CC BY
233
УДК 070:81’38
ББК 81.07
Л - 63
Л.Г. Лисицкая
Коммуникативные нормы и лингвистическая безопасность современных медиатекстов
(Рецензирована)
Аннотация:
В статье предпринимается попытка исследования медиатекста с позиций культуры речи, особенно в свете коммуникативных норм и их важнейших составляющих. Рассматриваются некоторые речевые участки коммуникативного напряжения, которые могут оцениваться слушающими негативно и иногда восприниматься как оскорбляющие их честь и достоинство. Целенаправленное изучение языка масс-медиа в культурно-речевом аспекте будет способствовать повышению общей культуры в обществе.
Ключевые слова:
Медиатекст, культура речи, норма, оценка, лингвистическая безопасность, коммуникация.
Язык медиатекстов изучается в контексте теории культуры речи, в которой дано представление об иерархии культурно-речевых норм, начиная с литературно-языковых, продолжая функционально-стилистическими, логико-композиционными. При этом особое внимание фокусируется на коммуникативных нормах и их важнейших составляющих, таких, как ориентация на ценность, этические нормы и нравственные императивы. Коммуникативные нормы - это сложный сплав коммуникативных стандартов, прагматических регуляторов и этикетных правил.
Журналист, осуществляя свою профессиональную деятельность, должен владеть системой критериев для оценки текстов разных типов и жанров, которую он может использовать и при саморедактировании на этапах планирования, создания и редактирования, и в целях предварительной экспертизы, и в случаях необходимости отвечать на иски недовольных персонажей или потребителей текстов массовой коммуникации. Эта система создается на основе взаимодействия культурно-речевых (коммуникативных) норм, законодательных управлений и требований профессиональной этики. Ключевые понятия при этом - ценность, оценка, норма.
Актуальность этих терминов обусловлена тем, что, по распространенному мнению, ведущей стилевой характеристикой медиатекстов является оценочность (социальная и утилитарная), благодаря которой они не только содержат в высокой концентрации оценочные смыслы, но и активно их продвигают в представления целевой аудитории и, более того, в сферу общественного мнения.
При этом мы должны учитывать, что медиатекст функционирует в наше время, в эпоху постмодернизма, которая отмечена релятивизмом ценностей и множественностью «возможных» миров, а также господствующей во влиятельных СМИ «стебовой» манерой интерпретации с ее ироническим «перевертыванием» ценностей. В связи с изложенным, обозначаются реальные задачи профессиональной деятельности журналиста, а именно: обеспечение отчетливой и корректно
сформулированной ценностной позиции автора медиатекста и издания относительно распространяемых сведений, а также взвешенной оценки потребительских или символических качеств товара в рекламе и предотвращения появления недоброкачественных журналистских и рекламных текстов. К последним мы относим такие медиатексты, ценностная установка которых противоречит гуманистической
концепции личности и общества и направлена на агрессивность, эксплуатацию сексуальной тематики, потребительскую психологию, недобросовестный бизнес.
К обозначенным задачам следует добавить и более сложновыполнимые (с учетом реальной ситуации в обществе). Журналист должен способствовать тому, чтобы массово-коммуникативные тексты несли в себе позитивные ценности и активно защищали их. Однако, практика массмедийной деятельности журналистов свидетельствует, причем, весьма красноречиво, об обратном.
Нарушение коммуникативных норм справедливо связывают с немотивированным отступлением от коммуникативных стандартов и правил общения. В силу этих обстоятельств коммуникативные нормы включают языковые и стилистические, но в то же время обладают и собственными параметрами. Комментируя характер коммуникативной нормы, А. Едличка отмечает, что в то время, как тип системной, формационной нормы указывает на систему, этот тип указывает на коммуникацию, на процесс коммуникации [1: 141]. Нарушения коммуникативных норм могут касаться как поведения общающихся, так и правил общения в текстообразовании.
Изучение коммуникативных норм все еще далеко от завершения. В частности, одной из первоочередных задач их исследования является типологизация отступлений от них. Медиатексты в этом направлении служат самодостаточным материалом. Так, в прессе XXI века очевидны следующие отступления от коммуникативных норм: 1) ошибки, возникающие в результате некорректного представления в медиатексте реального лица, 2) ошибки, возникающие в результате некорректного представления факта, 3) ошибки, возникающие в результате некорректного использования культурем (текстовых или поведенческих знаков принадлежности к данной культуре).
Нарушение коммуникативных норм зачастую приводит к полному или частичному непониманию высказывания партнером коммуникации, то есть неосуществлению или неполному осуществлению коммуникативного намерения говорящего. В лингвистической литературе подобные сбои в коммуникации получили название коммуникативных неудач. Большая часть коммуникативных неудач связана с неправильным употреблением лексики, например, терминов и профессионализмов, а также ситуация непонимания может возникнуть в результате необдуманного использования иностранного слова и т.д.
Оптимальный способ речевого общения принято называть эффективным, успешным, гармоничным, корпоративным и т.п. При его изучении рассматриваются пути создания речевого комфорта для участников коммуникативного акта, средства и способы, используемые коммуникантами для обеспечения или разрушения гармоничного общения.
В поле внимания исследователей включаются такие явления, как языковой конфликт, ситуация (зона) риска, коммуникативная удача/неудача (помеха, сбой, провал) и др. Наиболее частотными в употреблении для обозначения конфликтного типа речевого общения являются термины «языковой конфликт» и «коммуникативная неудача». Последний представляется нам наиболее адекватным речевой действительности, его употребление связано с оценкой результата коммуникативного акта и традиционно включает в себя следующее содержание: полное или частичное непонимание высказывания партнером коммуникации, т.е. неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего (пишущего).
Данный термин является более широким, чем термин «языковой конфликт», так как любое непонимание партнерами коммуникации друг друга, любой нежелательный эмоциональный эффект являются коммуникативной неудачей. Именно к ней О.П. Ермакова и Е.А. Земская относят «возникающий в процессе общения не предусмотренный говорящим нежелательный эмоциональный эффект: обида,
раздражение, изумление» [2: 98]. В основе речепорождающей деятельности говорящего лежит его метаязыковая способность, которая выполняет функции сличения и оценки
соответствия употребляемой языковой единицы эталону в языковой памяти. Языковая рефлексия носителя языка проявляется обычно как внутреннее качество, как подсознательная работа по выбору языкового знака. При употреблении языка могут возникать коммуникативные трудности, которые мобилизуют метаязыковую способность, и по воле человека она может прорываться в сознание и объектироваться в виде метаязыкого комментирования по поводу употребляемого слова.
Наши наблюдения над подобными феноменами в медиатексте позволили сделать вывод о том, что данные метавысказывания выступают как маркеры речевой координации говорящего и слушающего, основная цель которых - обеспечить бесконфликтное общение между коммуникантами. Назовем некоторые речевые участки коммуникативного напряжения в медиатексте, которые могут оцениваться слушающими негативно и иногда восприниматься как оскорбляющие их честь и достоинство, то есть определим лингвистическую безопасность текста. Под лингвистической безопасностью медиатекста мы понимаем отсутствие в его развертывании таких стратегий, которые ведут к негативным перлокутивным эффектам в сферах знаний, чувств и устремлений основного и косвенного адресата.
Первая зона коммуникативного напряжения детерминирована количественнодинамическим критерием. Суть его заключается в следующем: норма предполагает наличие частотности, повторяемости. Употребление новой, незнакомой лексической единицы создает напряжение для адресата и нарушает стабильность языковой лексической системы, приводит к рассогласовыванию элементов на отдельных ее участках. Для того, чтобы восстановить информационную устойчивость текста, которая нарушается за счет появление новой лексемы, журналисту необходимо прибегнуть к метаязыковому комментарию по поводу нового слова. Известно, что со второй половины XIX века и до наших дней язык газеты (модифицированный в язык СМИ) является главным посредником в миграции слов из одного языка в другой в результате языкового взаимодействия, языковых контактов.
Часто легкость (а, возможно, и не только) журналиста в поисках приемлемых для иноязычного термина русских синонимов, понятных всем, а не только избранным, приводит к курьезам. Так, на вопрос корреспондента ОРТ об отношении представительницы рабочего коллектива к денонсации Беловежского соглашения о распаде СССР от женщины был получен ответ: «Я не знаю, что такое денонсация, но я против».
Вторая зона коммуникативного напряжения обусловлена стилистическим критерием, или критерием маркированности/немаркированности. Нейтральная, стилистически немаркированная единица, в силу отсутствия оценки, является широко употребительной, признается как безусловно нормативная, привычная, незаметная. Стилистически маркированная единица всегда в фокусе внимания носителя языка.
Особое напряжение вызывает любая стилистическая инновация, так как подобная лексическая единица представляет собой отступление от нормы сразу по двум критериям - динамическому и стилистическому. В связи с усилением напряжения динамика стилистической нормы в рамках синхронной системы получает обязательный метаязыковой комментарий. В современном массмедийном контексте он проявляется, с одной стороны, как реакция говорящего на вхождение в литературный язык нелитературной (прежде всего, сниженной) лексики, а с другой стороны, как оценка употребления знака с точки зрения уместности в тех или иных условиях общения. Речемыслительные процессы, ориентированные на нормативно-стилистический отбор и сочетаемость, всегда протекают под особым контролем сознания. Например: «Он крупно жил, крупно думал и поступал, а его опускали (я не воровской жаргон использую, а прямой смысл слова) на нижний уровень существования, вменяя ему мелкие, гадкие грехи, которые он не совершал» (КП, 2000). Предпочитая сниженное слово нейтральному, носитель литературного языка испытывает культурно-речевой
дискомфорт. Выбор грубого (по оценке производителя речи) слова в ситуации предполагаемого нормой эмоционально-экспрессивно нейтрального варианта сопровождается формулами извинения или пояснения. Часто внелитературная лексика отмечается авторами кавычками. Например: «В год ему полагается шесть «свиданок» и четыре «личняка» (с правом совместного проживания)» (КП, 2005); «Где-то через часок появился Сергей Гармаш, накануне хорошо «зажигавший» в одном из летних кафе на набережной» (КП, 2005).
Третья речевая зона коммуникативного напряжения обусловлена деривационным критерием. Дериватологи отмечают, что в оппозиции производящие формы -производные формы языка все производящие формы тяготеют к нормативности как более простые, а производные формы - как более сложные - к ненормативности.
Лексические деривационные процессы в системе языка сводятся к двум разновидностям:
1. Семантической деривации, или отношениям семантического варьирования отдельного многозначного слова.
2. Формально-семантической деривации, или отношениям словообразовательной производности.
В области лексической семантики этот критерий позволяет выявить следующую закономерность деривационно-мотивированной семантики: прямое значение
нормативнее переносного, основное - нормативнее вторичного, производного, эвфемистического, коннотативного. Например: «Иногда я чувствую себя русским, иногда космополитом в самом лучшем смысле этого слова» (ОРТ, «Доброе утро», 9.07.02); «Я думаю, что будет очень сильное кино, в хорошем смысле советское» («Телемир», март, 2002).
Четвертая зона коммуникативного напряжения обусловлена личностным критерием. Любой текст как продукт речевой деятельности заключает в себе противоречие: он стандартен в силу воспроизводства прежнего состояния языка, и он креативен в силу индивидуального творчества. Творческое начало авторского текста многопланово. Но в первую очередь, перед адресантом, субъектом речи встает проблема точности формулировки авторского замысла, выбора речевых средств, адекватно выражающих коммуникативную задачу. В этом случае метаязыковые пояснения выступают как вербализованная культурно-речевая оценка речевых усилий, как эксплицированный процесс переживания соответствия/несоответствия актуального смысла и словарного значения и - шире - как оценивание и характеристика нормативноценностного факта. Например: «Я не принадлежу, как бы сказать, ни к какой группировке, или, грубо говоря, к мафии. Я был и остаюсь один» (И. Глазунов, НТВ, «Женский взгляд», 07.04.02).
Таким образом, целенаправленное изучение русистики в культурно-речевом аспекте с акцентом на коммуникативные нормы и их составляющие, несомненно, будет способствовать повышению общей культуры в обществе.
Примечания:
1. Едличка А. Типы норм языковой коммуникации // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1987.
2. Ермакова С.П., Земская Е.А. К построению типологии коммуникативных неудач (на материале естественного русского диалога) // Русский язык в его функционировании: Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993.
