CC BY
38
УДК 811.112.2'
Л. И. Гришаева
доктор филологических наук, профессор кафедры немецкой филологии Воронежского гос. ун-та; e-mail: [email protected]
КАК В МЕДИАДИСКУРСЕ ИНФОРМИРОВАНИЕ СТАНОВИТСЯ МАНИПУЛИРОВАНИЕМ?
В статье на основании разграничения ситуаций, в которых в медиа-дискурсе информирование преобразуется в манипулирование, определяются соответствующие условия, называются наиболее значимые маркеры такой трансформации, характеризуется сфера реализации этого преобразования, а также намерения адресанта при порождении медиатекста. Называются номинативные стратегии, востребованные в обозначенных условиях. Трансформирование дискурсивных стратегий отграничивается от их мимикрии. Отмеченные положения стали результатом наблюдений над немецким медиа-пространством в период президентских выборов в России в 2012 г
Ключевые слова: дискурсивная стратегия; номинативная стратегия; трансформация / мимикрия дискурсивных стратегий; манипулирование; информирование; медиатекст; медиадискурс.
Grishaeva L. I.
Doctor of Philology, Professor, the Department of German Philology, Voronezh State University; e-mail: [email protected]
HOW DOES INFORMING TURN INTO MANIPULATING IN MEDIA DISCOURSE?
The paper presents a classification of situations where informing turns into manipulating in media discourse. The necessary conditions for this transformation are identified, its most significant markers are specified, and the domain of its realization is characterized as well as the addresser's intentions in producing a media text. The paper lists nominative strategies commonly used in the conditions described. Transformation of discourse strategies is differentiated from their mimicry. These observations result from the study of the German media landscape during the Presidential election in Russia in 2012.
Key words: discourse strategy; nominative strategy; transformation / mimicry of discourse strategies; manipulating; informing; media text; media discourse.
Перспективность медиалингвистических исследований, осуществляемых, естественно, разными методами и приемами, а также согласно разным теоретическим подходам становится все более очевидной для исследователей-гуманитариев и основывается во многом
на свойствах медиатекстов, присущих им имманентно (см. подробнее анализ соответствующих характеристик [2, с. 25-35, 36-50]).
Особого внимания ученых, работающих в рамках разных исследовательских парадигм, заслуживает, пожалуй, один из многочисленных парадоксов медиатекстов и медиадискурса, в котором соответствующие тексты и порождаются, - преобразование дискурсивных стратегий, а именно - трансформирование информирования в манипулирование. Парадоксальной такого рода трансформация является потому, что реципиенты многочисленных медиатекстов, предназначенных теоретически для информирования, воспринимают их на практике в дискурсе иначе, а именно - как направляющие определенным образом действия адресата. Раскрыть причины этого положения дел для исследователя важно потому, что в таких условиях медиатексты кардинально влияют на концептуализацию новых сведений о реальности в частности (и тем самым на переструктурирование всей картины мира и единичного, и коллективного субъекта познания) и коммуникации в общем. Другими словами, такие медиатексты, образующие в ме-диапространстве некоторые сложные дискурсивные комплексы, организованные по разным основаниям, становятся весьма эффективным средством манипулирования сознанием и действиями носителей языка и культуры (подробнее о сущности манипулирования, условиях его реализации, общих и частных признаках проявления см. в [2; 4-5]).
Комплекс задач, решение которых позволяет выявить и изучить причины и последствия порождения в известных дискурсивных условиях медиатекстов, в которых информирование становится манипулированием, а также определить средства и способы реализации названных выше дискурсивных стратегий, чрезвычайно актуален именно сегодня, когда подобные ситуации, к сожалению, без их тщательной дифференциации по разным основаниям - описываются в профессиональной, полупрофессиональной и даже в околопрофессиональной среде то как информационная война, то как один из важных элементов / инструментов «гибридной войны», то как проявление когнитивной войны, то в качестве результата идеологической войны и пр. Между тем стратегия - это в самом общем смысле план действий для достижения некоторой цели, поэтому чрезвычайно важно различать и тщательно изучать генетически родственные, но не идентичные феномены: трансформацию дискурсивных стратегий и их мимикрию, чтобы понять, как они бытуют в известных дискурсивных условиях.
Таким образом, цель настоящего исследования - объяснить, как в медиадискурсе осуществляется преобразование информирования в манипулирование. Сказанное означает необходимость определить и проанализировать условия, в которых имеет место трансформация наиболее значимых для медиапространства дискурсивных стратегий, назвать маркеры соответствующего процесса, отграничить собственно трансформирование дискурсивных стратегий от иных близких и / или сходных с названным процессов.
Материалом для наблюдений и обобщений стал весь массив публикаций немецкого журнала «Зеркало», появившихся во время президентских выборов в России в 2012 г.
В актуальном медиадискурсе информирование и манипулирование - две наиболее часто и последовательно реализуемые дискурсивные стратегии. Нет сомнения в том, что это связано, прежде всего, с сущностью медиадискурса, а также с эндогенными и экзогенными характеристиками медиатекста.
Очевидно, что об информировании применительно к медиапро-странству вообще целесообразно говорить в случаях, если в медиа-дискурсе / медиатексте сообщаются:
- (абсолютно и / или в чем-то принципиально) новые для адресата сведения;
- сведения, которыми адресат, по убеждению / мнению адресанта, не располагает / не должен / не может располагать в силу особенностей развития соответствующего медиадискурса;
- сведения, благодаря которым переструктурируется имеющийся до сих пор у адресата комплекс знаний о мире или по той или иной важной для адресанта причине необходимо преструктурирование этого комплекса;
- сведения, когнитивная обработка которых реципиентом приводит к изменению стратегий восприятия им тех или иных сведений о мире, т. е. к изменению в когнитивных стратегиях, специализирующихся на определенных дискурсивных условиях, и др.
При манипулировании имеет место неосознаваемое адресатом воздействие со стороны адресанта, из-за которого адресат действует в разных случаях желаемым адресанту образом, в частности:
- при осмыслении получаемых от адресанта сведений, когда именно адресант своими действиями предопределяет результат концептуализации и категоризации воспринимаемых сведений;
- при реагировании после сообщения сведений в медиатексте и / или медиадискурсе на воспринимаемую действительность и / или на того или иного человека с конкретными особенностями, ставшего на более или менее длительное время медийным персонажем и т. д.;
- при сознательном или неосознаваемом осуществлении разнообразных видов деятельности адресатом в интересах адресанта и др.
В этой связи следует подчеркнуть необходимость тщательного разграничения двух типов ситуаций, в которых, как показывает анализ [2], имеет место обсуждаемое преобразование дискурсивных стратегий. С одной стороны, это ситуации, в которых реализуется «информационная война» и используются соответствующие языковые (и неязыковые) средства ее ведения, с другой - это стандартные для медиадискурса ситуации, в которых информирование преобразуется в манипулирование. Причиной такого разграничения является то, что в первом случае интенция «манипуляция как активное и сознательное очевидное воздействие в определенном смысле на реципиента» очевидна для реципиента, а во втором она по той или иной причине - с большей или меньшей степенью очевидности - разными способами камуфлируется в медиадискурсе с помощью разных приемов и не распознается реципиентом как таковая.
Первый тип ситуаций характеризуется тем, что акты информационной войны, разворачивающейся в медиадискурсе и реализуемой прежде всего определенным образом семантически и синтаксически организованным медиатекстом или их комплексом, осуществляются сознательно и очевидны как для реципиента, так и для стороннего наблюдателя. В силу этого распознавание стратегии манипулирования не представляет в процессе анализа особых сложностей; такие медиа-тексты, очевидно, менее интересны для исследователя-лингвиста.
Второй тип ситуаций более сложен для медиалингвистического анализа потому, что преобразование дискурсивных стратегий в ме-диадискурсе исследователь распознает не столь однозначно; это же касается также и реципиента, т. е. «нормального» коммуниканта в ме-диадискурсе. Сказанное тем более справедливо по отношению к манипулированию, поскольку последнее изначально камуфлируется под нечто иное - в противном случае манипулирование не могло бы достичь своих целей.
Применительно к политическому дискурсу, в котором манипулирование преобразуется в информирование, следует иметь в виду,
по крайней мере, два типа целей, которые в чистом виде можно выделить только в лабораторных условиях: (а) побуждение адресата к действию так, чтобы последний и не осознал этого; (б) переформатирование сложившегося у адресата комплекса сведений, чтобы он в дальнейшем действовал желательным для адресанта образом.
Условия, при которых информирование трансформируется в манипулирование, поддаются исчислению, поскольку адресант, реализуя свою интенцию, использует определенные языковые средства, функциональный потенциал которых более или менее легко распознаваем, и организует их специфическим образом. Характерно, что соответствующий потенциал языковых средств более или менее хорошо распознается не только носителями языка или культуры, которые владеют этим умением сознательно или интуитивно, но и исследователем. В этой связи следует обратить внимание и на то интересное обстоятельство, что сегодня корректнее говорить не об отдельном медиатексте, изолированно изучаемом тем или иным способом, и его некотором воздействии на реципиента, а о некотором их комплексе. Этот комплекс можно - или целесообразно - рассматривать и как гипертекст, имеющий более жесткую по сравнению с «обычными гипертекстами» тематически, функционально и интенциональ-но организованных медиатекстов (см. подробнее о данном свойстве тематически связанных медиатекстов, бытующих с медиадискурсе, [2, с. 174, 180, 197, 241]). Такими условиями, как следует из обобщения наблюдений, являются:
- максимальная согласованность медийной, политической, публичной агенды в медиадискурсе в определенный период времени;
- совпадение тематики медиатекста / медиатекстов и разных видов агенды;
- тематическая согласованность когнитивной фигуры при профилировании комплекса сведений с понятийной сферой доминирующей агенды;
- решение адресантом некоторой коммуникативной задачи с помощью совокупности медиатекстов, каждый из которых призван решить частную задачу, подчиненную общей;
- наличие и / или конструирование эксплицитного и / или имплицитного аксиологического контекста, в котором активизируются сообщаемые в дискурсе сведения;
- апелляция к значимым в конкретном культурном пространстве ценностным ориентациям и др.
Согласно специальному анализу, в обеих группах медиатекстов, в которых исследователь прослеживает преобразование дискурсивных стратегий, активно востребованы следующие текстообразующие техники, так или иначе связанные с тематической, семантической и синтаксической организацией текста:
- изменение (переакцентуация) медийной, публичной и политической повестки дня (агенды) как следствие специфической организации текста на макросинтаксическом уровне;
- создание разными способами и разнообразными языковыми средствами аксиологического контекста, неуместного при реализации дискурсивной стратегии информирования;
- апелляция - эксплицитная и / или имплицитная - разными способами и средствами к негативным для определенной культуры ценностным ориентациям;
- активизация негативно заряженных представлений, актуальных для конкретной культуры, через апелляцию к негативно коннотиро-ванным прецедентным феноменам;
- использование номинативных стратегий косвенной идентификации, сгущения негативных смыслов, генерализации и др. при обозначении людей, их действий, ценностных ориентаций, артефактов, семиотических пространств и т. п. вместо стратегий прямой идентификации;
- варьирование степени детализации сообщаемых адресату сведений, степени дифференциации сведений из разных тематических сфер, неадекватное в конкретных коммуникативных условиях;
- перефокусировка внимания адресата через использование при порождении текста разных когнитивных и тема-рематических техник, следствием чего становится разное профилирование комплекса сведений, варьирование соотношения между когнитивным фоном и когнитивной фигурой (детальный анализ и обобщение названных явлений см. [2, с. 185-235]).
Преобразование дискурсивных стратегий в медиадискурсе -явление сложное и требующее тщательного и дифференциального анализа. При этом трансформацию дискурсивных стратегий необходимо отличать от мимикрии. О мимикрии дискурсивных стратегий целесообразно говорить потому, что глобальная дискурсивная задача решается поэтапно, через решение разнообразных частных коммуникативных задач, через неизбежную коррекцию адресантом своей
деятельности в зависимости от постоянно меняющихся дискурсивных условий. Поэтому ясно, что мимикрия стратегий может прослеживаться и в одном медиатексте.
При трансформации дискурсивных стратегий цель адресанта реализуется не в пределах одного медиатекста, а через некоторых их комплекс, организованный более или менее жестко по тематическим, макросемантическим и макросинтаксическим основаниям; причем каждый медиатекст представляет собой реализацию одной частной цели, подчиненной единой общей. Поэтому трансформация стратегий осуществляется на долговременной основе, в том время как при мимикрии - на кратковременной. Это обусловлено различиями в развитии коммуникативных и когнитивных процессов при трансформировании и мимикрии: при трансформировании коммуниканту необходимо на некотором этапе развития процесса кардинально изменить / переструктурировать свою деятельность, чтобы реализовать свою общую для целого ряда коммуникативных событий цель, а при мимикрии - приспособиться к актуальным и быстро меняющимся условиям, реализуя частную коммуникативную задачу (подробнее о критериях разграничения мимикрии и трансформации дискурсивных стратегий см. [2, с. 222-226, 230-235]).
В обозначенном контексте важно подчеркнуть еще одно различие обсуждаемых процессов, вытекающее из их темпоральной протяженности. При трансформировании стратегий адресант не меняет цель своей деятельности, однако при мимикрии происходит осознаваемая адресантом подмена одной коммуникативной цели другой. И если для характеристики адресата данное обстоятельство не столь значимо, то при анализе деятельности адресанта мимикрия, т. е. подмена одного другим для адаптации к изменившимся коммуникативным условиям, необходима, так как она учитывает поливариантность развития дискурса на самых разных его этапах (обобщение сопоставления характеристик названных процессов см. в [2]).
Способ достижения коммуникативной цели в дискурсе может многократно варьироваться - и варьируется в зависимости от меняющихся коммуникативных условий, мимикрируя, например, под запрос информации, под объяснение, повествование, описание, нар-ратив и т. п. Тем самым адресант способен удерживать внимание адресата, удовлетворять его коммуникативные запросы и даже способствовать расширению и более или менее тонкой дифференциации тех или иных комплексов сведений о мире.
В качестве примера мимикрии аксиологических стратегий под информирование немецких читателей об инокультурной реальности можно привести, например, перевод статьи Виктора Ерофеева, опубликованной в немецком журнале «Зеркало» («Der Spiegel») под названием «Массовый протест против Путина. «Мы, русские, хвастуну не доверяем! (Massenprotest gegen Putin. "Wir Russen trauen keinem Angeber!" 03.01.2012).
Мимикрию аксиологической стратегии можно распознать по следующим признакам (подробный анализ см. в [2, с. 226-229]): использование разнообразных средств на микро- и макротекстовом уровне, в частности:
- аксиологические средства для именования автора статьи (популярнейший писатель - populärster Schriftsteller), что немецкий реципиент воспринимает как информирование, поскольку он ориентируется на грамматическую семантику превосходной степени сравнения прилагательного (populärster) и мнение журнала;
- синтаксические и лексические повторы в макротексте (Protest gegen Putin in Moskau: Russland ist klüger geworden - Московские протесты против Путина: Россия поумнела). При этом редакция цитирует высказывание Виктора Ерофеева (важно обратить внимание на кавычки, оформляющие прямую речь): Dem russischen Volk reißt der Geduldsfaden! - У русских терпение на пределе! Характерно, что при переводе статьи Виктора Ерофеева журналист выбирает из всех возможных аксиологически заряженный эквивалент, к тому же фразеологизм. Учитывая коммуникативный тип предложения (восклицательное), использованного дважды в самом начале текста, в том числе в сильной позиции текста (комплекс «заголовок + подзаголовок»), следует признать, что немецкий реципиент не может не воспринимать ситуацию, о которой он будет читать в тексте, как предельно сложную и даже, пожалуй, чреватую социальным взрывом. Это в ситуации информирования о предвыборной борьбе в России реципиент воспринимает не как оценку, а как сообщение об инокультурной реальности;
- подзаголовки, тематически связанные друг с другом: Wir Russen trauen keinem Angeber! что перекликается с заголовком статьи, Das Revolutionsjahr 2011 ist im stillen Russland angekommen - В спокойной России в 2011 году наступила революция, а также Russland ist klüger geworden - Россия поумнела, что также повторяет фразу, помещенную редакцией в самом начале статьи;
- концептуальная метафора «штормовое предупреждение», предопределяющая концептуализацию сведений о выборах в России: Putin und Medwedew haben ihre Machtspiele zu weit getrieben, die Zeichen stehen auf Sturm (Путин и Медведев далеко зашли в своих играх с властью, барометр показывает шторм);
- отсылка к интертекстуальным связям, значимым для русской культуры: к горьковскому высокоэмоциональному и очень экспрессивному эпическому «Буревестнику», предупреждающему: «Буря, скоро грянет буря!», что известно большинству носителей русской культуры со школьных лет. Немецкий реципиент извлекает соответствующие сведения из текста. Это поддерживает воздействие концептуальной метафоры, поскольку концептуальная структура «шторм» становится основой для осмысления ситуации «выборы». Эти же сведения активизируются и в конце статьи, образуя содержательную рамку: Der Kreml wird Zug um Zug mit dem von Gorki prophezeiten "Sturmwird" fertig werden. Auch die leichtfertigen Weichensteller, die ihn nicht verhinderten, könnten übers Knie gelegt werden. Der Kreml wird vorsichtiger, verschwiegener und härter, weil er unter keinen Umständen zu einem realen Machtwechsel bereit ist. Wer zurücktritt, muss Repressionen fürchten;
- разные приемы макроструктурной организации текста. Так, содержание статьи начинает свое развитие в третьем абзаце отсылкой к «Кровавому воскресенью», представляющей собой не менее значимую интертекстуальную связь для носителей русской культуры. Статья завершается жесткой констатацией - пассажем об отрыве от реальности со стороны власть имущих, парящих из-за этого «в космосе»: Unsere Machthaber haben sich gleichsam ins Weltall katapultiert. Dort schweben sie völlig losgelöst von der Realität. Носителями немецкой культуры такое положение дел может восприниматься только негативно, так как, согласно представлениям носителей немецкой культуры, интересы электората - особенно в период выборной кампании - являются первичными и обязательными для властей.
В тексте присутствуют и иные средства, по которым можно распознать мимикрию аксиологических стратегий под информирование.
Приведенный пример может иллюстрировать мимикрию стратегий, потому что автор статьи не анализирует событие, мотивациию участников события и т. д., что неотъемлемо от информирования. Напротив, автор оценивает личность кандидата, не обосновывая свои
оценки, не анализируя его предвыборную программу. Другими словами, стратегия оценивания мимикрирует под стратегию информирования. Поэтому автор не стремится убедить адресата в своей правоте, он хочет озвучить свою позицию, не слишком заботясь о ее убедительности для адресата: он вещает, предсказывает, а не разбирает ситуацию.
Еще одним доказательством мимикрии стратегий является то, что в статье излагается впечатление от события - выборов в России, цитируется мнение одного из сторонников российской оппозиции, которому приписывается статус более значимый, чем он имеет на самом деле в своей культурной среде в целом, и мнение которого предлагается понимать немецкому читателю как широко распространенное и не нуждающееся в обосновании в России.
В контексте всех публикаций о выборах российского президента данная воспринимается немецким читателем, скорее всего, как доказательство объективности журнала и его корреспондентов, аналитичности излагаемой позиции, стремления сообщать достоверные и разнородные сведения об инокультурной реальности: указывается авторство, называется переводчик, характеризуется место цитируемого автора в культуре1.
Степень успешности перечисленных и иных преобразований дискурсивных стратегий в дискурсе различна и может быть опознана исследователем прежде всего по изменению номинативных стратегий для решения конкретной коммуникативной и когнитивной задачи (подробнее о корреляции дискурсивных и номинативных стратегий при трансформации и мимикрии дискурсивных стратегий см. [2, с. 69-105, 122-184, 236-249] Другими словами, трансформацию
1 Следует заметить, что о понятии коммуникативной мимикрии говорит в связи с размышлениями о социальной власти языка В. Б. Кашкин [3]. Описывая на примере реализации дискурсивных стратегий цыганками на улице детально типологию коммуникативной мимикрии, ее функции, маркеры и сферу проявления, исследователь называет следующие ее типы. Авторская мимикрия [3, с. 23-24] характеризуется в качестве явления общекоммуникативного типа, выступающего на уровне коммуникативной ситуации [3, с. 25]. Функциональная мимикрия [3, с. 24-25] выступает на уровне отдельных фраз и фрагментов текста [3, с. 25]. Мимикрия элементов коммуникации связана «с микроуровнем, уровнем состава текста, отдельных его элементов» [3, с. 25-26].
стратегий «информирование => манипулирование» можно распознать по изменившемуся и остающемуся в медиадискурсе константным на протяжении довольно длительного времени выбору средств именования некоторого референта. При информировании чаще всего адресант использует номинативные стратегии прямой идентификации, а при манипулировании в его распоряжении имеются к тому же номинативные стратегии косвенной, аксиологической, дескриптивной идентификации, стратегии генерализации, сгущения негативных смыслов и др.
Анализ преобразования дискурсивных стратегий в медиапро-странстве весьма продуктивен для осмысления результатов рецепции медиатекстов и позволяет описать трансформацию дискурсивных стратегий и их мимикрию как явлений не тождественных, но генетически родственных. Значимыми для осмысления обсуждаемого феномена являются четыре комплекса задач:
1) определение четких оснований для разграничения манипулирования и мимикрии как таковых;
2) выявление признаков камуфлирования манипулирования под иные дискурсивные стратегии, а также типы трансформации информирования в манипулирование;
3) определение характеристик реципиента, который наиболее подвержен неосознаваемому им манипулированию, либо не способен различать этого;
4) исчисление и описание особенностей адресанта, заинтересованного в преобразовании дискурсивных стратегий в некоторых дискурсивных условиях.
Другими словами, выявить причины трансформации дискурсивных стратегий, а также их мимикрии в некоторых дискурсивных условиях - значит описать, как язык проявляет свою «социальную власть» [1].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Блакар Р. М. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. - М. : Прогресс, 1987. - С. 88-120.
2. Гришаева Л. И. Парадоксы медиалингвистики. - Воронеж : НАУКА -
ЮНИПРЕСС, 2014. - 295 с.
3. Кашкин В. Б. Коммуникативная мимикрия и социальная власть //
Эссе о социальной власти языка: Коллективная монография / под ред.
Л. И. Гришаевой. - Воронеж : ВГУ, 2001. - С. 21-29.
BecmHUK Mffiy. BrnnycK 6 (717) / 2015
4. Pugatschjow V. Faktoren und Merkmale der Manipulation // R. Leon Tsvasmann (Hrsg.) Das große Lexikon Medien und Kommunikation. -Würzburg : Ergon-Verlag, 2006. - S. 228 -232.
5. Tsvasman L. Manipulation [manipulation] // Leon R. Tsvasman (Hrsg.) Das große Lexikon. Medien und Kommunikation. - Würzburg : Ergon-Verlag, 2006. - S. 226 -228.
