CC BY
235
УДК 82.09 КУЛАШКИНА P.A.
аспирант, кафедра филологии и массовых коммуникаций, Нижневартовский государственный университет
E-mail: vregina@yandex.ru
UDC 82.09 KULASHKINA R.A.
Graduate student, Department of Philology and Mass Communications, Nizhnevartovsk State University E-mail: nggu@wsmail.ru
К ВОПРОСУ О ЖАНРОВЫХ ОСОБЕННОСТЯХ СКАЗКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ THE ISSUE OF GENRE FEATURES OF TALES FOR ADULTS
В данной статье предпринимается попытка литературоведческого анализа и сравнения ряда произведений художественной литературы, относящихся к жанровой разновидности «сказка для взрослых» («Сказки для детей изрядного возраста» М.Е. Салтыкова-Щедрина, «Солдатские сказки» Саши Чёрного, «Солдатская сказка» Б.А. Садовского, «Сказки для взрослых» В.Н. Войновича), с целью выявления и обобщения присутствующих в них жанровых особенностей данной модификации сказки. Статья будет интересна всем, кто интересуется литературой.
Ключевые слова: жанровые особенности, сказочный жанр, сказки для детей изрядного возраста, сказки для взрослых, солдатские сказки.
The attempt of literary analysis and the comparison of works of Russian literature especially «tales for adults» is made in the article («Tales of decent age» by M. E. Saltykov-Shchedrin, «Soldiers' tales» by Sasha Cherny, «The Soldier's tale» by B. A. Sadovsky, «Tales for adults» by V.N. Voinovich). The aim is to find and to generalize the genre features of the tales. The article will be of interest to people who are keen on literature.
Keywords: genre features, fairy genre, tales of decent age, tales for adults, soldiers' tales.
По мнению Л.В. Овчинниковой, сказка в целом неисчерпаема и может сопровождать человека всю жизнь [5, с. 90]. Об этом прекрасно сказал К. Г. Паустовский, отметив,«... что в каждой детской сказке заключена вторая, которую в полной мере могут понять только взрослые» [6, с.203]. И действительно, даже за волшебной, фантастической начинкой взрослому читателю несложно угадать в сказочных историях знакомые очертания сюжетов для взрослого понимания.
Сказки на протяжении столетий как раз были предназначены для взрослых. И только в XX веке стали считаться детским жанром. Так, заимствуя у народа готовые сказочные образы и сюжеты, М.Е. Салтыков-Щедрин в цикле «Сказок для детей изрядного возраста» (1882 - 1886) развивает и углубляет заранее заложенное в них сатирическое содержание, которое способен понять и до конца осознать преимущественно взрослый читатель. Фантастическая форма является для писателя верным, надежным способом эзоповского языка, который будет понятен самым широким слоям русского общества. С появлением сказок абсолютно изменяется сам адресат щедринской сатиры, прежде всего, писатель обращается к народу. Не случайно революционная интеллигенция 1880-90-х годов пользовалась некоторыми сказками М.Е. Салтыкова-Щедрина в качестве средства революционной пропаганды.
Условно все сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина можно разделить на четыре тематические группы: сатира на
правительственные верхи и эксплуататорские классы, сатира на либеральную интеллигенцию, сказки о народе и сказки, разоблачающие частнособственническую мораль и пропагандирующие социалистические идеалы.
К первой группе сказок можно отнести: «Медведь на воеводстве». «Орел меценат», «Богатырь», «Дикий помещик» и «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». В сказке «Медведь на воеводстве» на первое место выходит беспощадная критика самодержавия и единоначалия в любых его формах. Рассказывается о царствовании в лесу трех воевод-медведей, которые отличаются по своему характеру: злого сменяет ретивый, а ретивого добрый. Но эти перемены никак не отражаются на общем состоянии лесной жизни. Не случайно про Топтыгина 1 - го в сказке говорится: «... он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина». Зло заключается не в частных злоупотреблениях отдельных воевод, а в звериной, медвежьей природе власти. Оно и совершается с каким-то наивным простодушием: «Потом стал корни и нити разыскивать, да кстати целый лес основ выворотил. Наконец, забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил. Сделавши все это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения».
В сказке «Орел-меценат» М.Е. Салтыков-Щедрин указывает на враждебность монархического строя просвещению, а в «Богатыре» история российского само-
© Кулашкина P.A. © Kulashkina R.A.
державия изображается в образе гниющего богатыря и завершается полным его распадом и разложением. А ведь он был еще и чиновником! Даже некоторое время служил вице-губернатором в Рязани, затем в Твери. Крестьяне называли его «вице-Робеспьером»... И это человек, вобравший все качества, по сути своей противоречащие понятию чиновник! Совесть, справедливость, борьба. И это в обществе взяточничества, казнокрадства, алчности и презрения к народу*. Как далеко не сказочно!
Обличению паразитизма господствующих классов посвящены сказки о диком помещике и двух генералах. Между ними много общего: и в том и в другом случае Щедрин оставляет господ предоставленными самим себе, освобожденными от своих кормильцев и слуг. И вот перед «освобожденными» господами открывается один единственный путь - полного одичания.
Беспримерная сатира на русскую либеральную интеллигенцию развернута у М.Е. Салтыкова-Щедрина в сказках о зайцах и рыбах. В «Самоотверженном зайце» воспроизводится особый тип трусости, свойственной интеллигенции, но не чуждой и народу. Заяц труслив, но это не главная его черта. Главное в другом: «Не могу, волк не велел». Волк отложил съедение зайца на неопределенный срок, оставил его сперва под кустом сидеть, а потом разрешил даже отлучиться на свидание с невестой. Когда заяц обрек себя на съедение, им руководили, с точки зрения зайца, глубокая внутреннее благородство и честность. Ведь он волку слово дал! Но источником этого «благородства» оказывается возведенная в принцип покорность - самоотверженная трусость! Правда, есть у зайца и некий тайный расчет: восхитится волк его благородством да вдруг и помилует.
В сказке «Бедный волк» герой не по своей воле жесток, а «комплекция у него каверзная», ничего, кроме мясного, есть не может. Так в контексте книги зреет мысль сатирика о тщетности надежд на милосердие и великодушие властей, хищных и по своей природе, и по своему положению в мире людей.
Здравомысленный заяц, в отличие от самоотверженного, - теоретик, проповедующий идею «цивилизации волчьей трапезы». Он разрабатывает проект разумного поедания зайцев: надо, чтобы волки не сразу зайцев резали, а только бы часть шкурки с них сдирали, так что спустя некоторое время заяц другую бы мог представить. Этот проект - злая пародия М.Е. Салтыкова-Щедрина на теории либеральных народников, которые в реакционную эпоху 1880-х годов отступили от революционных принципов и перешли к проповеди «малых дел», постепенных уступок, мелкого реформизма.
И заяц здравомысленный, а не самоотверженный, проповедует своего рода теоретические принципы, но то же самое делает и вяленая вобла в сравнении с премудрым пискарем. Премудрый пискарь жил и дрожал. Вяленая вобла превращает практику жизни премудрого пискаря в разумную теорию, которая сводится к формуле: «уши выше лба не растут». Из этой формулы она выводит принцип жизненного поведения: «Ты никого
не тронешь, и тебя никто не тронет». Однако приходит срок - и проповедующая умеренность и аккуратность вяленая вобла заподозрена в неблагонадежности и отдана в жертву «ежовым рукавицам».
К сказкам о либералах примыкает «Карась-идеалист», но существенно отличается от них грустной сатирической тональностью. В этой сказке Щедрин развенчивает драматические заблуждения определенной части русской и западноевропейской интеллигенции, примыкающей к социалистическому движению. Карась-идеалист - носитель высоких нравственных идеалов, готовый на самопожертвование ради их осуществления. Но он считает социальное зло простым заблуждением умов и наивно полагает, что даже щуки к добру не глухи. Поэтому он верит в бескровное преуспеяние, в достижение социальной гармонии путем нравственного перерождения щук.
И вот карась развивает перед щукой свои социалистические утопии. Два раза ему удается побеседовать с хищницей, отделавшись небольшими телесными повреждениями. На третий раз случается неизбежное: щука проглатывает карася, причем надо обратить внимание, как она это делает. Первый вопрос карася - идеалиста: «что такое добродетель?» - заставляет хищницу разинуть пасть от удивления, машинально потянуть в себя воду, а вместе с ней также машинального проглотить карася. Этой деталью Щедрин подчеркивает, что дело не в «злых» неразумных щуках: сама природа хищников такова, что они проглатывают карасей непроизвольно - тоже «комплекция каверзная»!
Таким образом, в первых двух сказках («Вяленая вобла» и «Карась-идеалист») Щедрин показал тщетность всех иллюзий о возможности мирного переустройства общества. Он был социалистом-утопистом. Социалистом его сделала совесть. Утопистом - ум. Утопист, он не раз разочаровывался в жизни. Не в идеях социализма, а в том. что они, как правило, утопичны. И, как правило, человек оказывается ниже этих идей.
Писатель сумел разглядеть Россию в ее истинном виде. Помещичью Россию, которая «бесилась от жира», и народную Россию, которая умирала от несправедливости в XIX веке. Это понимание и заставляло М.Е. Салтыкова-Щедрина предъявлять к народу повышенные требования и горько разочаровываться в том, что они пока неосуществимы.
В «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» два подхода М.Е. Салтыкова-Щедрина к оценке народа «исторического» и народа «как воплотителя идеи демократизма» совмещаются. Эта сказка - остроумный русский вариант «робинзонады». Представители паразитических классов общества, оказавшись на необитаемом острове, лишь доводят до логического конца присущий им образ жизни, основанный на людоедстве, и приступают к буквальному взаимному пожиранию. Только мужик оказывается у М.Е. Салтыкова-Щедрина первоосновой и источником жизни, действительно Робинзоном. Салтыков-Щедрин поэтизирует его ловкость и находчивость, его трудовые
руки и чуткость к земле-кормилице. Но здесь же с горькой иронией сатирик говорит о крестьянской привычке повиновения. Вскрывается противоречие между потенциальной силой и гражданской пассивностью мужика.
В сказках, высмеивающих мораль эксплуататоров и пропагандирующих революционно-демократические принципы нравственности, проводится мысль о ненормальности нормального в обществе, где все представления о добре и зле извращены. Героя сказки «Дурак» Иванушку все окружающие считают дураком, так как он не может принять за норму то, что узаконено в эксплуататорском обществе. Здесь сатирик опирается на поэтическую традицию сказок об Иванушке-дурачке, оказывающемся на самом деле умным, смелым и находчивым героем. В сказке сталкиваются в непримиримом конфликте две морали - эксплуататорская и социалистическая, и духовное торжество остается за правдой Иванушки.
С удивительной проникновенностью демонстрирует М.Е. Салтыков-Щедрин внутреннее родство социалистической морали с глубинными основами народно-крестьянской культуры в сказке «Христова ночь»: все скованно молчанием, беспомощно, безмолвно, все задавлено грозной кабалой, но раздается звон колоколов, загораются бесчисленные огни, золотящие шпили церквей, - и мир оживает, воскресает поруганный и распятый Христос. В сказке «Христова ночь» М.Е. Салтыков-Щедрин исповедует народную веру. Его Христос вершит Страшный суд не в загробном мире, а на этой земле, в согласии с крестьянскими представлениями, заземлявшими крестьянские идеалы, придававшими им мирской характер.
Помещик («Дикий помещик») вобрал в себя деспотизм и нравственное падение господствующего класса. Вобла («Вяленая вобла») - трусость и приспособленчество интеллигенции. Пескарь («Премудрый пескарь») - мещанство и желание сохранить собственную шкуру. Заяц («Здравомысленный заяц») - ограниченность обывателя, Карась («Карась-идеалист») - пустой идеализм либералов...
На основе анализа «Сказок для детей изрядного возраста» М.Е. Салтыкова-Щедрина можно сделать вывод, что своеобразие жанра «сказок для взрослых» заключается в отображении в сказках исторической действительности и ориентации на взрослого читателя. Основная коммуникативная цель сказок для взрослых - произвести на читателя определенное эстетическое воздействие, апеллировать к его эмоциональной и интеллектуальной сфере с целью нравственного очищения, создания негативного отношения к проявлению зла, чувства сопереживания добру в его вечной борьбе со злом. Поскольку сказка иллюстрирует проблемы общества и человека в нем, то дидактическая цель заключается в воздействии на интеллектуальную сферу адресата, стремлении автора сказки донести до читателя поучительный или познавательный смысл, преподнести урок. Авторская позиция «заставляет» читателя действовать «от противного» (именно так реконструируется в сказках М.Е.
Салтыкова-Щедрина авторский идеал).
«Сказки для детей изрядного возраста» Салтыкова-Щедрина - итог творческого пути писателя, который привел на вершину горькой сатиры. И эту вершину еще никто не покорил... Его сказки не для детей. Но эти взрослые сказки должны прочитать дети, которые неизбежно станут взрослыми [4, с. 79].
Жанровые признаки «сказок для взрослых» обнаруживаем и в насмешливых, ироничных «Солдатских сказках» (1928—1932) С. Черного. Бывалый солдат-рассказчик, реалии современной жизни, бытовые детали и сказовая манера повествования при осмыслении их жанровой оригинальности приводят исследователей к выводу о том, что включение в текст современного материала (приметы Мировой войны, реалистические детали солдатского быта) размывает сказочный жанр, а «современные разговоры нарушают единство сказочного мира. Обнаруживается несоответствии жанра и речевой формы» [7, с. 36]. Такое суждение может возникнуть, если, во-первых, к сказкам С. Черного подойти с точки зрения устно-поэтической традиции, без учета тех новаций, которые отмечаются учеными-фольклористами в народной сказке начала нашего века: это проникновение в сказку, особенно бытовую, реалий современности, современных слов и выражений, психологических мотивировок и прочее.
Во-вторых, если рассматривать «Солдатские сказки» через призму только сказочной поэтики то, по мнению некоторых ученых, особого внимания заслуживает удивительная манера повествования в сказках С. Черного, «редкое стилевое единство» их. Отметим, что, как жанровой разновидности «сказки для взрослых», «солдатской сказке» Саши Чёрного, помимо прочих признаков, выявленных нами в «Сказках...» Салтыкова-Щедрина, присущ элемент лёгкой фривольности, грубоватой шутки.
Жанр «Солдатской сказки» присущ и Б.А. Садовскому. В 1926 году в «сменовеховском» журнале «Новая Россия» (№ 3) за подписью А. Блока появилась прозаическая «Солдатская сказка», которая вскоре была перепечатана в авторитетном двенадцатитомном Собрании сочинений поэта, среди его но-вонайденных произведений. В дальнейшем, однако, выяснилось, что к данному тексту А. Блок не имел ни малейшего отношения, это была литературная мистификация Б. Садовского. Последний в том же номере «Новой России» в кратком предисловии к публикации «Солдатской сказки» «растолковывал», будто бы она была написана А. Блоком в порядке шутливого пари с ним в январе 1915 года, в духе «модного в те дни военного рассказа» [3, с. 170].
В основе мистификации Б. Садовского - творчески переосмысленная им народная сказка о Наполеоне, об отразившихся в фольклоре причинах войны 1812 года, записанная священником Петром Словцовым в 1848 году в Пермской губернии [3, с. 170]. По сюжету сказки русский император Александр I поддается на коварную уловку Наполеона - принять у себя, в сто-
лице, двенадцать его «генералов-маршалов», целый год кормить-поить их, да чтоб непременно «подавать им столовую посуду из чистого серебра» [3, с. 171]. Прибыли генералы-маршалы и стали после каждой трапезы и посуду поедать. В результате в государстве возникла катастрофическая нехватка серебра, не из чего стало монеты чеканить. Спас Отечество от унижения и позора некий Лентяй-Заспиха. Повытряс из маршалов все серебро, после чего их окунули в котел с кипящей смолой, в гусином пуху вываляли и спровадили с Русской земли. Разгневался Наполеон и пошел на Россию войной. И потерпел поражение.
«Солдатская сказка» не привлекла сколько-нибудь серьезного внимания критики, не сумевшей понять истинную направленность мистификации. (По сути, есть лишь одна статья C.B. Шумихина «Мнимый Блок?», однако она затрагивает, в основном, историко-архивные аспекты).
По нашему глубокому убеждению. «Солдатская сказка» есть полемический отклик монархиста Б. Садовского на знаменитую революционную поэму А. Блока «Двенадцать» [3, с. 171].
В первоисточнике «Солдатской сказки», в тексте П. Словцова, спаситель Отечества от «наполеоновых обжирал» поп-расстрига (который в итоге под пером Б. Садовского перевоплотится в Лентяя-Заспиху) советует царю Александр}' Павловичу посрамление непрошеных гостей произвести публично, при большом стечении народа, «на какой-нибудь площади» [3, с. 171]. Разве мог Б. Садовской при его всегдашней склонности к точной, колоритной и, конечно же, каверзной детали оставить это «на какой-нибудь»? И в его пересказе появляется Красная площадь. «Ну так что ж? - может сказать нам на это читатель. - Ничего особенного! Красная площадь - главная площадь города. Издавна все судьбоносные акции вершились на ней». Но ведь Красная площадь, как всем известно, в Москве, а действо в сказке разворачивается в Питере! Авторский недосмотр? Исключено! Б. Садовской все продумывал до мелочей. Или же принималось в расчет, что зачастую в народном сознании и Москва, и Питер представляются в образе единой столицы с главной - Красной - площадью (ведь великий реформатор Петр Первый, основатель Петербурга, головы стрельцам рубил на Красной площади, - и страшная память об этом разнеслась по всей Руси и навеки связалась с именем Петра)? Но в том-то и дело, что в сочиненной народом сказке не Красная, а какая-нибудь площадь. Меж тем история топонимики северной столицы гласит, что Красной с 1923 по 1953 годы именовалась бывшая площадь Александра Невского. И выходило, что неким мистическим образом события сказки приурочивались к послереволюционному времени: из Ленинграда, из Советской России, изгонялись враги русского народа, блоковские красногвардейцы-большевики (а ведь именно на них намекает Б. Садовской образами «наполеоновых серебро-едов»). Отметим еще, что самобытование в родном для А. Блока городе Красной площади является еще одним
подтверждающим фактом того, что «Солдатская сказка» написана не в 1915 году, а позднее, в 1920-е годы (точнее, после 1923 года). Уже только в силу данного обстоятельства А. Блок не мог быть ее автором (он умер в 1921-м...) И на этот казус с названием площади никто не обратил внимание: ни редактор «Новой России» А. Лежнев, ни тесно общавшийся с ним редкостный знаток творчества автора «Двенадцати» А. Белый, горячо ратовавший за публикацию «Солдатской сказки», ни редактор Собрания сочинений А. Блока В Н. Орлов... Словно подпали они под магию блестящего мистификаторского искусства Бориса Садовского. Так именем
A. Блока был освящен мощнейший удар по утверждавшейся тогда на Руси большевистской ленинской идеологии.
Стиль «Солдатской сказки» резко отличен от того, что писал А. Блок. По всему видно: это не его рука. Возникает вопрос: а почему же тогда, приписывая свое сочинение А. Блоку. Б. Садовской не озаботился имитацией писательской манеры последнего? Стилизаторское чутье отказало ему? Согласимся с архивистом С. Шумихиным в следующей части его рассуждений: «Садовской мистифицировал мистификацию же, то есть имитировал не имевшую места в действительности мистификацию А. Блока (написанный якобы на пари рассказ, в котором автор намеренно хотел сохранить инкогнито).
Нельзя не признать, что такой прием во многом облегчает «работу» мистификатора и дает ему своего рода карт-бланш. Можно не утруждать себя подражанием Блоку: пусть «Сказка» стилистически, лексически и тематически весьма далека от того, что он писал, - можно сослаться на то, что непохожесть эта заранее задана, что именно так все было задумано и исполнено автором. Желанием Блока сохранить инкогнито можно объяснить и отсутствие авторской рукописи» [9, с. 740].
В «Солдатской сказке» разрешается целый комплекс актуальных для Б. Садовского мировоззренческих проблем, и прежде всего неприятие теории прогресса и в связи с этим идей отечественных прогрессистов, от
B. Белинского до В. Ленина. Явная проекция главного персонажа «Солдатской сказки», провинциала Лентяя-Заспихи, на образ гончаровского Обломова, любимейшего героя Б. Садовского из мира русской классики, открывает широкое поле для раздумий относительно двух векторов развития России, которые условно можно представить как обломовский (славянофильский, почвеннический) и штольцевский (западнический).
Современный писатель В.Н. Войнович в «Сказках для взрослых» использует художественные средства, разработанные Салтыковым-Щедриным, для демонстрации абсурдности выработанных обществом законов и моделей поведения [1, с. 90]. В.Н. Войнович создает литературные сказки в зрелый период творчества, имея к этому времени весомый писательский опыт: хотя, как отмечает Чжан Чаои, точного времени создания каждого произведения, входящего в данный цикл, нет, проведенный ею анализ позволяет предположить, что они
написаны в 1989-1991 гг. [8, с. 15]. К этому времени были опубликованы две части романа-анекдота «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», роман-дистопия «Москва 2042», сборник рассказов и эссе «Антисоветский Советский Союз», ряд повестей. По справедливому замечанию Т. Бек, отличительной особенностью стиля В. Войновича в ранний период творчества (до 1974 года) явился «самобытнейший реализм изображения - точный и нелицеприятный до такой степени, что просто элементарная близость к натуре (учитывая социально-психологический абсурд самой «натуры») гарантировала могучий сатирический эффект в параметрах якобы гротеска и как бы фантастики» [2.С.1], который позднее трансформировался под влиянием юмора «в своеобразный гиперреализм», с «самого начала предполагавший отстраненный взгляд на вещи в сочетании с комизмом изумления, который не всегда и самим автором осознавался в полной мере» [2, с. 1].
Таким образом, все творчество В.Н. Войновича представляет собой целостный текст как совоку пность художественных произведений, фундаментом которого является сатирическое осмысление советской действительности с выявлением причин и условий, способствовавших формированию иреализации утопической идеи построения коммунизма в отдельно взятой стране. Для реализации своих эстетических принципов писатель использовал различные жанровые формы. Общность проблематики, направления авторской интенции, эпического характера художественного мышления, а также типов художественного вымысла представляют собой основные факторы, детерминирующие возникновение жанрового синкретизма. Ирония, воплощаемая в художественном мире В.Н. Войновича в виде сатиры как одного из основных векторов развития мировоззрения писателя, находит своё адекватное отражение в символизации, метафоризации и аллегоризации повествования.
Представляется, что в цикле «Сказки для взрослых» этот «гиперреализм» обусловил смешение и совмещение признаков различных жанров на основе сказочной модели повествования.
Отсутствие сознательного следования традициям классика сатиры объясняется, по мнению исследователя Зубаревой Е.Ю., направленностью творчества Войновича, т.к. писатель не принимает системы эстетических принципов М.Е. Салтыкова-Щедрина. Поэтому очевидное использование Войновичем опыта предшественника проецируется на иные художественные ситуации с иным эстетическим значением. Так, раскрытие темы форм и закономерностей взаимоотношений народа и власти у Войновича зеркально по отношению к Салтыкову-Щедрину: «акцент сделан на разрушительной роли идеологической системы, основанной на идеях, которые утверждались на щедринских сказках... Парадокс состоит в том, что Войнович иллюстрирует дискредитацию социалистических идей в их вульгарно-деспотической форме с той же настойчивостью, с какой его предшественник защищал эти идеи в абстрактно-просветительской (отчасти даже утопической) версии»
[1, с. 90]. Если у Щедрина в обществе выделяются несколько социальных групп (народ, интеллигенция, представители власти), то у Войновича, «вследствие метаморфозы, которая произошла в обществе, видимые границы между этими социальными группами стерлись, рисуется единая масса, «толпа», или же разрозненные массы обывателей, вобравших в себя то худшее, что изображалось Щедриным: психология приспособленчества, философия соглашательства как отражение духовной неразвитости и социальной апатии, замешанной на многолетнем, искусственно поддерживаемом властью страхе» [1, с. 91]. Одной из основных форм выражения авторской позиции в сказках Щедрина и Войновича является ирония, но Войнович с её помощью выявляет интертекстуальный потенциал сказок, «объединяя сказочные приемы, унаследованные политической сатирой, с «почти» щедринскими речевыми алогизмами, с публицистикой (лозунги, языковые штампы партийных документов) и просторечиями, характеризующими реалии новой социальной ситуации, выстраивая ассоциативные языковые цепочки» [2, с. 1].
Выше уже говорилось, что сказка для взрослых как жанровая разновидность сказки «размывает» границы сказочного жанра. Так. В. Войнович в своих «Сказках для взрослых» осваивает материал устных анекдотов. «Сказка о пароходе» представляет собой краткое изложение истории советского периода, прослоенное не только литературными реминисценциями и элементами перифраза, но и основанное на расхожих устных анекдотах о советских руководителях. Возьмем план мерцающих литературных аналогий. Образ пиратского предводителя, ставшего капитаном захваченного судна, отсылает нас к есенинскому «Капитану земли», к хрестоматийно известным строкам Маяковского («он вдруг повернул колесо рулевое сразу на двадцать румбов вбок». «И становится Ленин штурман, огни по бортам, впереди и сзади»). Подобных параллелей можно провести много. Немало и намеков-отсылок на многочисленные анекдоты. В свое время (после разрушительного бухарестского землетрясения) распространен был такой анекдот: «- А что, в самом деле, в Москве произошло землетрясение? - Да нет, это брежневский мундир с орденами упал». В.Войнович так описывает начало правления очередного капитана: «Появился на мостике новый капитан - брови широкие, взгляд орлиный, сам из себя красавец». А вот финал его «адмиральства»: «И когда ему последний орден вручили, он вдруг, не выдержав всей навешанной на него тяжести, рухнул и так и остался заваленный орденами». Трагикомический по сути анекдот заменяется в сказке Войновича фарсовым инвариантом.
Таким образом, проведя исследование своеобразия «сказки для взрослых» как жанровой разновидности сказки в ее историческом развитии, приходим к следующим выводам.
Выделяются следующие жанровые особенности сказки для взрослых как сказочной разновидности:
л/ сказка для взрослых «размывает» границы ска-
зонного жанра; произведения нельзя свести к определенному фольклорному прототипу;
/ ясно обнаруживает себя определенная повествовательная позиция, слово автора отходит от эпической беспристрастности, автор «заставляет» читателя действовать «от противного» (так воплощается авторский идеал);
V гротеск служит основным средством создания образов, сатира и ирония - основные формы выражения авторской позиции;
л/ используются разнообразные средства художественной выразительности для демонстрации абсурдности выработанных обществом законов и моделей поведения;
•/ сказки для взрослых имеют более сложную временную, пространственную и повествовательную структуру, индивидуальную сюжетную последовательность;
л/ появляется дополнительная социально-психологическая мотивировка действия:
л/ сказки написаны удивительным, выразительным языком, который отличается едкой сатирой и подлинным трагизмом;
л/ ориентированы на взрослого читателя; содержат элемент лёгкой фривольности, грубоватой шутки;
л/ обязательно содержат политический (идеологический) подтекст, скрывающийся за эзоповским языком.
Таким образом, сказка для взрослых - это авторское, эпическое прозаическое произведение с установкой на вымысел, отличающееся высокой образностью и метафоричностью языка, имеющее цель оказать воздействие на эмоциональную и интеллектуальную сферу взрослого читателя; в основе этого литературного произведения преимущественно лежат социальные проблемы.
Библиографический список
1. Зубарева Е.Ю. Игра в сказку: щедринские традиции в «Сказках» В. Н. Войновича // Вестник ЦМО МГУ. Серия «Литературоведение». 2011, № 3. С. 90-91.
2. Зубарева Е.Ю. Авторская ирония и способы ее выражения в «Сказках» М. Е. Салтыкова-Щедрина и В. Н. Войновича [Электронный ресурс] // Язык русской художественной литературы: типология девиации в языке художественной литературы последней четверти XX века: межвузовский научный сборник. URL: http://do.gendocs.ru/docs/index-8980.html?page=2 (дата обращения: 10.11.2015).
3. Изумрудов ЮЛ. К вопросу о проблематике «Солдатской сказки» Б.А. Садовского // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2015. № 2 С. 170 - 171.
4. М.Е. Салтыков - Щедрин в русской критике. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959 - 640с.
5. Овчинникова Л. В. Русская литературная сказка XX века: История, классификация, поэтика: Учебное пособие. М.: Флинта: Наука, 2003. 312с.
6. Паустовский КГ. Наедине с осенью: Портреты, воспоминания, очерки. М., 1967. 448с.
7. Фоминых Т.Н. Мировая война в «Солдатских сказках» Саши Черного// Литературная сказка. История, теория, поэтика: Сб. ст. и мат. М., 1996. 244 с.
8. Чжан Чаои. Проза Владимира Войновича: жанрово-поэтическое своеобразие: дисс.... канд. филол. наук. СПб.,1999. 162с.
9. Шумихин С.В. Мнимый Блок? // Литературное наследство. Т. 92. Кн. 4. VI.. 1987. 751 с.
References
1. Zubareva E.Y. Game tale: shadrinskiy tradition in "fairy Tales", V. N. Voinovich I I Bulletin of education, Moscow state University. Series "Philology". 2011. No. 3. Pp. 90 - 91.
2. Zubareva E.Y. Author s irony and its means ofexpressionintheTalesofM. E. Saltykov-Shchedrin and V. N. Voinovich [Electronic resource] // the Eanguage of Russian literature: typology of deviation in the language of fiction of the last quarter of the twentieth century: interuniversity scientific collection. URL: http://do.gendocs.ru/docs/index-8980.html?page=2 (reference date: 10.11.2015).
3. Izummdov Y.A. To the question about the problem of "Soldier's tale" B. A. Sadovsky // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N. And. Lobachevsky. 2015. No. 2. Pp. 170 - 171.
4. M.E. Saltykov - Shchedrin in Russian criticism. - M.: State publishing house of artistic literature, 1959 - 640p.
5. Ovchimrikova L.V. Russian literary fairy tale of the XX century: History, classification, poetics: a Training manual. M.: Flinta: Nauka, 2003. 312p.
6. Paustovsh' K.G. Alone with autumn: Portraits, memoirs, essays. M., 1967. 448p.
7. Fomin T. N. World war in "Soldiers ' tales" Sasha Cherny/ Literary tale. History, theory, poetics: Sat. art and Mat. M., 1996. 244p.
8. Zhang Chao. The prose of Vladimir Voinovich: genre and poetic identity: Diss. kand. filol. sciences. SPb.,1999. 162p.
9. Shumikhin VS. Imaginary Unit? //Literaiy legacy. Vol. 92. Bk. 4. M., 1987. 751 p.
