Никитина О. А. К вопросу о типологии языковой личности в аспекте неологизации / О. А. Никитина // Научный диалог. — 2016. — № 3 (51). — С. 75—87.
ЕМ НИШ-4
Журнал включен в Перечень ВАК
и I к I С н' Б Р1ВКИЖЛ1Ч (ЛКСТОКУ-
УДК 81'1:81'373.43
К вопросу о типологии языковой личности в аспекте неологизации*
© Никитина Ольга Алексеевна (2016), кандидат филологических наук, доцент кафедры немецкого языка, ФГБОУ ВПО «Тульский государственный педагогический университет им. Л. Н. Толстого» (Тула, Россия), kortschigo@mail.ru.
Представлена типология языковой личности в аспекте неологизации в рамках антропоцентрической парадигмы лингвистики. Автор предлагает определять не-ологизацию как процесс, отражающий акты осмысления и освоения мира в дискурсивной деятельности языковой личности. Рассматривается создание инновации как творческий акт индивидуальной языковой личности, творящей высказывание в соответствии со своими прагматическими установками, представлениями и знаниями о мире и доступными способами и средствами языкового воплощения коммуникативного замысла. Подчеркивается, что творчество продуцента дискурса подразумевает со-творчество интерпретатора дискурса, при этом интерсубъективность дискурсивной деятельности раскрывается в краткосрочно существующей коллективной языковой личности, позволяющей со-творящим индивидуальным языковым личностям принять либо отклонить инновацию. Утверждается, что коллективная языковая личность этносоциума в целом представляет собой «кристаллизацию» совокупного речемыслительного опыта множества индивидуальных языковых личностей, а коллективный акт принятия инновации является неинтенциональным следствием множества индивидуальных актов, из которых каждый специфичен и уникален. Автор заключает, что инновация, инициируемая индивидуальной языковой личностью, обнаруживает свою истинную ценность лишь на фоне коллективного начала, задающего своего рода матрицу для обнаружения, распространения, фиксации и закрепления нового языкового факта.
Ключевые слова: индивидуальная языковая личность; коллективная языковая личность; дискурс; инновация; неологизация.
1. Введение
Неологизация традиционно понимается как непрерывный языковой процесс, реализуемый разнонаправленным и одновременно сопряжен-
Научное исследование проведено в рамках Государственного задания Министерства образования и науки Российской Федерации, проект № 1706.
ным действием универсальных и в то же время специфичных для каждого временного периода процессов заимствования, словообразования, семантической деривации, фразеологизации, определяющих в их совокупности характер лексического развития языка. Однако антропоцентрическая ориентация лингвистики XXI века выдвигает на первый план исследовательские вопросы, связанные с человеком как творцом, носителем и пользователем языка и дискурсом как деятельностью языковой личности по созданию мысли, воплощенной языковыми средствами. Такой подход позволяет взглянуть на проблему неологизации под иным углом зрения — как на процесс, отражающий акты осмысления и освоения мира в дискурсивной деятельности языковой личности. В связи с этим встает вопрос о возможной типологии языковой личности в аспекте неологизации.
Термин языковая личность приобрел в исследованиях современных, прежде всего российских лингвистов особую популярность в конце XX века благодаря работам Ю. Н. Караулова. В его концепции представление о языковой личности соотносится не только с реальным носителем языка, но и с некоей обобщенной моделируемой сущностью, отвлеченной от конкретного носителя, см., например: [Культура ..., 2003, с. 104]. Эта дихотомия языковой личности признается многими учеными, которые в соответствии с исследовательскими задачами ориентиру -ются либо на изучение конкретного говорящего, либо на исследование национальных или социальных языковых типов в лингвокультурном сообществе.
2. Философско-психологические основания термина «языковая личность»
Представляется логичным связывать понятие «языковая личность» с родовым понятием «личность», имеющим давнюю традицию в философии, психологии и социологии, ср.: [Иванцова, 2010, с. 27]. Понятие личности в психологии характеризует человека не как представителя рода, рассматриваемого со стороны его телесного бытия, а особый способ его существования как представителя определенного этносоциума, особое измерение, которое получает человек как представитель общества, определяющий свободно и ответственно свою позицию в пространстве культуры и времени истории. Говоря о соотношении личностного и социального, о включенности личности в систему взаимоотношений с другими личностями, А. Н. Леонтьев писал: «Личность <...> это особое качество, которое приобретается индивидом в обществе, в целокупности отношений, обще-
ственных по своей природе, в которые индивид вовлекается» [Цит. по: Некоторые перспективы..., 1979, с. 35].
В философской литературе понятие личности также связывается с общественным и творчески-созидательным характером жизнедеятельности человека. Природа человека обнаруживается в противоположности тела и духа. Как существо телесное человек выступает преимущественно в качестве объекта, наряду с другими вещами, чье бытие целиком подчинено законам природы, условиям пространства и времени. Как дух человек — всегда субъект, он творит, познает мир, обладает свободой воли. Личность же есть высшая ступень эволюции человека как духовно-телесного существа, на которой человек предстает со стороны духовно-телесного единства, целостности и непротиворечивости. Дух личности реализуется и познается в творчестве, «личность есть живая активность самотворчества, коммуникации и единения с другими личностями» [Му-нье ...].
В трактате «О личности» Л. П. Карсавина феномен личности раскрывается через понятия индивидуальной и социальной (симфонической) личности. Индивидуальная личность в учении философа — это «конкретно-духовное или <...> телесно-духовное существо, определенное, неповторимо-своеобразное и многовидное» [Карсавин, 1992, с. 19]. Подобно индивидуальной, социальная (симфоническая) личность имеет пространственно-духовную субстанциальность и реализует себя в актуально-личном бытии (в индивидуальных человеческих личностях). «В социальной личности всякая индивидуальная личность целиком пространственно определяется по отношению ко всем другим, так что любой ее момент противостоит им в качестве ее самой», — пишет философ [Там же, с. 129]. Социальные личности могут быть представлены образованиями разного иерархического порядка: от первичной социальной группы до человечества — высшего олицетворения мира. Развивая концепцию Л. П. Карсавина, Н. С. Трубецкой также распространяет понятие личности не только на отдельного человека, но и на народ: «мы признаем реальностью не только индивидуальную личность <...>, а и социальную группу, <...> и человечество. <...> мы считаем и называем их личностями, но, в отличие от индивидуумов, личностями соборными, или симфоническими. <...> симфоническая личность отличается от индивидуальной тем, что ее множество есть не множество стремлений, состояний и т. д., но множество самих индивидуальных личностей или — для высших симфонических личностей (например, народа, человечества) — множество личностей симфонических (например, социальных групп, на-
родов). <.. .> Симфоническая личность — не пространство и не среда, содержащие в себе, как вода рыб, а индивидуальные личности, но — сами они в их единстве» [Трубецкой, 1992, с. 356—357].
Согласно учению философов, коллективная (социальная, симфоническая, соборная) личность едина во множестве образующих ее индивидуальных личностей. Единство коллективной личности проявляется в согласованном со-действии составляющих ее индивидуальных личностей. При этом индивидуальность своих элементов коллективная личность не уничтожает, а, наоборот, обнаруживает и раскрывает.
Исходя из основных положений философско-психологического понимания понятия «личность» представляется возможным в максимально краткой и емкой форме выразить сущность исследуемого лингвистического феномена: языковая личность — это личность во всем множестве проявлений, «выраженная в языке <...> и через язык» [Караулов, 2010, с. 38]. Так же, как в психологическом понимании личность не может быть приравнена к индивиду как представителю человеческого рода, рассматриваемого со стороны его телесных свойств, так и языковая личность не может быть сведена к индивиду, обладающему психофизиологической способностью производить высказывания на данном языке. Для языковой личности релевантно не только «техническое» умение говорить на данном языке, но и знание того, как говорят в данном лингвокультурном сообществе и в соответствии с определенной традицией. Следовательно, понятие индивидуальной языковой личности подразумевает особый способ существования человека как члена языкового сообщества, владеющего системой и нормой данного языка, культурно-языковыми и коммуникативно-деятельностны-ми ценностями и традициями лингвокультурной общности, но в то же время способного в отношении данного языка действовать по собственному свободному выбору, в том числе выходить за пределы ограничений системы языка и предписаний языковой нормы для реализации своих коммуникативных намерений. Так, по-видимому, можно интерпретировать мысль Ю. Н. Караулова о том, что «языковая личность начинается по ту сторону обыденного языка» [Караулов, 2010, с. 36]. Индивидуальная языковая личность получает становление через внутреннее отношение человека к языку, через формирование системы личностных смыслов, связанных с языком. При таком понимании центральными в изучении языковой личности становятся ее языковой выбор и языковая свобода, обусловленные иерархией смыслов и ценностей в языковой картине мира личности, а также языковое творчество, определяемое мотивами и целями, управляющими дискурсивным поведением языковой личности.
3. Индивидуальная языковая личность и коллективная языковая личность в аспекте неологизации
Философско-психологическое рассмотрение личности в рамках отношения индивидуального и коллективного ведет нас к тому, что выбор субъекта, обозначаемого термином языковая личность, также может варьироваться — от индивидуальной языковой личности, охарактеризованной на основе анализа ее языковых произведений, до коллективной языковой личности разного иерархического порядка и разной функциональной полноты как единства множества индивидуальных языковых личностей.
Развивая идею В. фон Гумбольдта о том, что язык — не продукт деятельности, а сама деятельность, Э. Косериу указывал, что «язык изменяется именно потому, что он не есть нечто готовое, а непрерывно создается в ходе языковой деятельности. Другими словами, язык изменяется, потому что на нем говорят» [Косериу, 1963, с. 184]. Лексическая инновация оказывается доступной индивидуальной языковой личности именно потому, что она вытекает из повседневного опыта дискурсивной деятельности. Дискурсивная деятельность — это деятельность творческая, свободная и целенаправленная, иными словами — лингвокреативная, она всегда выступает как нечто новое — в той степени, в какой ее определяет индивидуальная актуальная цель выразить нечто. Лингвокреативность языковой личности — это не только создание нового продукта — слова или выражения, которых «до этого не было», — но и нетривиальный выбор одного из уже имеющихся и известных говорящему языковых средств. Вместе с тем дискурсивная деятельность индивидуальной языковой личности, не теряя индивидуальной свободы выражения и смысловой целенаправленности, всегда осуществляется в определенных исторических рамках, в актуальной совокупности старых и новых языковых традиций. Это значит, что намерение языковой личности выразить нечто по большей части ограничивается рамками разрешенного языковой нормой. Однако в распоряжении языковой личности всегда имеется возможность выбора между имеющимися в системе языка изофункциональными средствами, а всякий выбор — это уже модификация равновесия языка. Если в языковой норме отсутствует необходимое в данном конкретном случае языковое средство, тогда языковая личность может строить свои высказывания в соответствии с возможностями языковой системы. Более того, языковая личность может сознательно игнорировать норму, искажать традиционные языковые модели и даже устранять системные различия, которые оказываются избыточными или нефункциональными в определенной коммуникативной ситуации. Наконец, языковая личность может прибегнуть к заимствованию
элементов из других языковых систем. Во всех этих случаях инновация выступает как способ, посредством которого индивидуальная языковая личность, руководствуясь необходимостью выразить нечто, преодолевает рамки данного языка. Принятие нестандартных языковых решений, принципиальная инновативность, настроенность на возможность выйти за рамки традиционного языкового опыта — все это присуще индивидуальной языковой личности, обладающей совокупностью неповторимых, уникальных свойств.
Любая языковая инновация начинается в сознании индивидуальной языковой личности. Всякая инновация требует индивидуальной творческой инициативы, которая не может возникнуть одновременно у всех членов этносоциума* и быть одинаковой по своей направленности, содержанию, форме и т. д. Инновации создает индивидуальная языковая личность, и эти инновации в дальнейшем либо принимаются и распространяются, либо отвергаются другими членами этносоциума.
Лексические инновации коммуникативно целенаправленны, связаны с потребностями общения, благодаря которому нечто становится «общим». Общение предполагает существование сознания не только индивидуальной языковой личности, творящей высказывание, но и сознания языковой личности, воспринимающей и интерпретирующей это высказывание. «Общение есть приобщение, взаимоприобщенность, — писал Н. А. Бердяев, — но это приобщение предполагает соучастие в единстве, объемлющем "я" и "ты". <...> Общение преодолевает противоположность единого и множественного, всеобщего и частного» [Бердяев, 1934, с. 172]. Принципиально значимым для дискурсивной деятельности является стремление индивидуальной языковой личности сделать свои интенциональные состояния не только понятными другому, но в большинстве случаев разделенными, принятыми другим. Таким образом, релевантной является лингвокреативная, созидательная роль не только продуцента, но и интерпретатора дискурса. В этом смысле дискурсивная деятельность индивидуальной языковой личности является одновременно и первой формой проявления интерсубъективности, бытия с другими. Эта со-деятельность, в свою очередь, открывает возможность возникновения краткосрочно существующей коллективной языковой личности («социальной эфемериды» по Л. П. Карсавину). Ее особый характер заключается в двуединстве (или многоединстве): она не «составляется» из индивидуумов — отправителя и
Тем не менее вполне допустимо, что аналогичные инновации могут возникать у разных индивидуальных языковых личностей, находящихся в одинаковых культурно-исторических условиях и сталкивающихся с аналогичными коммуникативными задачами.
*
адресата /-ов высказывания, но сама есть условие и существо их недолгого единства: «Она (социальная эфемерида. — О. Н.) в них индивидуали-зовалась и на миг сделала их своими моментами, однако — не как извне налетевшая стихия, а как они сами, на миг переставшие быть моментами других социальных личностей и ставшие ее моментами» [Карсавин, 1993, с. 172]. Полнота раскрытия краткосрочно существующей коллективной языковой личности зависит, с одной стороны, от того, насколько удачным окажется выбор индивидуальной языковой личностью способа выполнения ее собственного коммуникативного замысла с учетом знаний о потенциальных возможностях и ограничениях системы языка, с другой стороны, от того, насколько индивидуальная языковая личность, воспринимающая данное высказывание, окажется в состоянии построить смысл, в достаточной степени совпадающий с задуманным смыслом, и, например, допустить инновацию в качестве средства для дальнейшей собственной дискурсивной деятельности.
Краткосрочно существующая коллективная языковая личность функциональна в самом факте ее динамического, преходящего существования. В аспекте языковых инноваций функция ее состоит прежде всего в том, чтобы дать возможность индивидуальным языковым личностям, на время ставшими ее моментами, освоить нечто новое, принять (или же отвергнуть) в качестве языкового средства в перспективе будущих дискурсивных практик. При этом если индивидуальная инновация определяется в самом общем смысле «преодолением» рамок языка личностью-новатором, то принятие инновации есть «освоение» и «приспособление» языка, то есть преобразование актуального коммуникативного опыта в приобретенный языковой навык. Кроме того, перенятие инновации — это не механическая имитация, осуществляемая индивидуальной языковой личностью, а избирательный и, таким образом, также творческий акт, определяемый культурными, эстетическими или функциональными мотивами. Если эти мотивы позволяют языковой личности принять инновацию в свой дискурс, то она сама становится носителем данного новшества, его проводником. Так краткосрочно существующая коллективная языковая личность открывает возможность со-участвующим в ней индивидуальным языковым личностям принять и признать своим нечто новое, что в то же самое время осознается как свойственное также другим.
Прибегая к лексической инновации, индивидуальная языковая личность, однако, никоим образом не преследует цель изменить язык или как-либо повлиять на него. Ее интенция направлена не на неологизацию языка как таковую, а лишь исключительно на конкретные потребности вы-
ражения и прагматический эффект в определенной коммуникативной ситуации. Индивидуальная языковая личность, выступающая как партнер по коммуникации, должна при этом мобилизовать эмпатическое понимание лексической инновации и найти для нее подходящее толкование. Собственно говоря, на этой стадии путь инновации может и закончиться — таков удел многих идиолектальных новшеств. Если интерпретатор дискурса, однако, посчитает инновацию подходящим средством для решения определенной коммуникативной задачи, он может принять и воспроизвести ее в собственном дискурсе. Многократное повторение инновации ведет к регулярности, закономерности ее употребления, так что инновация покидает уровень индивидуального дискурса и поднимается на уровень дискурсивной традиции, ср.: [Fritz, 2005, S. 14]. Под дискурсивной традицией понимается совокупность конвенциональных культурно-специфических правил и норм дискурсивной деятельности, обеспечивающих единство и узнаваемость коммуникации в аспекте обслуживания разных социальных сфер, ср.: [Albert, 2003, S. 41]. Дискурсивные традиции существуют, как правило, в рамках определенных дискурсивных сообществ — социальных групп, отличающихся на основе исходных, отличных друг от друга форм дискурса и характеризующихся специфическими образцами дискурсивного поведения в условиях имеющихся современных социальных конструкций, ср.: [Pogner, 1999, S. 146]. В категориях рассматриваемой здесь проблематики дискурсивные сообщества представляют собой коллективные языковые личности, бытийствующие постоянно или возникающие и с определенной периодичностью. «... Постоянство общающихся и их опора на совместный опыт делают малую группу как бы единой "коллективной личностью"», — отмечает Л. П. Крысин [Крысин, 2004, с. 484]. Регулярность и частота коммуникативных контактов прямо пропорциональны дискурсивной «солидарности» соучаствующих индивидуальных личностей в том, какие объекты или явления могут представлять общий дискурсивный интерес, какими способами он может быть артикулирован или транслирован. Функция коллективной языковой личности дискурсивного сообщества в аспекте неологизации состоит в создании среды для распространения индивидуальных инноваций по принципу «социальных сетей»: инновации, предпочтительно используемые языковыми личностями — «лидерами мнения» в рамках дискурсивного сообщества, в первую очередь перенимаются и воспроизводятся другими индивидуальными языковыми личностями. Принимая инновацию в свой дискурс, индивидуальная языковая личность сигнализирует об осведомленности в вопросах актуального словоупотребления в данном дискурсивном сообществе и
тем самым косвенно подтверждает свою принадлежность к нему. Вместе с тем в принципе одновременное вхождение индивидуальной языковой личности в несколько дискурсивных сообществ обусловливает возможное совмещение в ее дискурсе разных дискурсивных традиций, что создает предпосылки для дальнейшего распространения инновации в иных дискурсивных сообществах.
Общество в целом представляет собой не монолитный блок, а сложное объединение различных по своей значимости, величине и степени влияния дискурсивных сообществ. Роль коллективной языковой личности этносо-циума, представленной всей массой индивидуальных носителей конкретного языка, входящих в различные дискурсивные сообщества, состоит в том, чтобы нечто новое санкционировать и распространить либо отклонить. Ее «роль "на входе" процесса познания и семиозиса сводится к манифестации нормы, на которую ориентируется создающее индивидуальное сознание, с тем, чтобы эту норму изменить, а "на выходе" — к оценке нововведения — принятию его или отвержению» [Архипов, 2008, с. 196]. Хотя любые языковые инновации независимо от их качества и необходимости инициируются индивидуальной языковой личностью, дальнейшая их судьба зависит от решений единой во множестве коллективной языковой личности, так как своеобразная форма «создавать» языковой факт — это не что иное, как участвовать в нем путем интериоризации и экстериоризации, то есть его внутреннего усвоения и использования вовне. Коллективная языковая личность является, таким образом, реально действующей силой неологизации языка.
4. Выводы
Краткое рассмотрение проблемы типологии языковой личности в аспекте неологизации позволяет сделать следующие обобщения.
Создание инновации — это индивидуальный творческий акт. Любая инновация «созревает в голове» индивидуальной языковой личности, творящей высказывание в соответствии со своими прагматическими установками, представлениями и знаниями о мире и доступными способами и средствами языкового воплощения коммуникативного замысла.
Интерсубъективность дискурсивной деятельности раскрывается в краткосрочно существующей коллективной языковой личности, возникающей, когда происходит «всякое взаимообщение двух или более индивидуумов» [Карсавин, 1992, с. 176]. Творчество продуцента дискурса подразумевает со-творчество интерпретатора дискурса — другой индивидуальной языковой личности, понимающей и принимающей (или же отклоняющей)
инновацию. Недолгое двуединство (многоединство) индивидуальных языковых личностей, реализующееся в дискурсивной конгениальности мысли, является «испытательной площадкой» для индивидуальной инновации и позволяет со-творящим индивидуальным языковым личностям принять либо отвергнуть ее в перспективе будущей дискурсивной деятельности.
Качества индивидуальной языковой личности как продуцента дискурса обнаруживаются прежде всего в пределах дискурсивных сообществ, характеризующихся приверженностью к определенным дискурсивным традициям. Опора на совместный опыт дискурсивной деятельности и вытекающая из этого известная конформность коммуникативного поведения соучаствующих индивидуальных языковых личностей позволяет рассматривать дискурсивное сообщество как особую коллективную языковую личность, репрезентирующую совокупность общих характерных черт в выборе и предпочтении определенных слов, оборотов, конструкций, в том числе инноваций. Многократные равнонаправленные индивидуальные акты использования той или иной инновации имеют кумулятивный эффект и выступают как совокупный акт коллективной языковой личности дискурсивного сообщества, результирующий в конвенционализации (узу-ализации) инновации.
Коллективная языковая личность этносоциума в целом представляет собой «кристаллизацию» совокупного речемыслительного опыта множества индивидуальных языковых личностей, их функционально-дискурсивное лингвокультурное единство, отражающееся в языковой и — шире — концептуальной картине мира в определенную историческую эпоху. Всякий акт коллективной языковой личности как таковой является неинтен-циональным следствием множества индивидуальных актов, из которых каждый специфичен и единично индивидуален. Инновация, инициируемая индивидуальной языковой личностью, обнаруживает свою истинную ценность лишь на фоне коллективного начала, задающего своего рода матрицу для обнаружения, распространения, фиксации и закрепления нового языкового факта.
Литература
1. Архипов И. К. Язык и языковая личность : учебное пособие / И. К. Архипов. — Санкт-Петербург : Книжный Дом, 2008. — 248 с.
2. Бердяев Н. А. Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения / Н. А. Бердяев. — Париж : YMCA Press, 1934. — 191 c.
3. Звегинцев В. А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях / В. А. Звегинцев. — Москва : Просвещение, 1964. — Ч. 1. — 466 с.
4. Иванцова Е. В. О термине «языковая личность» : истоки, проблемы, перспективы использования / Е. В. Иванцова // Вестник Томского государственного университета. Серия «Филология». — 2010. — № 4. — С. 24—32.
5. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. — 7-е изд. — Москва : Издательство ЛКИ, 2010. — 264 с.
6. Карсавин Л. П. О личности (1929) / Л. П. Карсавин. — В книге : Карсавин Л. П. Религиозно-философские сочинения / Л. П. Карсавин. — Москва : Ренессанс, 1992. — Т. 1. — C. 2—232.
7. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история (Проблема языкового изменения) / Э. Косериу // Новое в лингвистике. — Вып. III. — Москва : Издательство иностранной литературы, 1963. — С. 123—343.
8. Крысин Л. П. О речевом поведении человека в малых социальных общностях (постановка вопроса) / Л. П. Крысин // Крысин Л. П. Русское слово, свое и чужое : исследования по современному русскому языку и социолингвистике. — Москва : Языки славянской культуры, 2004. — С. 475—485.
9. Культура русской речи : энциклопедический словарь-справочник. — Москва : Флинта: Наука, 2003. — 840 с.
10. Мунье Э. Персонализм : краткое введение к вопросу [Электронный ресурс] / Э. Мунье — Режим доступа : http://anthropology.rchgi.spb.ru/munie/munie_s1.html.
11. Некоторые перспективы исследования смысловых образований личности / А. Г. Асмолов, Б. С. Братусь, Б. В. Зейгарник, В. А. Петровский, Е. В. Субботский, А. У Хараш, Л. С. Цветкова // Вопросы психологии. — 1979. — № 4. — С. 118— 127.
12. Трубецкой Н. С. Евразийство. Опыт систематического изложения / Н. С. Трубецкой // Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьбы России. — Москва : Русская книга, 1992. — С. 347—415.
13. Albrecht J. Können Diskurstraditionen auf dem Wege der Übersetzung Sprachwandel auslösen? / J. Albrecht // Aschenberg H. [et al.] (Hg.) : Romanische Sprachgeschichte und Diskurstraditionen. — Tübingen : Gunter Narr, 2003. — S. 37—53.
14. Fritz G. Einführung in die historische Semantik / G. Fritz. — Tübingen : Max Niemeyer, 2005. — 249 S.
15. Pogner K.-H. Textproduktion in Diskursgemeinschaften / K.-H. Pogner // Jacobs E.-M. [et al.] (Hg.): Textproduktion: HyperText, Text, KonText. — Frankfurt am Main [et al.] : Peter Lang, 1999. — S. 145—158.
On Language Personality Typology from the Perspective of Neologisation
© Nikitina Olga Alekseyevna (2016), PhD in Philology, associate professor, Department of German Language, Tula State Pedagogical University named after L. N. Tolstoy (Tula, Russia), kortschigo@mail.ru.
A typology of linguistic personality in terms of neologisation within the anthropocen-tric paradigm of linguistics is presented. The author determines neologisation as a process reflecting the acts of understanding and mastering of the world in discursive activity of linguistic personality. The creation of innovation is considered as a creative act of individual linguistic personality, creating the utterance according to his / her pragmatic attitudes, perceptions and knowledge about the world and the available ways and means of linguistic realization of communicative intention. It is emphasized that the creativity of discourse producer implies co-creation of discourse interpreter, at that the intersubjectivity of discourse practices revealed in the short term of the existing of collective linguistic personality that allows co-creating individual language personalities to adopt or reject the innovation. It is argued that collective linguistic personality of ethno-society is, overall, "a crystallization" of cumulative verbal and cogitative experience of many individual language personalities, and a collective act of adoption of an innovation is non-intentional consequence of many individual acts, each of which is specific and unique. The author concludes that innovation is initiated by the individual language personality, reveals its true value only against the background of the collective that defines a kind of matrix for the detection, distribution, fixation and stability of new language fact.
Key words: individual language personality; collective linguistic personality; discourse; innovation; neologisation.
References
Albrecht, J. 2003. Können Diskurstraditionen auf dem Wege der Übersetzung Sprachwandel auslösen? In: Aschenberg, H. [et al.] (Hg.) Romanische Sprachgeschichte und Diskurstraditionen. Tübingen: Gunter Narr. 37—53. (In Germ.).
Arkhipov, I. K. 2008. Yazyk i yazykovaya lichnost': uchebnoye posobiye. Sankt-Peter-burg: Knizhnyy Dom. (In Russ.).
Asmolov, A. G., Bratus, B. S., Zeygarnik, B. V., Petrovskiy, V. A., Subbotskiy, E. V, Kha-rash, A. U., Tsvetkova, L. S. 1979. Nekotoryye perspektivy issledovaniya smys-lovykh obrazovaniy lichnosti. Voprosypsikhologii, 4: 118—127. (In Russ.).
Berdyaev, N. A. 1934. Ya i mir obyektov. Opyt filosofii odinochestva i obshcheniya. Parizh: YMCA Press. (In Russ.).
Fritz, G. 2005. Einführung in die historische Semantik. Tübingen: Max Niemeyer. (In Germ.).
Ivantsova, E. V. 2010. O termine «yazykovaya lichnost'»: istoki, problemy, perspektivy ispolzovaniya. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya «Filologiya», 4: 24—32. (In Russ.).
Karaulov, Yu. N. 2010. Russkiyyazyk iyazykovaya lichnost'. Moskva: Izdatelstvo LKI. (In Russ.).
Karsavin, L. P. 1992. O lichnosti (1929). In: Karsavin, L. P. Religiozno-filosofskiye so-chineniya, 1. Moskva: Renessans. 2—232. (In Russ.).
Koseriu, E. 1963. Sinkhroniya, diakhroniya i istoriya (Problema yazykovogo izmeneni-ya). In: Novoye v lingvistike, III. Moskva: Izdatelstvo inostrannoy literatury: 123—343. (In Russ.).
Krysin, L. P. 2004. O rechevom povedenii cheloveka v malykh sotsialnykh obshch-nostyakh (postanovka voprosa). In: Krysin, L. P. Russkoye slovo, svoye i
chuzhoye: Issledovaniya po sovremennomu russkomu yazyku i sotsiolingvis-tike. Moskva: Yazyki slavyanskoy kultury. 475—485. (In Russ.).
Kultura russkoy rechi: entsiklopedicheskiy slovar'-spravochnik. 2003. Moskva: Flinta: Nauka. (In Russ.).
Munye, E. Personalizm: Kratkoye vvedeniye k voprosu. Available at: http://anthropol-ogy.rchgi.spb.ru/munie/munie_s1.html. (In Russ.).
Pogner, K.-H. 1999. Textproduktion in Diskursgemeinschaften. In: Jacobs, E.-M. [et al.] (Hg.) Textproduktion: HyperText, Text, KonText. Frankfurt am Main [et al.]: Peter Lang. 145—158. (In Germ.).
Trubetskoy, N. S. 1992. Evraziystvo. Opyt sistematicheskogo izlozheniya. In: Puti Ev-razii. Russkaya intelligentsiya i sudby Rossii. Moskva: Russkaya kniga. 347—415. (In Russ.).
Zvegintsev, V. A. 1964. IstoriyayazykoznaniyaXIX iXX vekov v ocherkakh i izvlecheni-yakh, 1. Moskva: Prosveshcheniye. (In Russ.).