CC BY
89
УКД 801.81
Е.А. Осьминина
доктор филологических наук,
профессор каф. мировой культуры ФГН МГЛУ;
e-maiL: eLeosminina@maiL.ru
«КИТАЙСКИЕ СТИХИ» БАЛЬМОНТА И БРЮСОВА: ЗАГЛАВИЕ И ЖАНР
В статье рассматриваются стихотворения К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова, имеющие в заглавии эпитет «китайский». Показано, что в сонетах «Китайское небо» и «Китайская греза» Бальмонт излагает древние мифы, жанр стихотворений - баллада. В «Китайских стихах» Брюсова воспроизведен такой прием китайской поэтики, как параллелизм, одно из стихотворений может быть соотнесено с жанром ши. В целом эпитет «китайский» обозначает не жанр, а стиль произведений: шинуазри.
Ключевые слова: Бальмонт; Брюсов; китайская поэтика; стиховедение; шинуазри.
E. A. Osminina
Doctor of PhiLoLogy, Professor, Department of WorLd CuLture, FacuLty of Humanities, Moscow State Linguistic University; e-maiL: eLeosminina@maiL.ru
"CHINESE POEMS" BY BALMONT AND BRYUSOV: THE TITLE AND THE GENRE
The articLe discusses poems by K. D. BaLmont and V. J. Brusov that contain the epithet "Chinese". In the sonnets "The Chinese sky" and "The Chinese dream" BaLmont represents ancient myths, the genre of the poems is the baLLade. In "Chinese poetry" Bryusov uses paraLLeLism - a technique of Chinese poetics. In generaL, the epithet "Chinese" refers not to the genre, but the styLe of the works: chinoiserie.
Key words: BaLmont; Bryusov; Chinese poetics; prosody; chinoiserie.
В названии ряда стихотворений Брюсова и Бальмонта о Китае (не во всех) присутствует эпитет «китайский». У Бальмонта это «Китайское небо» и «Китайская греза», у Брюсова - цикл «Китайские стихи». Такой же подзаголовок - «Китайские стихи» ставит и Гумилев к ряду произведений из книги «Фарфоровый павильон».
Что обозначает этот эпитет? С чем он связан: с темой, образами, жанром, определенными приемами? Можно ли его считать обозначением «подражания», и что в таком случае, подражание? М. Л. Гаспа-ров писал о Брюсове: «Едва ли не впервые в истории русской поэзии
он начинает разрабатывать поэтику подражания как специфического, внутренне определившегося жанра» [Гаспаров 1977, с. 11].
Для ответа на эти вопросы следует разобрать означенные стихотворения. Согласно хронологии - сначала о Бальмонте. Сонеты «Китайское небо» и «Китайская греза» были опубликованы в его сборнике «Сонеты солнца, меда и луны» в 1917 г., вместе с пятью другими произведениями на китайскую тему; но не было первым обращением поэта к дальневосточной культуре.
Еще в 1897 и 1902 гг. Бальмонт ездил в Оксфорд, работал в Бод-леянской и Тайлоровской библиотеках. В 1879-1910 гг. в издательстве Оксфордского университета вышла серия «Священные книги Востока» (Sacred Books of the East), под редакцией знаменитого фольклориста М. Мюллера: переводы священных текстов Индии, Китая, Египта, Персии, Аравии на английский язык. Бальмонт был знаком с изданием [Бонгард-Левин, с. 8]. В нем опубликованы три книги из конфуцианского пятикнижия: «Шу цзин» (1879), «И цзин» (1882), «Ли цзи» (1885), и даосские трактаты «Дао де цзин» (1891) и «Чжуан-цзы» (1891), все в переводах на английский язык Джеймса Легга. В 1898 г. он же перевел «Ши цзин». Бальмонт мог воспользоваться и работами Легга, и очень вольным пересказом китайских стихотворений на французском языке в «Книге нефрита» (1867) у Ж. Готье. В результате отрывки из «Дао де цзина», одна песня из «Ши цзина» и три переложения стихотворений Ван Чан Лина, Ду Фу и Ли Бо (Бальмонт называл их соответственно Уанг-Чанг-Линг, Тху-Фу и Ли-Тай-Пе), - вошли в книгу поэта «Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних. Костры мирового слова» (1908).
«Китайское небо» и «Китайская греза» были написаны позднее и опубликованы в сборнике «Сонеты солнца, меда и луны. Песня миров» (1917). В июле 1915 г. поэт сообщил Е. Цветковской: «Читаю "Мифы китайцев" - и прошу ... поискать у Вольфа или Суворина того же С. Георгиевского книги "Первый период китайской истории" (3 р.) и "Принципы жизни Китая" (2 р. 50 коп.)». [Азадовский, Дьяконова 1991, с. 33]. Имелся в виду труд С. М. Георгиевского «Мифические воззрения и мифы китайцев» (1882), по которым Бальмонт и изложил материал.
В первом сонете - это миф о «божестве-устроительнице Нюй-гуа» [Бодде 1977, с. 382] или о «прародительнице Нюй-ва» [Рифтин 1998,
с. 653]. При сравнении стихотворения и текста синолога можно увидеть прямое соответствие. У Бальмонта:
Земля - в Воде. И восемью столбами
Закреплена в лазури, где над ней
Восходит в Небо девять этажей.
Там Солнце и Луна с пятью Звездами.
Семь сводов, где Светила правят нами.
Восьмой же свод, зовущийся Ва-Вэй,
Крутящаяся Привязь, силой всей
Связует свод девятый как цепями.
Там Полюс Мира. Он сияет вкось.
Царица Нюй-Гуа, с змеиным телом,
С мятежником Гун-Гуном билась смелым.
Упав, он медь столбов раздвинул врозь.
И из камней Царица, пятицветных,
Ряд сделала заплат, в ночи заметных [Бальмонт 1917, с. 108]. У Георгиевского:
Земля утверждена на восьми столбах и плавает на воде. На окраинах земли стоят восемь столбов (из них тот, который находится на хребте Кунь-лунь, сделан из меди); на эти столбы опирается небо. Последнее есть не единый свод, а цзю-чун (47) - "девять этажей", т. е. девять сводов, расположенных один над другим; каждый из семи нижних сводов является ареною самостоятельного движения той или другой из семи известных (древним китайцам) планет (солнце, луна, Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн); восьмой свод движется вместе с находящимися на нем звездами вокруг полярной звезды и удерживается от падения ва-вэй (48), т. е. "кружащеюся (крутящеюся) привязью", которая прикреплена одним концом к полюсу, утвержденному на девятом своде. Такова воображаемая архитектоника мира. Осталось, однако, непонятным для древних китайцев, почему северный полюс приходился не прямо над их головами, почему свод звездного неба был видимо покосившимся <...>. Ничего не бывает без причины, требовалось объяснение и для этой, так сказать, покривленности мира. Таковое было подыскано и дано в следующем мифе. Некогда (в XXIX, говорят, веке до Р.Х.) Китаем управляла государыня Нюй-гуа (49), имевшая тело змеи и обладавшая от рождения почти божественною мудростию. При конце
жизни Нюй-гуа вассальный князь Гун-гун (50), исполненный честолюбия, поднял знамя бунта. Государыня отправила войска против мятежника, и он, проиграв сражение, был убит. Пред своею смертью, Гун-гун ударился головою о гору Бу-чжоу (51), находившуюся в западной части хребта Кунь-лун, и подломил медный столб, поддерживающий небеса, вследствие чего два высших свода склонились на северо-западе, а земля опустилась в своем юго-восточном углу. Желая по мере возможности исправить причиненные Гун-гуном повреждения и удержать на будущее время небеса и землю от обвала, Нюй-гуа растопила в огне пятицветные камни и заделала ими образовавшееся в небе отверстие... [Георгиевский 1882, с. 12-13].
Второй сонет «Китайская греза» относится к части мифа, который можно назвать мифом «о наводнении» [Бодде 1977, с. 394] или о «культурных героях» [Рифтин 1998, с. 655] (Рифтин). Представляется, что Бальмонт по-прежнему идет по пути Георгиевского, хотя соответствия не такие полные.
У Бальмонта:
Вэй-Као полновластная царица. Ея глаза нежней, чем миндали. Сравняться в чарах с дивной не могли Ни зверь, ни рыбка, ни цветок, ни птица.
Она спала. Она была девица. С двойной звезды, лучившейся вдали, Два духа легкокрылые сошли. Душистая звездилася ложница.
И с двух сторон к дремавшей подойдя, Кадильницу пахучую качали. Цветы на грудь легли, их расцвечали.
И зачала от этого дождя. И, сына безболезненно рождая,
Она и в нем была звездой Китая [Бальмонт 1917, с. 140].
У Георгиевского:
Мать императора Юя, положившего (в 2205 г. до Р.Х.) основание Ся, первой династии в Китае, видела падающую звезду, от мысли которой зачала, после того как проглотила перл (посланный одним из духов) [Георгиевский 1882, с. 76].
Таким образом, подражания Бальмонта - это подражание в теме, сюжете с использованием мифологических образов и имен. В современном литературоведении это называется поэтическим фольклориз-мом. Если рассмотреть жанр его сонетов, то в европейской классификации их можно отнести к балладе в старинном ее определении как «эпического, преимущественно небольшого по размерам произведения, в котором преобладает фантастический элемент» [Смирновский 1914, с.103].
Китайские первоисточники для сонетов следующие: для «Китайского неба» - «Хуайнань-цзы» (II в. до н. э.) и «Лунь хэн» Ван Чуна (27 - ок. 100 г. н. э.); для «Китайской грезы» - «Шу цзин». «Хайнань-цзы» переводится как «Учители из Южного заречья реки Хуай», это философский трактат. «Лунь хэн» - «критические суждения и оценки»; жанр лунь, «суждения», относится в вэнь, изящной словесности, в жанровой классификации Сяо Туна (VI в.). Для «Шу цзина», «Книги истории» (Х^-Х1 вв. до н. э.) можно воспользоваться указанием Н. Федоренко: иероглиф цзин, изначально обозначающий «основу ткани», затем приобрел производное значение, «основополагающие канонические книги кофуцианской школы» [Федоренко 1987, с. 4].
Если обратиться к истории китайский поэтики, то в первом периоде древности (в «Ши цзине») существовали поэтические жанры фэн (песни), я (оды) и сун (гимны). Во втором периоде (до III в. н. э.) выделяется песенная поэзия юэфу, где есть лирические песни, древние баллады, отрывки из древних народных сказаний. Если учесть, что сонет возник как упрощенная форма канцоны, т. е. хороводной песни, можно попробовать соотнести «Китайское небо» и «Китайскую грезу» с юэфу, но представляется, что Бальмонт просто шел от твердой формы сонета, подгоняя под нее мифологический сюжет.
Возможно, Брюсов обратился к китайской тематике не без влияния Бальмонта. Задумывая в 1909 г. книгу «Сны человечества», он предполагал раздел «Серединное царство. Китай: 1, 2, 3. Из книги Чи-Кинг. 4, 5. В манере Ту-фу. 6. Хор из драмы. 7, 8. Из поучений Лао-Тзе. 9, 10. Из поучений Кон-Фу-Тзе (Конфуций). 11, 12. Народные песни» [Брюсов 1973, с. 464]. В набросках предисловия к этой книге он называл своими предшественниками Гердера, Гюго и Бальмонта («Зовы древности» которого появились в 1908 г.). Но в публикации отрывков из «Снов человечества» в 1913 г. китайских стихов не было.
Брюсов написал их позднее, в декабре 1914 г. в Варшаве, в бытность военным корреспондентом газеты «Русские ведомости». Всего он сочинил пять стихотворений, под четвертым и пятым поставлена одна и та же дата - «16 дек. 1914» [Брюсов, л. 15]. Два из них, первое и четвертое, были опубликованы в сборнике Брюсова «Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам» (1918) под заглавием «Из китайской поэзии» с подзаголовком «Параллелизм».
Именно здесь был реализован замысел, сформулированный еще в набросках к «Снам человечества»: «Представить своим читателям образцы всех приемов, каким пользовался человек, чтобы выразить лирическое содержание своей души ... не только в примерах познакомить научно с поэзией прошлого, столько дать ее почувствовать в художественных созданиях. Для такой цели подражания оригинальные произведения, написанные в духе определенной эпохи, мне представляются более отвечающими цели, нежели стихотворные переводы» [Брюсов 1973, с. 461].
Какие же приемы и какой дух представлены в китайских «опытах»? Подзаголовок «параллелизм» поэт поясняет в примечаниях: «Система параллелизма состоит в том, что каждое двустишие образует одно целое, причем второй стих состоит из образов, параллельных образам первого» [Брюсов 1918, с. 180].
Этот прием виден в обоих опубликованных стихотворениях:
I
Твой ум - глубок, что море!
Твой дух - высок, что горы!
II
Все дни - друг на друга похожи;
Так муравьи - одинаково серы.
Знай заветы - работать, чтить старших и голос Божий,
Завяжи узел - труда, почтенья, веры [Брюсов 1918, с. 70].
Откуда Брюсов мог взять сведения о китайском духе и китайской поэтике?
В библиотеке поэта находится «Иллюстрированная всеобщая история литературы» (1905) И. Шерра, с подчеркиваниями самого Брюсова. Возможно, именно оттуда он заимствовал общий список
произведений, которым намеревался подражать в «Снах человечества». Шерр упоминает Кон-фу-тзе, или Конфуциуса, Лао-тзе, Таоте-Кинг, Ши-Кинг, Ту-фу, пишет о «драматических произведениях», имеющих «характер пьес с пением», а также дал некоторые характеристики китайской культуры, отразившиеся во втором стихотворении: «Они с полным правом называют свое государство "срединной империей"..», поясняя: «.здесь все гладко, скромно, проникнуто трезвостью, филистерством, посредственностью, так как "добродетель заключается в середине".» [Шерр 1905, с. 15-16]. Пишет Шерр и об отношении к старшим: «Отношения между родителями и детьми отличаются сердечностью, и как для родителей считается священною обязанностью воспитать детей, так и для детей священный долг -заботиться о престарелых родителях» [Шерр 1905, с. 16-17].
Замечание Шерра о поэтике китайских стихов: «Требования сводятся главным образом к тому, чтобы каждый китайский стих имел полный, законченный смысл, и чтобы наряду с размером соблюдалась и рифма. Преобладающий стих пятистопный трохей» [Шерр 1905, с. 22], - подчеркнуто Брюсовым. Смысловую законченность он соблюдает, рифмы использует, но размер его подражаний другой.
Обстоятельное описание китайской поэтики можно найти в других книгах, уже не из библиотеки поэта. Например, в предисловии, подписанном В. М. (В. Марков, псевдоним футуриста Волдема-ра Матвейса) к сборнику «Свирель Китая», напечатанном в январе 1914 г., т. е. до написания «Китайских стихов». Автор предисловия, в свою очередь, идет за В. Грубе, чья книга в переводе с немецкого на русский вышла в 1912 г. под названием «Духовная культура Китая. Литература, религия, культ».
В. Грубе пишет о параллелизме следующее: «Каждые два соседних стиха характеризуются параллелизмом идей или образов, основанным либо на отношении сходства, либо на отношении противоположности» [Грубе 1912, с. 57]. И далее: «К этому параллелизму в ходе мыслей еще присоединяется грамматически-синтаксический параллелизм, который состоит в том, что в двух следующих друг за другом стихах слова одинаковой категории занимают, по возможности, одинаковое место в предложении, так что если применить наши грамматическая категории к китайскому языку, нужно будет сказать, что каждому существительному, прилагательному, глаголу и т. п. первого
стиха должна соответствовать в следующем стихе такая же грамматическая единица на том же месте» [Грубе 1912, с. 59] .
В предисловии к «Свирели Китая» к этому добавлено такое замечание: «...все слова были разделены на "полные" и "пустые". Под "полными" словами подразумеваются те, которые дают представление о предметах осязаемых, и, по крайней мере, воспринимаются нашими органами чувств, как то: земля, вода, облака, даже небо, взятое в смысле тверди. К "пустым" словам причисляются все понятия отвлеченные, все относящееся н невещественному миру <...>. Первое приложение правила о параллелизме мы видим в четырехстопных стихах; в нем хотя бы только в двух стихах должен быть выражен параллелизм, причем под каждым пустым словом первого стиха должно было находиться пустое слово следующей строки, и наоборот» [В. М. 1914, с. XIII].
Первое двустишие Брюсова наглядно иллюстрирует это правило: под отвлеченным понятием «ум» находится понятие «дух», под осязаемым «морем» - «горы»; налицо и синтаксический параллелизм. Интересно, конечно, знал ли Брюсов о древнекитайском сочинении «Каталог гор и морей» (IV-II вв. до н. э.), но, думается, что это всё же совпадение образов.
Присутствует параллелизм и во втором стихотворении, но оно демонстрирует, скорее, общий «дух» китайской культуры, каким он представлялся большинству европейских ученых того времени. В западнической традиции Китай служил «символом отсталости, застойности, ретроградства, консерватизма, бюрократии, всего устаревшего, живущего по раз и навсегда установленным древним законом, или в крайнем случае, чего-то отличного от Европы» [Лукин 2007, с. 148]. В России в конце XIX - начале XX вв. традиция была продолжена В. С. Соловьевым и Д. С. Мережковским. Во время Первой мировой войны Брюсов мог вспомнить пророчества Соловьева (как ранее во время Японской войны он написал «Грядущих гуннов» под влиянием соловьевского «Панмонголизма»).
В европейской поэтике первое из напечатанных стихотворений следует отнести к жанру оды (это панегирик). В рамках китайской поэтики оно очень условно может быть соотнесено с ши, ведущим поэтическим жанром с III в. И. С. Лисевич определял его так: «Строка уставного стиха ши, как правило, состоит из пяти (5-сложный) или
семи (7-сложный) слогов-иероглифов. При декламации они делятся паузой на стопы, по два слога в каждой; так как число слогов в строке нечетное, то последняя стопа состоит из одного слога. Всего в стихотворении обычно восемь строк» [Лисевич 2001, с. 355]. Е. А. Серебряков - таким образом: «Как жанр стихи-ши обладают следующими особенностями: равностопность строк (чаще встречаются пяти- и се-мисложные строки); неограниченность количества строк - от четырех до многих десятков; наличие смысловых и грамматических параллелизмов в соседних строках; соблюдение правил чередования музыкальных тонов и рифмовки окончания строк» [Серебряков 2008, с. 46].
Первое стихотворение Брюсова подходит под жанр ши: двустрочная строфа, пятисловная строка, отчетливый параллелизм (вынесенный в заголовок). Это трехстопный ямб, рифма неточная.
Второе опубликованное стихотворение Брюсова под ши не подходит, это акцентный стих.
Другие «Китайские стихи», неопубликованные при жизни (нумерация черновика):
2
Пусть этот чайник ясный, В час нежный, отразит Лик женщины прекрасной И алый цвет ланит.
3
Ты мне дороже, чем злато, Чем добрый взгляд государя! Будь любви моей рада, Как кормщик, к брегу причаля.
5
Глупец восклицает: «Ломок
Стебель памяти о заслугах!
Мудрый говорит: «Буду скромен,
И меня прославят речи друга!» [Брюсов 1973, с. 387].
Первое из них с некоторой условностью можно соотнести с ши. В первой и третьей строках есть семисложность, присутствует
рифмовка, трехстопным ямбом создается некая упорядоченность, но параллелизм отсутствует. Четвертое с китайской поэзией родним прием би - сравнение. Пятое можно отнести к уже упоминавшемуся жанру лунь, поскольку оно является вольным переложением первых слов Конфуция в первой главе «Лунь юя» («Бесед и суждений»). Брюсов мог найти его в «Изречениях Конфуция, учеников его и других лиц» (1910), переведенных П. С. Поповым: «Философ сказал: "Не приятно ли учиться и постоянно упражняться? Не приятно ли встретиться с другом, возвратившимся из далеких стран? Не благородный ли муж, тот, кто не гневается, то он не известен другим?"» [Попов 1910, с. 1]. Есть в последнем стихотворении и параллелизм.
Таким образом, у Бальмонта эпитет «китайский» указывает на тему и сюжет, у Брюсова - на подражание поэтике. По точной характеристике М. Л. Гаспарова, Брюсов «переводил не поэзию, а поэтику. Он выхватывал из переводимого произведения несколько необычных образов, словосочетаний, ритмических ходов, воспроизводил их на русском языке с разительной точностью, а всё остальное передавал приблизительно, заполняя контуры оригинала собственным вариациями в том же стиле» [Гаспаров 1977, с. 7]. Эта характеристика молодого Брюсова-переводчика прекрасно подходит и для его более поздних подражаний.
Но можно ли эти подражания выделять в отдельный жанр? Брюсов подражал и содержанию, и самим жанрам, и приемам, и строфике, и ритмике, и рифмике (хочется вспомнить характеристику З. Гиппиус: «По тонкости внешнего понимания стихов у Брюсова не было соперника» [Гиппиус 1991, с. 49]).
Поэтому представляется, что слово «китайский» в названиях стихов обозначает не жанр подражания и не подражание жанру, а понятие более широкое, стиль: «шинуазри», китайщину. Его образцы можно видеть в архитектуре, в декоративно-прикладном искусстве. В культурологии это называется «культурным трансфером».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Азадовский К. М., Дьяконова Е. М. Бальмонт и Япония. М. : Наука, 1991. 190 с. Бальмонт К. Д. Сонеты солнца, меда и луны. Песня миров. М. : Издание В.В.
Пашуканиса, 1917. 272 с. Бодде Д. Мифы древнего Китая // Мифология древнего мира. М. : Наука,
1977. С. 366-404.
Бонгард-Левин Г. М. Индийская культура в творчестве К. Д. Бальмонта // Ашвагхоша. Жизнь Будды. Калидаса. Драмы ; пер. К. Д. Бальмонта. М. : Художественная литература, 1990. С. 6-30.
Брюсов В. Я. Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам (Стихи 1912-1918 гг.). М. : Геликон, 1918. 202 с.
Брюсов В. Я. Собр. соч. : в 7 т. Т. 2. М. : Художественная литература, 1973. 496 с.
Брюсов В. Я. Фонд ОР РГБ. Ф. 386. к. 114. Ед. хр. 6/2, л. 15.
Егорьев В., Марков В. Свирель Китая. СПб. : Издание общества художников Союза молодежи, 1914. 116 с.
Гаспаров М. Л. Путь к перепутью // Торжественный привет. Стихи зарубежных поэтов в переводах Валерия Брюсова. М. : Прогресс, 1977. С. 5-15.
Георгиевский М. С. Мифические воззрения и мифы китайцев. СПб. : Типография Н. Скороходова, 1882. 150 с.
Гиппиус З. Н. Одержимый // Гиппиус З. Н. Живые лица. Воспоминания. Тбилиси : Мерани, 1991. С. 37-57.
Грубе В. Духовная культура Китая. Литература, религия, культ. СПб. : Издание «Брокгауз-Ефрон», 1912. 238 с.
Лисевич И. С. Китайская поэтика // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М. : НПК «Интелвак», 2001. С. 351-362.
Лукин А. В. Медведь наблюдает за драконом. Образ Китая в России в XVIII-XX веках. М. : Восток-Запад, 2007. 568 с.
Попов П. С. Изречения Конфуция, учеников его и других лиц / пер. с кит. с прим. П. С. Попова. СПб. : Издания факультета Восточных языков Императорского С.-Петербургского ун-та, 1910. 126 с.
Рифтин Б. Л. Китайская мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия : в 2 т. Т. 1. М. : Большая Российская энциклопедия, 1998. С. 652-662.
Серебряков Е. А. Жанр ши в поэзии Ш-У! вв. // Духовная культура Китая: энциклопедия : в 5 т. Т. 3. Литература. Язык и письменность. М. : Восточная литература, 2008. С. 46-51.
Смирновский П. Теория словесности. М. : Книгоиздательница А. С. Панафи-дина, 1914. 160 с.
Федоренко Н. Древнейший памятник поэтической культуры Китая // Шицзин: Книга песен и гимнов. М. : Художественная литература, 1987. С. 3-22.
Шерр И. Иллюстрированная всеобщая история литературы. М. : Издание С. Скирмунта, 1905. 568 с.
