252 В ФОКУСЕ ИНТЕРЕСНОГО /^университета
шЖИ^^ I
имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
Ирина ГРЕКОВА
КАФЕДРА
(отрывок из повести)
Елена Сергеевна Вентцель (1907—2002) — выпускница Ленинградского университета, талантливый математик, доктор технических наук, профессор, более тридцати лет преподавала в Военно-воздушной академии имени профессора Н. Е. Жуковского, чуть меньше — в Московском институте инженеров транспорта. В 37лет она—уже автор учебника с далеко не женским предназначением — «Элементарный курс теории вероятностей в применении к задачам стрельбы и бомбометания». В 1960—1980-е годы ее научные труды по теории вероятностей выдерживают несколько изданий. Безусловно, Елена Сергеевна была человеком одаренным. И в отношении к этой личности очень уместны слова Федора Михайловича Достоевского: «<Почти все таланты хоть капельку, да поэты, даже столяры, если они талантливы. Поэзия есть внутренний огонь всякого таланта». Под псевдонимом Ирина Гоекова (предположительно, что псевдоним — от названия буквы игрек) вышли первые литературные произведения в журнале «<Новый мир», который возглавлял в то время Александр Твардовский. Потом издавались публицистические статьи, повести, романы. По сценариям некоторых из них были поставлены спектакли и сняты художественные фильмы. Наиболее известные — «Вдовий пароход», «Благословите женщину», «Кафедра». Так бывает не всегда, но Ирина Грекова сразу стала знаменитым и любимым прозаиком. Ее повесть «Кафедра», которая была издана в 1978 г., была настолько популярна, что переходила из рук в руки, «(дочитывалась до дыр». Видимо, секрет заключается в том, что произведения Грековой всегда «про людей и обстоятельства жизни». Немецкий славист и литературный критик Вольфганг Казак так отзывался о творчестве писательницы: «Грекова пишет крайне экономно и психологически глубоко; ее проза для своего времени была достаточно критична, чтобы вызвать протест реакционной критики, но слишком приспособлена к цензуре, чтобы стать совершенно правдивой. Грекова умеет выделить типическое и в частностях, и в самих персонажах, которые столь сосредоточены на главном, что становятся обобщением».
Мы начинаем публиковать отрывки из повести Ирины Гоековой «Кафедра». Читателю журнала, безусловно, близка тема университетской жизни, как она была близка и понятна самой Гоековой. Название повести говорит о совершенно конкретном содержании. Повесть — о преподавателях и студентах, о взлетах и падениях, надеждах и огорчениях. Речь о вузе, в котором каждый проживает несколько часов ежедневно, учится или преподает, экзаменует или проваливает экзамены. Фактически речь — о нас с вами, а это интересно...
Грекова И.
УНИВЕРСИТЕТА Кафедра (отрывок из повести)
имени О.Е. Кугафина (МГЮА)
- «лш - ъУл^ц
чку^СцХчи мы
игрекова
ъщЩШЩ
г" <
Заседание кафедры
Короткий зимний день кончается, чуть позолоченный солнцем . Паутинка, на которой он повис, вот-вот оборвется . За окном в институтском саду ветер колеблет промерзшие ветки деревьев . Кое-где на них мотаются два-три уцелевших листа .
В комнате № 387 (третий этаж главного корпуса) идет заседание кафедры . За массивным старомодным столом в углу у окна сидит заведующий кафедрой профессор Завалишин Николай Николаевич, короче — Энэн, так его зовут все за глаза, а некоторые и в глаза . Он не обижается: хорошее имя — Н . Н . В прошлом веке так обозначалось нечто неизвестное, условное . «В ворота гостиницы губернского города NN . . . » Он тоже неизвестен, условен .
С виду это низенький старичок с желтой конической лысиной, обрамленной снизу и сзади венчиком белых волос . Стекла очков толщиной чуть ли не в палец прикрывают его глаза, сообщая им выражение непостижимое . Седые уши, шевелящиеся вставные зубы, пегие щетинистые усы — все это делает его внешность странноватой, если не страшноватой . Впрочем, привыкнуть к ней можно . На кафедре уже привыкли . Кое-кто даже считает наружность Энэна по-своему милой, как бывает милым откровенно карикатурный персонаж кукольного спектакля . В обращении с людьми доброжелателен, не придирается — чего еще можно хотеть от заведующего? А что иной раз поговорить любит, что поделаешь . У каждого есть недостатки . Важно «не заводить» .
Несколько поодаль, храня четкую самостоятельность, сидит заместитель Энэна доцент Кравцов — круглолицый брюнет, фигура огурцом, тонкие усики . Этот крепко себе на уме . Несмотря на молодость (тридцать пять лет), у него уже практически готова докторская на модную, современную тему «Методы системотехники в теории самонастраивающихся систем» . Он твердо рассчитывает после смерти Энэна (или ухода его на покой, зла он ему не желает) занять его место и навести на кафедре порядок . Дальше рисуются ему перспективы еще заманчивее: член-корреспондент, возможно — академик . Торопиться не надо, он еще молод
Помещение кафедры узкое, продолговатое половина какой-то парадной приемной прежнего, дореволюционного здания . Потолки со ржавыми потеками уходят ввысь, на пятиметровую высоту; под ними затейливая лепнина карнизов . Старинное здание в полуаварийном состоянии . Институту давно уже обещано новое где-то на окраине города, больше часа езды от центра . Постройка еще не начата, но ремонтировать старое здание уже перестали .
По всему помещению в разнообразных позах сидят преподаватели кафедры — доценты и ассистенты . Профессоров, кроме Энэна, нет ни одного, что ему постоянно ставит в вину ректорат («Мало работаете над выращиванием кадров») . Первым, по-видимому, будет выращен Кравцов .
На высоком железном ящике из-под импортного оборудования, так называемом электрическом стуле, сидит Семен Петрович Спивак, богатырь-бородач в вельветовых брюках, которого на кафедре зовут «тучный-звучный» . Он не тучен, а просто громоздок и занимает много места . Ноги его расставлены в сторо- § ны, ботинки (размер сорок шесть) зашнурованы невпопад . Черная борода вокруг рта обметана серебряной белизной, как меховой воротник на морозе . Среди этой белизны ярко выделяется большой влажногубый рот. Семен Петрович в целом интересного1
ш
красив, хотя излишне массивен и агрессивен на вид . Студентки по нем обмирают, несмотря на его возраст (около пятидесяти) и репутацию великого двойкостава . На железном ящике он сидит из принципа, с тех пор как однажды во время заседания кафедры под ним рухнуло кресло . Семен Петрович, вообще человек горячий, очень уж пылко с кем-то спорил, привел неотразимый довод, трах! — и готово . «Нельзя так переживать!» — упрекала его делопроизводительница Лидия Михайловна, единственный человек на кафедре, кому было дело до мебели . Остальные отпускали плоские шутки, конечно, насчет Александра Македонского, по традиции упоминаемого каждый раз, когда речь идет о ломании стульев .
Новая мебель — низкие тонконогие столы, хрупкие стулья и кресла в форме не то корзин, не то рыболовных вершей — была спущена кафедре в прошлом году по институтскому плану переоборудования . Все приняли ее безропотно, один Энэн наотрез отказался расстаться со своим столом-мастодонтом изготовления тридцатых годов . И, как видно, не прогадал: новая мебель оказалась прискорбно непрочной . Через полгода она, как говорили преподаватели, «прошла уже период полураспада» — у стола дверцы не закрывались, а ящики, наоборот, открывались с трудом От половины стульев остались рожки да ножки, которые институтский столяр не брался ремонтировать, говоря: «Дрова!» . А стол Энэна с прибором каслинского литья (чернильница в форме головы витязя) как стоял десятилетиями, так и стоит
Недалеко от двери — Лев Михайлович Маркин, полуседой, взъерошенный, с выражением привычной иронии на тонком лице . Из иронии он себе сделал нечто вроде службы
За одним столом рядышком две подруги — Элла Денисова и Стелла Полякова . Элла — лучезарная блондинка с карамельно-розовой кожей — по праву считается первой красавицей кафедры («Мисс Кибернетика», — называет ее Маркин) . Это, впрочем, не слишком много значит, ибо женщин на кафедре раз-два — и обчелся . Стелла постарше ее, некрасива, с овечьим лицом, но, что называется, стильная, модно одетая и, главное, обутая . Сейчас на ней туфли на высоченной платформе . Она то и дело осматривает свою змеевидную ногу, выставив ее боком из-под стола
Прямо за ними — ассистент Паша Рубакин, мутноглазый, долговолосый, рваные джинсы «под хиппи», папироса за ухом . Голос у него как из подполья, разговор всегда не по существу, но чем-то интересный
Рядом с ним как будто для контраста — Дмитрий Сергеевич Терновский, один из старейших сотрудников кафедры, немолодой, бело- и густоволосый, из тех, что в давние времена назывались педантами: ровный пробор не сбоку, а посреди головы, чеховское пенсне на цепочке, безукоризненный черный костюм, после каждой лекции чищенный щеточкой . Кроме Терновского, все преподаватели ходят с ног до головы в мелу. «Все мы одним мелом мазаны», — говорит Спивак. Он-то ухитряется измазать мелом не только перед и рукава, но и спину.
За Терновским, опершись подбородком о кисти рук, скрещенные на спинке стула, сидит Радий Юрьев — узкоголовый, с откинутой назад шапкой густых темно-рыжих волос, не первой молодости, но с полной обаяния юной улыбкой, открывающей длинные желтые красивые зубы . Улыбка Радия совершенно непобедима («проникающая радиация» — говорят о ней на кафедре) . В кафедральных спорах и столкновениях Радий обычно выступает в роли буфера
УНИВЕРСИТЕТА Кафедра (отрывок из повести)
имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
Кажется, только эти перечисленные и слушают докладчика, остальные просто томятся . Кое-кто, еле скрывая, читает одним глазом роман .
Докладывает Нина Игнатьевна Асташова — смуглая стреловидная женщина, не очень-то красивая, не очень молодая (ближе к сорока), но стройностью и стремительностью по-своему привлекательная . Что-то в ней от дикого животного — серны или косули
Речь идет о двойках . Только что свалилась зимняя страда —экзаменационная сессия, остались досдачи и пересдачи . «Не вся еще рожь свезена, но сжата . Полегче им стало», — выразил это Маркин словами Некрасова . Он вообще по уши набит цитатами, поминутно вставляет их в разговор, иногда даже удачно . Огромная память . «Нецеленаправленная», —говорит о ней Кравцов .
Согласно плану заседаний кафедры обсуждаются итоги сессии . Асташова говорит громко, на всем лекционном поставе голоса, рассчитанного на большую аудиторию, с четкой дикцией, выделяющей концы слов, хоть сейчас записывай Опытные преподаватели часто так говорят — громко, складно и авторитетно, оставляя впечатление высокомерия, в общем-то ложное Просто профессиональная выучка
Такова обстановка Идет доклад
— Вопрос о двойках не нов . Каждую сессию мы его обсуждаем, толчем воду в ступе . У этого вопроса нет решения . «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань» . Что нужно деканату? Казенное благополучие . Чтобы процент хороших и отличных оценок неуклонно возрастал от сессии к сессии, а процент двоек падал . И ведь возрастает, и ведь падает! Дважды в год мы участвуем в унизительной процедуре — слушаем доклад о ходе борьбы за успеваемость . Вы-считываются проценты, доли процентов, строятся диаграммы . . . И как не стыдно такой ерундой отнимать время у занятых людей?
— Правильно говорит! — крупным басом одобрил Спивак.
— Вам будет предоставлено слово, — сказал Кравцов . (Энэн молчал, загадочный за очками . ) — Продолжайте, Нина Игнатьевна .
— Продолжаю . Мечта деканата — чтобы все студенты учились отлично . Явный абсурд, ибо само слово «отличный» значит «отличающийся от других» . Пятерка немыслима без фона Это не эталон метра, хранящийся в палате мер и весов Экзаменатор, ставя оценку, мерит знания студента не по абсолютной, а по относительной шкале
— Эх, не то! — сказал, страдая, Спивак. — Дело не в пятерке, а в двойке .
Кравцов постучал карандашом по столу:
— Прошу докладчика продолжать, а остальных — воздержаться от замечаний .
— Продолжаю . С одной стороны, деканат, с другой, — мы . Им нужно формальное благополучие, нам — неформальные знания Конечно, проще всего было бы пойти им навстречу: двоек не ставить совсем, троек — минимум, четверок и пятерок — по требованию . Жизнь будет легкая, никто нас не попрекнет, кроме нашей совести . . .
— «Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть», — услужливо подсказал Маркин .
— Да, совесть, — подчеркнула Асташова, потемнев лицом . — А это, как учит ° жизнь, опора хрупкая, ненадежная . Поведение человека диктует не совесть,
а объективная обстановка . Эта обстановка, хотим мы или нет, толкает нас в мир фикций . Фиктивных оценок, фиктивных достижений, фиктивной отчетности . . .
— Не замахиваетесь ли вы слишком широко, Нина Игнатьевна? — осторожно спросил Кравцов.
— Напротив, замах чисто местного масштаба: я говорю о наших вузовских делах . Как учитывается наша работа? По среднему баллу, по проценту двоек . Это же курам на смех! Кто как не мы сами ставим себе эти оценки? Давайте сравним с другими областями производства . Где это слыхано, чтобы работа завода, фабрики, мастерской оценивалась по отметкам, которые они сами себе выставили? А у нас получается именно так! Формальные критерии, неподкре-пленные объективными способами контроля, неизбежно порождают очковтирательство .
Услышав «очковтирательство», Кравцов насторожился и подал голос:
— Я возражаю . Голословное обвинение .
— Не голословное . Давайте будем честными . Пусть каждый спросит себя, сколько двоек он бы выставил, если б не давление сверху?
— Я? Столько же, сколько сейчас, — сказал Спивак.
— Верю . Но вы исключение . Правило известно: три пишем, два в уме .
— Не согласен, — сказал Кравцов . — Я ставлю оценки без всякого давления .
— Вы тоже исключение, — нелюбезно ответила Асташова, оскалив косень-кий зуб
— Нина Игнатьевна права, — сказал Терновский . — Прежде чем поставить двойку, трижды задумаешься . Поставишь — всем хуже: студенту, тебе самому, кафедре, факультету. . . А толку что? Ты ему двойку, а он к тебе же вернется пересдавать, как бумеранг. А время на пересдачи в нагрузке не предусмотрено, идет прямехонько в перегрузку. Ну ладно, к перегрузкам нам не привыкать . Главное, приходит он, чаще всего зная не лучше, а хуже, чем в прошлый раз . Опять двойка . А деканат его еще раз пришлет. И еще, и еще . По действующим правилам нельзя пересдавать больше двух раз — на третий ставится вопрос об отчислении . А деканат, как известно, боится отсева . Вот и присылает «в порядке исключения» раз за разом . Капля долбит камень . Учтешь все это, подумаешь-подумаешь — и поставишь тройку. Все равно этим кончится .
— Нет, не все равно! — загремел Спивак. — Кому все равно, пусть убирается вон из вуза!
— Позвольте, товарищи, мы, кажется, перешли к обсуждению, не дослушав доклада, — вмешался Кравцов . — Нина Игнатьевна, мы слышали ваши критические замечания . Но критика без конструктивных предложений бесплодна . Что, в конце концов, вы предлагаете?
— Неужели не ясно? Предлагаю прекратить практику оценки работы преподавателей, кафедр, института в целом по успеваемости студентов . Ликвидировать дутые отчеты о ходе борьбы за успеваемость . Избавить нас от мелочной опеки деканата
— Ну, это невозможно, — солидно сказал Кравцов . — В нашем обществе . . .
— Именно в нашем обществе это и возможно . В частности, в вузе . Пусть нашу работу оценивают по выходу, по качеству работы наших выпускников .
— Утопия . Еще предложения?
— Только самые общие . Подбирать людей тщательнее, доверять им больше, контролировать меньше И, главное, контроль должен быть квалифицированным
Кругом зашумели Кравцов застучал по столу костяшками пальцев:
УНИВЕРСИТЕТА Кафедра (отрывок из повести)
имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
— Товарищи, товарищи, вы не даете докладчику кончить
— Да у меня, пожалуй, все То, что я говорю, одним известно, другим неприятно, а третьим просто неинтересно . Недаром профессор Завалишин спит.
Все поглядели на Энэна — он и в самом деле спал . Такая уж у него была особенность: длящаяся речь одного человека действовала на него неодолимо . Что-то на него наваливалось, мягко давило, он погружался в сон, как в огромный, размером с мир, пуховик Правда, спал он непрочно, все время сохраняя какой-то контакт с происходящим и отдаленно понимая, о чем речь Как только упоминалось его имя, он просыпался . Вот и сейчас он приподнял голову, открыл глаза, дернул дважды щекой и, дважды заикнувшись, сказал:
— Я не сплю . Я все слышу.
— Значит, мне показалось . У вас были закрыты глаза .
— Веки тяжелы, — сказал Энэн, снова закрыл глаза и опустил голову.
— Тоже мне Вий, — шепнула Элла .
— Хорошо, что спит, — ответила Стелла . — Не дай бог, проснется, начнет говорить На заре ты ее не буди
— Может быть, есть вопросы к докладчику? — спросил Кравцов, пытаясь ввести заседание в русло . Маркин поднял руку:
— Позвольте вопрос . Тут как будто упоминались два персонажа: конь и трепетная лань . Как это понимать?
— Деканат и мы, — пояснил Спивак .
— Кто конь и кто лань?
— Конь — деканат, а трепетная лань — мы .
— Как раз наоборот, — сверкнула глазом Асташова . — Трепетная лань —деканат. Трепещет-то он, а не мы . Если бы мы трепетали, давно бы не было двоек .
— А нельзя ли, — не унимался Маркин, — рассмотреть эту конфликтную ситуацию как парную игру с нулевой суммой?
— Глупо, — ответила Нина .
— Товарищи, товарищи, не будем оскорблять друг друга, — вмешался Кравцов . — Нам еще предстоят прения по докладу. Кто хочет выступить?
Поднялся Спивак, расправил плечи, грудь колесом . Брюки его торжественно струились, не свисали — ниспадали
— Все это чушь собачья, сотрясение воздуха . «Абсолютная шкала, относительная . . .» . Двойка есть двойка, я ее нутром чувствую . Сам был двоечником . Двоечник — это жизнелюб, сибарит Если его вовремя не огреть двойкой, он так и будет кейфовать По себе знаю Если бы не профессора нашего университета, щедро ставившие мне двойки, я так бы и кейфовал до сих пор . Низкий им поклон за эти двойки Правда, тогда были другие нравы, ставить двойки никто не боялся Вот если бы я учился сейчас, в нашем институте, я так бы и не превратился в человека .
— Роль труда в процессе очеловечивания обезьяны, — вставила Стелла, играя ногой
— Вот именно! Труд, труд и еще раз труд! А не эти, как их, вздохи на скамейке и не прогулки при луне . Мы, педагоги, должны бороться за свое святое право на двойку. Нас гнут, а мы не гнемся . Нас толкают, а мы упираемся . Итак, да здрав- ° ствует двойка!
— Двойка, птица-двойка, кто тебя выдумал? — спросил Маркин, но смехом поддержан не был
Кравцов раздумывал, сразу ли давать отпор демагогическому выступлению Спивака или повременить . Решил повременить . Могучего темперамента Семена Петровича он побаивался
— Кто еще хочет высказаться? Только строго по повестке дня, без лирических отступлений . Элла Борисовна, может быть, вы?
Элла заговорила неохотно:
— Двоек, конечно, много . Борьба за успеваемость — это в принципе хорошо . Но надо и о студентах подумать . Какие там вздохи на скамейке! Им и на стуле вздохнуть некогда . Задания, задания . . . Даже списать и то надо время, а его нет. . .
Она, сама недавно кончившая вуз, еще не успела перестроиться на преподавательскую точку зрения и всегда была на стороне студентов . В ней еще не угасла классовая вражда угнетенного к угнетателю
— Им созданы все условия для работы, — заметил Кравцов, разглядывая свои ногти
— Все условия?! А в общежитие номер два вы ходили?
— Пока нет.
— То-то что нет. Там не условия, а один кошмар . На днях трубы полопались, буквально нечем мыться . Ходят с чайниками на колонку. Парням-то ничего, они не страдают, а девчонкам трудно . . . Жаловались мне как куратору — женщина женщину всегда поймет За исключением коменданта Ходила я к ней — этакая скифская баба, только курган вокруг нее строить . Ничего делать не хочет. . .
— Естественно, — сказал Маркин . — Человек, уровень благополучия которою не зависит от количества и качества его работы, ничего никогда делать не хочет
— А мы? — крикнул Спивак. — Наш с вами уровень благополучия если и зависит от количества и качества работы, то в обратном смысле . Меньше работаешь — лучше живешь .
— Опять преувеличение, — кисло заметил Кравцов . — Но продолжим заседание кафедры . Кто еще хочет высказаться?
Поднял руку Радий Юрьев . Встал, заразительно улыбаясь . Всем сразу стало казаться, что все хорошо
— Товарищи, — сказал Радий, — надо искать необходимые компромиссы . Здесь многие стараются что-то перевернуть, изменить радикально . Каждый из нас, дай ему волю, таких бы дров наломал! Не надо, будучи преподавателем вуза, пытаться решать государственные вопросы . У каждого своя специальность . И только в двух вещах каждый считает себя компетентным — в медицине и в управлении государством . Нина Игнатьевна, ваши конструктивные предложения, простите, наивны . Они на уровне самолечения или, еще хуже, знахарства . Я, например, знаю одного хорошего математика, который вдруг свихнулся и занялся иглоукалыванием; возможно, это прекрасная вещь, по пусть ею занимаются врачи, а математики — своими делами . На наш век их хватит.
— Могу только солидаризоваться, — одобрил Кравцов . Радий поблагодарил его поклоном и сел . Нина Асташова сверкнула на него гневным взглядом . Встал Паша Рубакин и глухим, подпольным голосом заговорил:
— По поводу последнего выступления я вспомнил один анекдот. Можно, я его расскажу?
— Только в пределах регламента, две-три минуты, — сказал Кравцов, взглянув на часы
УНИВЕРСИТЕТА Кафедра (отрывок из повести)
имени O.E. Кутафина (МГЮА)
— Не беспокойтесь, я мигом . Этот анекдот немецкий, но я буду переводить . Приходит домой муж и застает приятеля со своей женой, а она очень некрасива . Муж говорит приятелю: «Ich muss, aber du?» (я должен, но ты?) . У меня все . Уложился я в регламент?
— Уложились, — с неудовольствием сказал Кравцов, — но анекдот ваш никакого отношения к делу не имеет. Прошу остальных товарищей беречь свое и чужое время и не уклоняться от темы . Кто еще хочет высказаться?
Он зевнул.
Преподаватели вставали один за другим, отчитывались за итоги сессии . Те, у кого процент двоек был выше среднего, нервничали, ссылались на объективные причины (чаще всего упоминалась картошка) . Исключение составил все тот же Паша Рубакин: он заявил, что единственная причина плохой успеваемости в его группе — низкое качество преподавания .
— Разве я преподаватель? Такой человек, как я, только по недоразумению может работать в вузе . У меня развитие лягушки . Даже ниже — лягушачьего эмбриона . Обещаю к следующей сессии подтянуться и повысить свое развитие хотя бы до уровня курицы
К парадоксам Рубакина все уже привыкли и внимания на них до обидного не обратили Один Кравцов сказал:
— Вашу самокритичность можно только приветствовать . Но какой пример вы подаете студентам своим внешним видом? Мы боремся с длинными волосами
Тут отворилась дверь и вошла высокая, белокурая, баскетбольного роста девушка в замшевой юбочке до середины бедра . Робко остановилась, держась за дверную ручку. Ноги у нее были такие длинные, статные, туго обтянутые, что вся мужская часть кафедры (кроме Энэна, который спал) не без удовольствия уперлась в них глазами
— Что вам нужно, девушка? — опоминаясь, спросил Кравцов .
— Матлогику сдать .
— А в сессию почему не сдали?
— Двойку получила . . .
— Вот перед нами, — сказал Кравцов, картинно протянув руку, — одна из тех двоек, о которых сегодня шел разговор . Причем типичная . Вот что, девушка . У нас идет заседание кафедры . Если б не такие, как вы, оно бы кончилось много раньше . Подождите-ка в коридоре, пока мы кончим .
Девушка вышла
— «Матлогика», — иронически повторил Терновский (он был на кафедре главным ревнителем чистоты языка) . — Некогда сказать «математическая логика» . Матлогика, мат-статистика, мат-анализ — сплошной мат. . .
— Веяние времени . Они и бездельничая, торопятся, — сказал Спивак .
Элла, которая сама говорила «матлогика», обиделась:
— А почему нельзя? Говорите же вы «сопромат», а не «сопротивление материалов», «комсомол», а не «коммунистический союз молодежи»?
— Ну, это уже вошло в традицию .
— Но для того, чтобы вошло в традицию, кто-то должен был начать . И ему, ° наверно, доставалось от консерваторов .
— Вообще вопрос о чистоте языка спорный, — сказал Спивак . — В таких спорах не бывает правых . Старые люди обычно отстаивают нормы своей молодости .
— Я не так уж стара, но говорить «матлогика» не буду, — сказала, как откусила, Нина
— Нет, я за новаторство во всем, — заявила Стелла, — в моде, в языке, в поведении . . . Что же, по-вашему, так и носить длинные юбки? Надо упрощать, укорачивать .
— А как же макси? — спросил Маркин .
— Не привьются, — категорично ответила Стелла .
— Не знаю, как с юбками, а в языке нужна позиция разумного консерватизма,
— сказал Терновский . — Если студентов не поправлять, они бог знает до чего докатятся Этот чудовищный жаргон, помесь английского с нижегородским Квартира у них «флетуха», девушка — «гирл — [Аи^опС] . . .»
— А иной раз и по-русски такое отмочат — закачаешься, — заметил Маркин .
— На днях один новатор обогатил меня на экзамене термином . . . в смешанном обществе не решаюсь его повторить
— А бывает и интересно, — вступилась Элла . — Вот у меня студент вместо «мощность» сказал «могущество» . Разве не хорошо? «Могущество множества» . . .
Тут усы Энэна зашевелились, и он произнес нараспев:
— А что даст тебе знать, что такое ночь могущества?
— Николай Николаевич, вы хотите выступить? — спросил Кравцов .
— Боже упаси . Это я про себя . Продолжайте, пожалуйста .
— Что же, по-вашему, не надо поправлять студентов, когда они делают ошибки? — вскинув пенсне, сказал Терновский .
— Поправлять надо, но только кричащие ошибки, явно противоречащие духу языка, — сказала Нина не очень уверенно .
Тут Энэна прорвало — он заговорил . Сначала тяжко, с запинками, усердно помогая себе щекой и усами, а потом все бойчее и глаже . Так, бывает, расходится хромающий человек
— Зачем исправлять? Подавать пример . Помню, когда я учился, у нас читал лекции профессор X . Он нас прямо околдовывал своей речью . Слушали мы его, развесив уши . Абсолютная художественная культура слова . Мы подражали ему не только в лексиконе — в интонации . Был у него один особый коротенький крик вроде клекота ястреба, им он выражал торжество правды — «что и требовалось доказать» . И мы за ним, доказав теорему, вскрикивали по-ястребиному. Тогда из университета пачками выходили студенты, говорившие, как X ., писавшие, как X. Еще теперь иногда, встретив старого человека, я вдруг у него спрашиваю: «А вы тоже учились у X . ?»
Когда Энэн говорил, он так отвлекался от всего окружающего, что чужой речи уже не слышал . Привыкшие к этому преподаватели перебрасывались словами, почти не понижая голоса
— Ну, пошли воспоминания, пиши пропало, — вздохнула Элла . — Минимум на полчаса . А мне Витьку из садика брать, после семи не держат. Дома обеда нет — кошмар!
— А главное, — ответила Стелла, — когда он разговаривает, я просто не могу на него смотреть! Все шевелится — усы, зубы . . . Зубная техника на грани фантастики .
— Поглядите на цветущую липу, — говорил Энэн, усердно работая лицом . — Вас никогда не поражало, что все эти цветы, в сущности, обречены? В лучшем
УНИВЕРСИТЕТА Кафедра (отрывок из повести)
имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
случае одно семечко из тысячи даст росток, один росток из сотни разовьется в дерево
— Как это он на липу перескочил? — спросила Элла .
— Поток сознания, — пояснила Стелла .
— Правильность языка, его здоровье, — говорил тем временем Энэн, —создается коллективными усилиями людей, которым не все равно . Страсти, бушующие вокруг языка, — здоровые страсти . Губит язык безразличие . Каждый из спорящих в отдельности может быть и не прав . Творческая сила — в самих спорах . Может быть, одно из тысячи слов, как семечко липы, даст росток. . . Достоевский гордился тем, что ввел в русский язык новый глагол «стушеваться» . Кажется, он ошибся — это слово употреблялось и до него . Но уже несомненно Карамзин выдумал слово «промышленность» — самое живое сегодняшнее слово . . .
— От двойки до Карамзина, — сказал Маркин, — и все по повестке дня .
— Помолчите, — одернула его Нина, слушавшая Энэна со складкой внимания между бровей . — Как раз когда заходит речь о самых важных вещах . . .
— О самых важных вещах лучше не рассуждать публично .
— Пошлость, — спокойно сказала Нина .
— Благодарю, — поклонился Маркин .
— И как это он терпит? — тихо сказала Элла . — Я бы на его месте обиделась . А нашей Нине только бы порассуждать, да еще публично . Ей хорошо, у нее старший, Сашка, и покупает, и варит. Все равно что бездетная .
Энэн продолжал бормотать все невнятнее:
— Да, семечко липы . . . О чем это я? Надо так преподавать, чтобы выходила собачка
— Какая собачка? — спросил Спивак.
— Долго рассказывать . В другой раз, — сказал Энэн и умолк .
— Товарищи, — сказал Кравцов, вставая и одергивая пиджак на выпуклой талии, — мы работаем свыше трех часов . Разрешите мне подвести итоги дискуссии
Все радостно зашевелились . Итоги — значит, будет все же конец .
— Мы слышали здесь ряд темпераментных выступлений: Нины Игнатьевны, Семена Петровича и других . Жаль, не все в этих выступлениях было по существу. Кое-что было преувеличено, излишне заострено . Конечно, критика и самокритика необходимы, но они не должны переходить в демагогию Позиция деканата правильная . Нас отнюдь не призывают к снижению требовательности, как здесь некоторые пытались представить . Наоборот! Требовательность надо повышать, одновременно добиваясь повышения успеваемости за счет методической работы, мобилизации резервов . . . Гимн двойке, который тут пропел Семен Петрович, был в высшей степени неуместен . . .
Спивак выразил протест каким-то гневным междометием, похожим на хрюканье вепря Кравцов заторопился дальше:
— Да, неуместен . Не воспевать надо двойку, а бороться с нею, изжить это позорное явление . На повышенные требования ответим повышенной отдачей .
В условиях вуза борьба за успеваемость равносильна борьбе за качество . За- ° дача подготовки высококвалифицированных специалистов . . .
И так далее, и так далее . Речь его была как галечник: много, кругло, обкатан-но . Преподаватели томились, привычно скучая . Эта скука входила в ритуал со-
браний, ее терпели, ловя вожделенный момент, когда голос говорящего чуть-чуть повысится: значит, идет к концу. И в самом деле, голос повысился . Кравцов закончил умеренно-патетической, приличной масштабу собрания фразой и вежливо спросил спящего Энэна:
— Разрешите закрыть заседание, Николай Николаевич?
— Да-да, конечно .
Все начали вставать, одеваться Женщины натягивали теплые сапоги, прятали туфли в ящики столов . Стелла в безумно расшитой дубленке красила перед зеркалом зеленые веки . Мужчины, выходя за дверь, жадно закуривали . Тут и там от группы к группе перекидывался смех
В коридоре, грустно ожидая, стояла на своих нескончаемых ногах давешняя блондинка в замшевой юбочке Увидев выходящих с кафедры людей, она робко выдвинулась вперед Бледное голодное личико выражало мольбу
— Матлогика . . . — сказала она еле слышно .
— Лев Михайлович, договоритесь о пересдаче, — распорядился Кравцов и заспешил по коридору об руку со своим пузатым портфелем
— Какой предмет? — спросил Маркин .
— Матлогика . . .
— Да-да, я и забыл . По поводу этой матлогики у нас на кафедре была дискуссия . Большинство (Нина Игнатьевна в том числе) считает, что надо говорить «математическая логика» .
— Математическая логика, — покорно повторила девушка . На полголовы выше Маркина, она глядела на него, как кролик на льва
— Кстати, на дворе Крещение, — сказал Маркин . — Я хочу задать вам классический вопрос Как ваше имя?
— Люда . . .
— Этого мало . Фамилия?
— Величко .
— Отлично . Люда Величко . — Он вынул записную книжку. — Буду иметь честь . Вторник, в два часа пополудни . Устраивает это вас?
— Устраивает. Спасибо . До свидания, — поспешно сказала Люда и на рысях двинулась прочь
— Что это значит? — спросила Нина .
— Я осуществлял свою воспитательную роль, стоя на позиции разумного консерватизма .
— Не консерватизма, а идиотизма . И почему нельзя было договориться с ней раньше?
— Вы же слышали, Кравцов приказал ей обождать в коридоре .
— Кравцов прикажет ей ходить на голове — вы и это будете приветствовать?
— Еще бы! С такими-то ножками!
— Хватит пошлостей!
Она быстро пошла по коридору мимо черных, уличными огнями умноженных окон . Маркин шел следом, слегка прихрамывая . На ходу становилось заметно, что у него одна нога короче
— Нина, не торопитесь . Позвольте, я вас провожу.
— Не надо .
— Что изменилось со вчерашнего дня? Вчера вы меня терпели .
ВЕСТНИК Грекова И.
УНИВЕРСИТЕТА Кафедра (отрывок из повести)
имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
— Вы мне надоели своим паясничеством .
Пошли молча, она впереди, он за ней
— Нина, это нечестно, — сказал он вдруг сломанным голосом . — Вы пользуетесь . . . Ну да что говорить .
Она хмуро смягчилась:
— Ладно,идите .
. . . Лестница мраморная, перила широкие, в три ладони . Как прекрасно было бы кататься на таких перилах в детстве . Вжик — и внизу. Студенты до сих пор катаются
Она шла легко, чуть скользя по этим перилам перчаткой . . .
Продолжение в следующих номерах.