CC BY
481
УДК 811
ББК 81.432.1-211
КОГНИТИВНАЯ МЕТАФОРА КАК СПОСОБ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЗНАНИЯ В ЯЗЫКЕ И КАК ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЙ ПРИНЦИП ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ
I Н.А. Лаврова
Аннотация. В статье рассматривается возникновение и функционирование механизма когнитивной метафоры, занимающей равное положение наряду с такими когнитивными процессами, как память, мышление, категоризации, концептуализация и воображение. Несмотря на наличие определенных критериев, отграничивающих когнитивную метафору от когнитивной метонимии, показано, что в ряде случаев подобное разграничение оказывается искусственным и/или не отвечает эмпирическим данным, поскольку в основе многих, если не большинства, когнитивных метафор лежит метонимия, возникающая как следствие различных психосоматических процессов, которые протекают в организме человека и оказывают непосредственное влияние на познание и интерпретацию действительности. В статье также рассматривается знаковая природа, функции и проблема связи когнитивной и языковой метафоры.
Ключевые слова: метафора, метонимия, метафтонимия, категоризация, концепт, ментальные пространства.
COGNITIVE METAPHOR AS A MEANS OF KNOWLEDGE
REPRESENTATION IN THE LANGUAGE
AND THE BASIC PRINCIPLE OF HUMAN THINKING
I N.A. Lavrova
Abstract. The article deals with the origin and functions of cognitive metaphors, which have equal position along with such cognitive processes as memory, thinking, categorization, conceptualization and imagination. Although traditional linguistics strives to set apart metaphor from metonymy suggesting various distinguishing criteria, in reality such a distinction is frequently either far-fetched or doesn't answer empirical data, as cognitive metaphors are rooted in cognitive metonymies, which arise due to various psychosomatic processes in the human body and which have a direct impact on con-
ceptualization and interpretation of both the external, physical world and the internal, psychological world of a human being. The article also tackles the issues of the semi-otic status of metaphor as well as logical links between its cognitive and linguistic varieties.
Keywords: metaphor, metonymy, metaphtonymy, categorization, concept, mental spaces.
В80-х гг. XX века Дж. Лакофф и
М. Джонсон разработали теорию когнитивной, или концептуальной, метафоры, основные постулаты которой были изложены авторами в известной монографии «Метафоры, которыми мы живем» (Metaphors we live by, 1980). Согласно данной теории, восприятие человеком окружающего мира метафорично и основано на сенсорно-моторном, телесном опыте. Теория когнитивной метафоры возникла в рамках когнитивной лингвистики, основное отличие которой от лингвистики классической заключается в том, что язык рассматривается не сам по себе, в отрыве от физиологических процессов и психологических состояний и особенностей человека, а как часть различных проявлений человеческого организма, как часть общих познавательных процессов. Важнейший постулат когнитивной лингвистики состоит в том, что язык гомоморфен мышлению, а это значит, что языковые структуры, так или иначе, отражают структуры мышления, хотя они и не тождественны. Согласно данному принципу, все, что есть в языке, обязательно присутствует и в мышлении (хотя и в преломленном, модифицированном виде), однако не все, что есть в мышлении, находит языковое воплощение.
Когнитивная метафора — это метафора, которая отражает специфику человеческого мышления и познания,
возникая не столько как риторическое средство украшения речи, но, прежде всего, как результат сопоставления непознанного с познанным, и служит цели категоризации предметов и явлений окружающего мира. Категоризация предполагает подведение многообразия человеческого опыта под определенные группы и категории, а также распределение поступающей к органам чувств информации по рубрикам, объединенным общностью признаков и характеристик. При восприятии конкретного предмета, для которого уже имеется категория, человеку не представляет сложности соотнести этот новый предмет с имеющейся категорией при условии, что предмет обладает всеми необходимыми признаками и чертами данной категории. Так, столкнувшись с незнакомой породой собаки, ребенок, как правило, безошибочно относит эту породу к категории собак, а не кошек или птиц. Напротив, при столкновении с новым явлением, для которого нет подходящего слова в языке, мы невольно сравниваем это явление с чем-то уже известным, нередко «заимствуя» имеющееся слово или выражение в номинативных целях. В первую очередь это относится к абстрактным понятиям, таким как дружба, радость, верность, счастье, любовь и т.д. Заметив, что человека от радости и воодушевления переполняют эмоции, мы можем ска-
295
296
зать She is overflowing with vitality (Cf. «Жизнь в ней бьет ключом, чувства переполняют ее»). Такое сравнение оказывается возможным потому, что наше сознание подмечает сходство между поведением радостного, счастливого человека и водным источником, родником, являющимся символом жизни, или кипящей жидкостью, которой «тесно» в сосуде и которая переполняет его. Метафорические сравнения также обусловлены принципом экономии языковых средств и ментальных усилий.
Когнитивная метафора возникает как результат взаимодействия двух ментальных (концептуальных, когнитивных) пространств — пространства-цели и пространства-источника. Ментальное пространство можно определить как совокупность языковых и неязыковых знаний, хранящихся в долговременной памяти и отражающих представления человека о предметах и объектах реальной действительности, возникающих в результате процесса познания мира на основе сенсорно-моторного, культурно-социального и индивидуального опыта. Иначе ментальное пространство можно обозначить термином «концепт». Пространство-цель — это концепт, подвергающийся переосмыслению. Пространство-источник — это концепт, посредством которого осмысливается целевой концепт. Так, в известной языковой метафоре «Время —деньги», время—это пространство-цель, а деньги — пространство-источник метафоры.
Различают два основных вида когнитивной метафоры — ориентацион-ная и онтологическая. Ориентацион-ные метафоры представляют собой противопоставление двух систем по-
нятий, при этом за редким исключением положительное ориентировано наверх, а отрицательное — вниз. Их можно также обозначить как пропорциональные, например: счастье — верх: несчастье — низ; добродетель — верх: порок — низ; рациональное — верх: эмоциональное — низ. Онтологическая метафора возникает, когда одно понятие осмысливается в терминах другого понятия, причем, как правило, направление осмысления — от абстрактного к конкретному: спор — это война, идеи — это предметы, общение — это послание, отношения — это путешествие, ум — это хрупкий предмет, любовь — это волшебство.
По данным ученых [1], человек произносит около шести метафор в минуту; таким образом, примерно три четверти наших высказываний метафоричны. Одно из важнейших понятий когнитивной метафоры — понятие соответствия (Cf. англ. 'mapping') между элементами пространства-цели и элементами пространства-источника, при этом концептуальные элементы одной области служат структурной базой для концептуальных элементов другой. Рассмотрим понятие любви, метафорически структурированное в терминах понятия путешествия (Cf. англ. 'love is a journey). На схеме представлены са-лиентные (когнитивно яркие, термин О.К. Ирисхановой - Н.Л.) соответствия между концептуальными элементами любви и концептуальными элементами путешествия (см. рис. 1):
Отметим, что у одного и того же целевого пространства может быть несколько источников: так, любовь концептуализируются в терминах войны (She is besieged by suitors. He won her hand in marriage. He is slow-
Рис. 1. Наиболее салиентные соответствия между концептуальными элементами любви (пространство-цель) и путешествия (пространство-источник)
ly gaining ground with her), путешествия (It's been a long, bumpy road), голода (to be hungry for love) и болезни (I'm crazy/mad/wild about her); идеи метафорически осмысливаются как люди (Whose brainchild is that? Cognitive psychology is still in its infancy. He is the father of modern biology), растения (His ideas have finally come to fruition. That idea died on the vine. It will take years for this idea to come to full flower), товары (Let's exchange ideas. I'm not buying it. This idea won't sell), деньги (Let me put in my two cents' worth. That book is a treasure trove of ideas); гнев структурирован как жидкость, находящая под давлением в контейнере (Because we are both angry, the tension between us has reached boiling point) и как физическая сила (His anger swept me off my feet)1.
Принято различать насыщенные и ненасыщенные метафоры. Насы-
щенные метафоры возникают в том случае, если абстрактное понятие осмысливается как конкретное. Ненасыщенные метафоры возникают, когда конкретное понятие осмысливается в терминах конкретного. Вторая группа имеет меньшее распространение, чем первая. Например: If you don't develop your idea, it will wither away. В данном случае речь идет о насыщенной метафоре, так как идея представлена как цветок или растение: только растения могут увядать (концептуальный элемент увядания — часть значение лексемы to wither). То же самое относится к метафоре She cast her spell over him, в котором любовь метафорически осмысливается как магия. В ненасыщенных метафорах сравниваются и уподобляются два конкретных предмета, концептуализация которых не требует больших ментальных усилий, и поэтому метафора расценива-
1 Все английские примеры - Дж. Лакоффа и М. Джонсона (2003).
297
298
ется либо как банальная, либо как идиосинкратическая, но не производящая глубокого эстетического впечатления. Так, англоговорящий поет А. Бретон (1896-1966) выразился о стройности своей жены следующим образом: My wife's waist is an hourglass. В данном случае метафора кажется оригинальной, хотя и не очень поэтической с точки зрения эстетики, поскольку сравнение части человеческого тела с песочными часами кажется несколько банальным. То же самое относится к метафорам, в которых человек уподобляется животному: John is a pig. You are a swine. She is a shark/fox. Как правило, человеку приписываются негативные качества животных - жестокость, неопрятность, хитрость, жадность и т.д. Заметим, что концептуальных метафор, в которых конкретное осмысливается в терминах абстрактного, крайне мало. Так, никому не придет в голову сравнивать нож с любовью, в то время как сравнение любви с ножом вполне допустимо, если имеется ввиду сознательная боль, причиняемая одним из партнеров.
Когнитивные метафоры обнаруживают иерархическую организацию - различают общие (суперорди-натные) и частные (субординатные) метафоры. Общие метафоры отражают наиболее абстрактные представления человека об отношениях между объектами окружающей действительности. Сюда относится, например, метафора «ментальная структура есть физический конструкт» (Cf. 'mental structure is a physical structure'). На языковом уровне данная метафора реализуется в следующем английском предложении: He demol-
ished all of my arguments, в котором находит отражение частная метафора 'an argument is a building': глагол 'to demolish', употребляемый метафорически по отношению к аргументу, привнесен из пространства-источника «строительное дело»; в реальности мы можем физически разрушить только здание, но не довод, аргумент. Другой пример. Существует суперординатная метафора 'the mind is a container', которой соответствует частная метафора 'the mind is a chamber in the house'. На языковом уровне данная метафора реализуется в следующих отрывках из произведения Г. Уэлса «Анна-Вероника» (1927).
It invaded her dreams, it wrote up broken and enigmatical sentences upon the passage walls of her mind [2, p. 63].
She stored them [impressions of her sister's wedding] away in a mind naturally retentive, as a squirrel stores away nuts, for further digestion [Ibid, p. 69].
It was clear she wanted to get away from home, that she was impatient to get away from home. Why? While the front of his [Mr. Ramage's] mind was busy warning her not to fall into the hopeless miseries of underpaid teaching, and explaining his idea that for women of initiative, quite as much as for men, the world of business has by far the best chances, the back chambers of his brain were busy with the problem of that "Why?" [Ibid, p. 81].
Когнитивные метафоры могут быть универсальными - разделяться многими культурными сообществами, и культурно маркированными. По-видимому, универсальной является метафора 'seeing is knowing' (восприя-
тие органами зрения есть понимание: если четко вижу, значит четко понимаю). Данная общая метафора на су-бординатном уровне представлена следующими разновидностями [3]:
Избегание взгляда — нежелание получать информацию (avoiding seeing — avoiding information): shut one's eyes to new information, to make oneself blind to facts, etc.
Активный поиск глазами — активный поиск понимания, информации (seeing actively — seeking information): let's see if.., let's look into the matter, etc.
Взгляд назад — попытка припомнить информацию (seeing backwards - remembering): I had a sudden flashback, in retrospection, Let's review the matter, etc.
Умение видеть сквозь предмет — умение понять (seeing through an object — understanding an object): I can see through his motives, etc.
Окруженный светом и хорошо видимый — хорошо понимающий, умный (being surrounded by light — being clever): He is an enlightened individual, etc.
Обладающий хорошим зрением — понимающий информацию (having good eyesight — having deep understanding): to be clear-sighted, to be sharp-eyed, etc.
Любящий темноту — нелюбящий знание (being a friend of darkness — being hostile to knowledge): He is an obscurant, etc.
Как показывает З. Ковечеш [4; 5], неуниверсальность (культурная специфика) метафоры обусловлена различным культурно-историческим опытом народа. Так, для венгров актуальны метафоры «жизнь — это война» и «жизнь — это компромисс», что обусловлено трудным культурно-историческим прошлым Венгрии: на протя-
жении более чем 1000-летней истории венгры оказывались вовлеч^ными в военные конфликты, проходившие на их территории как с германскими, так и со славянскими народами. Американцы воспринимают жизнь по-другому: для них актуальны метафоры «жизнь — это игра» и «жизнь — это ценность», что, по-видимому, обусловлено отсутствием внешних вторжений на территорию США Если для американцев и европейцев актуальна метафора «гнев — это горячая жидкость в контейнере», то китайцы концептуализируют гнев как летучий газ qi [6], заключенный в различных частях тела или внутренних органах человека — животе, почках, печени. Подобное когнитивное расхождение обусловлено особенностями представлений европейцев и китайцев о человеческом организме: в Европе долгое время господствовало мнение о том, что характер определяется соотношением жидкостей в организме — флегмы, крови, желчи; китайцы, напротив, определяют характер человека через соотношение газов, располагающихся в разных органах тела.
Традиционное разграничение метафоры и метонимии основывается на следующем: метафора возникает на основе ассоциации по внешнему (физическому) или внутреннему (психологическому) сходству предметов и явлений, а метонимия — в результате смежности в причинно-следственном, физическом, темпоральном или функциональном отношениях. Если концептуальная метафора возникает как наложение некоторых релевантных характеристик двух различных фреймов (войны и спора, любви и путешествия, сердца и вместилища: at the bottom of my heart, from the depths of
299
300
my heart), то когнитивная метонимия возникает как взаимодействие элементов внутри одного и того же фрейма. Так, в предложении Вся школа вышла его поприветствовать имеет место метонимия потому, что здание и ученики заключены в одном физическом пространстве — пространстве здания школы. Типичность предложения Он съел всю тарелку обусловлена тем, что тарелка и ее содержимое образуют одно целое. Мы говорим Did you wash your car today в значении помыл ли ты только внешнюю, но не внутреннюю часть машины (представляя целое как часть), так как экстерьер и интерьер машины также образуют одно физическое пространство — пространство машины. Метонимия наблюдется и в ответе Я позвонил другу на вопрос Как ты добрался до аэропорта, у тебя же нет машины? Данный мини-диалог иллюстрирует тот факт, что метонимическое мышление настолько привычно для нас, что мы далеко не всегда замечаем, как и когда это мышление отражается в языке. В приведенном выше примере речь идет о метонимии часть вместо целого: сам по себе звонок другу абсолютно ничего не сообщает о том, как отвечающий добрался до аэропорта. Тем не менее, каким-то «чудесным» образом мы понимаем, как это произошло: собеседник сообщает о том, что он позвонил другу, у которого, судя по всему, есть машина, и что этот друг и доставил его в аэропорт. Несмотря на то, что предложение Я позвонил другу сообщает только о начальной части комплексного события-сценария — поездки в аэропорт на машине — мы опять-таки каким-то «чудесным» образом понимаем, какую именно часть этого комплексного со-
бытия нужно назвать для того, чтобы в сознании собеседника активизировалась информации о том, каким образом говорящий добрался до аэропорта. Напротив, ответ на тот же вопрос «Я спустился вниз по лестнице» вызовет недоумение со стороны спрашивающего, так как хотя ответ и называет часть интересующего события, это часть не является релевантной, когнитивно салиентной. Вопрос, почему определенные части событийного фрейма могут метонимически представлять весь фрейм, а другие — нет, до сих пор остается нерешенным в когнитивистике.
Если традиционная лингвистика, как правило, не приветствует неоднозначной классификации фигуральных явлений, то когнитивистика допускает рассмотрение некоторых слов и выражений как метафтонимиче-ских, то есть таких, которые обнаруживают как метафорические, так и метонимические связи, причем вторые лежат в основе первых: to burst a blood vessel, to flip the lid, to go over the top, to beat one's chest. Идиома to burst a blood vessel означает «сильно разгневаться, разгорячиться». Например, англичане могут сказать: When I heard the news that she had left the post without my permission, I burst a blood vessel. Современным носителем английского языка данная фраза понимается исключительно метафорически. Однако рассматриваемая метафора имеет физиологическую (психосоматическую) основу: согласно исследованиям психологов и физиологов, когда человек злится, температура его тела повышается, что в свою очередь приводит к повышению кровяного давления и может быть причиной инсульта, возникающего в результате кровоизлия-
ния в мозг как следствие разрыва кровеносного сосуда. Таким образом, когнитивная метафора «гнев — это жар» (Cf. англ. 'anger is heat') обусловлена смежностью и причинно-следственной связью двух явлений — гнева (раздражения) и разрыва кровеносного сосуда. Подобную смежность двух явлений в человеческом опыте можно усмотреть и в метафоре to flip the lid, также означающей «разозлиться, вспылить» и т.д. Из практического опыта мы знаем, что когда температура жидкости в контейнере достигает кипения, то крышка под давлением поднимается и может слететь ('flip'). Это обусловливает возможность употребления выражения to flip the lid метонимически, по отношению к сосуду с кипящей жидкостью в значении «жидкость кипит, пора снимать или выключать плиту». Например, можно спросить How is the soup going on the oven?, на что адресат может ответить It is flipping the lid already, что послужит спрашивающему сигналом к действию — пора снимать, так как суп достиг нужной температур, а возможно, и превысил ее. Поскольку существует концептуальная метафора «тело человека — это вместилище (сосуд, контейнер)», данную неидиоматичную фразу можно применить и по отношению к человеку как метафорическому вместилищу различных жидкостей: How did you feel during the argument? -1 felt like flipping the lid, что означает — говорящий был очень зол. Таким образом, в данной идиоме совмещаются как метонимические, так и метафорические признаки. То же относится и к идиоме to beat one's chest, употребляющейся в значении «публично раскаиваться, признаваясь в своих грехах или ошибках», причем, как правило,
реализуется коннотация неискренности действия, как например в предложении I didn't like the way the president was beating his chest today about his exceeding the budget this year. Известно, что в практике многих племен существовал обычай публично признаваться в своих грехах и бить себя при этом в грудь. Иногда человек мог вообще ничего не говорить, а просто бить в себя в грудь, что означало, что он совершил недостойной поступок, в котором он раскаивается. Данное действие служило неязыковым сигналом выражаемого значения. В дальнейшем, однако, по причине того, что язык является уникальным и универсальным средством выражения не только чувств, эмоций, но также и желаний, стремлений, — словом, всего, что мы хотим передать говорящему, практика ударять себя в грудь стала осуждаться как неязыковая, животная, не позволяющая сообщить той гаммы чувств, а также интеллектуальной информации, которую способен передать язык. Поэтому те, кто продолжал данную практику, стали рассматриваться негативно, как слишком явно привлекающие к себе внимание наиболее незамысловатым способом. Подобное поведение стало рассматриваться с подозрением, а людей, которые продолжали бить себя в грудь, стали считать лицемерными. Очевидно, по этой причине идиома to beat one's chest в современном английском языке приобрела негативное значение.
Одним из ключевых положений теории когнитивной метафоры и метонимии является тезис о том, что как метонимии, так и метафоры возникают в результате сенсорно-моторного опыта человека, то есть в результате комплексных психофизиологических
301
реакций на события и явления окружающего мира. Это подтверждается следующими когнитивными метафто-нимиями: more is up - less is down, health and life are up - sickness and death are down; affection is warmth. В основе первой метафтонимии лежат наблюдения за поведением и свойствами объектов: так, при наполнении какого-либо места предметами (книгами, вещами и т.д.) их объем будет увеличиваться — вверх и вширь (стакан воды, стопка книг и т.д.). Подобную физическую корреляцию мы переносим и на осмысление абстрактных понятий; не случайно мы говорим: My income rose last year в значении «доход увеличился» или The number of errors he made is incredibly low в значении «мало ошибок», или He is underage в значении «не достиг возраста взрослого человека, так как физически еще мал». Метафора health and life are up — sickness and death are down также обусловлена наблюдением за поведением здоровых и нездоровых людей: при хорошем самочувствии наше тело „__ как бы устремляется вверх — мы смо-302 трим на небо, испытываем импульс подпрыгнуть или мечтаем летать, как птицы. Когда мы нездоровы, то, как правило, стремимся принять вертикальное (прилечь) или полувертикальное (присесть) положение. Данные корреляции отражены в следующих примерах: He is at the peak of his health. She is in top shape. He fell ill. He is jumping for joy. He came down with the flu. Отметим, что когнитивная метафора 'life is up - death is down' частично отражает религиозно-мифологическое представление о жизни души человека после смерти: верующие полагают, что душа праведника после смерти устремляется на небеса (вверх)
и, таким образом, входит в вечную, блаженную жизнь. Душа грешника, напротив, устремляется в ад (вниз), не лишаясь при этом жизни, но подвергаясь тяжелым мукам в качестве наказания. В то же время после смерти тело погребают в землю, то есть вниз. Данные представления также отражены как в языковых, так и в когнитивных метафорах: He dropped dead. His health is declining. Метафтонимия affection is warmth проявляется в таких выражениях, как Yeltsin and Bush have a warm friendship. Too many requests can put any friendship on cold ice. He was cool to me. He is a block of ice. Данная метафтонимия обусловлена следующей корреляцией в физическом опыте: когда человек нам приятен, мы стремимся приблизиться к нему; неприятного человека, напротив, избегают, стараясь держаться от него на расстоянии. При нахождении на близком расстоянии мы ощущает тепло, исходящее от тела другого человека, что особенно ощутимо в замкнутых пространствах с большим количеством народа (метро, магазины с плохой вентиляцией т.д.). Поскольку когнитивная метафора прототипиче-ски представляет более абстрактное как более конкретное, происходит перенос физического опыта на психологическое состояние — дружбы, родственных и иных отношений и т.д., которые осмысливается как теплые, когда люди близки и приятны друг другу, и как холодные, когда люди отдалены друг от друга. Дж. Лакофф [7] считает, что основа когнитивной ме-тафтонимии affection is warmth закладывается в детстве, в процессе общения детей с родителями: когда мать прижимает к груди ребенка, обнимает его, он чувствует тепло и, по смежно-
сти, приятные ощущения от того, что его жалеют, ласкают, любят. Впоследствии этот ранний физический опыт общения становится когнитивной базой для осмысления абстрактного чувства привязанности и любви.
В качестве метонимий могут использоваться глаголы, обозначающие физическое действие человека с целью передачи его психологического состоянии: He always blushes when she enters the room. Is her TB any better? - She is coughing blood already. Sam jumps every time I touch him on the shoulder. When the mother saw that the child had spilt the milk all over the floor, she rolled her eyes. В данном случае покраснение кожи человека выступает симптомом смущения; кашель с кровью — признак серьезной болезни; вздрагивание (jumping) признак нервозности; закатывание глаз — симптом раздражения или утомления. Поскольку, называя одно состояние или действие, метонимии часто часто служат признаками, или сигналами, другого состояния или действия, их принято относить к знакам-индексам, в отличие от метафор, представляющих собой иконические знаки, то есть такие, в которых один предмет или явление воспринимается как внешне или внутренне похожий на другой. Так, в предложении We are just spinning our wheels отношения двух людей уподобляются завязшей в грязи машине, которая не в состоянии двигаться дальше.
Таким образом, в когнитивной лингвистике принято считать, что метафора и метонимия не всегда могут быть четко противопоставлены, представляя собой континуум, в ко-
тором метонимия, располагающаяся слева, может постепенно переходить в метафору, располагающуюся справа на метафтонимической шкале (см. рис. 2).
Так, если выражения to roll one's eyes, to frown, to put out the tongue, to blush употребляются как метонимии определенного психологического состояния, то выражения to burst a blood vessel, to hit the ceiling, blow one's own trumpet, to blow a fuse, to flip the lid, to go over the top, to beat one's chest употребляются исключительно метафорически, поскольку они уже не сопровождаются или не обязательно сопровождаются соответствующим физическим действием, что было характерно в далеком прошлом и иногда сохраняется в ряде культурных сообществ и по сей день.
Среди многочисленных функций когнитивной метафоры, наиболее релевантными и салиентными представляются следующие:
• Обслуживание определенных речевых актов: извинение (sorry for butting in), жалоба (I'd like to lodge a complaint), проверка понимания собеседником поступающей информации (Are you on the same wavelength?), сигнализирование непонимания информации (All this time I have been labouring under misapprehension).
• Фатическая функция (установление и поддержание контакта): The weather is aggravating. No hard feelings? Can't have your cake and eat it?
• Функция организации дискурса: окончание мысли, переход к новой мысли, связь между компонентами речи: at the end of the day, in the final
303
метонимия
метафтонимия метафора Рис. 2. Метафтонимическая шкала
analysis, to all intents and purposes, on balance, to add insult to injury.
• Точная передача информации в научных текстах и в специальных областях знаний. Эта функция реализуется преимущественно в терминоло-гизмах — особых комплексных лексических единицах, возникающих в ходе процесса терминологизации процесса, в результате которого «фразеологическая единица под влиянием специального контекста, в который она помещена, утрачивает образность, эмоциональность, оценочность — свойства фразеологических единицы — и вместе с этим развивает конкретное терминологические значение, истоки которого следует искать в денотативном значении самой ФЕ» [8, с. 119]. Терминоло-гизмы функционируют в таких областях, как экономика — to hit the ceiling (подниматься (о ценах)); act of God (катастрофа, вызванная природными явлениями и часто не предусматривающая выплат по страховке); политика — appeal to Caesar (обращение к избирателям в время выборов), favourite son (наиболее популярный политик, у ко-304 торого большие шансы победить на выборах); спорт — rough stuff (грубое нарушение правил), wooden spoon (участник, занявший последнее место в состязании); военное дело — Black Maria (немецкая бомба; полицейская машина), hot corner (эпицентр сражения); морское дело — Jacob's ladder (железная или канатная лестница); юриспруденция — bed and board (супружеские отношения), man of straw (подставное лица, которого за определенную плату наделяют специальными полномочиями, например, с тем чтобы он выступил в суде в поддержку или в осуждение обвиняемого). Несмотря на то, что в терминологизмах
утрачены или минимизированы образность, эмотивность и оценочность, по данным психолингвистических исследований [1], метафорическое значение хранится в долговременной памяти и активируется в специальном контексте наряду с конкретно-терминологическим значением, хотя и не используется для интерпретации соответствующего терминологизма при условии, что его значение является частью тезауруса языковой личности.
• Психотерапевтическая функция. Метафорический язык часто используется в практике психоанализа. В конце 1980-х гг. новозеландский психотерапевт Д. Гроув заметил, что во время сеанса пациенты, пережившие сильное эмоциональное потрясение, используют различного рода метафоры для описания травматического опыта. В начале XX века последователи Д. Гроува — Дж. Лоли и П. Томпкинс [9] — разработали специальную методику анализа метафорического языка пациентов, которая позволяет, с одной стороны, проникнуть в суть психологической проблемы, а с другой, при необходимости изменить образ, лежащий в основе когнитивной метафоры пациента, с негативного на более позитивный. Посредством серии специальных вопросов, психологи раскрывают образ, лежащий в основании метафоры, причину возникновения подобного образа, а также в каком направлении пациент хотел бы изменить этот образ. Исследования Дж. Лоли и П. Томпкинс показали, что изменение образа, лежащего в основании когнитивной метафоры, приводит к изменению психологического состояния, а впоследствии и поведения пациентов. В качестве примера авторы приводят директора крупной мно-
гонациональной компании, который испытывал сложности в деловых и межличностных отношениях с коллегами по работе, что и послужило причиной его обращения к психологам за советом относительного того, каким образом он мог бы изменить эти отношения к лучшему. В ходе терапевтического сеанса выяснилось, что в своих взаимоотношениях с коллегами директор неосознанно полагался на когнитивную метафору «работа — это война», подтверждением чему служат следующие метафорические выражения, на которые опирался пациент во время сеансов: I can't hold the line. I feel shell-shocked. I have to defend my people, the troops are falling by the wayside. I can lose it in the heat of the battle. В ходе последующих встреч Дж. Лоли и П. Томпкинс постепенно помогли изменить военную метафору, в основании которой лежит мрачный образ, на более позитивную: «работа — это игра в оркестре», в основе которой — принцип слаженной работы каждого участника, в результате чего рождается гармоничное произведение.
Не следует путать или отождествлять когнитивную метафору с языковой, хотя они, безусловно, связаны. Основные различия проходят по следующим критериям. Во-первых, когнитивные метафоры отражают специфику человеческого мышления и поэтому разделяются всеми представителями того или иного сообщества. Во-вторых, когнитивные метафоры всегда формулируются в виде пропозиций, в которых субъекту предложения (подлежащему) приписывается определенный признак, например: time is a commodity; the mind is a container; the mind is a brittle object; wealth is a hidden object; significant is big; see-
ing is touching; eyes are limbs; emotional effect is physical contact; love is a patient; ideas are fashions; ideas areplants; theories are buildings; vitality is a substance [10]. Как можно видеть из приведенных формулировок, в речи мы не используем таких выражений, не говорим «любовь — это пациент», а «идеи — это растения». Данные формулировки были выведены индуктивно в результате анализа многочисленных речевых произведений, предметом которых выступают идеи, любовь, деньги, ум и т.д. В-третьих, лингвистические (языковые) метафоры находятся в отношениях подчинения к когнитивным метафорам. В-четвертых, поскольку когнитивные и языковые метафоры отражают разные уровни обобщения информации — ментальный и языковой — возникает следующее любопытное явление: в то время как выведенная определенным сообществом когнитивная метафора, как правило, не оспаривается его представителями, разногласия в отношении языковых манифестаций когнитивной метафоры — вполне обычное явление, не связанное с семантической приемлемостью/неприемлемостью предложения. Рассмотрим классический пример Дж. Лакоффа и М. Джонсона Time is money. В данном случае речь идет, прежде всего, о языковой метафоре, воплощенной в виде паремиологического высказывания и представляющей собой частный случай обобщающей когнитивной метафоры «время — ценный ресурс» (Cf. англ. time is a valuable resource). Вряд ли можно не согласиться с тем, что время — это ресурс, который может быть использован определенным образом. Однако с различными языковыми воплощениями данной метафо-
305
306
ры мы можем и не соглашаться: для кого-то время действительного деньги, а для кого-то — нет. Достаточно вспомнить художников-импрессионистов начала XX века, многие из которых были бедны и остро нуждались в деньгах, но несмотря на этого они не работали, а посвящали все свое свободное время творчеству — написанию картин. В психологии и экономике известен термин «эффект обладания», сущность которого заключается в том, что, имея что-то в наличии на протяжении долгого периода времени, человек начинает оценивать этот ресурс выше, причем иногда значительно выше, чем его примерная рыночная стоимость. Этот эффект действует как в отношении материальных, так и нематериальных благ. Поскольку время — то, чем обладают все люди с самого рождения, далеко не все соглашаются «продать» свое время за деньги, если есть возможность этого не делать. Именно поэтому не все вступающие в трудовой возраст жаждут работать: личное время, которое можно потратить на друзей, чтение, развлечения, путешествия и т.д., осмысливается в концептуальном пространстве не как экономический ресурс, а как исчерпа-емый духовный ресурс (в широком смысле этого слова). Еще раз подчеркнем, что выражение Время - деньги — это языковое воплощение когнитивной метафоры время - ценный ресурс. Как следствие расхождения когнитивной и языковый типов метафор, последние выражаются лексемой или фразой, но не пропозицией. Так, при рассмотрении предложения This lawyer is a shark было бы странно утверждать, что есть когнитивная метафора адвокаты - это акулы, так как это языковые воплощение обобщающей
когнитивной метафоры люди - это животные, которая может проявляться в разнообразии языковых метафор, упомянутых выше — He is a pig, a swine, a lone wolf и т.д. В приведенном примере языковой метафорой является не все выражение, в только лексема shark, употребляющаяся в метафорическом значении жадного, беспринципного человека — значении, разделяемом лексемой loan-shark.
На основе изложенного выше можно заключить, что исследование когнитивной метафоры продолжает оставаться актуальным для различных направлений лингвистических, психолингвистических и когнитивных исследований, поскольку метафора отражает специфику и динамику когнитивных процессов, а также находит практическое применение в области психоанализа, мотивированного обучения родному и иностранному языкам, обучения эффективному межкультурному общению, которое возможно только при знании соответствующих культурно-исторических реалий, лежащих в основе многих культурно маркированных метафор. Кроме того, дальнейшее изучение связи метафоры и метонимии способствует более четкому выявлению психосоматических процессов, лежащих в основе указанных явлений.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Никулина, Е.А. Взаимодействие и взаимовлияние терминологии и фразеологии современного английского языка [Текст] / Е.А. Никулина. - М.: Прометей, 2004. - 228 с.
2. Altman, M. Understanding embodiment: psychological models in traditional medical systems [Text] / M. Altman // Evans V., Pourcel S. (eds.). New directions in
cognitive linguistics. - Amsterdam: John Benjamins, 2009. - P. 311-330.
3. Geary, J. I Is an Other: The Secret Life of Metaphor and How It Shapes the Way We See the World [Text] / J. Geary. -New York, London: Harper Perennial, 2011. - 297 p.
4. Kövecses, Z. Language, mind and culture [Text] / Z. Kövecses. - Oxford, New York: Oxford University Press, 2006. - 397 p.
5. Kövecses, Z. Metaphor in culture. Universality and variation [Text] / Z. Kövecses. - Cambridge: Cambridge University Press, 2007. - 314 p.
6. Lakoff, G. Women, fire and dangerous things. What categories reveal about the mind [Text] / G. Lakoff. - Chicago and London: The University of Chicago Press, 1990. - 614 p.
7. Lakoff, G. Philosophy in the flesh: The embodied mind and its challenge to Western thought [Text] / G. Lakoff, M. Johnson. - New York: Basic Books, 1999. - 640 p.
8. Lakoff, G. Metaphors We Live By [Text] / G. Lakoff, M. Johnson. - Chicago: University of Chicago Press, 2003. - 265 p.
9. Lawley, J. Metaphors in mind [Text] / J. Lawley, P. Tompkins. - London: The Developing Company Press, 2000. -336 p.
10. Sjöström, S. From vision to cognition. A study of polysemy in Swedish [Text] / S. Sj^t^m // Allwood J., Gärdern-fors P. (eds.). Cognitive semantics. Meaning and cognition. - Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins, 1999. - P. 67-85.
11. Wells, H.G. Ann Veronica [Text] / H.G. Wells. - London: Benn, 1927. -332 p.
REFERENCES
1. Altman M., "Understanding embodiment: psychological models in traditional medical systems", in: New directions in cognitive linguistics. V. Evans, S. Pourcel (eds.), Amsterdam: John Benjamins, 2009, 311-330.
2. Geary J., I Is an Other: The Secret Life of Metaphor and How It Shapes the Way We See the World, New York, London, Harper Perennial, 2011, 297 p.
3. Kovecses Z., Language, mind and culture, Oxford, New York, Oxford University Press, 2006, 397 p.
4. Kovecses Z., Metaphor in culture. Universality and variation, Cambridge, Cambridge University Press, 2007, 314 p.
5. Lakoff G., Johnson M., Metaphors We Live By, Chicago, University of Chicago Press, 2003, 265 p.
6. Lakoff G., Johnson M., Philosophy in the flesh: The embodied mind and its challenge to Western thought, New York: Basic Books, 1999, 640 p.
7. Lakoff G., Women, fire and dangerous things. What categories reveal about the mind, Chicago and London, The University of Chicago Press, 1990, 614 p.
8. Lawley J., Tompkins P., Metaphors in mind, London, The Developing Company Press, 2000, 336 p.
9. Nikulina E.A., Vzaimodejstvije i JQJ vzaimovliyanije terminologii i frazeolo-
gii sovremennogo anglijskogo yazyuka, Moscow, 2004, 228 p. (in Russian)
10. Sjostrom S., "From vision to cognition. A study of polysemy in Swedish", in: Cognitive semantics. Meaning and cognition. Jens Allwood, Peter Gardernfors (eds.), Amsterdam, Philadelphia, John Benjamins, 1999, 67-85.
11. Wells H.G., Ann Veronica, London, Benn, 1927, 332 p.
Лаврова Наталия Александровна, доктор филологических наук, доцент, кафедра лексики и фонетики английского языка, Московский педагогический государственный университет, lavruscha@gmail.com
Lavrova N.A., ScD (Philology), Associate Professor, English Lexicology and Phonetics Department, Moscow State Pedagogical University, lavruscha@gmail.com
