ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 27 2012
IZVESTIA
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES
№ 27 2012
УДК 101.1:316.614
КЬЕРКЕГОР И «ОБЩЕСТВО ПОТРЕБЛЕНИЯ»: ПОИСКИ СУБЪЕКТИВНОСТИ
© Г. М. КИРИЛЛОВ Пензенский государственный университет, кафедра философии e-mail: gekir10@mail.ru
Кириллов Г. М. - Кьеркегор и «общество потребления»: поиски субъективности // Известия ПГПУ им. В.Г. Белинского. 2012. № 27. С. 82 - 87. - В статье рассматривается вопрос о причинах инерции и пассивности массового сознания. Для рассмотрения этого вопроса автор ссылается на мнение французского философа Ж. Бодрийяра, считавшего, что современное потребительское общество - это общество, где невозможны ни подлинное чувство, ни подлинная культура. По мнению автора, попыткой противостоять этой тенденции стало творчество датского мыслителя С. Кьеркегора. Главной целью Кьеркегора было разбудить субъективность читателя. Для этого он использует псевдонимию. Автор рассматривает псевдонимию как пример своеобразного диалога, столкновения различных точек зрения, подобных полифонии Достоевского и Платона. Рассматриваются формы коммуникации, по Кьеркегору, «знать» и «мочь». Кьеркегор оказывает воздействие на субъективность реципиента с целью того, чтобы спровоцировать его к действию. Автор делает вывод, что бинарный и инверсионный характер отечественной культуры, отличающейся жёсткой оппозицией массовой и элитарной составляющих, делает проблему распространения массового потребительского сознания особенно острой и актуальной. Одним из путей выхода из духовного кризиса, заключает автор, является поиск субъективности как основы существования личности.
Ключевые слова: массовое сознание, потребительское общество, массовая и элитарная культура, псевдонимия, субъективность, формы коммуникации: «знать» и «мочь».
Kirillov G. M. - Kierkegaard and consumer society: search of subjectivity// Izv. Penz. gos.pedagog.univ.im.i V.G. Belinskogo. 2012. № 27. P. 82 -87. - The cause of inertness and passivity of mass consciousness is considered in the article. To solve the problem the author refers to the opinion of a French philosopher J.Baudrillar who thought that modern consumer society is the society where neither true feelings nor true culture is possible. The author’s point of view is that the attempt to oppose the tendency was the creative work of a Danish thinker S. Kierkegaard. The main objective of Kierkegaard was to wake up the subjectivity of a recipient. With this purpose he uses pseudonymy as his general method. The author regards pseudonymy as an example of a peculiar kind of a dialogue, clash of different points of view, collision similar to the polyphony of Dostoyevsky and Plato. Kierkegaard produces an influence on the recipient subjectivity to provoke him to action. Two forms of communication according to Kierkegaard “to know” and “to be able” are under study. The author comes to the conclusion that binary and investment peculiarities of a native culture characterized by tough opposition of its mass and elite constituents make the problem of spreading the consumer consciousness especially acute. One of the possible ways out of the spiritual crises is the search of the subjectivity which is the basis of a personality existence.
Key words: mass consciosness, consumer society, mass and elite culture, pseudonymy, subjectivity, forms of communication «to know» and «to be able».
Первое десятилетие XXI века ознаменовалось тем, что руководство нашей страны инициировало вступление России в новую фазу модернизации. Были предприняты определённые шаги в этом направлении: в частности, разработан целый ряд национальных проектов в области медицины, жилищного строительства и образования, осуществляется внедрение информационных технологий во все сферы жизнедеятельности, осваиваются нанотехнологии, создаётся инновационный центр в Сколково. Тем не менее, политики и средства массовой информации отмечают определён-
ную пассивность, инерцию, косность, проявляющиеся в отдельных сферах социальной жизни. Следует отметить, что вопрос об обновлении встаёт в нашей стране перманентно, меняются лишь названия: «электрификация», «индустриализация», «перестройка», «модернизация». Представляется, что прежде чем говорить о модернизации, надо рассмотреть причины постоянного отставания нашей страны от Запада. Эти причины носят как эндогенный, так и экзогенный характер, они связаны и с национальными особенностями нашей страны, и с «вызовами», идущими извне со сто-
роны мирового сообщества. Конечно, Россия не может двигаться вперёд в отрыве от глобального социума. В то же время, глядя с надеждой на Запад, мы должны понимать, что, догоняя кого-то, механически перенимая чей-то опыт, мы не создадим нового, самобытного, уникального, а лишь повторим чужие образцы и ошибки, кроме того, как это уже было ранее, создадим для себя новые проблемы. На наш взгляд, в России должны быть созданы социальные институты (об их отсутствии писал ещё П. Я. Чаадаев), которые могли бы помочь российскому обществу обрести своё лицо. Такие институты способствовали бы обеспечению внешнего и внутреннего диалога. Этот диалог должен включать в себя, с одной стороны, взаимодействие России с глобальным социумом и культурами других стран, с другой - должен помогать установлению равноправных отношений между личностью и властью, а также между представителями разных социальных групп. В советское время в перспективе общественного развития приоритет традиционно отдавался базису по сравнению с надстройкой. А ведь речь идёт о таком феномене, как сознание людей. Возможно, и теперь мы не до конца отдаём себе отчёт в том, что проводниками инноваций должны стать не столько нынешнее, сколько будущее поколение российских граждан. Человек - существо цельное. Важны его ценностные ориентиры и мотивация к переменам. Всем нам стоит задуматься, в каком культурном пространстве мы живём. Приходится констатировать, что больших достижений в сфере культуры в последнее время у нас нет. У руководства страны есть понимание серьёзности этой проблемы. В своей программной статье «Россия, вперёд!» Президент Д. А. Медведев отмечает, что «инновационная экономика возникает, конечно, не сразу. Она часть культуры, основанной на гуманистических ценностях» [5]. Делается верный акцент на сближение, а не на противопоставлении интересов личности, общества и государства. Вместе с тем меры, направленные на спасение культуры, в качестве первоочередных, видимо, пока не рассматриваются. Между тем, на наш взгляд, культура погибает быстрее, чем деградирует экономика. Президент в своей статье останавливается на модели демократии, которая представляется ему приемлемой для нашей страны: «Демократия стала массовой, когда массовым стало производство самых необходимых товаров и услуг» [5]. Однако массовое производство породило массовую культуру и её носителя человека - потребителя, который ни к каким инновациям по самой своей природе склонностей не имеет. Ещё в 1970 году Ж. Бодрийяр, подвергая критике современное общество, утверждал, что «общество потребления» - это общество самообмана, где невозможны ни подлинные чувства, ни подлинная культура» [2]. Современную культуру Бодрийяр характеризует как массово-информационную, как среду, где постоянно меняются знаки. Императив такой культуры -это требование актуальности, современности и функциональности для человека - потребителя. Бодрийяр рассматривает потребление в отрыве от естественной природы человека, считая его следствием возведённой
в культ социальной дифференциации, направленной на оправдание необходимости экономического роста в любых условиях. Если производство и связанная с ним эксплуатация солидаризируют людей, формируя их классовое сознание, то потребление, наоборот, де-солидаризирует, разобщает. Невозможно представить себе, к примеру, коллективный протест против телевизионной рекламы. Потребление в конечном итоге замыкает человека на самом себе. По мнению Бодрийя-ра, оно направлено на разговор с самим собой и имеет тенденцию исчерпываться этим минимальным общением. Потребление лишает человека всякой субъективности, и в результате он отождествляет себя с объектом, сливаясь с ним. Новая массовая среда создаёт ложные ценности, навязывая их потребителю. Главная опасность массовой культуры заключается в том, что с развитием всё новых средств коммуникации происходит утрата символической основы человеческого общения, заключённой в системе человеческих ценностей, её подмена ценностями, навязанными обществом потребления. Представляется, что наибольшая опасность угрожает нашей стране, ибо именно у нас сложился наиболее значительный разрыв между элитарной и народной культурой.
Слово «элита» происходит от французского elite - отборное, выбранное, лучшее. Это субкультура привилегированных групп общества, характеризующаяся принципиальной закрытостью, духовным аристократизмом и ценностно-смысловой самодостаточностью. Долгое время элитарная культура была достоянием привилегированного меньшинства и воспринималась как непревзойдённый образец. Элитарная культура сознательно и последовательно противостоит культуре большинства, или массовой культуре в широком смысле слова. Формула элитарной культуры: искусство для искусства. Элитарная, или высокая культура, создаётся привилегированной частью общества либо профессионалами по её заказу. Что касается нашей страны, то разрыв между официальной культурой господствующего класса и народной культурой был всегда в нашей истории очень велик. С точки зрения западных авторов, культура нашей страны относилась к бинарному типу с инверсионным характером развития. Революционные события и другие потрясения минувшего столетия, с одной стороны, разрушили эту сословную перегородку, с другой - уничтожили или изолировали целый пласт культуры элитарной. Массовая культура заимствуется теперь с Запада, но эти образцы отнюдь не лучшего порядка. Кроме того, заимствования с Запада не могут восполнить утрат национальной культуры. К тому же западная культура XX века пережила свои надломы: установление фашистских режимов в ряде стран начиналось с критики «вырождающегося искусства» и утверждения национальной исключительности, а закончилось небывалым вандализмом: сожжением книг и их авторов. К несчастью, культ сверхчеловека унаследовала и современная массовая культура, в особенности американская. История показала, что этот культ сверхчеловека представляет собой реальную угрозу для общества.
ж. Бодрийяр прямо говорит о тоталитарном характере современной культуры. Поэтому будет уместно обратиться к периоду становления массового производства и потребления - веку XIX. Конфликт между традиционными ценностями (ценностями личности) и нарождающейся массовой культурой достаточно выпукло проявил себя в судьбе оригинального датского мыслителя Сёрена Кьеркегора. Подобно многим образованным людям своего времени, Кьеркегор, как личность, прошёл длительную и трудную эволюцию. известно, что в юности Кьеркегор не отказывал себе в удовольствиях, вёл богемный образ жизни, большую часть своих вечеров проводил в театре, куда он ходил чаще, чем в церковь. Дневники Кьеркегора пестрят сценами из театральной жизни. Он и сам великолепно разыгрывал театральные роли в присутствии приятелей. и в жизни Кьеркегор был склонен к актёрству и частенько надевал на себя маски то весёлого сына природы, то сомневающегося, то обольстителя. Итогом переосмысления трагических жизненных событий стали его произведения «Страх и трепет», «Повторение», «Три назидательные речи», появившиеся в печати в 40-ые годы. В июне 1943 года увидела свет его работа «Философские крохи» под необычным псевдонимом Иоханнес Климакус. В этот период С. Кьеркегор переживал увлечение философией Платона, которая стала для него и открытием, и вызовом. Авторство этого произведения философ вверяет Иоханнесу Климакусу, это имя тождественно Иоанну Лествичнику, средневековому византийскому схоласту. Очевидно, сама псев-донимия навеяна в определённой степени диалогами Платона, в которых автор часто без остатка сливался со своими персонажами. Исследователь творчества Кьеркегора П. Гайденко насчитала двенадцать псевдонимов, использованных философом в разное время. В числе них такие, как Виктор Эремита из «Или-Или», Иоганнес де Силенцион из «Страха и трепета», николай Нотабенс из «Предисловия», Иоганнес Климакус, Антиклимакус и др. [1]. Манера Кьеркегора, связанная с использованием псевдонимов, в чём-то напоминает платоновский полифонический диалог. В одном из своих сочинений «Ненаучное послесловие» в главе «Истина как субъективность» Кьеркегор сводит своих вымышленных героев вместе, устраивая псевдонимам своеобразный симпозиум. Климакус участвует в этой сходке в качестве арбитра, он сопоставляет, обсуждает позиции участников, обращается к героям как к присутствующим в реальной действительности. Для мыслителя важно, чтобы «маски» существовали не сами по себе, как в венецианском карнавале, а как знаки представителей различных философских дискурсов. Он также хочет подчеркнуть, по мнению С. С. Хоружего, что «члены этого сообщества находятся в определённых отношениях, в общении между собой» [10]. Пожалуй, ближе всего этот диалог к полифоническому дискурсу Ф. М. Достоевского, однако носит более личностный, персоналистический оттенок. По всей вероятности, Кьеркегор готовит себя к схватке с реальными и воображаемыми оппонентами, к схватке нешуточной.
В чём же смысл, значение и цель кьеркегоров-ского эксперимента? По всей видимости, множественность и неоднозначность интерпретаций входила в замысел самого автора. Вот что он пишет в своём дневнике: «В этих книгах, написанных под псевдонимом, нет ни единого моего слова. У меня нет мнения о них, за исключением мнения свидетеля. У меня нет знания об их смысле, за исключением знания, которое я имею как читатель. Я не имею к ним ни малейшего отношения» [6]. Однако высказывание это не стоит понимать буквально. Есть основание считать, что таким образом философ старался разбудить субъективность читателя, подтолкнув его к активному нравственному поступку.
В 1847 году Кьеркегор задаётся целью разработать теорию коммуникации. Предполагалось, что она будет представлена в двенадцати уроках, но написаны оказались только два, которые впоследствии были названы «Диалектико-этическая и этико-религиозная коммуникация». В структуру любого предложения в системе коммуникации, по Кьеркегору, должны входить четыре уровня: объект коммуникации; излагающий мысли; рецептор; форма коммуникации. Кьеркегор различает две основные формы коммуникации: прямую и косвенную, иначе «знать» (Vide) и «мочь» (Kunne). Прямая коммуникация характерна для теоретического, научного изложения, она тяготеет к объекту или содержанию, подлежащему коммуникации. Она стремится к «безличному», подчёркивая рецеп-тивность субъекта. По мнению мыслителя, в коммуникации «знать», «философ», «догматик», «священник» немедленно начинают с объекта. При этом предполагается существование основной мысли коммуникации, в то время как её содержание заключается в самой форме послания, предполагающей, что субъект начнёт действовать тем или иным образом. Здесь возникает опасность смешения личного, экзистенциального с коммуникацией безличной власти, где аргумент «принудительной истины» является решающим. В случае коммуникации «мочь» проблема состоит не в передаче знания, а в том, чтобы побудить субъект действовать, при этом нужно избегать прямой подачи изложения в форме объективно-определённого предложения. Таким образом, такая коммуникация должна отражать не объект, а самоё себя. Основным в коммуникации в этическом и религиозном смысле является задача побудить «рецептора» - реципиента к действию, спровоцировать его субъективную реакцию. Иными словами - побудить его активно вмешаться в сам процесс коммуникации. Именно этим занимался Сократ в своей «майевтике». Этическая коммуникация должна внимательно относиться, прежде всего, к форме коммуникации. Такая коммуникация должна найти путь к сердцу читателя.
В своём этапном произведении «Страх и трепет» Кьеркегор, как мыслитель религиозный, в первую очередь обращает внимание на коммуникативную форму события веры. На страницах этого произведения разворачивается диалог с читательской массой, но лишь один единственный читатель может получить право на
выбор и пережить экзистенциальную смерть и новое рождение. Объективный акцент падает на «что» сказано, субъективный - на «как» сказано. Форма «как» приближает читателя к событию веры. «Единственный читатель» выделяется из массы себе подобных длительным майевтическим кружением рефлексии. Он должен, по мнению Кьеркегора, «обманом» быть втянут в истину, а истинное есть рождение его собственной субъективности. Это он сам, вернувшись к себе, но вернувшись как Другой, переживший становление в вере через абсурд, постигнувший её непостижимость. Коммуникативная стратегия Кьеркегора ищет онтологическую опору в схеме Другого. Прочтение текста -это непрерывный опыт Другого. Читая, мы становимся частью мира Другого, доверие к Другому становится очень велико. Текстовое пространство создано Другим, однако благодаря обладанию позой, речью, гримасой, телом, мы не утрачиваем своей суверенности и субъективности. Другой выступает как объект, в то же время он в любой момент может превратить в объект читателя. Другой - это видимый предел, указывающий читателю, где кончается его право обладать и где начинаются миры Других. Коммуникативная стратегия Кьеркегора направленно структурирует пространство чтения, которое становится непрерывным преобразованием читающего в читаемое благодаря тому, что читаемое «читает» нас. Наша читаемость может создать новый коммуникативный канал. Смысл развёртывается одновременно с коммуникативным пространством, в котором читатель становится читаемым. У Кьеркегора понимание читаемого зависит от того, насколько читатель способен участвовать в другом письме. В процессе такого чтения изменяется читательская субъективность: «я тот же самый, потому что я - другой». Что же из себя представляет трансцендентальная схема Другого? По Кьеркегору, существуют два вида субъективно - коммуникативной стратегии. Первый = Я - Я ' - Другой = Я - Ты. Я относится к Я ' и Другому, как Я относится к Ты. Не изменяя стратегии обладания, субъект чтения утверждает критическую дистанцию к читаемому, близость удалённого. Другой - это противостоящий субъекту коммуникант, воплощающий собою удалённость, он воспринимается здесь как второе Я, модифицирующееся во время чтения: Я, помечаемое Ты. М. Бубер говорит о Я как вторичном по отношению к Ты состоянии субъективности. Через Ты (как внешний образ) Я добивается расширения сфер своего господства, то есть нет ничего, кроме одного божественного Ты.
Второй вид коммуникативного уравнения Я -Я ' = Я - Другой. Я относится к Я ', как Я относится к Другому. Критическая дистанция обозначается как «удалённость близкого». Здесь Я распадается, обретая крайнюю форму отчуждённости, непереводимую не в Я, не в Ты. Моё тело должно принадлежать мне, но не принадлежит, поскольку оно захвачено Другим и Я не способен к коммуникативным действиям, моё место занимает Другой как предел моего существования, то есть автоматическое переживание собственной идентичности становится шоковым переживанием неиден-
тичности Я - Другой. Обе эти стратегии присутствуют в творчестве Кьеркегора. Первая модель коммуникации обнаруживает себя в основном в его религиозных трактатах, вторая - находит применение в произведениях, обнаруживающих субъективность читателя.
Между святым текстом (событием) и читателем нет и не может быть прямой коммуникации. Если она происходит, то она приводит к коммуникативному шоку. Нужен посредник-двойник читателя. Кьеркегор обозначает его появление, устанавливая различия между формой сообщения и его выражением: «Форма коммуникации должна быть отличаема от её выражения. Когда мысль находит соответствующее выражение в слове, которое реализуется посредством первой рефлексии, то затем следует вторая рефлексия, вводящая отношение между сообщением и его автором и рефлектирующее косвенное авторское экзистенциальное отношение к идее» [4]. Сущность экзистенциальной коммуникации состоит не в форме передачи сообщения, а в том, чтобы сообщение могло изменить того, кто его получает. Подобная коммуникация строится таким образом, что тот, кто получает сообщение, должен продвигаться посредством читаемого текста к самому себе. Этого можно достичь с помощью двойной рефлексии сообщения: рефлексии на его содержание и повторной рефлексии на форму его выражения. Иначе говоря, акцент в экзистенциальном сообщении переносится с того, «что» переносится, на то, «как» переносится. Таким образом, коммуникативная стратегия, передающая экзистенциальный смысл события косвенно, не разрушая его изначальной структуры, называется у Кьеркегора «правилом двойной рефлексии» сообщения. В своём трактате «Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам» Кьеркегор пишет: «Существуют три экзистенциальные сферы: эстетическая, этическая и религиозная. Им соответствуют две пограничные области (сопйпит): ирония как пограничная область между эстетическим и этическим, юмор - пограничная сфера между этическим и религиозным» [4].
Если сфера - форма содержания экзистенциль-ного события, без которого она не может существовать в экзистенциальном измерении, то вторая рефлексия проводит границы, разделяющие сферы выражения событий. Псевдонимные образы (марионетки) - это всегда знак определённой сферы, а также способ связей этих сфер. Она (марионетка) охраняет границы сферы и руководит становлением субъекта читателя, проходящего три выделенные стадии. Коммуникация с марионеткой идёт до тех пор, пока читатель не изменится настолько, чтобы быть способным пережить экзистенциальное событие и оказаться внутри одной из трёх вышеперечисленных сфер. Читатель, таким образом, движется «скачками», переходя из одного коммуникативного плана в другой.
Один из известных современных философов В. Подорога в книге «Метафизика ландшафта» пишет, что автор - медиатор сообщения скрывается за ложное имя - «псевдоним» для того, чтобы, депсихологизируя экзистенциальное переживание и экзистенциальное
сообщение, придать сообщению идеальную форму, что позволяет сохранить истинную суть события. Сам псевдоним, по мысли Подороги, не является именем персонажа, «имеющего свой прототип в близкой для читателя реальности, имя не реального существа, но идеально возможного существа» заменяет реальное авторское Я [7]. По мнению Подороги, псевдоним не является именем собственным для какого-либо антропоморфного существа, а служит для обозначения потенциального события. Псевдонимы живут только в «магии» письма. Они обозначают место перехода с одного уровня экзистенциального бытия на другой. Будучи виртуальным существом, псевдоним способен совершать любые действия. Письмо является именно тем пространством, где псевдоним способен совершать свои движения. По словам М. М. Бахтина, «смысл сократовской майевтики в том, что, поскольку истину невозможно передать другому прямо, делать это надо косвенно, побуждая другого к самостоятельному поиску истины. За ним (собеседником) остаётся свобода принять или не принять истину» [9].
Во многих произведениях Кьеркегора присутствует Сократ с которым мыслитель чувствует духовное родство. Наибольший интерес представляет, пожалуй, его докторская диссертация «О понятии иронии». Кьеркегор выделяет две стороны метода Сократа: иронию и майевтику. В майевтике он видит, прежде всего, особый способ обращения человека к человеку, где непосредственное, конкретное делает понятным абстрактное, и здесь Кьеркегор расходится с Гегелем, полагавшим, что дело обстоит как раз наоборот. Кьеркегор сопоставляет иронизирующего и пророка, т.е. по сути дела им сравниваются античный философ и мыслитель библейской эпохи. Пророк, по мысли Кьеркегора, идёт рука об руку со своим временем, а ироник всегда выпадает из ряда современников: «Иронизировать - это быть поэтически творимым и одновременно поэтически творить самого себя» [3]. Тем не менее, ирония не есть истина, а лишь путь к ней. Путь от одной действительности до другой. Важная мысль Кьеркегора состоит в том, что ирония - это определение субъективности, и первым её проявлением в мировой истории является личность Сократа. В иронии субъект негативно свободен. Он противостоит существующей действительности, но «действительности, которую он мог бы наполнить новым содержанием, просто не существует»[3]. Поэтому трагический исход в судьбе Сократа был предопределён.
Создаётся впечатление, что, как и в случае с Сократом, Кьеркегора тоже ждало растерзание толпы. Порой он провоцировал скандальные ситуации и в церкви, и в светском обществе, взяв на себя роль возмутителя спокойствия. Поэтому конфликт с массовой культурой не мог не разразиться. В дневнике за январь 1847 года Кьеркегор оставляет такую запись: «Я хочу обратить внимание толпы, хочу открыть ей глаза, и, если она не поймёт меня добром, - заставлю насильно. Раз толпа примется бить меня, внимание её непременно пробудится, ещё лучше, если она убьёт меня» [6].
Судьба Кьеркегора трагична: он не был услышан своими современниками. Здесь можно вспомнить его слова из диссертации «О понятии иронии», где он говорит о судьбе ироников и пророков. Сам философ имел черты того и другого. Его идеи намного пережили автора и легли в основу такого влиятельного направления философии XX века, как экзистенциализм. Философский конгресс в Брайтоне в 1988 году устами некоторых его участников констатировал «смерть субъекта». Разумеется, речь здесь шла о метафоре, об «абсолютном субъекте» как модели идентичности. Но симптомы недостаточности субъекта и даже бессубъектности стали в наше время проявляться повсюду достаточно явственно. Французский философ-постмодернист Р. Барт использует этот диагноз по отношению к автору, стремясь отказаться от детерминации текста субъектом в своём одноимённом произведении «Смерть автора». Он полагает, что письмо - та область нашей жизни, где теряются всякие следы субъективности и самотожде-ственности. Барт считает, что автор может и должен быть удалён из текста, а ему на смену должен прийти «скриптор». Нечто подобное происходит и в социологической мысли, где понятие «социальный актор» практически вытеснило субъекта - автора. При кажущемся созвучии слова эти радикально отличаются по своему смыслу. Актор - исполнитель кем-то задуманного, он «эврист», действующий в строго очерченных границах проблемного поля. Автор же, как персонификация креативности, способен перешагнуть через такие границы, совершая тем самым акт творения. [2]. Видимо, не случайно нынешняя литература постепенно утрачивает не только своего героя (борца, творца, преобразователя эпохи Модерна), но и своего автора, это лишь отражение ситуации. Во времена Кьеркегора такое развитие событий можно было лишь предчувствовать, предвидеть, и именно предвидение стало определяющим в его наследии. Но вряд ли можно употребить здесь сакраментальную фразу об отсутствии пророка в своём отечестве. В русской литературе нашли своё отражение и тема «маленького человека», и проблема «лишних людей», и трагедия «мёртвых душ». Все мы помним медленное угасание духовно богатого, но безвольного Ильи Ильича Обломова. И, наконец, никого не могут оставить равнодушным нравственные искания Достоевского, стремившегося разбудить совесть читателя (а значит, и его субъективность), делая участником своего полифонического диалога. Очень близка к обсуждаемому вопросу тема поэта и толпы, звучащая в стихах Пушкина. Его знаменитая фраза по поводу Байрона из переписки с П. А. Вяземским «Врете, подлецы: он и мал, и мерзок - не так, как вы - иначе» [8] могла быть произнесена и по поводу Кьеркегора. Стоит ли нам теперь в погоне за Западом отказываться от классического наследия? Что если, выбирая из нескольких предметов, ученик пропустит тот предмет, который только и может сформировать личность - литературу? Тогда нас ждёт совсем другой мир, где говорить будет уже не о чем и не с кем. В настоящее время, в эпоху господства массовой культуры и средств массовой информации, «маски», которыми так умело пользовался Кьеркегор, навязыва-
ются человеку уже в готовом виде, что делает проблему поиска человеком своей субъектности и идентичности особенно актуальной.
Заключение
1. Успешная модернизация нашей страны невозможна без учёта её национальных особенностей и уникальной культуры.
2. Изменения в мировой социальной системе так или иначе влияют на изменения внутри нашей страны, в их оценке необходим сбалансированный учёт как экзогенных, так и эндогенных факторов.
3. Путь России к обновлению невозможен без создания социальных институтов, обеспечивающих возможность диалога между различными субъектами социальной системы: между властью и обществом, различными социальными группами и отдельной личностью. Власть могла бы взять на себя роль медиатора такого диалога.
4. Псевдонимия Кьеркегора является наглядным примером медиации косвенной коммуникации, наиболее актуальной для современного российского общества, поскольку именно она способна инициировать субъективность на всех уровнях существования российского общества.
список ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гайденко П. П. Трагедия эстетизма. Опыт характеристики миросозерцания С. Кьеркегора. М.: Искусство, 1970. 247 с.
2. Новейший философский словарь. Постмодернизм. Мн.: Современный литератор, 2007. 816 с.
3. Кьеркегор С. О понятии иронии. Пер. А. Коськовой, С. Коськова // Логос. 1993. № 4. С. 176-198.
4. Кьеркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам». М., 2005. 752 с.
5. Медведев Д. Россия, вперед! [Электронный ресурс]: Газета.га. Режим доступа: http://www.gazeta.ru.
6. Оливье К. Кьеркегор. М.: АСТ, 2009. 192 с.
7. Подорога В. А. Выражение и смысл. Ландшафтные миры философии. М.: Ад Маргинем,1995. 432 с.
8. Пушкин А. С. Избранные сочинения / Под ред. Г. Беленький, П. Николаев. М., 1990. 654 с.
9. Фришман А. О Сёрене Кьеркегоре и Михаиле Бахтине «с постоянной ссылкой на Сократа» // Мир Кьеркегора: русские и датские интепретации творчества Сёрена Кьеркегора. М.: Ad Ма^іпет, 1994.
10. Хоружий С. С. Неотменимый антропоконтур. 4. Философия Кьеркегора как антропология размыкания // Вопросы философии. 2010. № 6. С. 152 -166.