CC BY
101
И С Т О Р И Я, А Р Х Е О Л О Г И Я, Э Т Н О Г Р А Ф И Я
УДК 94(470.5)«18/19»
Н. П. Лигенко
картины повседневной жизни крестьян с. якшур-бодьи сарапульского уезда вятской губернии. XIX - НАЧ. XX в.
Представленные в статье сюжеты повседневной жизни крестьян селения Якшур-Бодья, как в фокусе, отражают разные сферы жизни страны: политическую, законодательную, общественно-экономическую, культурную, этническую - и воспроизводят нечто характерное для данного селения, именуемого «малой Родиной».
Ключевые слова: крестьянское хозяйство, имущественная дифференциация, одежда, быт, промыслы, торговля, крестьяне, купцы, промышленное производство, визит государей.
Удмуртское селение Якшур-Бодья, располагавшееся при речке Якшурка, в ста верстах от уездного центра Сарапула и в 42 верстах от Ижевского стале-делательного и оружейного заводов, стало известным российской общественности XIX в. в связи с проездом через него на Ижевский завод двух государей. Особое звучание для читающей публики д. Якшур-Бодья обрела с появлением на страницах ж. «Исторический вестник» в августе 1897 г. большого очерка С. Я. Моисеева под названием: «Рассказы очевидцев о проезде через Якшур-Бо-дью императора Александра I в 1824 году и наследника цесаревича Александра Николаевича в 1837 г.» [1]. Автор очерка в 1890-е гг. организовал экспедицию по пути следования «царя батюшки» и «царя-батюшки наследника». Особый его интерес вызвал инцидент, происшедший между царственными особами и членами удмуртской семьи Ивана Бигенея в д. Якшур-Бодья. Основу работы С. Я. Моисеева составили также собранные им воспоминания жителей Якшур-Бодьи и окрестных деревень, а также беседа с 90-летним старцем Тимофеем Ивановым (Бигеней), лично общавшимся с царем и цесаревичем. «Мы старались передать буквальный смысл рассказов Бигинея, приводя подлинные слова его, где это только оказалось возможным, - поясняет автор очерков, - Некоторые пробелы мы пополняли сведениями, почерпнутыми из других более или менее достоверных источников: от родственников Бигенея и от других лиц, много раз слышавших его рассказы» [2]. В расстановке акцентов, в эмоциональной окраске
описываемых событий просматривается приверженность автора к либерально-демократическим идеям.
Очерк воспроизводит многоаспектную картину жизни Якшур-Бодьи, свидетельствующую о том, что в 1820-30-е гг. она была заселена удмуртами и русскими. Удмурты «с давних пор крепко засели в своих глухих селениях, окруженных со всех сторон обширными дремучими лесами, все одно, что стенами...». Тогда почти каждый из них, поясняет автор, прожив целую жизнь, не бывал дальше своего села, на расстоянии более 40-60 верст [3].
Фактическая основа очерков позволяет говорить о наличии в начале XIX в. имущественного расслоения крестьянских хозяйств деревни. Так, Александр I и Александр II останавливались отдохнуть и пообедать у «местного богача-вотяка» Ивана Герасимова Бигенея (наследственное языческое родовое имя); поскольку «дом у него был больше и лучше, чем дома у других вотяков» [4]. За учтивость, гостеприимство, оригинальное исполнение сыном Тимофеем удмуртской мелодии на гуслях, находчивость в беседе с императором и цесаревичем семейство получило хорошее по тому времени денежное вознаграждение (хозяйке дома - 100 руб., дочери-невесте 50 руб. серебром), которое пошло на приращение достатка семьи.
Интересны сведения, касающиеся взаимоотношений местного населения с коронной властью. О проезде и остановке императора Александра Павловича в Якшур-Бодье жители деревни и других ближайших к тракту селений были оповещены еще в середине августа месяца, задолго до самого визита. Как сообщает С. Я. Моисеев, сельское начальство ожидало и по мере возможности готовилось к встрече державного путешественника. «Однако, - заостряет внимание исследователь,- ни от русских крестьян, ни тем более от вотяков никто и никаких собственно приготовлений не ожидал и не требовал. А потому все их приготовления ограничивались только тем, что они, да и то не по их собственной инициативе, а по приказанию и распоряжению начальства» исправили дороги [5]. По рассказам очевидцев, в ожидании проезда великих особ крестьяне переживали двойное чувство. С одной стороны, их переполняло любопытство (как отмечает автор, «хотелось "хоть одним глазом", взглянуть на своего царя-батюшку, а потому ожидали его приезда с большим нетерпением»), с другой стороны, овладевала «боязнь и трепет перед могущими быть дурными последствиями» [6].
Автор пишет: «Времена тогда были темные, а начальство мелкое и покрупнее оказывалось строгим, крутым и суровым. Многие представители власти (заметим, что многие, но не все) пользовались всяким удобным и неудобным случаем, чтобы как-нибудь притеснить и без того забитых и почти беззащитных крестьян, и содрать с них «две шкуры» или выжать из них «ребятишкам на мелочишко» [7].
Однако, несмотря на противоречивость восприятия происходящего, крестьяне верны были своим национальным традициям: встречать гостей с хлебом и солью. У ворот или под окном каждой из крестьянских усадеб были выставлены столы, накрытые белой скатертью, на которых «хозяевами были положены и поставлены каравай черного хлеба, солонка с солью и бутылка кумышки» [8].
Путешествие царственных особ, а чаще представителей коронной администрации, обязывало местные власти предпринимать активные действия для улучшения состояния путей сообщения. Как пишет С. Я. Моисеев, готовясь к визиту государя, крестьяне, по приказанию и распоряжению начальства, «прочистили шире дорогу», «исправили тракт и мосты на нем и другие сооружения», «дорога обильно была засыпана песком и галькой», значительно расширилась «лесная дорога от Якшур-Бодьи до Ижевского завода на всем сорокадвухверстном расстоянии, бывшей перед тем до того узкой и неудобно проездною, что при встречах трудно было разъезжаться двум одноколкам, которые тогда употреблялись для езды летом» [9]. Власти позаботились не только о хозяйственном, но и эстетическом состоянии вверенного им хозяйства. Именно в 1820-е гг. перед приездом Александра I крестьянам близлежащих деревень был дан указ произвести «обсадку березами всего Глазовско-Ижевского тракта, проходящего через Якшур-Бодью» [10]. И, кроме того, бодьинские крестьяне обязаны были обсаживать березками сибирский тракт в районе с. Дебесы. Вот почему в известной песне, а иногда и в рассказах старожилов, встречается выражение «александрийская березка». Традиция посадки и поддержания березовых аллей вновь была вновь инициирована правительством в указе «об аллеях на почтовых трактах» и высочайше утверждена Николаем II, 2 мая 1895 г. [11]. Земству вменялась в обязанность «уборка с <...> аллей упавших и особо ненадежных к устойчивости сухих и полусгнивших деревьев», «поддержка и возобновление их новыми древесными насаждениями», причем осуществление этих дел наряду с другими работами по содержанию дорог было одинаково важно. Работы по озеленению тракта «сдавались с торгов мелкими участками на расстоянии от 3 до 5 и 10 верст подрядчикам». Главным условием было непременное огораживание сплошною изгородью тех мест аллеи, где проводились насаждения молодых деревьев, выплата за работу производилась частями. В первый год выдавалось не более 1/3 части подрядной суммы, во второй, третий и четвертый годы, если все было в порядке, еще 1/3, через 5 лет после окончательной приемки выплачивалась остальная часть подрядной суммы [12]. На протяжении пяти лет крестьяне должны были следить за ростом своих саженцев. За этим на протяжении пяти лет отвечал подрядчик, позднее - земство. Средства для озеленения дороги земство часто брало в кредит. Наличие березовых аллей для жителей Сибирского тракта и прилегающих дорог вот уже на протяжении трех столетий остается знаковым явлением.
В силу слабой изученности материальной культуры средней полосы удмуртского края, важны любые зарисовки очевидцев быта, традиций, национальной одежды крестьян. Особую ценность в очерках С. Я. Моисеева представляет описание традиций и внешнего облика бодьинских удмуртов. Так, толпа, ждущая приезда царя, была разряжена как на ярмарку и представляла постоянно движущуюся и не лишенную живописности картину. Кроме «обыкновенного шума и гортанного говора из многолюдной толпы явственно выделялся чрезвычайно характерный лязг или звон множества ударяющихся одна о другую серебряных монет в кироскалах и в ирсь-пунетах. И чем толпа более двигалась и волновалась, тем сильнее раздавался звон и лязг металла» [13]. О зажиточности удмуртской
семьи в те времена судили по количеству и качеству монет, имевшихся в женских украшениях. «Женский костюм отличается большой оригинальностью, а украшения или разные уборы бывают очень богаты, - отмечает автор. - Все они обязательно состоят из нанизанных наподобие рыбьей чешуи разных серебряных монет». На голове... носились «налобникъ» и «такья», на холщовую шапочку сплошным покровом нашивались мелкие серебряные монеты - гривенники, пятиалтынные, двухгривенные, а по краям «такьи» нанизывались в виде опушки или каймы, более крупные монеты - четвертаки и прочее. Такья надевалась как шапка, а поверх нее повязывался платок, да так, чтобы передняя часть такьи на лбу оставалась видной. На груди носился «нагрудник» или «кироскалъ», «кре-скалъ» (от слова крест, произносимого. «кресъ» и «киросъ») в виде ленты в 1 1/2 аршина длиной, на которую нанизывались серебряные рубли в один, два и более рядов, а посередине пришивался крест. Концы ленты завязывались на тыльной стороне шеи. К каждому уху. подвешивались по одному или по два рублевика, такое украшение носило название - «пель люгы»; в косу вплеталась полоска, с нашитыми рублевиками и другими монетами, такое украшение называлось - «ирсь пунэтъ». Автор сообщает, что «Мужской вотский костюм немногим отличается от костюма русского крестьянина и только по цвету - верхняя одежда их по большей части шьется из тонкой белой или светло-серой сукманины, материи домашнего приготовления из шерсти и льна или пеньки» [14]. Казалось бы, незначительные, но такие неопровержимо яркие факты, как оформление одежды, красноречиво говорят о том, что удмуртское крестьянское хозяйство в этот период было вовлечено в товарно-денежные отношения, отличалось самодостаточностью и его обитатели четко следовали традициям национальной культуры.
В 1890-е годы по инициативе священника П. В. Ардашева в честь проезда Александра I через Якшур-Бодью был поставлен памятник: на деревянной четырехугольной основе под небольшой двухскатной крышкой, под которой была помещена икона с изображением Николая Чудотворца и ниже - медная пластина с надписью о том, что Александр I «1824 года осщастливил сию деревню и посвятил своим монаршеским проездом два раза, в 1-й путь 3 октября в Ижевский завод и обратно 6 октября» на Глазов - Вятку и другие города [15]. Медная пластина была изготовлена и подписана «каким-то мастером Ижевского завода» по заказу Ивана Герасимова и его жены Елены Ивановой, чтобы «увековечить драгоценную память о кратком пребывании в их скромном доме августейшего гостя, бесконечно осщастливившего их семейство», которую первоначально «Герасимовы повесили. на видном месте в горнице своего дома» [16].
Деревня Якшур-Бодья получила статус села в 1860 г., с окрытием Бо-дьинского прихода по указу Вятской духовной консистории от 5 июля 1860 г. за № 5180. Богослужения совершались с 5 августа 1860 г., первоначально проходили в молитвенном доме, занимавшем пристрой к «надворному строению» крестьянина Захара Никитича Попова. Первым священником прихода был Платон Васильевич Ардашев. Следуя данным храмозданной грамоты, в 1861 г по благословению его преосвященства Агафангела, епископа Вятского и Слободского, на средства прихожан и усердием крестьянина Захара Никитина Попова был выстроен храм в честь Святителя Чудотворца Николая, отчего и церковь получила
название Николаевской [17]. Она была освещена 27 ноября 1861 г. о. протоиреем Ижевского собора Тимофеем Чемодановым [18]. С основанием прихода жизнь в селе значительно оживилась, расширялась сфера деятельности крестьянского населения, возрастали его потребности. Об этом красноречиво говорит приговор жителей селений Якшур-Бодьинской и Нырошурской волостей от 20 июля 1869 г., содержащий просьбу об открытии в селе Бодьинском 6 декабря и 9 мая торжков и еженедельных по пятницам базаров, а также ежегодной с 29 августа по 1 сентября конской ярмарки с наименованием ее Камисаровскою, с тем, что бы «доходы какие только можно будет извлекать по открытии и учреждении оных были обращаемы в пользу местной нашей и очень бедной по новости села церкви, которые для нас необходимы. потому более, что в нашем селе Бодьин-ском в поясненные дни бывает большое стечение народа, несмотря на недавнее открытие оного села и для окрестных жителей очень затруднительно закуп и сбыт лошадей и хлеба» [19]. Просьба населения была удовлетворена только наполовину, базар и торжок были открыты, активно развивались, а на конскую ярмарку благословения не было, поскольку подобная издавна функционировала в недалеко отстоящем селе Балезино. Периодическая сфера рынка являлась большим стимулом для развития товарного хозяйства, облегчения сбыта сельскохозяйственной и кустарной продукции, способствовала укреплению материальной базы крестьянского хозяйства. Бодьинцы использовали базары и других селений, в том числе Ижевского завода, Сарапула и Глазова. Так, по данным генеральной поверки торговых и промышленных заведений в г. Глазове на 1887 г., Иван Зотов Ходырев, крестьянин Якшур-Бодьинской волости, занимался «базарной мелочной продажей» [20]. Не одну пару лаптей сносили бодьинцы, отшагивая тридцати верстный путь, «по прямой» добираясь до ижевского базара, который активно использовался для приобретения и реализации сельскохозяйственной и кустарной продукции. В свою очередь бодьинский базар был наводнен продукцией кустарей близлежащих деревень, в частности лаптями деревни Бегеши, которую крестьяне прозвали «лапотным заводом». «Хоть сколько сработай, - говорили мастера, - все уходит» [21].
Картину повседневной жизни крестьян с. Якшур-Бодья кон. XIX в. дополняют материалы подворной описи 1890 г. в Сарапульском уезде (в том числе в с. Якшур-Бодья и его приходе) статистическим отделением Вятского губернского земства [22]. Источник свидетельствует о том, что по характеру рельефа, по орошению, почвам, по количеству лесов и густоте населения из трех полос Сарапульского уезда Якшур-Бодьинская волость входила в северную, для которой были характерны обилие глухих нетронутых лесов и залегание преимущественно средне-суглинистой почвы, считающейся малоплодородной. Село Якшур-Бодья было заселено государственными крестьянами православного вероисповедания, с преобладанием русского населения, удмуртское - было сосредоточено в прилегающих деревнях Якшур и Малая Бодья. В Якшур-Бодье в 27 дворах проживало 163 человека, из них - 145 русских (89 %), занимающих 24 двора, и 18 удмуртов (11 %) - три двора [23].
Крестьянское хозяйство имело комплексный характер. Основным занятием жителей было пашенное земледелие. Единой составляющей частью каждого
крестьянского двора были животноводство и промыслы, носившие вспомогательный характер. Бодьинские крестьяне получили в надел в основном удобные для земледелия земли. Так, общая площадь удобной земли составляла 524 десятины, или 760 га, неудобной - 39 десятин, или 56 га. В среднем на двор приходилось 24 десятины, что выше официальной нормы надела и по России (15 дес.), и по Удмуртии (17,37 дес.) [24]. Безземельных крестьян не было. Однако на своем счету бодьинская волость имела 48 нищих, возможно, местных и пришлых, распределенных периодически, на содержание, по отдельным дворам. Среди них: русских - 27, удмуртов - 21 человек. Согласно отчету земского начальника, в удмуртском крае было зафиксировано три категории лиц, нуждающихся «в призрении и благотворительной помощи»: первая - погорельцы, вторая - «лица, впавшие в нужду вследствие недородов», третья - «профессиональные нищие и, наконец, малолетние сироты» [25]. Последнюю категорию, как правило, составляли семьи без мужчин, пожилые люди и малые дети, оставшиеся без родителей. Крестьянское население относилось довольно неоднозначно к нищим, обозначенным в данных категориях. Наибольшую отзывчивость местное население проявляло к погорельцам. «Крестьяне всей широкой округи спешат на помощь погоревшим, следствие чего, потерпевшие от пожаров устраиваются гораздо лучше, чем жили до пожара», - отмечал земский начальник [26]. Число нищих, как правило, увеличивалось в неурожайные годы. В такое время и трудоспособные семьи посылали детей за сбором милостыни. Как свидетельствуют очевидцы, «иногда можно видеть целую семью на телеге, разъезжающую за сбором» [27]. Так, по воспоминаниям Е. В. Рыловой, когда-то жительницы починка Пушкари, располагавшегося близ Якшур-Бодьи, их многодетная семья, относившаяся к малоземельной, в неурожайные годы ходила за подаянием [28]: «Стыдно было, а нужда гнала, - рассказывает Елизавета Васильевна, - поэтому в своей деревне не просили милостыню, а шли в отдаленные деревни, где нас не знали. При этом молодые женщины, чтобы случайно не быть узнанными, да и не вызывать соблазна со стороны мужчин, замазывали лицо сажей». Очевидцы отмечают, что милостыня в виде печеного хлеба, ржи, муки, разной крестьянской стряпни и редко деньгами подается населением весьма охотно, так как «не подать нищему милостыню считается за грех» [29]. Подача милостыни и содержание в течение суток в каждой семье по очереди - наиболее распространенная форма помощи неимущим. Замечается, что крестьяне, особенно удмурты, относятся «с большим сочувствием» к сиротам, которых «вотяки охотно берут к себе», «охотно женятся на вдовах, имеющих детей, а сколько-нибудь состоятельные берут себе сирот даже в том случае, когда имеют собственных детей» [30]. Лиц же «дряхлых, неспособных к физическому труду и переживших всех своих близких родственников», односельцы оставляли в деревне и содержали «по очереди». По-видимому, такая категория нищих и была зафиксирована во время подворной переписи 1890 г. Кроме того, в каждом селении были так называемые «магазеи», склады, куда каждое хозяйство после уборки урожая безвозмездно сдавало определенную часть зерна «про запас» для особых случаев. По решению схода, нуждающимся выдавалась беспроцентная ссуда хлебом. Можно предпо-
ложить, что к «особым случаям» относилась и выдача нищим подаяния зерном из магазеи.
Можно предположить, что наделение крестьянских хозяйств землей из земельного фонда бодьинской общины происходило по числу едоков. Надельная земля состояла из усадьбы, пашни, сенокоса, выгона, лесного надела. Земель под пастбище не хватало, поэтому бодьинская община арендовала пастбище для скота в Дебесской казенной даче, с годовым взносом по 30 коп. со двора.
Статистические данные свидетельствуют об углублении имущественной дифференциации крестьянских хозяйств [31]. Из 27 дворов - 13, что составляло
49 %, то есть почти половину, могут быть отнесены к зажиточным хозяйствам, поскольку они имели от 15 до 25 дес. земли на двор (или 22-36 га на двор). Пять дворов, или 18 %, составляли богатые многоземельные дворы, имевшие от 25 до
50 дес. (36-72 га на двор). Девять дворов, или 33 %, составляли малоземельные бедняцкие хозяйства, имевшие от 5 до 15 дес. (7-22 га на двор). Четыре хозяйства сдавали часть земельного надела в аренду. Шесть дворов брали в аренду надельную землю в своей общине, два двора - под сенокос в чужих общинах. Как правило, пашенные и сенокосные участки арендовали богатые крестьяне, сдавали в аренду - бедняки.
Группировка дворов по рабочей силе выглядела следующим образом: один двор числился без работника, 17 дворов - с одним работником, остальные 9 дворов - от 2 до 4 работников. Обрабатывали землю все крестьянские дворы полностью своей семьей, за исключением одного двора, использовавшего наем.
Второй по значимости отраслью крестьянского хозяйства было животноводство, обеспечивавшее его рабочим скотом, продуктами питания, сырьем для кустарных промыслов, органическим удобрением для полей. Все крестьянские дворы обрабатывали землю своими лошадьми, безлошадных в Якшур-Бодье не было. Двор с одной лошадью и коровой считался бедняцким, такие дворы составляли 40 % (это - 11 дворов), к «зажиточным» относят дворы с 2-3 лошадьми и коровой, такие дворы составляли 45 % (это - 15 дворов) и «богатые», имевшие свыше 6 лошадей на двор, составляли 15 % (это 1 двор), по-видимому, он и имел наемную рабочую силу. Таким образом, по приведенным показателям, обеспеченных земельным наделом и рабочим скотом состоятельных хозяйств было больше, бедняков - менее половины. Заметим, что в социальном расслоении бодьинского крестьянства не было больших контрастов, среди русских и удмуртов оно находилось на одном уровне.
Рогатым скотом: коровами, телушками, бычками - было обеспечено каждое крестьянское хозяйство. На 27 дворов приходилось 130 голов рогатого скота, в среднем в каждом дворе выращивалось 5 голов, из них 2 - взрослые коровы. Мелкий скот (овцы и свиньи) также содержался в каждом из 27 дворов (в количестве 171), на двор в среднем приходилось 13 голов; из них - 5 овец и - 1,5 свиней.
При обработке почвы использовался в основном усовершенствованный вид сохи - курашимка. Основным орудием для разрыхления вспаханных земель служила деревянная борона. Урожай убирали литовками, в необходимых случаях - серпами. Из транспортных средств каждый двор имел телеги и сани,
в селе их насчитывалось 126, то есть в среднем 5 на двор [32]. В селе функционировало до 7 веялок, была водяная мельница о двух поставах, состоящая в общем пользовании всех селений Якшур-Бодьинского общества. К профессиональным занятиям статистики отнесли лесников (2), приказчиков (2), один из них работал в винной лавке. В Якшур-Бодье пчеловодством занимались 4 двора, хмелеводством - 3.
Неотъемлемым компонентом в функционировании крестьянского хозяйства были внеземледельческие занятия: добывающие и обрабатывающие промыслы, отходничество (наемные работы), которые поддерживали экономическую сбалансированность семейного бюджета, давали дополнительный заработок и - с учетом производства собственного сырья - экономию средств. Виды дополнительных работ, к которым обращались крестьяне, были продиктованы природно-географическими, экономическими условиями и правовыми нормами. Отхожими считались промыслы, когда крестьянин уходил на дополнительные заработки далее 30 км, а после указа 1894 г. - далее 50 км, в этом случае в волостном правлении он должен был оформить документы (как вид на жительство или паспорт) и не более чем на 6 месяцев.
В Якшур-Бодьинской волости внеземледельческими занятиями было охвачено 757 крестьян (9,7 %), что значительно ниже, чем в среднем по Удмуртии, где промыслами было занято 17 % населения [33]. По-видимому, это объясняется лучшей обеспеченностью бодьинских крестьян землей, обработка которой требовала больших временных и физических затрат. Из внеземледельческих занятий самое большое число - 331 человек (или 44 %) - составляли наемные работы по месту жительства. На втором месте - отхожие промыслы: в них было занято 183 крестьянина, или 24 %. Третье место занимали кустарные промыслы, ими было охвачено 119 человек (16 %). Прочие занятия составляли 16 %, в данную группу статистики объединяют торговлю и нищенство.
Выбор внеземледельческих занятий крестьянами с. Якшур-Бодья и Бодьин-ской волости определялся близостью крупных заводов (которым временами нужна была армия дополнительных работников), уральской горнодобывающей промышленности, сибирских лесоразработок, а также наличием важных магистральных путей сообщения (Сибирский тракт, Камский речной путь). Самое большое число бодьинцев уходило на Ижевские и Пермские заводы, в частности, на Ижевском заводе в качестве цеховых рабочих числилось 8 человек, углежогов и углевозов - 68, 24 мастера по изготовлению «болванок для лож». На втором месте - «отход на суда и плоты» по рекам Кама и Чепца; плотовщики и сплавщики составляли 18 человек; возкой леса, бревен, теса и дров было занято 38 человек, перевозкой разных грузов - 19, ямщиной и извозом - 4. В источниках зафиксированы торговцы, которых в 1890-е гг. насчитывалось семеро; среди них удмуртов - 3, русских - 2 человека; и по одному - меновщик и барышник. Из добывающих промыслов в Якшур-Бодье зафиксированы лишь пчеловодство, которым занималось 4 двора и хмелеводство - 3 двора.
Активизация модернизационных процессов в России во вт. пол. XIX - нач. XX вв. сопровождалась втягиванием в товарно-денежные отношения населения провинции. Помимо периодической, расширялась и приобретала новые формы
стационарная сфера рынка. Так, в «Уральском торгово-промышленном адрес-календаре на 1900-1903 гг.» зафиксированы в с. Якшур-Бодья действующие лавки с бакалейными и колониальными товарами, принадлежавшие А. Абдра-фикову, М. М. Короваеву, В. И. Касьянову, И. М. Кулебину, М. С. Курочкину. Это были прежде всего товары первой необходимости; среди них - «мука, чай, соль, керосин, леденцы, халва, изюм, помадка, конфеты и пр.». В 1911 г. уже зафиксирована более высокая форма торговых заведений - специализированные мануфактурные магазины, принадлежавшие тем же из перечисленных выше владельцев (А. Абдрафикову и М. М. Короваеву). Винные лавки в Якшур-Бодье учредили сарапульские купцы Бахтияровы и слободские - Александровы, владельцы винно-водочных и пиво-медоваренных заводов. Бахтияровская «пивная лавка с продажею пива и меда распивочно и на вынос» располагалась в доме Шишкина. Годовой торговый оборот составлял 1200 руб., прибыль - 192 руб.; обслуживал заведение приказчик 1-го класса [34].
Самодостаточность, комплексный характер крестьянского хозяйства села Якшур-Бодьи, наличие сырья и рынков сбыта, близость торговых путей способствовали развитию предпринимательской деятельности населения. История развития села и окрестных деревень перекликалась с двумя купеческими фамилиями - Поповых и Бахтияровых. Так, еще в сер. XIX в. среди торговой публики бодьинцев особой предприимчивостью и наибольшей удачливостью отличалось зажиточное семейство крестьян Поповых. Захар Попов был грамотным человеком и занимал по тому времени почетное место писаря Пислеглудского сельского общества, позднее - Большепургинского волостного правления [35]. На каким-то образом скопленные средства построил себе в 1840-е гг. в д. Якшур-Бодье большой, основательный дом. Успешное занятие торговлей, а также ямщицкими подрядами позволило Захару Попову вместе с отцом Никитой Поповым основать винокуренный завод недалеко от д. Якшур-Бодья, на берегу реки Иж, в лесистой местности, близ д. Большие Ошворцы (д. Чишкыт). История завода (в будущем Бахтияровского) неразрывно связана с жизнью близлежащего с. Якшур-Бодья. Захар Никитич и Анна Васильевна создали большую дружную семью. Судьба им даровала пятерых сыновей и дочь Раису. Дела шли успешно [36]. Поповы завели свои винные лавки, торговля давала неплохие доходы. Захар Никитич, обладая необходимыми капиталами, решил повысить социальный статус семьи и приобщиться к городской культуре. Вместе с большим семейством в 1864 г. он переехал в Сарапул, приобрел купеческое свидетельство и объявил себя купцом 2-й гильдии [37]. Будучи образованным человеком, Захар Никитич весь семейный капитал вложил в обучение сыновей. Сыновья Захара Никитича, как полагалось в то время, получив высшее образование, стали личными почетными гражданами и выбыли из купеческого сословия, сохранив при этом пожизненно все купеческие привилегии.
Четвертый сын Захара Никитича - Алексей (1856 г. р.) в 1882 г. окончил юридический факультет Императорского Казанского Университета и после представления диссертации был утвержден в степени кандидата прав с характеристикой: «Умственные способности выше средних, по службе весьма старателен и подает хорошие надежды, направления хорошего и характера общительного.
Образ жизни ведет правильный, держит себя вполне прилично и имеет некоторый светский лоск.» [38]. Архивные материалы дают возможность пронаблюдать служебный рост Алексея Захаровича, благодаря его незаурядным способностям, трудолюбию, порядочности и коммуникабельности. Так, Алексей Захарович после того как «отбыл воинскую повинность» (1882 г.), в 1883 г. был назначен кандидатом на судебные должности при Сарапульском окружном суде в канцелярии уголовного отделения. В этом же году «после представления диссертации, признанной удовлетворительною», 8 октября 1883 г. утвержден в степени кандидата юридических наук. В его послужном списке значится: с 1892 г. надворный советник с характеристикой «Попов при безупречных нравственных качествах, отличается трудолюбием и знанием дела, человек способный и проявляет достаточно энергии в своей служебной деятельности» [39], далее действительный статский советник, товарищ Председателя Казанского окружного суда, с 1892 г. надворный советник. Прямые потомки Алексея Захаровича ныне живут в Казани и Петербурге.
Однако на заводе Поповых дела не ладились, поскольку в период 1877 г. и 1878 г., по данным ведомостей, «винокурения не было», по-видимому, завод приостановил работу. На основании ведомостей за 1878 г., винокуренный завод близ д. Большие Ошворцы при реке Иж, принадлежавший сарапульскому купцу Захару Никитьевичу Попову, имел один железный паровик, три деревянных перегонных куба с тремя медными тариками, пять квасильных чанов. Отмечалось, что машины приводились в действие лошадьми. Завод обслуживался одним винокуром и 50 рабочими. Поповы вынуждены были продать завод «через покупку купчей крепости» отставному капитану Михаилу Жирякову [40]. Новый владелец не сумел наладить прибыльность производства, и с 1886 г. винокуренный завод близ д. Большие Ошворцы принадлежал уже другому, третьему по счету, хозяину - Николаю Константиновичу Бахтиярову, оханскому купцу в третьем поколении [41].
Бахтияровы были старожилами с. Оханского Пермской губ., вышли из крестьянского сословия, имели большие многодетные семьи. Наиболее активным, преуспевшим в предпринимательской деятельности, оказался его средний сын, Петр Федорович, который явился основателем купеческой династии Бахтияровых. В ревизской сказке г. Оханска на 1834 г. семейство Петра Федоровича Бахтиярова, 49-летнего купца и купеческой жены Ульяны Ивановны, 46-летней женщины, значится уже в составе купеческого сословия [42]. Активным продолжателем дела отца явился второй сын - Константин Петрович. Склонность к коммерческой деятельности проявил и сын Константина - Николай Константинович Бахтияров, который решил попытать счастья за пределами родного Оханска, в Сарапульском у. Вятской губ. Его расчет оказался успешным. Приобретя вино-водочный завод в окрестности с. Якшур-Бодьи, Николай Константинович вложил в него капиталы, накопленные семейством и модернизировал производство.
Будучи энергичным, предприимчивым человеком, купив затухающее предприятие, он восстановил его - и в 1886 г. завод снова заработал. В 1889 г. он обслуживался 30 рабочими, сумма производств составляла 18 500 руб. За год было произведено 37 тыс. ведер спирта. Необходимая в производстве спирта рожь приобреталась у крестьян Сарапульского уезда. Следует заметить, что по воспо-
минаниям, которые были собраны местным краеведом Валентиной Никаноровной Ивановой, крестьяне Гожмовыра, да и других деревень, выращивали по оврагам большое количество хмеля и сбывали его Бахтиярову. Заводовладельцы обеспечивали крестьян рабочими местами, и они овладевали заводскими профессиями. К примеру, три бригады татар из близлежащих деревень: Починошной, Пиюгах, Бакашурской постоянно работали в качестве затворщиков, бродильщиков, со-лодовщиков, сушильщиков, чанщиков, красильщиков, дрововозов, казачиков и т. д. Как и все предприниматели того времени, Бахтияровы основных специалистов, имевших положительные рекомендации, «выписывали из-за границы» и вербовали с других заводов.
В 1895 г. году сын с отцом основали еще одно предприятие - пивомедова-ренный завод, владельцем его был записан сын, Алексей Николаевич, однако оба завода - винно-водочный и пивоваренный - в официальных документах значатся как Николаевские, по-видимому, в честь отца, Николая Константиновича, основателя родового бахтияровского имения [43]. По рассказам старожилов с. Якшур-Бодьи, на высоком левом берегу пруда издалека были видны два больших двухэтажных дома, красовавшихся на фоне соснового мачтового леса. По другую сторону пруда, недалеко от заводов, было выстроено 4 дома барачного типа для рабочих. «На бахтияровской же земле» стояли особняки для служащих, специалистов завода.
В нач. XX в., на полную мощность работало 4 предприятия: винокуренный, пивоваренный, кожевенный и солодовенный. (По воспоминаниям сторожилов, в советское время солодозавод, располагавшийся в каменном двухэтажном доме, продолжал функционировать, солод вывозили на лошадях в складское помещение в с. Якшур-Бодья, откуда увозили на машинах на винно-водочные предприятия в Ижевск). Старший Бахтияров, Николай Константинович, степенный, верующий человек, пользовался большим авторитетом среди рабочих и жителей округи. Чувствуя приближение смерти, он обратился к священнослужителям Николаевской церкви села Якшур-Бодьи, которые, в свою очередь, 8 февраля 1905 г. подали прошение его преосвященству Михею, епископу Сарапульскому с просьбой Николая Константиновича, который «на случай смерти своей изъявляет желание похорониться около местного храма в церковной ограде». Священнослужители выразили свое согласие, пояснив, что «за время проживания в нашем приходе в течение 10 лет он был единственным крупным благотворителем местного храма». Николай Константинович с разрешения епископа Сарапульского был захоронен в ограде Николаевской церкви с. Якшур-Бодьи [44]. По воспоминаниям старожилов, Мария Павловна, как ее называли «бахтияриха», после смерти мужа постоянно приезжала на могилу мужа: «Статная, по-купечески богато одетая, она привозила целый воз съестного» и раздавала прихожанам.
Обеспечением заводов рабочей силой занимался Семен, по прозвищу Брага, из близлежащей д. Кечшур. Исправный организатор, исполнительный, обязательный человек, он пользовался большим доверием хозяев. Прозвище «Брага» Семен получил, как вспоминают старожилы, попав в нелепую ситуацию, случайно сорвавшись, упал в бражный чан. Жил Семен постоянно при заводах, в большом бараке.
Основная масса рабочих винокуренного завода жила в казармах. По переписному листу, в казарме N° 1, в деревянном большом здании, проживало 10 рабочих, из них постоянных жильцов было двое, все остальные, временно проживашие, отходники-крестьяне из различных ближайших уездов Вятской губ.: Глазовско-го, Нолинского, Сарапульского - в возрасте от 17 до 39 лет. Все православные, русские, в основном, неграмотные. Крестьяне выполняли самые различные виды работ: «пильщик леса, рабочий при корме скота, рабочие на винокуренном заводе, бродильщик, чаномой, рабочий при разливе вина» и др. Основное постоянное занятие отходников при переписи зафиксировано как «земледелец».
В казарме № 2 проживало временно 46 мужчин и 5 женщин. Рабочие были объединены в несколько артелей, состоявших из молодых мужчин от 17 до 42 лет. Бригады отходников формировались в близлежащих деревнях: Починошной, Плюгах, Бакашурской Ежевской волости Глазовского у. Это было три родственных клана из трех деревень. По национальности - все татары, магометане. Отходничество служило им временным занятием, постоянным было земледелие. По-видимому, все они как земледельцы находились «при отце», «при брате». Все были неграмотными. Отход на заработки молодых людей из больших крестьянских семей был типичным в призаводских деревнях. В данном случае крестьяне овладели заводской специальностью (затворщик, бродильщик, солодовщик, сушильщик, чаншик, красильщик, дрововоз, заказчик, ломовой, извозчик). В той же казарме постоянно проживали две семьи с малыми, здесь же родившимися, детьми. Это - семья Газейдина Спразетдинова из Мамадышского у. Казанской губ. и семья бардовщика Нагуманова Ижмана [45]. В казарме семьям отводилось место «за дощатой загородкой».
По воспоминаниям жителей, крестьяне окрестных деревень, обслуживая заводы и заводчан, получали хорошее подспорье. Так, при заводе имел постоянную должность рассыльного Прокоп Николаевич, он «ездил на своей лошади с почтой-пакетом и привозил обратно депешу». Сырванцов - татарин со своими сыновьями отвечал за состоянием дороги, на двух быках он вывозил раздвигу, чистил дорогу и делал разъезды на Пушкари.
Бахтияровы вместе со своим окружением внесли свою лепту в развитие культуры бодьинцев. Умные, предприимчивые, рачительнее хозяева, умело ведущие свое дело, они будоражили психологию деревенской публики. В глубокой провинции вокруг заводов создавался круг образованных, интеллигентных людей, прекрасных специалистов.
Развитие фирмы Бахтияровых, оханских купцов из Пермской губ., перешедших в Сарапульское купеческое общество, - один из ярких примеров сращивания торгового капитала с промышленным, поисков выгодного применения капитала, в частности, пути включения привозного капитала в экономику другого региона, организации промышленного производства вне города. В нач. XX в. их предприятия в деловой документации значатся как Николаевские, в честь Николая Константиновича, купца Ьой гильдии, основателя родового бахтияровского имения. Бахтияровы способствовали развитию экономики края. Основная масса товара сбывалась через стационарную сферу рынка в Вятской и Пермской губерниях. В пиво-медоваренном и винно-водочном отраслях производства на местных
рынках соперничали конкурирующие между собой фирмы (Бахтияровские пиво-медоваренные заводы, «Ижевское торгово-промышленное товарищество», «Торговый дом н-ки коммерции советника И. В. Александрова» «Воткинское торговое т-во владелицы Катарги»). В городах и заводских поселках имелись оптовые склады. Так, в Воткинске оптовый склад находился в собственном здании фирмы по улице Поповской. Пиво и мед везли с Бахтияровских заводов. Оборот склада составлял в 1910 г. 22 тыс. руб., прибыль - 2640 руб. В 1911 г. оборот значительно сократился, стал составлять 15 тыс. руб., прибыль - 1800 руб. [46].
Старожилы вспоминали, что к Бахтияровым народ относился почтительно, ребята любили в Рождественские праздники ходить в бахтияровскую усадьбу -«славить», там они всегда щедро вознаграждались. Однажды по ошибке им выдали золотой, но, вовремя спохватившись, заменили его другими щедрыми подношениями (по воспоминаниям старожила с. Якшур-Бодья И. В. Рылова, жителя поч. Пушкаревского, позднее с. Якшур-Бодья). К сожалению, от бахтияровских заводов не осталось и следа, зеленеют лишь обширные луга, покосы жителей деревни Пушкари. Как рассказывали жители, после революции, когда «начались гонения, Алексей Николаевич уехал неизвестно куда». Нельзя не согласиться с замечанием Л.Н. Боханова о том, что не может не поражать та относительная легкость, с которой в России сошел на нет и сам капиталист, а в более широком смысле и весь мир имущих [47].
Таким образом, селение Якшур-Бодья на протяжении XIX в. значительно эво-люционизировало в экономическом, культурном, ментальном отношении. Если в 1820-30-х гг. деревенские жители жили замкнутой жизнью, не отлучаясь далее 60 верст, то во вт. пол. XIX в., в условиях реализации Великих реформ, жизнь в с. Якшур-Бодья как административном, волостном центре, центре бодьинского прихода значительно оживилась. Село шло в ногу со временем. Крестьяне смело шли в отход на заработки Урало-Поволжского региона, овладевали заводскими профессиями на ижевских, пермских заводах. Государственные крестьяне, обеспеченные неплохими земельными наделами и скотом, самостоятельно обеспечивали себя орудиями труда, предметами быта, обувью, одеждой. В с. Якшур-Бодья развилась торговля как стационарная (лавки, магазины), так и периодическая (базары, торжки). С развитием имущественной и социальной дифференциации, с накоплением капиталов среди богатой части крестьянства сформировался предпринимательский капитал, возникли свои, доморощенные купцы. Частный капитал осуществил свою прогрессивную роль в создании промышленных предприятий, развитии торговли, культуры населения, облагораживании внешнего облика селений волости, а также благотворительных деяниях.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Исторический вестник. 1897. Т. 69. № 8. С. 427-446.
2. Там же. С. 428.
3. Там же.
4. Там же. С. 426.
5. Там же. С. 428.
6. Там же. С. 428-429.
7. Там же. С. 990.
8. Там же.
9. Там же. С.429.
10. Там же.
11. ЦГА УР. Ф. 5. Оп. 1. Д. 8. Л. 988.
12. Там же. Л. 989.
13. Там же. С. 432.
14. Там же.
15. Исторический вестник. 1897. Т. 69. № 8. С. 434-435.
16. Там же. С. 434.
17. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 1. Д. 386. Л. 19; Ф. 265. Оп. 1. Д. 95. Л. 1.
18. ЦГА УР. Ф. 265. Оп. 1. Д. 95. Л. 1.
19. ГАКО. Ф. 616. Оп. 1. Д. 522. С. 11.
20. ЦГА УР. Ф. 115. Оп. 1. Д. 118. Л. 13.
21. Там же.
22. Материалы по статистике Вятской губернии. Сарапульский уезд. Подворная опись. Вятка, 1892. Т. 7. Ч. 2. С. 166.
23. Там же. С. 166.
24. История Удмуртии: Конец XV- начало XX века / Под ред. К. И. Куликова; введение М. В. Гришкиной, Н. П. Лигенко. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН. 2004. С. 279.
25. Благотворительность в России. СПб., 1907. Т. 2. C. 12.
26. Там же.
27. Там же. С. 11.
28. Воспоминания Ивана Васильевича Рылова, сторожила с. Якшур-Бодьи.
29. Благотворительность в России. СПб., 1907. Т. 2. С. 11.
30. Там же. С. 12.
31. Материалы по статистике Вятской губернии. Сарапульский уезд. Подворная опись. Вятка, 1892. Т. 7. Ч. 2. С. 166.
32. Материалы по статистике Вятской губернии. Сарапульский уезд. Подворная опись. С. 314-321.
33. Материалы по статистике Вятской губернии. Сарапульский уезд. Подворная опись. С. 382-383; Лигенко Н. П. Крестьянская промышленность Удмуртии в период капитализма. Ижевск, 1991. С. 25.
34. ЦГА УР. Ф. 3. Оп. 1. Д. 59. Л. 175-213.
35. Там же.
36. Архивный отдел администрации г. Сарапула. Ф. 76. Оп. 1. Д. 3. Л. 113, 208.
37. Там же.
38. РГИА. Ф. 1405. Оп. 545. Д. 10554 (документы любезно предоставлены внуком Алексея Захаровича Попова - Юрием Евгеньевичем Подгудским, членом Русского Генеалогического общества Санкт-Петербурга).
39. Там же.
40. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 539. Л. 1098.
41. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 1. Д. 3603. Л. 1-1об.
42. ГАПО. Ф. 111. Оп. 1. Д. 1675. Л. 4.
43. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 1193. Л. 128.
44. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 1. Д. 3603. Л. 1-1об.
45. Там же.
46. ЦГА УР. Ф. 3. Оп. 1. Д. 59. Л. 175-213.
47. Боханов А. Н. Крупная буржуазия России (конец XIX - 1914 г.). М., 1992. С. 230.
Поступила в редакцию
N. P. Ligenko
Paintings ednevnoy daily activities of farmers s. Yakshur-Bodi Sarapulsky County Vyatka province. XIX - early. XX century.
Presented in the paper everyday scenes of peasant life-Bodya Yakshur village, on the one hand, the focus reflects the most versatile spheres of national life: political, legal, social, economic, cultural. On the other hand, is viewed as historical, natural, geographical and ethnic factors make distinctive and unique features in the development of each village, called «second homeland».
Keywords: farm, property differentiation, clothing, household, trade, farmers, merchants, industrial production, visit of the sovereigns.
Лигенко Нэлли Павловна,
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник, Удмуртский институт истории, языка и литературы Уральского отделения РАН г. Ижевск E-mail: [email protected]
Ligenko Nelly Pavlovna,
Doctor of Sciences (History), leading research associate, Udmurt institute of history, language and literature Ural branch of the Russian Academy of Sciences
Izhevsk
E-mail: [email protected]
