УДК 165.741
Н.А. Лукьянова
коммуникативные миры ч.с. пирса
Известно, что работы Чарльза Сандерса Пирса, его точка зрения на многие предметы предвосхитили многие философские концепции и стали началом развития множества философских идей. В настоящей статье представлен анализ ключевых категорий семиотики Пирса в контексте философской теории коммуникации, возникновение которой стало одним из значимых событий в философской жизни ХХ столетия [7, с. 157]. Карл Поппер называл Ч.С. Пирса одним из величайших философов всех времен, считал его философским гением, владевшим материалами логики, математики, философии и других наук. Различные версии философии Пирса находят отражение в семиотической интерпретации трансцендентальной философии И. Канта (К.-О. Апель), в интерпретации текстов культуры и в теории коммуникации (У. Эко), в современной лингвистике (Р. Якобсон, Ч. Моррис, М. Шапиро).
Обращение к теории Пирса в контексте философской теории коммуникации стало актуальным для прояснения смысла тех процессов, функций и задач, которые связаны со становлением информационного общества и развитием коммуникационных технологий. Поскольку «философская интерпретация коммуникации почти никогда не сводится только к проблеме обмена информационными сообщениями между индивидами и к речевому общению», «в зависимости от трактовки самого смысла общественной жизни философы совершенно по-разному понимают содержание коммуникации и деятельность общества как коммуникативной системы. Но в подходах к коммуникации есть и постоянные элементы. К ним относится не только коммуникативная формула, связывающая трехчленную цепочку адресант — сообщение — адресат, но и медиа-реальность, образующаяся в процессе коммуникации, т. е. коммуникативная реальность как особое измерение реальности социума» [7]. Таким образом, коммуникация приобретает иной статус. Из обыкновенного средства связи она трансформировалась в способ и цель
существования человека в культуре, что задает новую направленность социокультурных изменений.
Изучение коммуникации немыслимо без обращения к теории знака в силу того, что сегодня происходят изменения, обусловленные в том числе возрастанием роли знаковых структур в коммуникативных взаимодействиях. Мобильная связь, Интернет, телевидение назначаются «ответственными» за создание множества новых семиотических образований, существующих в виде знаков и знаковых систем.
В этом и состоит уникальная функция знака (в трактовке Пирса) в формировании новой коммуникативной реальности. Мы попытаемся придать философским идеям Пирса прикладной характер, привлекая его методологические установки для разрешения проблем социокультурного познания, обращаясь к его коммуникативным основаниям. Г.Б. Гутнер подчеркивает, что Пирс «представляет познание как процесс опосредования реальности знаками. Необходимость опосредования возникает потому, что познавательная деятельность осуществляется не изолированным субъектом, а сообществом, которое в своих совместных действиях вырабатывает общее представление о мире. Процесс познания состоит в продуцировании и интерпретации знаков» [3, с. 32].
Таким образом, постановка проблемы данного исследования обусловлена неоднозначностью понимания особенностей существования знака в коммуникативных процессах. Сегодня открытия Пирса в логике и семиотике видятся в новом свете, как шаг к пониманию процессуальной природы знака при определении способа «жизни» знака в коммуникациях. Однако большинство исследователей, обращаясь к Пирсу, имели тенденцию сосредотачиваться на общих положениях его семиотики или на отношениях между знаком и объектом (широко используемая классификация: икона, индекс, символ). Рассуждения Пирса о коммуникативной природе знака вызывали гораздо меньший интерес, что закономерно, поскольку
прямые ссылки Пирса на «коммуникацию» — редкость. Но говорить о том, что Пирс мыслил знак в неразрывной связи с коммуникативными процессами позволяет то, что его исследования знаков направляли три убеждения [6, с. 144—145]: 1) мышление всегда протекает в форме диалога, тем самым знаки — это обязательные посредники не только в межличностной, но и в рефлексивной коммуникации, они есть инструменты мысли и речевого общения; 2) мысль неотделима от способов своего выражения, т. е. она получает свое семиотическое воплощение в коммуникативном акте, а мысль, воплощенная в знаке, есть всегда нечто взаимосвязанное с возможностью ее выражения и артикуляции; 3) сознание и разум не наделяют знаки жизнью, само действие знаков (динамика знака как внутренний механизм его существования в коммуникациях) есть знак жизненности мысли в коммуникациях.
«Протягивая нить» от Пирса к проблемам философской теории коммуникации, цель данной статьи можно определить как обоснование коммуникативной ориентированности семиотической концепции Пирса посредством переосмысления в «коммуникативном ключе» таких взаимосвязанных семиотических категорий, как «знак», «семиозис» и «интерпретанта». Термин «коммуникативная ориентированность» отражает коммуникативную природу знака, имплицитно заложенную в исследованиях Пирса. Исследователь обращается к познавательной практике субъекта с позиции триадической логики интерпретации знака [1], устанавливает логические отношения внутри знака, но свои рассуждения строит на движении мысли, которая неотделима от коммуникативных процессов. Коммуникацию мы будем понимать широко — как «информационно-смысловое взаимодействие в сложных социальных системах, обеспечивающих их устойчивость и воспроизводство» [5, с. 44]. Подчеркнем, что информационное взаимодействие делает знак транслируемым в процессах коммуникации, а смысловое взаимодействие обеспечивает его интерпретируемость в социокультурной системе.
Сложность анализа идей Пирса связана с тем, что его воззрения менялись в течение жизни. Поэтому первым шагом в решении поставленной задачи станет краткий анализ
творческой биографии Пирса с целью определения той теоретической основы его исследований, на которую мы будем опираться в своих рассуждениях, так как в творчестве Пирса «произошли многочисленные изменения, и не в последнюю очередь терминологические, так что нередко возникал вопрос, не изменится ли вместе с терминологией и теоретическая основа» [8, с. 8].
Исследователи научного наследия Ч.С. Пирса различают несколько периодов его творчества.
Например, М. Фиш выделяет три периода: 1) кембриджский (1851 — 1870), задающий логические основания исследования знака; 2) международный (1870—1887), когда Пирс путешествовал по Европе, Соединенным Штатам, Канаде; 3) время его жизни в Милфорде (1887—1914) — наиболее продуктивный период в научном творчестве [См. об этом: 10].
Д. Деледэлл связывает периоды творчества Пирса с движением его научной мысли:
1) «Leaving the Cave» (1851—1870) — период эволюции мысли Пирса, начавшийся с его критики Канта и картезианского учения; 2) «The Eclipse of the Sun» (1870—1887) — период открытий в логике и прагматизме; 3) «The Sun Set Free» (1887—1914) — период построения семиотической теории на основе феноменологии, логики и метафизических исследований [Там же].
Для М. Мерфи основой периодизации творчества Пирса стали важнейшие открытия Пирса в логике: 1) кантианская стадия (1857—1865/66);
2) фаза, давшая начало символической тройке (three syllogistic figures) (1866—1869/70); 3) фаза, положившая начало открытию внутренней логики отношений (1869/70—1884); 4) фаза, определившая окончательное становление теории Пирса (1884-1914) [Там же].
В основу нашего исследования положен период его научного творчества с 1884(7) по 1914 год, поскольку именно в этот период исследования Пирса по логике и семиотике приобрели законченный характер и определенную терминологическую ясность.
Представляется необходимым прежде всего остановиться на определениях «знака», «се-миозиса», «интерпретанты», данных Пирсом, так как мы будем опираться на них в своих рассуждениях.
В «Лоуэлловскихлекциях» («Lowell Lectures») (1903) Пирс говорит следующее: «Всякий знак
замещает (stand for) некий сам по себе независимый объект, однако он может быть знаком объекта только в том случае, если сам этот объект по природе есть знак или мысль. Ибо знак не аффицирует объект, но аффицируется им, а именно объект должен быть способен передавать мысль, то есть должен обладать природой мысли. Получается, всякая мысль есть знак» [9, с. 182]. Таким образом, знак есть мыслительная сущность, обладающая функционально связанным единством в триаде: реп-резентамен — объект — интерпретанта. Любое мышление имеет знаковый характер, поэтому фактически для Пирса человек — это существо, производящее знаки посредством семиози-са. Само знаковое отношение ученый рассматривает следующим образом: знак есть нечто, которое представляет для интерпретатора другое в определенном отношении или качестве, т. е. знак без интерпретатора невозможен. Именно такое понимание позволяет нам отделить «знаковое» от «незнакового». Знак не функционирует до тех пор, пока не осмысливается как таковой в процессе динамической интерпретации знака — семиозиса. «Семиозис (semiosis) — это триадическое „действие [action] знака", процесс, в ходе которого знак оказывает когнитивное воздействие на своего интерпретатора (или квази-интерпретатора)» [8, с. 11—12]. Пирс настаивает, что знак возникает только с появлением интерпретанты, что связано с бесконечным процессом означивания. Процесс семиозиса находится в тесной взаимосвязи с опытом смысловой интерпретации знака, поскольку его качество и специфика «жизни» в коммуникациях раскрывается через смысловую интерпретацию.
Подчеркнем, что семиотика Ч. Пирса строится на понятии знака, однако предметом Пир-совой семиотики являются не собственно знаки и их сущность, а процесс семиозиса как процесс становления знака в коммуникации. Таким образом, семиозис представляет собой процесс означивания, соотношение объекта и некоторого ментального представления. В процессе означивания, как было отмечено выше, ключевой становится категория «интерпретанты».
Интерпретанта является наиболее многозначным понятием в пирсовой триаде. С одной стороны, интерпретанта — это элемент в три-адичной структуре знака, с другой — резуль-
тат действия знака, по сути, это корреляция знака с его эффектом. На этом основании мы рассматриваем интерпретанту как семиотический элемент, своеобразную семиотическую метаединицу, метаконструкцию, тождественную триадичной структуре знака в его потенциальности и целеустремленности в процессах коммуникации. Именно интерпретанта определяет знаковый характер в отношениях между отправителем и получателем в процессах коммуникации. Это есть динамический процесс интерпретации — семиозис, оказывающийся «последовательным рядом интерпретант» [Там же. С. 14]. Этот процесс фактически бесконечен, поскольку каждый знак способен порождать интерпретанту, которая, в свою очередь, становится знаком. Итак, говоря о теории знаков Пирса, мы прежде всего обращаемся к способности человека мыслить и опосредовать свою мысль знаком. Знак есть орудие мысли, определяющее самотождественность человека.
Важно подчеркнуть, что Пирс рассматривает динамику знака как внутренний механизм его существования. Динамическая природа знака в коммуникациях определяется взаимозависимостью категорий бытия и познания Первичности (Firstness), Вторичности (Secondness) и Третичности (Thirdness) с трихотомиями знака: а) знак сам по себе, знак как монада; б) знак в диадическом отношении к его объекту; в) знак как триадическое отношение репрезентации объекта в интерпретанте [Там же. С. 18—19]. Хотя Пирс относит собственно знаки и знаковые системы к категории Третичности, он утверждает, что первые две категории также содержат в себе семиотические «ростки» и являются примерами вырожденного (несобственного) семиозиса [Там же].
В статье немецкого профессора В. Нёта наглядно представлены девять подклассов знаков, которые формируются на основе трех трихотомий знака и их связи с категориями бытия и познания Первичностью, Вторичностью и Третичностью. Не останавливаясь подробно на описании каждого подкласса знака, заметим, в данной статье выделены ключевые подклассы знаков, формируемые в определенной последовательности согласно трем категориям бытия и познания, что дает возможность представить этапность становления знака в его определенном статусе в коммуникациях. На этих этапах
демонстрируется возможность знака перейти из неопределенности существования к норме, устанавливающей закономерности присутствия знака в коммуникациях.
Первичность представляет собой «качество в возможности». На этом уровне объекты не определяются, но их можно идентифицировать. Ч.С. Пирс рассматривал данную категорию как необходимую, но недостаточную предпосылку опыта, порождающую самые разнообразные идеи, воплощенные в чистые формы знака.
Вторичность — это «бытие в отношении ко второму. Это категория Другого» [2, с. 262—263]. Если фанероны (или феномены) Первичности содержат чистые возможности, то феномены Вторичности относятся к миру фактов. Следовательно, Вторичность — это уровень существования вещей, когда можно увидеть вещи и отношения в их множественности и индивидуальности.
Третичность устанавливает отношения между первым и вторым. «Эта категория всеобщего, закономерного, непрерывного, обычного, коммуникации и, наконец, знака» [Там же. С. 263]. Пирс определял Третичность как уровень определения закономерностей, в котором устанавливаются общие связи внутри знаков для вхождения закона в реальность. Принцип Третичности Пирса мыслится как универсальная и подвижная категория репрезентации, дополняющая Первичность и Вторичность [9, с. 175—176]. Феноменологически Третичность представлена триадой, которая в реальности становится законом качества или факта. Это интеллигибельное измерение (ипостась) реальности, где сущности, универсалии упорядочены в любые множества.
Таким образом, с категориальной точки зрения знаки могут иметь природу явления, быть индивидуальными объектами и знаками общей природы. Разница в том, что в категории Третичности знаку присуща определенная самотождественность, допускающая большое разнообразие проявлений. Знак в Первичности не имеет никакой самотождественности. Это просто качество явления, которое уже через мгновение может быть совсем не таким, как прежде. В Первичности знак существует в силу самого себя, он не зависит ни от чего, это чистое свойство знака быть знаком. Во Вторично-
сти выстраивается отношение к «первому», это отношение между знаком и объектом, но без любого восприятия отношения, это отношение между «законом природы» и случаями, к которым этот закон применим.
Итак, обращаясь к процессу коммуникации, можно говорить о том, что на первом шаге знак латентно существует в коммуникациях, но для того, чтобы проявиться, он (знак) должен перейти во Вторичность. Третичность определяется как категория общности, рациональности и правильности в договоренности, т. е. смысл знака в Третичности носит договорной характер.
Подчеркнем, что в данном исследовании нет стремления раскрыть «что» знака, важен факт, что он является постоянно интерпретируемым. Ответ на вопрос «Что?» или «Кто?» побуждает знак к постоянному изменению, возникновению или исчезновению, с нашей точки зрения, связан с концепцией сомнения-веры, предложенной Пирсом.
Как известно, увлечение Пирса знаками в их многочисленных формах непротиворечиво сочеталось с его интересом к процессам познания и эпистемологической деятельности. Для Пирса знаки являлись важным средством процесса познания. В процессе познания и мышления для него были важны такие психологические состояния, как сомнение, вера и привычка. Согласно Пирсу, деятельность мысли призвана осуществить переход от реально мотивированного сомнения к твердому верованию. При этом сомнение, верование и привычка — определенные психологические состояния, возникающие в процессе познания и мышления. Посредством интерпретации человек может делать последовательные выводы, способные придать его идеям ясность, формирующие его идентичность. Сомнения возникают в результате активной познавательной деятельности человека. Это осознание отсутствия правила действий с вещью при потребности в обладании таковым. Сомнение причиняет раздражение, вызывает борьбу, направленную на достижение верования. В свою очередь, верование есть не сиюминутное состояние сознания, это привычка ума, длящаяся определенное время. Верование осознаваемо, оно кладет конец раздражению, вызванному сомнением, влечет за собой установленные
правила действия (привычки) с вещью. Посредником в данном процессе является знак. «Наделение знаков значением — в полное опровержение Платона — изначально является интерсубъективным процессом, обращенным к другим и значимым для общности людей. Установление норм и правил в языке или любой другой коммуникативной системе (игре) не может быть произведено одним и для одного — это по своей сути коммуникативный процесс интерсубъективного взаимодействия», подразумевающий «существование коммуникативного сообщества, или сообщества интерпретаторов» [7].
В таком понимании выводы Пирса о трех категориях бытия и познания (Первичности, Вторичности, Третичности) позволяют утверждать, что данные категории есть этапы преодоления сомнения и выработки правила действия относительно вещи, понимаемой в самом широком смысле, устанавливающие общность в сообществе интерпретаторов. Учение Пирса о категориях стало способом установления семиотических отношений в любой вообразимой реальности посредством определения статуса знака в коммуникациях при соблюдении некоторой последовательности шагов.
П е р в ы й ш а г. Знак в Первичности есть раздражение, причиненное сомнением без отношения к чему-либо другому, что вызывает борьбу, направленную на достижение верования. Сомнение — это нестабильность, в которую попадает субъект, это почва для пересмотра и отказа от убеждений. В этом процессе мы сообщаем наше желание, что воплощается в готовности знака быть переданным или возможности его существования в коммуникациях. Это некоторое качество или, как пишет Пирс, «таковость» (suchness), переживание знака, и есть сомнение, когда предрасположенности субъекта оказываются неэффективными в какой-либо ситуации. В подобном случае сомнение становится почвой для пересмотра и отказа от убеждений, что не отрицает самой возможности знака быть переданным и воспринятым.
В т о р о й ш а г. В деятельности мысли осуществляется переход от реально мотивированного сомнения к твердому верованию, что воплощается в категории Вторичности. Когда подчеркивается базовая оппозиция, «другость»,
которая является осознаваемой и кладет конец раздражению, вызванному сомнением, определяются отношения и связи, представляющие этот знак в действительности.
Итак, если этап преодоления сомнения связан с возможностью существования знака в коммуникациях, то второй шаг определен как существование знака в них. Таким образом, Пирс максимально субъективирует реальность, наполняя ее знаками. Вся область знаний являет собой заполненное знаками пространство, в которое включены рациональные идеи, чувственные представления и ощущения, обозначаемые знаковыми средствами. Знаки становятся средством познания, поскольку могут быть интерпретированы и порождают интерпретанты в сознании своих интерпретаторов. Фактически мы познаем мир знаков и создаем символическое представление, определяемое нашей культурой.
Третий шаг. Сущность верования заключается в установлении привычки или осознании правила действия при потребности таковым обладать. Это категория Третичности — сеть связей, в которых любая реальность обретает свои характерные черты, что находит воплощение в уверенности, выражающейся в определенных правилах действий с объектом. Таким образом, третий шаг в изменении формы знака связан с определением норм, согласно которым знак существует в коммуникациях, что находит воплощение в следующих формах знака: реме, суждении, умозаключении. «Трихотомия интерпретанты показывает, „в какой мере знак определяет то, чем может быть его действительная интерпретанта". При этом речь идет о степени семантической открытости (неопределенности) или, соответственно, определенности знака» [8, с. 17]. Иными словами, категория Третичности — это формирование дальнейших правил существования знака в коммуникациях. Эволюционный путь знака к Третичности заключается в стремлении семио-зиса через Третичность сконструировать способ взаимодействия человека и мира вокруг него. Это создает и формирует способность человека к мышлению — активной деятельности посредством знака, имеющего коммуникативную природу.
Таким образом, утверждается, что собственно знак (в его триадической структуре, со-
гласно исследованиям Ч.С. Пирса) является своеобразной «клеткой» — основной формой для создания паттернов интерпретант как мета-семиотических конструктов (существующих в сознании устойчивых групп связей), значимого результата действия знака. В данном процессе принципиально понимание того, что в знаке аккумулируется весь потенциал текстов, создаваемых посредством коммуникаций. Это своеобразная «клетка», в которой потенциально заложены все модальности (указание на статус реальности) текстов культуры. Используя знак как внешнюю, объективную опору, человек реализует свою способность к репрезентации действительности в нужном времени и в нужном месте. Любые реальные действия придают мыслимой реальности внешнюю, телесную оболочку, и это предметно-деятельностное воплощение. Именно в таком контексте семиотика Пирса может быть охарактеризована нами как коммуникативно ориентированная, поскольку коммуникации — это и есть «жизнь» знаков в становлении. В этом и заключается парадоксальность выводов Пирса: он не рассматривает коммуникацию как пространство жизни знаков, но при этом исследует знак в мгновенном переходе от одной формы к другой посредством коммуникативной функции языка. Но в то же время Пирс фиксировал ставшие состояния — формы знака и движение как условие «расширения форм» посредством интерпретатора.
Из вышесказанного вытекает существенный для целей нашего исследования вывод: в коммуникативном акте каждый знак способен порождать интерпретанту, и этот процесс фактически бесконечен, как неограничен процесс семиозиса. Именно семиозис есть сердцевина Пирсова учения о знаках. Парадигма категорий Третичности влечет за собой триадичное отношение, порождающее мир интерпретант в коммуникациях, которые в исследованиях Пирса также классифицированы.
Пирс предложил две классификации интер-претант, однако обоснование данных классификаций в его трудах не зафиксировано. В первой классификации интерпретанты делятся на эмоциональные, энергетические и логические. На основании выводов, сделанных ученым о последовательности прояснения значения (как процессе устранения раздражения, вызванного сомнением), можно говорить о том, что осно-
ванием данной классификации является функция интерпретанты в акте коммуникации, т. е. та работа, которую производит интерпретанта в процессе означивания. Эмоциональная ин-терпретанта в акте коммуникации производит эмоции, являющиеся основаниями сомнения в правилах действий. Функция энергетической интерпретанты состоит в определении способа действий (например, действие солдат в ответ на команду «Равняйсь!»). Обретение верования в отношении вещи осуществляет логическая интерпретанта. Функция этой интерпретанты заключается в том, что она играет ключевую роль в некотором рациональном процессе (например, в политической дискуссии). Достигается уверенность в определенных правилах действий с вещью, возникает понимание практического значения возможных следствий относительно объекта мысли.
Согласно второй классификации, интерпретанты делятся на непосредственную, динамическую и финальную. Непосредственная интерпретанта — это интерпретанта, какой она «обнаруживается в самом знаке» [8, с. 15]. Это некоторое схватывание системного, социально нормированного содержания интерпретируемого знака. Непосредственная интерпре-танта указывает на определенное свойство знака, согласно которому интерпретируемость существует еще до того, как знак достиг интерпретатора. Динамическая интерпретанта — это «фактическое действие знака», действие, происходящее в самом акте интерпретации [Там же]. Финальной интерпретантой становится «целенаправленно (deliberately) формируемый результат, собственно знаком не являющийся, поскольку это тот результат интерпретации, которого должен добиться каждый интерпретатор, если только знак достаточно исследован» [Там же]. Как отмечает Пирс, «окончательной интерпретантой является то, что было бы признано в конце концов истинной интерпретацией.
Предположим, что основанием для данной классификации служит установление уровня степени ясности значения — некоторый результат, достигаемый в акте коммуникации как процессе устранения сомнения, поскольку цель процесса познания устранить сомнение в том или ином положении вещей. Пирс выделяет три степени ясности в процес-
сах прояснения значения. (Это еще одна триада, разработанная Пирсом. Наряду с теорией исследования как сомнения-веры Пирс сформулировал эвристическую максиму, призванную прояснить значение центральных для объективного исследования идей.) Первая степень ясности — имплицитное знакомство, что соответствует непосредственной интерпретанте. Это вид перевода знаков в некоторую устойчивую переводимость. Она означает возможность, но далеко не абстрактную. Вторая — логическое определение, соответствующее динамической интерпретанте как любое следствие, действительно производимое знаком как таковым. Для ясности знак переводится от молчаливого знакомства к эксплицитному определению логического характера, т. е. определению роли данной интерпретанты в акте коммуникации. Третья степень ясности — прагматическое прояснение — соответствует финальной интерпре-танте. Это следствие, которое знак произвел бы после размышления, что означает прагматическое прояснение реальности, способность интерпретанты воздействовать на партнера по коммуникации.
Итак, ключевым отличием первой классификации интерпретант от второй является то, что они классифицированы по различным основаниям. Основанием для первой классификации служит принцип функционирования знака в коммуникациях (эмоциональный, энергетический, логический), для второй — результат данного процесса (некоторое состояние, наступившее в результате коммуникативного акта), т. е. определяется форма интерпретанты, возникающая в коммуникативном акте.
В качестве примера последовательно создаваемых в процессах коммуникации интер-претант можно рассмотреть процесс узнавания человека-невидимки (описанный Г. Уэллсом) как процесс прояснения значения в коммуникациях с целью устранения сомнения в том или ином положении вещей для достижения уверенности, выражающей себя в некоторых правилах действий (имплицитное знакомство, логическое определение, прагматическое прояснение). Тем самым раскрывается последовательность семиотического осмысления человеком своей действительности, поскольку жизнь мысли является неотъемлемой составляющей знаковой деятельности.
Лишившись тела, «невидимка» перестал существовать для социума; чтобы приобрести некоторый статус, он должен был себя означить, т. е. создать себя как некоторое множество интерпретант, посредством обращения к уже существующим представлениям о действительности. Уэллс последовательно описывает «невидимость», точнее, как ее осознают окружающие: «взбесившаяся мебель», «дрогнувшее пламя свечи», «чернота вместо розового тела» — это те паттерны интерпретант, которые являются результатами формирования знака в Первичности, и соответственно первый шаг — это качество в возможности. В данном случае это возможность существования «невидимости» в коммуникациях. На втором шаге (в категории Вторичности — уровень существования вещей в их множественности и индивидуальности) формируется интерпретанта, подчеркивающая индивидуальные признаки «видимости» «невидимки»: «чудовищный, широко раскрытый рот, пересекающий все лицо», «огромные очки вместо глаз», «что-то в высшей степени странное, похожее на руку без кисти». И, наконец, интерпретанты, создаваемые на третьем этапе (в категории Третичности, являющейся уровнем закона, устанавливающего связи внутри системы), есть то окончательное мнение, которое определяется в конце как истинная интерпретация: «Ведь это совсем не человек! Тут только пустая одежда», «Невидимка!» Устанавливаются правила действия относительно данного значения: «Заприте двери! Заприте окна! Заприте все! Невидимка идет!»
Реальность «невидимости» представлена как результат конструирования, а средством этого конструирования выступают паттерны интерпретант, обладающие способностью активизироваться целиком при активизации любой своей части.
Данный пример демонстрирует этапы создания интерпретант как результат соединения всех звеньев в последовательную цепь при соотнесении знака с его эффектом, имеющим не только знаковую природу. В нем раскрываются принципы означивания «невидимости» посредством существующего знания о реальности, так как, чтобы интерпретировать нечто, необходимо обладать некоторым знанием (презумпцией) о знаковой природе этого предмета. Например, для миссис Холл
это салфетка — нечто белое, чем незнакомец прикрывал нижнюю часть лица; для часовщика Тэдди Хэмфри — «темные очки», позволившие сравнить незнакомца с «морским раком», т. е. создается интерпретанта знака при помощи другого знака, который является мысленным образом в сознании. Так запускается бесконечный процесс семиозиса, процесс означивания, соотношения объекта с некоторым ментальным представлением. По сути, семиозис — это деятельность знака по созданию своей интерпретанты, в которой человек присутствует в качестве интерпретирующего субъекта. Именно человек и есть причина бесконечной «жизни» знака, его постоянного становления в процессах коммуникации. Каждый человек в процессе интерпретации категори-зирует и индивидуализирует объекты, рождая свой интерпретированный мир в последовательности созданных им интерпретант. Последовательность следующая: интерпретанта, задуманная для понимания, — непосредственная; интерпретанта, какой она получилась на самом деле, — динамическая и интерпретанта такая, как она есть сама по себе, — финальная. Таким образом, в процессе создания финальной интерпретанты знаки становятся знаками общества. Важно заметить, что без них мы не были бы теми, кем мы являемся на самом деле, без финальной интерпретанты мы не могли бы воспринимать мир таким, какой он есть. В интерпретации наша способность рассуждать и делать выводы основывается на эволюции, идущей от природы к человеку со своей конвенциональностью и устанавливающей связь между Первичностью и Вторичностью. В самой же интерпретанте присутствуют все возможности, существующие в знаке, как «невидимость», которая становится «видимой» во всем спектре интерпретант. Интерпретация — это концептуализация отношения знак — объект в последующем знаке, объяснение «невидимости» с помощью понятных, известных значений. Получается, что знание о реальности возможно благодаря интерпретанте, и триада знак — объект — интерпретанта характеризует любую знаковую ситуацию, которая
является процессом семиозиса. В результате идея семиозиса выражает отношения между знаком и внешним миром, где существует объект репрезентации, и в этот процесс для целей познания включены сам знак, его восприятие и интерпретация человеком.
Таким образом, знание о мире достигается благодаря процессу интерпретации. Как было отмечено выше, это процесс не поиска новых смыслов (понимания), а формирования значений в последовательности их прояснения (по Пирсу, установления степени ясности). Значение рассматривается как основа, как то, на что опираются, что создается при интерпретировании; смысл же всегда возникает только в результате понимания (т. е. в итоге более сложного процесса). Это содержательная сторона знака или ряда знаков: языка, ситуации, действия, идеи или объекта. Пирс настаивает, что знак возникает только с появлением интерпре-танты, что связано с бесконечным процессом означивания.
Завершая анализ исследовательской стратегии Пирса в «коммуникативном ключе», отметим, что жизнь мысли (согласно данной концепции) неотделима от способов своего выражения, т. е. знаков. Такие отношения универсальны, а семиотика в этом контексте заявляет себя как всеобъемлющий взгляд на мир. По замыслу Пирса, именно семиотические отношения лежат в основании отношений между познанием и действительностью. Как пишет В.В. Кирющенко, согласно таким фундаментальным отношениям, «реально быть значит быть знаком; эта онтологическая претензия пирсовской семиотики отсылает нас к специфическому устройству не только собственно логики науки, но коммуникации вообще, понимаемой как обращение знаков» [4, с. 341]. Итак, обращение к исследованиям знака в концепции Пирса позволяет увидеть процессуальную природу знака в процессах коммуникации, что дает возможность раскрыть процессуальную природу знака во множестве ее элементов и прояснить механизмы существования коммуникативного сообщества или «сообщества интерпретаторов» [1].
Исследование проведено в рамках реализации проекта по ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» 2009—2013 годов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Апель, К.-О. Трансформация философии [Текст]: сборник : [пер. с нем.] / К.-О. Апель. — М.: Логос, 2001. - 338 с. - (Унив. б-ка).
2. Барулин, А.Н. Основания семиотики. Знаки, знаковые системы, коммуникация. Краткая предыстория и история семиотики (до Фреге, Пирса и Соссюра) [Текст]. В 2 ч. Ч. 2 / А.Н. Барулин; науч. ред. С.Н. Кузнецова. — М.: Спорт и культура, 2000. — 402 с.
3. Гутнер, Г.Б. Эпистемология и исследование языковых практик [Текст] / Г.Б. Гутнер // Эпистемология и философия науки. — 2009. — Т. XXII. — № 4.
4. Кирющенко, В. Чарльз Сандерс Пирс, или Оса в бутылке. Введение в интеллектуальную историю Америки [Текст] / В. Кирющенко. — М.: Территория будущего, 2008. — (Сер. «Унив. б-ка Александра Погорельского»).
5. Клягин, С.В. Социальная коммуникация: созидание человека и общества [Текст] / С.В. Клягин // Вестн. РГГУ. — 2007. — № 1.
6. Колапьетро, В. Ч.С. Пирс, 1839—1914 [Текст] / В. Колапьетро // Амер. филос. Введение. — М.: Идея-Пресс, 2008.
7. Назарчук, А.В. Идея коммуникации и новые философские понятия ХХ века [Текст] / А.В. Назарчук // Вопр. филос. - 2011. - № 5. - C. 157-165. -Электрон. версия печат. публ. - Режим доступа: http:// vphil.ra/index.php?option=com_frontpage&Itemid=1 (дата обращения: 12.11.2011).
8. Нёт, В. Чарльз Сандерс Пирс [Текст] / В. Нёт // Критика и семиотика / ред. И.В. Силантьев, Ю.В. Шатин. - Вып. 3-4. - Новосибирск, 2001. - С. 5-32.
9. Пирс, Ч.С. Принципы философии [Текст]. В 2 т. Т. 2 / Ч.С. Пирс; пер. с англ. В.В. Кирющенко, М.В. Колопотина. - СПб.: С.-Петерб. филос. об-во, 2001. - 313 с. - (Сер. «Горизонты феноменологии»).
10. Houser, N. Introduction to EP Volume 1 in book <^he essential Peirce» [Electronic resource] / N. Houser // Peirce Edition Project. - Indiana Univ. Purdue Univ. Indianapolis - Режим доступа: http://www.iupui. edu/~peirce/ep/ep1/intro/ep1intrx.htm (reference date: 13.07.2008).
УДК 316.758
Н.Н. Мещерякова
кризис социального доверия как одно из проявлении аномии в российском обществе
Вопрос, рассматриваемый в данной статье, — это часть обширного исследования, посвященного проблеме аномии в российском обществе. Аномия как состояние кризиса ценностно-нормативных оснований общественной жизни имеет ряд проявлений. И одно из них — кризис социального доверия, т. е. разрушение капитала социального доверия. Утрата его снижает потенциал возможностей общества в поиске путей выхода из системного кризиса, который разворачивается уже не локально в нашем социуме, но охватывает собой мировое сообщество как целое.
Понятие «социальный капитал» ввел в социологию П. Бурдье в работе «Формы капитала» (1983). В данной статье это понятие используется в трактовке Дж. Колмана, изложенной им в работе «Социальный капитал в производстве человеческого капитала» (1988) [1]. Социальный
капитал является общественным благом и предполагает социальный контракт, набор социальных норм, базовый уровень доверия в обществе. Он уменьшает издержки в процессе координации совместных действий, предполагает частичную замену правил и бюрократических процедур отношениями доверия, неформальными нормами, которые усваиваются в процессе воспитания и образования. Социальный капитал, как и любая другая форма капитала, должен приносить свои дивиденды. На уровне общества (само понятие более разработано в применении к групповому уровню общественной организации) ими становятся облегчение социального контроля и передачи социального опыта, солидарность, удешевление бюрократической машины. Теория социального капитала до конца не разработана, особенно в части его измерения и влияния на социальные процессы, но как объяснительное