CC BY
37Казаков А.А.
КОГДА БЫЛ НАПИСАН ВОЛОКОЛАМСКИЙ ПАТЕРИК?
К НАУЧНОЙ ДИСКУССИИ
Наиболее аргументированный ответ на вопрос о времени создания Досифеем Топорковым Волоколамского патерика, представляющего собой «сборник житий монахов Иосифова Волоколамского, Пафнутьева Боровского и других монастырей, составленный по образцу древних переводных и оригинальных сборников» (Лурье, 1989: 163), был предложен еще В.О. Ключевским. Историк обратил внимание на повесть о Макарии Калязин-ском в составе Патерика и предположил, что она была создана не ранее 1547 г., поскольку, рассказывая о чудесах, случившихся вслед за обретением мощей калязинского подвижника, Досифей ссылался на некое «писание». Это «писание», как полагал В.О. Ключевский, представляло собой Житие Макария, автор которого отметил, «что оно составлено было в 64 -й год по смерти преподобного, следовательно, в 1546-47 г.» (Ключевский, 1989: 289-290).
Повесть «О отцы Макарии Калязиньском» в составе Волоколамского патерика содержит, среди прочего, и известия об обретении мощей преподобного Макария. «И повсегда многи чюдеса бываху от честых его мощей в славу Богу, якоже о них въписание свидетельствует», — особо подчеркивает Досифей (Древнерусские патерики, 1999: 93). Можно предположить, автор Повести опирался отнюдь не на позднее Житие — ведь в основе его рассказа о Макарии лежат воспоминания Иосифа Волоцкого, посещавшего во второй половине 1470-х гг. Калязинский монастырь (Великие Минеи, 1868: 558-559), — а на Сказание об обретении мощей калязинского подвижника, первоначальная редакция которого была создана в 1522/23 гг., вскоре после открытия мощей 26 мая 1521 г. (Гадалова, 2011: 43 след.). Правда, впоследствии первоначальная редакция Сказания была переработана в Минейную. Однако Досифей Топорков, вероятно, был знаком все же с Первоначальной редакцией. По наблюдениям Г.С. Гадаловой, в Первоначальной и Минейной редакциях разнятся мотивы, по которым купец Михаил Воронков задумал возведение каменной церкви в Калязинском монастыре, при сооружении фундаментов которой и были обнаружены мощи преподобного. «Если в исходном тексте купец, имея средства, решил воздвигнуть каменную церковь из любви к святому, то в Минейной редакции Сказания эта мысль приходит к нему тогда, когда он попадает в беду» (Гадалова, 2011: 58). В патериковой повести упоминается «некий человек в Кашине, благочестив и богат зело, именем Михаил, прозванием Воронков», который, «имея веру к святому, всхоте церковь камену сотворити в его монастыре» (Древнерусские патерики, 1999: 93), что обнаруживает близость как раз к Первоначальной редакции Сказания и, соответственно,
позволяет предположить, что Повесть о Макарии Калязинском была написана Досифеем в скором времени после обретения мощей преподобного.
К тому же не в пользу поздней датировки сочинения Досифея Топоркова свидетельствует сюжет о попе-еретике, общий для Волоколамского патерика и минейного Жития Иосифа Санина, составленного Саввой Черным спустя тридцать лет после кончины волоцкого игумена (Великие Минеи, 1868: 453):
Минейное Житие
И в некий день служив литор-гию, прииде в дом свой, потырь имея в руку своею, пещи тогда го-рящи, и волиа ис потыря в пещь, отойде; а подружие его варящее ястие, и узре в пещи во огни отроча младо, и глас от него изыде, глаголя: ты мя здесь огню предаде, а аз тя предам вечному огню. И абие отвер-зося покров избы, и прилетешя две птицы великии, и взяше отроча, и полетеша на небо; таже покров ста, якоже и преже. И жена сиа видя, бысть в велице страсе, и ужас напа-де на нь; и поведаша сиа въскрай ея живущим съседам (Великие Минеи, 1868: 474-475).
Волоколамский патерик
И служив литургию, прииде в дом свой, и потырь имея в руку своею. Пещи тогда горящи, а подружие его, стоя, брашно варяше. Он же, волиа ис потыря в огнь пещный, отъиде. Подружие же его возре в пещь и виде во огни отрочя мало. И глас от него изыде, глаголя: «Ты мене зде огню предаде, а аз тебе та-мо вечному огню предам». Абие отверзеся покров у избы, и жена зрит: прилетели две птицы велики и, взяша отроча ис пещи, полетеша на небо. (Ей ся видели птицы, ано то ангели). И покров избный по обы-чею стал. Она же в страси бывши, и не поведа никому же. Имяше же некую знаему жену, иже часто к ней прихожаше, живущу близ дому того мужа, иже ми сказа. И яко обычна ей сущи и верна, поведа ей, еже сотвори муж ея поп и како виде отроча во огни и глас от него слыша. Слышавши же, и та страхом одержима бе, исповеда мужу своему. Муж же еа знаем бе тому, еже мне сказа, ис-поведа ему еже слыша от жены своеа. Он же нам исповеда (Древнерусские патерики, 1999: 84-85).
Текстуальные параллели в памятниках очевидны, а характер сюжета в Патерике пространнее и гораздо более информативный по сравнению с рассказом минейного Жития. В Волоколамском патерике довольно четко зафиксировано происхождение рассказа: согласно Досифею Топоркову, его поведали Иосифу Волоцкому «Феодосие-живописець и ученик его Фе-одор» (Там же), в то время как Савва Черный ограничился указанием, что
информатором волоцкого игумена был «некий живописец, именем Феодо-сие, сын живописца Дионисиа мудраго» (Великие Минеи, 1868: 474). К тому же среди особенностей сочинения Саввы Черного отмечают «общую направленность Жития, замечательного отсутствием чудес» (ВшЬкоуйсИ, 1992: 18), в то время как сюжет о попе-еретике непосредственно связан с вмешательством небесных сил. Также подчеркивалось, что Досифей при работе над патериком «задался целью доказать существование среди своих современников чудесного» (Седельников, 1929: 772). Поэтому можно оценивать рассказ о попе-еретике в минейном Житии как заимствование из Волоколамского патерика, соответствующий сюжет которого был известен приступившему в 1545/46 г. к работе над текстом Савве Черному.
Тем не менее, предложенная В.О. Ключевским датировка памятника, будучи довольно спорной, прочно укоренилась в историографии (Смирнов, 1917: 162-163; Дмитриева, 1988: 202-203; Романова, 2011: 122). Проблема осложняется тем, что авторский список Волоколамского Патерика к настоящему времени утрачен (Ольшевская, 1987: 39). Впрочем, на основании сохранившегося описания утраченной рукописи Московской епархиальной библиотеки № 664, сделанного П.М. Строевым (Строев, 1891: 201), можно высказать некоторые соображения относительно времени создания памятника.
Содержание сборника позволяет отождествить большинство его частей с повестями Волоколамского патерика. П.М. Строев указывает на «отрывок..., содержащий историческое известие о месте, на коем основан Волок Ламкий», «Повести отца Пафнутия», рассказ «О отце Макарии Ко-лязинском» — названные произведения совпадают с отдельными повестями Волоколамского патерика (Древнерусские патерики, 1999: 81-82, 9293, 95-100).
Другое дело, что описанные П.М. Строевым тексты, по-видимому, имели вполне самостоятельный характер, не будучи еще включены в состав единого произведения, каковым стал Волоколамский патерик. В пользу этого говорит и их последовательность, отличная от последовательности в сохранившемся списке Патерика ГИМ, Синод. собр. № 927, и тот факт, что отдельные произведения, вошедшие в Патерик, в списке Епарх. № 664 отделены друг от друга произведениями, никогда в него не входившими. Так, рассказы об основании Волоколамска и о Пафнутии Боровском отделяет друг от друга «Слово о жительстве отца Пафнутия, иже в Боровсце», неизвестное в иных списках. А «Повести отца Пафнутия» и рассказ «О отце Макарии Колязинском» разделены «Надгробным словом преподобному Иосифу», бытовавшему как вполне самостоятельное произведение. Примечательно, что в сборнике РГБ, ф.113 (Волок. собр.) № 530 на лл. 572-589об. читаются «Повести отца Пафнутия Боровского», что может говорить об их относительно длительном существовании в качестве самостоятельного произведения. Вероятно, между написанием отдельных повестей
и последующим составлением Волоколамского патерика могло пройти какое-то время. К тому же в предисловии к Синодальному списку Волоколамского патерика Досифей сообщил, что прежде «отца Иосифа надгробными словесы почтохом» (Древнерусские патерики, 1999: 83), то есть патерик был сведен позже составления «Надгробного слова».
Датировка П.М. Строевым сборника Епарх. № 664 началом XVI в. представляется ошибочной. Если составление письменных рассказов о Пафнутии Боровском еще можно отнести к этому времени, то «Надгробное слово» могло быть составлено только после 9 сентября 1515 г., когда скончался Иосиф Волоцкий, рассказ о Макарии Калязинском — после обретения его мощей 26 мая 1521 г., а повествование о монахе Никандре, постригшемся на Волоке вскоре после стояния на Угре, и проведшего в монастыре «лет 40 и 3» (Древнерусские патерики, 1999: 88-89), вероятно, было создано не ранее середины 20-х гг. XVI в. К тому же влияние отдельных сюжетов, в частности, «легенды о шествии Батыя в новгородскую землю», известной из включенных в Патерик рассказов Пафнутия Боровского, отражено в тексте Русского Хронографа, составленного в 1516-1522 гг. при активном участии Досифея Топоркова (Седельников, 1929: 770771). Поэтому отдельные произведения патерикового характера, вероятно, были написаны на протяжении 1510-х — 1520-х гг., а уже затем многие из них были объединены в Патерик.
Не исключено, что предпосылкой к объединению отдельных повестей в единый Патерик стала редакторская работа Досифея Топоркова над текстом Синайского патерика, осуществлявшаяся в 1528-1529 гг. с благословения новгородского архиепископа Макария (Смирнов, 1917: 148-150, 160-161). Сравнивая вступительные части обоих патериков, И.М. Смирнов обнаружил, что «автор Волоколамского патерика повторяет у себя план Предисловия к Синайскому Патерику (только с несколько иным распорядком частей)», а также «он часто пользуется, для выражения одних и тех же мыслей, уже готовыми оборотами речи», при этом исследователь привел внушительное число такого рода примеров (Смирнов, 1916: 179-181). Следовательно, Волоколамский патерик едва ли мог быть составлен из отдельных частей ранее начала 1530-х гг. По предположению Л.А. Ольшевской, «скорее всего, агиографическое произведение Досифея о святых "иосифлянской школы" появилось в 30-ые годы XVI в., и связано с церковным собором 1531 г., на котором были осуждены за непризнание каноничности монастырского землевладения и новых святых, патронов "иосифлян" Максим Грек и Вассиан Патрикеев» (Ольшевская, 1987: 51). Соображения исследовательницы представляются справедливыми, но нуждаются в конкретизации.
«Подщахся писанию предати таковая, — сообщает Досифей о непосредственных причинах к написанию Волоколамского патерика, — елика от древних святых бываемая и от сущих в нашей земли святых, глаголю-
щих ради и неправе мудрствующих, яко в нынешняя времена такова знамения не бывают: сиа глаголюще, хотяще и на преже сущая знамениа ложь положити, не ведуще, яко и ныне той же Бог, сам и святыми своими, до скончяния века творит чудеса» (Древнерусские патерики, 1999: 83). В ходе соборных разбирательств 1525 и 1531 гг. выяснилось, что Максим Грек скептически относился к чудотворениям Пафнутия Боровского, поскольку тот «держал села, и на денги росты имал, и люди и слуги держал, и судил, и кнутьем бил», причем такое мнение сложилось у Максима не без влияния Вассиана Патрикеева (Судные списки, 1971: 112-113). А сам Вассиан, как показал соборный суд 1531 г., весьма резко отзывался о Макарии Каля-зинском: «Сказывают, в Колязине Макар чюдеса творит, а мужик был сельской» (Казакова, 1960: 297). Поэтому выпад Досифея Топоркова против «неправе мудрствующих», не признающих новых чудотворцев, вероятнее всего, относился к Максиму Греку и Вассиану Патрикееву.
С другой стороны, совершенно очевидно, что такой выпад стал возможен лишь после 1531 г., когда был осужден «князь-инок» Вассиан, имевший серьезное влияние на великого князя Василия III. В «Надгробном слове Иосифу Волоцкому», составленном, вероятно, в 20-ые гг. XVI в., До-сифей Топорков, рассказывая о судьбе волоцкого инока Арсения Квашнина, своевольно покинувшего Иосифов монастырь, за что понес наказание свыше — расслаблением и немотой (Надгробное слово, 1865: 178-179), выпустил весьма интересные подробности, о которых распространяется Савва Черный. Согласно его свидетельствам, инок Арсений отправился с Волока в Кирилло-Белоозерский монастырь, где «на обитель преподобнаго отца Иосифа, яко гневаяся и укаряя и поношаа, глумяся, глаголя: как опо-добися Иосифова обитель сей святой обители!», после чего и был поражен параличом (Великие Минеи, 1868: 495-497). Возможно, отсутствие в «Надгробном слове» подробностей перехода Арсения Квашнина на Бело-озеро и его негативного отношения к Иосифову монастырю связано с тем, что Досифей Топорков намеренно пытался избежать каких-либо намеков на нестроения между иноками этих обителей и, соответственно, не позволял себе выпадов против Вассиана Патрикеева, когда тот пользовался расположением Василия III. Ситуация могла измениться лишь с падением «князя-инока». Интересно наблюдение А.Д. Седельникова, обнаружившего много общего между инкриминируемыми Вассиану на соборном суде еретическими суждениями и обличением ересей в «Изложении о вере», вводной статьи к Русскому Хронографу по списку 1538 г. (Седельников, 1929: 760-763). В этой связи очевидно, что Волоколамский патерик как цельное произведение мог быть сведен из отдельных повестей и отрывков только после 1531 г., возможно, вслед за осуждением Вассиана Патрикеева.
С учетом вышесказанного можно сделать вывод, что Волоколамский патерик создавался в два этапа: в 1510-ые — 1520-ые гг. Досифеем Топор-
ковым были собраны, обработаны и записаны отдельные повести, которые, вероятно, вскоре после 1531 г. вошли в состав единого Патерика.
БИБЛИОГРАФИЯ
Великие Минеи Четии, собранные Всероссийским митрополитом Макари-ем. Сентябрь. Дни 1 — 13. СПб., 1868.
Гадалова Г.С. Сказания об обретении мощей преподобного Макария Каля-зинского: исследование и тексты // Русская агиография: Исследования. Материалы. Публикации. СПб., 2011. Т. 2. С. 43-75.
Дмитриева Р.П. Досифей Топорков // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Ч. 1. Л., 1988. С. 201-203.
Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик / Издание подготовили Л.А. Ольшевская и С.Н. Травников. М., 1999. Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1989.
Лурье Я.С. Патерик Волоколамский // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Ч. 2. Л., 1989. С. 163-166.
Надгробное слово преподобному Иосифу Волоколамскому ученика и сродника его инока Досифея Топоркова / Издание подготовил К.И. Невоструев // Чтения в обществе любителей духовного просвещения. 1865. Кн. 2. С. 153-170.
Ольшевская Л.А. Досифей Топорков: (Опыт реконструкции биографии писателя на основе документальных и литературных источников XV — XVI вв.) // Факт, домысел, вымысел в литературе. Иваново, 1987. С. 38-52. Романова А.А. Иосифо-Волоколамский патерик // Православная энциклопедия. М., 2011. Т. 26. С. 122-124.
Седельников А.Д. Досифей Топорков и Хронограф // Известия Академии Наук СССР. Серия VII. 1929. № 9. С. 755-773.
Смирнов И.М., свящ. Материалы для характеристики книжной деятельности Всероссийского митрополита Макария // Богословский вестник. 1916. Т. 2. № 5. С. 163-189 (3-я пагинация).
Смирнов И.М., свящ. Синайский патерик в древнеславянском переводе. Сергиев Посад, 1917. Ч. I-II.
Строев П.М. Описание рукописей монастырей Волоколамского, Новый Иерусалим, Саввино-Сторожевского и Пафнутиева-Боровского. СПб., 1891.
Судные списки Максима Грека и Исака Собаки / Издание подготовил Н.Н. Покровский. М., 1971.
Bushkovitch P. Religion and Society in Russia: The Sixteenth and Seventeenth Centuries. New-York — Oxford, 1992.
