130b). В заключении «Протагора» Протагор также одобряет некоторые рассуждения и рвение Сократа (Protag. 361d-e).
Смех и неприличный крик спутников Трифона в этой сцене приводят к попытке Иустина уйти, чему препятствует Трифон, удерживая его за одежду. Данный эпизод является ярким примером следования Платону 7, в «Протагоре» которого описывается, как при схожих обстоятельствах Каллий удерживает Сократа за плащ, не давая ему уйти (Protag. 335c-d). В «Государстве» мы также видим похожую ситуацию: Фрасимах, сказав речь, намеревается уйти, а другие участники диалога его не пускают, ожидая от него доказательств сказанного (Resp. 344d). Резкая реакция спутников собеседника на слова рассказчика также обычна для диалогов Платона. В «Евтидеме», например, мы видим смех и шум спутников братьев-софистов Евтидема и Дионисодора, описание которого иногда совпадает с рассказом Иустина текстуально (Euthyd. 276b-d; 303b). Шумят и последователи Протагора в одноименном диалоге (Protag. 334с).
17 •
Первым эту яркую параллель отметил Кезелинг. См. Keseling 1926: 223-229. См. также van Winden 1971: 124-125.
4) Беседа в первый день (Dial. 10-74.3)
Итак, Иустин, приводя обещанные Трифону доказательства того, что Христос есть Мессия, использует т.н. майевтический метод. Трифон, не соглашаясь с Иустином, иногда достаточно резко отвечает ему, порой даже оскорбляя его (например, Dial. 38.1; 39.3; 67.2). Спутники Трифона изредка выражают согласие со словами Иустина. Некоторые реплики диалога с Трифоном Иустин приводит не буквально, а в пересказе. В Dial. 56.16 Трифон впервые упоминает о том, что день подходит к концу; в Dial. 74.2 Иустин призывает собеседников обдумать слова Писания по приходе домой. В Dial. 74.3 текст беседы обрывается лакуной.
Примечательно, что все вышеизложенные элементы так же присутствуют в диалогах Платона, что свидетельствует о том фоне, на котором создавалось изложение беседы Иустина и Трифона. Так, в «Протагоре» и «Евтидеме» мы видим тот же композиционный прием, что и в Dial. 56.2-3 и 66, когда персонаж, от лица которого ведется повествование, пересказывает отдельные эпизоды беседы, передавая реплики ее участников в виде косвенной речи. Резкие замечания собеседника в адрес рассказчика присутствуют в «Евтидеме» и «Государстве». Указания в Dial. 56.16 и 74.3, как и в заключении «Федона», «Тимея» и «Софиста», готовят читателя к завершению беседы, продолжение которой последует на следующий день. Поскольку весь предыдущий текст сочинения св. Иустина полностью вписывался в традицию диалогов Платона, возможно предположить, что содержалось в утраченном фрагменте текста «Диалога». Скорее всего, беседа первого дня оканчивалась кратким подведением ее итогов, как мы видим в «Теэтете» (Theaet. 201c-d) и «Государстве» (Resp. X 621c-d), и некоторым призывом, например, к продолжению изучения Св. Писания (ср. призыв к соблюдению справедливости в заключении «Государства»). Также Иустин, вероятнее всего, назначил новую встречу на следующий день, возможно, в том же месте, т.е. в ксисте, как мы видим это в «Теэтете».
II. ВТОРОЙ ДЕНЬ БЕСЕДЫ
5) Беседа во второй день (Dial. 74.4-141.5)
Упоминание о начале второго дня беседы впервые встречается в Dial. 85.4, когда Иустин отмечает, что вкратце приводит большую часть того, что было сказано им «вчера». Иустин часто указывает на повторение уже изложенного им накануне, как на необходимое для введения вновь пришедших слушателей в курс дела. Спутники Трифона, пришедшие во второй день беседы, задают вопросы и просят продолжать речь. В Dial. 79.1 Иустин описывает гнев Трифона, вызванный христианскими толкованиями. Заметив его, Иустин начинает отвечать Трифону более
вкрадчиво, чтобы расположить его к слушанию. После того как Иустин привел свидетельства Св. Писания о Христе как о Мессии, он переходит к рассуждению о христианах как о Новом Израиле. Одно из толкований Св. Писания на эту тему приводит к несогласию пришедших в этот день слушателей, закричавших «как в театре». Иустин замечает смущение своих собеседников тем, что назвал христиан из язычников сынами Божиими и, предварив их вопрос, отвечает им. Беседа второго дня также содержит пересказ Иустином отдельных ее эпизодов. В Dial. 137.4 Иустин указывает, что «солнце уже на западе», а в Dial. 141.5, окончив свой пересказ, обращается к Марку Помпею.
Подобное описание беседы содержит ряд характерных для диалогов Платона элементов. Изображение гнева собеседника на рассказчика, который, заметив состояние своего оппонента, старается смягчить ситуацию, которое мы также видим в «Протагоре» (Protag. 333e), «Евтидеме» (Euthyd. 284e-285c) и «Государстве» (Resp. 336c-d); крик спутников Трифона, аналогии которому мы находим в «Евтидеме» (Euthyd. 276b-c) и «Протагоре» (Protag. 315a-b), где присутствует сравнение кричащих последователей Евтидема и Протагора с хором; повторение композиционного приема, присутствующего в «Протагоре» и «Евтидеме», когда рассказчик пересказывает отрывок беседы (во второй день это Dial. 78.6 и 42.3). Представляется, что описание начала второго дня беседы, отсутствующее в дошедшей до нас рукописи, так же, как и весь предыдущий текст «Диалога», должно было следовать традиции платоновского диалога. Так, в начале «Тимея» собеседники просят Сократа повторить вкратце все сказанное им накануне, в «Софисте» также постоянно вспоминается то, о чем говорилось в первый день беседы. В «Диалоге» мы также видим многократное указание рассказчиком на повторение им уже изложенного накануне, причем, во второй день беседы, подобно тому, как это происходит в «Софисте» (Soph. 216a), у Иустина появляются новые слушатели.
б) Прощание собеседников. Заключение (Dial. 142)
В завершении беседы Трифон от лица себя и своих друзей радуется, что этот разговор состоялся и говорит, что еще больше пользы принесли бы более частые встречи. Здесь он, а позднее и сам его оппонент, отмечает, что Иустин ежедневно ожидает корабля. Трифон просит вспоминать их как друзей, на что Иустин отвечает, что ежедневно беседовал бы с ними о Писании, что невозможно по причине его скорого отплытия. Призвав Трифона и его спутников продолжать изучение Св. Писания, предпочтя Христа иудейским учителям, Иустин расстается со своими собеседниками. Иустин указывает также, что при
расставании они молились о благополучии его путешествия, а он - о том, чтобы они уверовали во Христа.
Заключение «Диалога» также вобрало в себя множество мотивов, характерных для концовок диалогов Платона. Ранее уже отмечалось, что сюда входит готовность собеседника к продолжению подобных бесед, которую мы видим в словах героев таких рамочных диалогов как «Протагор» (Protag. 361c-e), «Евтидем» (Euthyd. 282d; 307b) и «Хармид» (Charm. 176c) и упоминание о предстоящем деле, задающее окончанию диалога перспективу, что можно проследить в «Протагоре» (Protag. 361e; 362a) и «Пире» (Symp. 223d). Также яркой параллелью в концовках «Протагора» и «Диалога» является доброжелательное расставание оппонентов, так и не пришедших к согласию, но готовых и дальше вести беседу (Protag. 361e-362a).
Итак, в «Диалоге» мы видим множество параллелей почти со всеми рамочными диалогами Платона, в особенности с «Протагором», «Евтидемом», «Хармидом», «Парменидом», «Лисидом» и «Государством»18. Реже встречаются параллели с «Пиром». Содержание «Диалога» показывает его принадлежность к традиции платоновского диалога. Как мы видели, св. Иустин, воспитанный в этой традиции, свободно контаминирует в своем труде различные ее композиционные приемы, идеи и образы. Параллели с диалогами Платона появляются в «Диалоге» не случайно и эпизодически, а составляют основу, фон, элементы которого христианский апологет Иустин сочетает и использует в соответствии со своими миссионерскими целями. Соотнесение «Диалога» с предыдущей жанровой традицией помимо прочего позволяет также предположить, как могли выглядеть утраченные части «Диалога», чему и посвящена настоящая заметка.
Литература
Зуева 2009 - Зуева Е. В. Влияние пересказанных (рамочных) диалогов Платона на литературную форму «Диалога с Трифоном иудеем» св. Иустина Философа (II в.) // Материалы XX ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. М., 2009. С. 203-207.
Barnard 1966 - Barnard L.W. Justin Martyr, His Life and Thought.
Cambridge: Cambridge University Press, 1966.
Bobichon 2003 - Bobichon Ph. Justin Martyr. Dialogue avec Tryphon. Edition critique, traduction, commentaire. 2 vol. Fribourg/Suisse, 2003.
18
Примечательно, что из других диалогов Платоновского корпуса довольно часто встречаются параллели с «Горгием» и «Эриксием». В своем критическом издании «Горгия» Доддс предполагает, что этот диалог был изначально рамочным.
De Fraye 1896 - De Fraye E. De l’influence du Timee de Platon^ sur la theologie de Justin Martyr // Bibliotheque de l'Ecole des Hautes Etudes. Sciences Religieuses. Vol. 7. Paris, 1896. P. 169-187.
Hirzel 1895 - Hirzel R. Der Dialog. Ein literarhistorischer Versuch. Bd. 2. Leipzig, 1895.
Kannengiesser 2004 - Kannengiesser Ch., ed. Handbook of Patristic Exegesis: The Bible in Ancient Christianity. Vol. 1. Leiden, Boston: E. J. Brill, 2004.
Keseling 1926 - Keseling R. lustin’s «Dialog gegen Trypho» (cap. 1-10) und Platon’s «Protagoras» // Rheinisches Museum fur Philosophie. Bd. 75. Rhein, 1926.
Marcovich 2005 - Marcovich M. Iustini Martyris Dialogus cum Tryphone.
Berlin-New York: Walter de Gruyter. GmbH, 1997 (20052).
Quasten 1986 - Quasten J. Patrology. Vol. I. Maryland, 1986.
Schmid 1952 - Schmid W. Fruhe Apologetik und Platonismus. Ein Beitrag zur Interpretation des Prooms von lustin’s Dialogs // EPMHNEIA. Festschrift fur Otto Regenbogen. Heidelberg, 1952. S. 163-182. Skarsaune 1987 - Skarsaune O. The Proof from Prophecy. A Study in Justin Martyr's Proof-Text Tradition: Text-Type, Provenance, Theological Profile. Leiden: E. J. Brill, 1987.
Thesleff 1982 - Thesleff H. Studies in Platonic Chronology. Commen-tationes Humanarum Litterarum. Vol. 70. Helsinki - Helsingfors, 1982. van Winden 1971 - van Winden J. C. M. An Early Christian Philosopher: Justin Martyr’s Dialogue with Trypho. Chapters One to Nine. Leiden: E. J. Brill, 1971.
Zahn 1886 - Zahn T. Studien zu Justinus Martyr // Zeitschrift fur Kirchen-geschichte. Vol. 8. 1886. S. 1-84.
Summary
E. V. Zueva. The composition of Justin Martyr’s Dialogue with Trypho the Jew as compared to Plato's reported dialogues.
The paper considers generic features of Justin the Martyr's Dialogue with Trypho the Jew in the light of Plato's influence upon its genre and composition. It outlines the impact of the indirect Plato's dialogues (such as Charmides, Euthydemus, Lysis, Parmenides, Phaedo, Protagoras, Republic and Symposium) with their complicated composition and narrative frame upon the Justin's text. Being a remarkably educated and literate person, Justin appreciated their artistic and philosophic values and, thus, the form of the reported philosophic dialogue, quite uncharacteristic for the Christian authors of the II century AD, was adopted by Christian literature and given a new birth. The author argues that the examination of the Dialogue against its generic background enables us to give an insight into the lost pieces of Justin’s text.
