Актуальные проблемы уголовного права
К ВОПРОСУ ОБ ОТРАСЛЕВОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ НЕКОТОРЫХ ИНСТИТУТОВ РОССИЙСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА КРИМИНАЛЬНОГО ЦИКЛА
Д.Ю. ГОНЧАРОВ, профессор кафедры уголовного права Института повышения квалификации Следственного комитета
Российской Федерации доп^ао [email protected]
12.00.08 - уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право
Аннотация. Выявлена обоснованность отнесения некоторых институтов законодательства к предмету уголовного, уголовно-процессуального или уголовно-исполнительного законодательства. Анализ ряда институтов и субинститутов показал необоснованность размещения их норм в том или ином законе, обусловленную отсутствием нормативного закрепления предметов Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов.
Ключевые слова: криминальный цикл, законодательные институты, предмет регулирования.
TO A GUESTION ON A BRANCH ACCESSORU OF SOME INSTITUTES OF THE RUSSIAN LEGISLATION OF A CRIMINAL CYCLE
D.YU. GONCHAROV, Professor of department of criminal law of Institute of in-plant training the Investigation committee
of Russian Federation
Annotation. The purpose of the conducted research was finding-out of validity of reference of some institutes of the legislation to a subject of the criminal, criminally-remedial or criminally-executive legislation. The structural analysis of some institutes and subinstitutes has shown that their norms are placed in this or that law unreasonably. One of the reasons of this phenomenon is absence of standard fastening of subjects of Criminal and Criminally-remedial codes.
Key words: criminal cycle, legislative institutes, regulation subject.
Наряду с традиционно рассматриваемыми в юридической науке проблемами предметного разграничения преступлений и иных, неуголовных деликтов существует целый пласт вопросов, связанных с необходимостью размежевания предмета уголовного права с отраслями, направленными на борьбу с преступностью. Тесные связи, взаимодействие между методами правового регулирования уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права находят выражение, в частности, в существовании взаимосвязанных институтов названных отраслей1.
Необходимо отметить, что наличие «комплексных» институтов не всегда оценивается как явление позитивное. Так, авторы коллективной работы «Система советского законодательства» под ред. И.С. Само-
щенко следующим образом комментируют наличие совместных институтов: «Существование подобных институтов ставит серьезные проблемы практического порядка, особенно в ходе систематизации законодательства: в какой из отраслевых кодификационных актов или в какой отраслевой раздел Свода, Собрания нужно помещать нормы такого совместного института? Часто эта проблема решается путем дублирования совместного участка в обоих отраслевых разделах систематизированного издания и даже (правда, реже) в кодификационных актах»2.
В то же время одним из признаков уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права как фундаментальных отраслей являются их юридическая «чистота», яркая контрастность, юридическая несовместимость, т.е. невозможность
взаимного субсидиарного применения входящих в данные отрасли норм3.
Структурный (по институтам) анализ законодательства криминального цикла показывает, что размещение норм отдельных институтов в том или ином кодифицированном акте, очевидно, научно не обоснованно: не соблюдается направленность научных воззрений о предмете той или иной отрасли права, законодательства. Назовем некоторые из соответствующих нормативных изъянов, демонстрирующих названную проблему.
I. Известно, что в типичный для уголовного права предмет проникают элементы, характерные для частноправовых отношений. Их можно не замечать, соблюдая замкнутость отраслевого режима, но при этом не только снижается эффективность действия механизма правового регулирования, но и создаются условия для конфликта публичного и частного интересов, который «явочным порядком» фактически пробивает себе дорогу, снижая эффективность действия уголовного права. Поэтому правовая реформа сопровождается поиском новых форм сочетания публичного и частного, императивного и диспози-тивного. При этом значительная часть новелл проникает в уголовное право посредством изменений в уголовно-процессуальной форме реализации уголовной ответственности4. А.В. Наумов за несколько лет до принятия нового Уголовно-процессуального кодекса прогнозировал, что его построение на принципе состязательности приведет к закономерному усилению процессуальных начал в материальном уголовном праве5. Он оказался прав. Достаточно сказать, что слабая процессуальная осуществимость противодействия некоторым видам преступности вкупе с омоложением кадрового состава правоохранительных органов и снижением уровня профессионализма их сотрудников заставляет законодателя облегчать задачу правоприменителю, например, введением новых норм-компромиссов в законодательство криминального цикла. Нормы, регламентирующие снижение наказания для лиц, признавших свою вину либо заключивших досудебное соглашение о сотрудничестве, введены для снижения энергозатрат в процессе доказывания и судебного рассмотрения уголовных дел. И если нормы о досудебном сотрудничестве были одновременно введены и в Уголовный и в Уголовно-процессуальный кодексы, то возможность специального снижения наказания лицу, признавшему свою вину, предусмотрена лишь нормами УПК РФ, регламентирующими особый порядок судебного разбирательства. Следовательно, законодатель не предпринял мер для оформления процессуальных потребностей в уголовном законодательстве, к предмету которого, очевидно, и относится регулирование границ размеров и сроков наказаний.
II. Субинститут действия уголовного закона по кругу лиц6 в части экстрадиции (ст. 13 УПК РФ), взаимосвязан с субинститутом выдачи лица для уго-
ловного преследования или исполнения приговора (гл. 54 УПК РФ)7. Анализ норм о взаимосвязанных институтах показал, что УК РФ предусмотрены следующие условия выдачи лиц, совершивших преступление: а) выдаче подлежат иностранные граждане и лица без гражданства; б) преступление совершено ими вне пределов Российской Федерации; в) лица находятся на территории Российской Федерации; г) возможность выдачи предусмотрена международным договором (ст. 13). Ни категория преступления, ни минимальный или максимальный срок или размер наказания, предусмотренного за преступление, совершенное иностранным гражданином или лицом без гражданства, подлежащим выдаче, этим законом не оговариваются. В то же время ч. 3 ст. 462 УПК РФ («исполнение запроса о выдаче лица, находящегося на территории Российской Федерации») предусматривает в дополнение к названным, в частности, следующие условия: «Выдача лица может быть произведена в случаях: 1) если уголовный закон предусматривает за совершение этих деяний наказание в виде лишения свободы на срок свыше одного года или более тяжкое наказание, когда выдача лица производится для уголовного преследования; 2) если лицо, в отношении которого направлен запрос о выдаче, осуждено к лишению свободы на срок не менее шести месяцев или к более тяжкому наказанию...». Таким образом, Уголовно-процессуальный закон ввел ограничение возможности выдачи, неизвестное УК РФ. По нашему мнению, все условия выдачи лиц должны быть сосредоточены в одном законе. Очевидно, таким законом является УК РФ. В пользу последнего тезиса можно привести следующий аргумент: название уголовно-процессуальной статьи, содержащей условия экстрадиции, дополнительные к уголовно-правовым, предполагает регулирование процедурных правил исполнения запроса. Это обстоятельство свидетельствует о «засорении» ст. 462 УПК РФ предписаниями уголовно-правового характера.
III. Уголовный (материальный) субинститут конфискации имущества8 связан с уголовно-процессуальным институтом доказательств и доказывания, ядром которого, по нашему мнению, можно назвать норму о предмете доказывания (не случайным представляется размещение ст. 73 УПК РФ об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, в начале соответствующего раздела). В ст. 73 УПК РФ указано, в частности, на необходимость доказывания обстоятельств, подтверждающих, что имущество, подлежащее конфискации, получено в результате совершения преступления или является доходами от этого имущества либо использовалось или предназначалось для использования в качестве орудия преступления либо для финансирования терроризма, организованной группы, незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации). Кроме того, названный субинститут
связан с нормой о вещественных доказательствах.
Итак, в соответствии с п. 8 ч. 1 ст. 73 УПК РФ обстоятельства, подтверждающие, что имущество, подлежащее конфискации в соответствии со ст. 104.1 Уголовного кодекса Российской Федерации, получено в результате совершения преступления или является доходами от этого имущества, входят в структуру предмета доказывания по уголовным делам.
Деньги, ценности и иное имущество, полученные в результате совершения преступления, принудительно безвозмездно изымаются и обращаются в собственность государства на основании обвинительного приговора. При этом Уголовный кодекс не содержит нормы, позволяющей сделать вывод о том, является ли конфискация этих предметов правом или обязанностью суда, в то время как это обстоятельство, очевидно, входит в отраслевой предмет материального уголовного закона.
Однако такое указание имеется в п. 4.1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ: «деньги, ценности и иное имущество, указанные в пунктах «а» — «в» ч. 1 ст. 104.1 Уголовного кодекса Российской Федерации, подлежат конфискации в порядке, установленном Правительством Российской Федерации, за исключением случаев, предусмотренных п. 4 этой части». В п. 4 ч. 3 ст. 81 УПК говорится о том, что «деньги, ценности и иное имущество, полученные в результате совершения преступления, и доходы от этого имущества подлежат возвращению законному владельцу».
В соответствии с п. 23 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 февраля 2000 г. № 6 (в ред. постановления Пленума Верховного Суда РФ от 6 февраля 2007 № 7) «изъятые деньги и другие ценности, являющиеся предметом взятки или коммерческого подкупа и признанные вещественными доказательствами, подлежат обращению в доход государства на основании п. 4 ч. 3 ст. 81 УПК РФ как нажитые преступным путем».
Названные разночтения между УК РФ и УПК РФ в регулировании общественных отношений, возникших в результате совершения преступления, могут расцениваться как межотраслевые противоречия. Менее остро стоит проблема рассогласованности между положениями УК РФ и УИК РФ.
Приведенные и многочисленные другие примеры заставляют задуматься о причинах, по которым законодатель «не замечает» в процессе своей деятельности «внедрения» в тот или иной кодекс посторонних предписаний. На наш взгляд, один из факторов такой структурной дезорганизации — отсутствие в законотворческой работе четких ориентиров, позволяющих отнести одно предписание к предмету материальной отрасли, а другое — к предмету процессуальной. При этом предмет уголовно-исполнительной отрасли выражен нормативно.
Как верно отмечает В.Д. Перевалов, «сфера правового регулирования определяется законодательством
по отраслям права посредством специализированных норм»9. Речь идет не просто о специальных юридических нормах, а об особом технико-юридическом способе «очерчивания» сферы правовой регламентации. Кодифицированные акты и схожие с ними крупные консолидирующие юридические документы в качестве атрибута имеют статью с типовым наименованием — «Отношения, регулируемые гражданским законодательством» (ст. 2 Гражданского кодекса РФ), «Отношения, регулируемые законодательством о налогах и сборах» (ст. 2 Налогового кодекса РФ), «Отношения, регулируемые земельным законодательством» (ст. 3 Земельного кодекса РФ)11.
Есть более удачные, «развернутые» случаи установления в законодательстве границ юридической регламентации. Например, ст. 2 Федерального закона от 13 марта 2006 г. № 38 «О рекламе» называется «Сфера применения настоящего Федерального закона»12.
А вот Уголовный кодекс Российской Федерации, видимо в силу традиции, понятие «сфера применения закона» в разделе первом Общей части не содержит. Нет его и в разд. 1 Общей части Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации13, и в разд. 1 ч. 1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Вместе с тем ст. 2 УИК РФ «Структура и содержание уголовно-исполнительного законодательства Российской Федерации» содержит ч. 2, где, по сути, очерчивается предмет уголовно-исполнительного законодательства. Именно это, по нашему мнению, и является одной из причин того, что разночтения между уголовным и уголовно-процессуальным законодательством встречаются чаще, чем рассогласованность уголовного и уголовно-исполнительного кодифицированных законов.
Таким образом, теория законодательства криминального цикла и практика его применения нуждаются в фиксации сферы правового регулирования уголовного и уголовно-процессуального законодательства в отраслевых кодифицированных актах. Соответствующие нормы будут способствовать упорядочению размещения норм взаимосвязанных институтов в конкретных законах.
1 Алексеев С.С. высказывался о комплексных институтах как свидетельстве тесных связей, взаимодействия между методами правового регулирования соответствующих отраслей права. См.: Алексеев С.С. Общие теоретические проблемы системы советского права. М.: Госюриздат. 1961. С. 84; Он же. Проблемы теории права: Курс лекций: В 2 т. Т 1. Свердловск, 1972. С. 141.
2 Система советского законодательства / Под ред. И.С. Самощенко. М., 1980. С. 65.
3 См.: Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. Т 1. М., 1981. С. 248.
4 Энциклопедия уголовного права. Т. 1. Понятие уголовного права. СПб., 2008. С. 525—526 (автор главы — Н.И. Пи-куров).
5 См.: Наумов А.В. Сближение правовых систем как итог развития уголовного права // Государство и право. 1998. № 6. С. 56.
6 По классификации уголовно-правовых институтов Ю.Е. Пудовочкина входит в институт уголовного закона. См.: Энциклопедия уголовного права. Т. 1. С. 220—221 (автор главы — Ю.Е. Пудовочкин).
7 По нашей условной классификации входит в предметный институт порядка взаимодействия судов, прокуроров, следователей и органов дознания с соответствующими компетентными органами и должностными лицами иностранных государств и международными организациями (раздел XVIII УПК РФ).
8 Предложен нами к включению в институт «иных мер
уголовно-правового характера», которым следует, по нашему мнению, дополнить классификацию Ю.Е. Пудовочкина.
9 Перевалов В.Д. Теория государства и права: Учебник. М. 2005. С. 225. Цит. по: Баранов В.М. « Квалифицированное молчание законодателя» как общеправовой феномен (к вопросу о сущности и сфере функционирования пробелов в праве) // Пробелы в российском законодательстве. 2008. № 1. С. 77.
10 Этот технико-юридический прием используется в ст. 2 Семейного кодекса РФ, ст. 5 Водного кодекса РФ, ст. 5 Воздушного кодекса РФ, ст. 5 Лесного кодекса РФ, ст. 4 Градостроительного кодекса РФ, ст. 1 Кодекса торгового мореплавания РФ.
11 СЗ РФ. 2006. № 12. Ст. 1232.
ПРИКОСНОВЕННОСТЬ К ПРЕСТУПЛЕНИЮ. РЕГЛАМЕНТАЦИЯ ИНСТИТУТА В УГОЛОВНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ РОССИИ
Л. А. РУДОЙ,
соискатель кафедры уголовного права Московского университета МВД России
12.00.08 - уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право
Научный руководитель и рецензент доктор юридических
наук, профессор Л.Д. ГАУХМАН
Аннотация. С учетом сложившихся точек зрения, на основе анализа генезиса этого института и современного законодательства разработано авторское определение понятия прикосновенности к преступлению как уголовно наказуемого умышленного действия (бездействия) лица, не находящегося в причинной связи с готовящимся, совершаемым или совершенным преступлением и препятствующего привлечению к уголовной ответственности виновных лиц.
Ключевые слова: прикосновенность к преступлению, укрывательство, прикосновенное к преступлению лицо.
INVOLVEMENT IN THE CRIME. REGULATION OF THE INSTITUTE IN THE CRIMINAL LEGISLATION OF RUSSIA
L.A. RUDOI,
Associate University of Moscow Russian Interior Ministry
Annotation. This article contains author's definition of crime involvement as a penal deliberate act or inaction of an individual who is out of causation with imminent, acting or committed crime, and who interferes with institution of criminal proceedings against criminals. The article is based on the given institution genesis and contemporary legislation analysis as well as on established standpoints.
Key words: involvement in crime; concealment; individual involved in crime.
В действующем Уголовном кодексе Российской Федерации1 ответственность за прикосновенность к преступлению прямо закреплена только в ст. 316 УК РФ «Укрывательство преступлений», которая помещена законодателем в гл. 32 Особенной части УК РФ. С некоторыми исключениями могут быть отнесены к разновидностям укрывательства деяния, предусмотренные ст. 175 УК РФ «Приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем» и
ст. 174 УК РФ «Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем».
В целом, еобходимо отметить, что прикосновенность к преступлению — это самостоятельный институт, который получил свое развитие и закрепление в уголовном законодательстве и теории отечественного уголовного права. В теории уголовного права общепризнано, что заранее не обещанное укрывательство, недоноситель-