CC BY
72
низация, так как публику надо завлечь и говорить с ней на понятном ей сегодня языке. Во-вторых, сама социальная реальность, изучаемая уже учеными-историками, является результатом осознанной целенаправленной деятельности людей, но «подобно миру, история существует лишь в нашем воображении. Это не значит, что ничего из того, о чем рассказывают историки, не происходило в действительности. Это значит, что происходившее в действительности становится историей лишь в той мере, в какой попадает в область разума и преобразуется в ней. Разум определенным образом полагает эмпирическую действительность, превращая ее в свое собственное произведение - в историю» [12].
Таким образом, научное историческое знание в основе своей полисемантично. Невозможно создать единственно возможный образ исторического прошлого. Эти образы взаимодополняемы. Развитие исторической науки, как, впрочем, и всех остальных гуманитарных дисциплин, возможно исключительно через конкуренцию и взаимодействие различных интерпретаций, и никакие бюрократические решения не смогут достичь здесь желаемого властью результата. Профессиональное сообщество и только оно может выработать соответствующие механизмы противодействия возможным фальсификациям через свободный научный диалог. Несколько сложнее дело обстоит с массовым историческим сознанием. Как мы показали, оно изначально создает благодатную почву для возникновения далеких от подлинно научного знания образов исторического прошлого. Означает ли это, что профессиональное сообщество и не должно стремиться к формированию в массовом масштабе настоящего научного сознания и противодействовать всякого рода злонамеренным фальсификациям? Наверное, нет. Но мы должны отдавать себе отчет в том, что массовое сознание в современном обществе остается глубоко мифологичным, и, занимаясь разрушением одних мифов, мы неизбежно на их месте создаем новые. Особенно это важно понять политикам, ибо, преследуя политические цели, легко впасть в соблазн использования негодных средств (например, «ложь во спасение») и испохабить, извините, самую благую цель, встать на путь сознательной фальсификации. Научное сознание отчасти застраховано от подобного своей главной целью - бескорыстным стремлением к истине. Поэтому главными экспертами в области разграничения интерпретации и фальсификации в истории должны выступать представители профессионального сообщества, но никак не политические элиты.
Список литературы
1 Подробный анализ этого см. в книге: Копосов Н.Е. Память строгого режима. История и политика в России. М.: НЛО, 2011.
2 Историческая политика в XXI веке/под ред. А. Миллер, М. Липман. М.: НЛО, 2012.
3 URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/455/. Дата обращения: 29.09.2013.
4 Большой словарь иностранных слов. М.: ИДДК, 2007.
5 URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_fwords/11477/. Дата обращения: 29.09.2013.
6 Новейший философский словарь. Постмодернизм/ гл. науч. редактор и сост. А.А. Грицанов. Минск, 2007.
7 Развернутое обоснование принципиальной возможности постижения семантического ядра любого текста дано в книге: Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М., 2003.
8 По мнению мексиканского историка К.А. Рохаса, утверждение, идущее от К. Маркса и поддержанное позднее М. Блоком: Рохас К.А. Историография в 20 веке. История и историки между 1848 и 2025 годами. М.: Кругъ, 2008. С. 72-73.
9 Архипов Б.В. Медиаобразование и формирование исторического сознания учащихся/Роль исторического образования в формировании исторического сознания общества. XI международные историко-педагогические чтения. Екатеринбург: УрГПУ, 2007. Ч.2. С. 82-87.
10 Более подробно это было нами рассмотрено в: Архипов Б.В., Леготина Н.А. Особенности формирования исторических представлений в современной культуре// Историк и его эпоха: материалы всероссийской научно-практической конференции, посвященной памяти профессора В.А. Данилова. Тюмень: ТюмГУ, 2007. С. 139-141.
11 Там же.
12 Копосов Н.Е. Как думают историки. М., 2001. С. 8. О разных аспектах конструирования исторического знания см.: Глебов А.Н., Коков А.И., Менщиков В.В. Конструирование юридического и исторического знания: монография. Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2010.
Н.А. Колесников Курганский государственный университет
УДК 327.51
К ВОПРОСУ О СТРУКТУРЕ «МУЛЬТИПОЛЯРНОСТИ» В МЕЖДУНАРОДНЫХ СИСТЕМАХ НОВОГО И НОВЕЙШЕГО ВРЕМЕНИ
Аннотация
В статье представлена попытка рассмотреть вопрос о природе «мультиполярности» в международных отношениях нового и новейшего времени с учётом теоретических наработок некоторых представителей школы неореализма в американской политологии.
Ключевые слова: международные отношения, международная система, политический реализм, неореализм, баланс сил, биполярность, мультиполярность.
N.A. Kolesnikov Kurgan State University
ABOUT THE QUESTION OF «MULTIPOLARITY» STRUCTURE IN THE INTERNATIONAL SYSTEMS OF EARLY MODERN AND CONTEMPORARY HISTORY
Abstract
The article presents an attempt to consider a question about «multipolarity» nature in the international relations of early modern and contemporary history taking into account theoretical practices of some neorealist scholars in American Political Science.
Index terms: international relations, international system, political realism, neo-realism, balance of forces, bipolarity, multipolarity.
Известный американский политолог Роберт Гилпин в работе 1981 года «Война и изменения в мировой политике» утверждал, что «фундаментальная природа международных отношений не изменилась на протяжении тысячелетий» [1]. Несмотря на общий прогресс социальных отношений, «международные отношения продолжают оставаться постоянно повторяющейся борьбой за богатство и власть между независимыми акторами в состоянии анархии» [1]. Тем не менее уже начиная с 50-х годов XX века в западной политологической мысли закрепилось широко распространённое представление о международных отношениях как целостной системе, структурные свойства которой не зависят от усилий малых и средних государств, а являются результатом взаимодействия между великими державами. Так, наиболее авторитетный представитель школы неореалистов Мортон Каплан ещё в 1957году опубликовал книгу «Система и процесс в международной политике», которая вызвала большой интерес и многочисленные отклики не только в Соединенных Штатах, но и в мировом научном сообществе политологов в целом. Хотя прошло уже более 50 лет после выхода книги в свет, она продолжает привлекать внимание ученых и обсуждаться в литературе: она не только упоминается практически во всех учебниках по теории международных отношений, но и зачастую служит «отправным пунктом» во многих современных исследованиях в этой сфере [2]. Это объясняется, прежде всего, тем эвристическим потенциалом, которым обладает системный подход, облегчающий решение основной задачи науки о международных отношениях (являющейся, впрочем, центральной для любой науки) - задачи поиска детерминант и закономерностей функционирования ее объекта. Поэтому системный подход привлекал многих исследователей, которые опирались на него в разработке различных типологий международных систем и стремились раскрыть на его основе общий смысл существующих в истории событий, чтобы прогнозировать их развитие в будущем.
Любопытен тот факт, что и сам Р. Гилпин признавал системный характер международных отношений, понимая под ними «совокупность политических объектов, взаимодействие которых обеспечивает контроль над их поведением» [1]. Рассуждая о формах политического контроля, характерных для международных отношений, Гилпин выделил три основных вида такого контроля:
- имперский - одна могущественная держава контролирует поведение остальных более слабых и мелких государств;
- биполярный - две могущественные державы контролируют и регулируют взаимодействие других стран в пределах своих сфер влияния;
- «баланс сил» - три и более государства контролируют действия друг друга с помощью дипломатических маневров, создания союзов и открытых конфликтов [3].
Первые две формы подразумевают наличие довольно чётко выраженной иерархичности международного порядка, что слабо вяжется с мыслью об анархи-
ческой природе отношений между государствами. И лишь при наличии третьей формы контроля возможен элемент анархичности в виде свободной игры геополитических интересов, заставляющей в случае необходимости переходить из одного альянса в другой.
Тем не менее, тезис об анархической природе международных отношений не является мнением одного исследователя, а наоборот, встречается практически у всех последователей школы неореализма. Здесь необходимо сказать, что в основе распространённых на Западе научных представлений о природе международных отношений лежит восприятие их как «войны всех против всех», характерное ещё для таких классиков теории международных отношений, как Г Моргентау, Р. Арон, Д. Кенан, Э. Карр, Ф. Шуман и др. [4, 25]. Данная парадигма сформировалась в первой половине XX века в рамках школы «реальной политики», хотя её истоки можно проследить ещё в работах Фукидида, Н. Макиавелли, Т. Гоббса [4, 27]. Основной импульс в своём развитии политический реализм получил в результате серьёзной критики различных утопических теорий в политике, которые игнорировали силовой характер международных отношений.
С точки зрения последователей этого направления, международные отношения всегда носят анархический характер. Каждый руководствуется только своими интересами, поэтому основной стимул государств на международной арене — защита своих национальных интересов. Существо международной политики определяют в первую очередь крупные государства, которые могут поддерживать или нарушать международную стабильность. Они делают то, что могут, в то время как слабые государства то, что им позволят. Поэтому великие державы могут жертвовать интересами малых государств. Так как в международных отношениях национальные интересы государств постоянно сталкиваются, то основной целью государств является обеспечение собственной безопасности. Главный ресурс её обеспечения - власть в самом широком смысле, главным признаком которой является способность контролировать поведение других участников международных отношений. В качестве других мотивов поведения государства на международной арене могут выступать повышение престижа государства и удовлетворение экономических интересов слоёв, имеющих политический вес в государстве [4, 26]. В международных отношениях, в условиях существования интересов у каждого из государств, невозможно избежать конфликтных ситуаций. Поэтому в основе международных процессов лежит межгосударственный конфликт или его крайняя форма — война. Хотя представители политического реализма не исключали существования других видов международных процессов, все они носят, по их мнению, подчинённый характер по отношению к войне, а мир — это идеальная ситуация, имеющая временный характер. Международное же сотрудничество проявляется, прежде всего, в форме военных и военно-политических союзов. Самым эффективным средством обеспечения мира, согласно политическому реализму, является «баланс сил», который возникает как из столкновения национальных интересов, так и из уважения прав друг друга или на основе общности культур. Анархический характер международных отношений невозможно преодолеть с помощью совершенствования норм международного права, которые, наоборот, должны поддерживать превосходство силы и иерархии. Природу международных отношений нельзя изменить, можно лишь изменить конфигурацию политических сил [5].
Рассмотренный выше комплекс взглядов лёг в основу другого научного направления в области теории международных отношений - неореализма, или «структурного реализма», к числу приверженцев которого и относятся упоминаемые в начале статьи авторы. Согласно взглядам этих исследователей международные отношения рассматриваются как целостная система, функционирующая в соответствии с определёнными законами. Только системный анализ может раскрыть природу международных отношений. Наиболее тщательно такой анализ провёл М. Каплан. Основываясь на общей теории систем, он конструирует абстрактные теоретические модели, призванные способствовать лучшему пониманию международной реальности. Исходя из убежденности, что анализ возможных международных систем предполагает изучение обстоятельств и условий, в которых каждая из них может существовать или трансформироваться в систему другого типа, он задается вопросами о том, почему та или иная система развивается, как она функционирует, по каким причинам приходит в упадок.
Одна из главных идей, на которых базируется концепция Каплана, - идея об основополагающей роли, которую играет в познании законов международной системы ее структура; эту идею разделяет абсолютное большинство исследователей. Согласно ей нескоор-динированная деятельность суверенных государств, руководствующихся своими интересами, формирует международную систему, главным признаком которой является доминирование ограниченного количества наиболее сильных государств и структура которой определяет поведение всех международных «акторов», т.е. стран-участниц системы. Такая структура позволяет понять и предсказать линию поведения на мировой арене государств, обладающих неодинаковым весом в системе характеристик международных отношений. Подобно тому, как в экономике состояние рынка определяется влиянием нескольких крупных фирм (формирующих олигополистическую структуру), так и международно-политическая структура определяется влиянием великих держав и конфигурацией соотношения их сил. Изменения в соотношении этих сил могут изменить структуру международной системы, но неизменной останется ее природа, в основе которой лежит существование ограниченного числа великих держав с несовпадающими интересами [6, 214]. Исходя именно из такого понимания природы международных отношений, строит Каплан свою знаменитую типологию международных систем. Она включает шесть типов систем, большинство из которых (за исключением двух) носит гипотетический, априорный характер.
Первый тип - система «баланса сил» - характеризуется «мультиполярностью», т.е. наличием множества центров геополитической силы, выступающих на международной арене в качестве самостоятельных субъектов. По мнению М. Каплана, в рамках такой системы должно существовать не менее пяти великих держав. Если же их число будет меньше, то система неминуемо трансформируется в биполярную.
Второй тип - «гибкая биполярная» система - представляет собой международную систему, в которой сосуществуют «акторы-государства» и новый тип «акторов» - союзы и блоки государств, а также универсальные «акторы» (международные организации). В зависимости от внутренней организации двух образующих ее блоков существует несколько вариантов «гибкой биполярности». Она может быть сильно иерархичной и авторитарной, когда воля главы коалиции навязыва-
ется ее союзникам. И она может быть неиерархизиро-ванной, если линия блока формируется путем взаимных консультаций между относительно автономными государствами.
Третий тип - «жесткая биполярная» система -имеет ту же конфигурацию, что и второй тип, но в отличие от него оба блока организованы строго иерархично. В «жесткой биполярной» системе нет неприсоединившихся и нейтральных государств, которые существуют в «гибкой биполярной» системе. Универсальный «актор» играет здесь весьма ограниченную роль и не в состоянии оказать давление на тот или иной блок. В рамках обоих полюсов осуществляется эффективное урегулирование конфликтов, формирование направлений дипломатического поведения, применение совокупной силы.
Четвертый тип - «универсальная система» - фактически соответствует федерации, где преобладающую роль играет универсальный «актор». Такая система предполагает значительную политическую однородность международной среды и базируется на солидарности «национальных акторов» и «универсального актора». Например, она гипотетически соответствует ситуации, в которой роль ООН существенно расширена в ущерб государственным суверенитетам. В этих условиях Организация Объединенных Наций, в частности, имела бы исключительную компетенцию в урегулировании конфликтов и поддержании мира. Такая система предполагает наличие хорошо развитых систем интеграции в политической, экономической и административно-управленческой областях. Широкими полномочиями здесь располагает «универсальный актор», которому принадлежит право определять статус государств и выделять им ресурсы. Международные отношения функционируют на основе правил, ответственность за соблюдение которых несет именно «универсальный актор».
Пятый тип - это «иерархическая система», которая, по сути, представляет собой мировое государство. Национальные государства утрачивают свое значение, становясь простыми территориальными единицами, а любые центробежные тенденции с их стороны немедленно пересекаются.
Шестой тип - «система единичного вето», в которой каждый «актор» располагает возможностью блокировать систему, используя определенные средства шантажа. В то же время каждый «актор» может энергично сопротивляться подобному шантажу, каким бы сильным ни было оказывающее его государство. Любое государство способно защитить себя от любого противника. Подобная ситуация может сложиться, например, в случае всеобщего распространения ядерного оружия [6, 216-217].
Что касается трансформации международной системы, то основным ее законом Каплан считает закон корреляции между полярностью и стабильностью международной системы. Например, он подчеркивает нестабильный характер гибкой биполярной системы. Если она основана на неиерархизованных блоках, то возможна ее эволюция к «мультиполярной системе». Если тяготеет к иерархии обоих блоков, то имеет тенденцию трансформироваться либо в «жесткую биполярную», либо в «иерархическую» международную систему. Для «гибкой биполярной» системы характерны: риск присоединения неприсоединившихся; риск подчинения одного блока другому; риск тотальной войны, ведущей либо к «иерархической системе», либо к анархии. Внутриблоковые дисфункции в ней пода-
влены, зато обостряются межблоковые противоречия. Основное условие стабильности биполярной системы, заключает Каплан, - это равновесие мощи. Если появляется третий блок, то это ведет к серьезному раз-балансированию и риску разрушения системы [6, 218]. Предложенная Капланом концепция не была безоговорочно принята всем научным сообществом. Напротив, ее много критиковали в специальной литературе сразу после появления: естественно, она вызывает еще больше критических замечаний сегодня - прежде всего за ее умозрительный, спекулятивный характер, оторванность от реальной действительности. Действительно, в отличие от большинства исследователей своего времени, Каплан далек от ссылок на историю, считая исторические данные слишком бедными для теоретических обобщений. Выстраиваемые Капланом модели международных систем носят логический характер, а его работа в целом представляет собой сугубо теоретическое исследование, поэтому она выходит за рамки традиционного подхода, последователи которого, как правило, отрицают значимость любых рассуждений, далеких от реальной международно-политической практики. Однако Каплан остается в пределах парадигмы политического реализма со всеми присущими ей чертами: государственно-центричным подходом; особым вниманием к великим державам и в этой связи фактическим игнорированием поведения и возможностей малых и даже средних, государств; выделением военной силы и могущества в качестве главных (и, по сути, единственных) аргументов в межгосударственном взаимодействии, а баланса сил - в качестве главного (и, по сути, единственного) инструмента, способного поддерживать механизм регулирования международного порядка, и т.п.
В рассуждениях этого автора нас особенно заинтересовал один момент - мысль о том, что в рамках системы «баланса сил» может существовать не менее пяти великих держав. В противном случае система становится неустойчивой и быстро трансформируется в «гибкую биполярную» систему. Если отойти от чистого теоретизирования и спуститься на уровень эмпирических обобщений на базе исторического материала, можно найти этому тезису множество подтверждений. Напомню тот общеизвестный факт, что развитие международных отношений в рамках европейского миропорядка Нового и Новейшего времени носит дискретный характер. При ретроспективном обзоре истории европейской дипломатии обычно выделяют четыре эпохи, характеризующиеся особым раскладом геополитических сил и собственной логикой развития. В литературе, посвящённой истории международных отношений, их принято обычно называть международными системами или «системами мира». Аналогом этих понятий в современной политологической литературе является термин - миропорядок. В исследованиях геополитического характера бытует другое определение -геополитические эпохи. Так или иначе, представители различных научных направлений пытаются обозначить довольно длительные периоды времени, в рамках которых международные отношения в Европе приобретали относительно устойчивый и в силу этого предсказуемый характер. Периоды такой относительной устойчивости в какой-то момент времени сменялись периодами «бифуркации», т.е. неустойчивости, когда сложившийся баланс сил нарушался и происходила кардинальная ломка привычных (и воспринимавшихся в качестве неизменных) геополитических реалий. Как правило, такая трансформация международной системы сопровождалась «войной за гегемонию», т.е. крупным вооружённым
конфликтом (или целой серией конфликтов), в который вовлекались все (или почти все) участники международных отношений. В ходе вооружённого противостояния определялся новый расклад геополитических сил, в рамках которого на ведущие позиции выходили державы-победители, стремившиеся закрепить своё господство не только в стратегическом или экономическом плане, но и на нормативно-правовом уровне. Как правило, это осуществлялось через систему двухсторонних, а иногда и многосторонних международных договоров, действенность которых поддерживалась коллективными усилиями всех стран, заинтересованных в стабилизации международных отношений. При этом в рамках классической системы баланса сил, победители никогда не стремились достичь полного поражения своих противников, т.к. это грозило нарушением баланса. Согласно логике М. Каплана система «баланса сил» должна характеризоваться следующими основными правилами:
1 Действовать для расширения своих возможностей, но лучше путем переговоров, чем путем войны.
2 Лучше воевать, чем упустить случай расширения возможностей.
3 Лучше прекратить войну, чем полностью уничтожить одного из основных «национальных акторов».
4 Действовать против любой коалиции или единичного «актора», который стремится приобрести доминирующее положение по отношению к остальной части системы.
5 Действовать против «акторов», которые поддерживают наднациональные организационные принципы.
6 Позволять тем из основных «национальных акторов», которые были побеждены или ограничены в действиях, вновь включаться в систему и принимать их как ролевых партнеров или же способствовать вхождению ранее неосновных «акторов» в категорию основных национальных «акторов». Рассматривать всех основных «акторов» как приемлемых ролевых партнеров [7].
В реальной исторической действительности соблюдение всех этих условий характерно в полной мере лишь для периода существования двух геополитических эпох: Вестфальской и в определённой степени -Венской, так как в обоих случаях державы, принимавшие участие в общеевропейских войнах (Тридцатилетняя война 1618-1648 гг., войны за Испанское (1701-1714 гг.) и Австрийское наследство (1740 - 1748 гг.), Семилетняя война 1756-1763 гг., череда Французских революционных и Наполеоновских войн рубежа ХУ!!!-Х!Х вв.), никогда не стремились достичь полного уничтожения противника. На этот факт обратил в своё время внимание выдающийся немецкий военный теоретик К. Клаузевиц [8]. В своём знаменитом трактате «О войне» он показал, что в европейских войнах ХУ!!-ХУ!!! веков преобладала не установка на полное уничтожение врага и лишение его воли к сопротивлению, что по мысли Клаузевица и должно быть подлинной целью военно-стратегического искусства, а стремление принудить его к частным уступкам и получение локальных преимуществ. В этом смысле даже разгром и ликвидация Наполеоновской империи в 1814-1815 гг. не привели к подрыву геополитических позиций Франции в Европе, а были лишь частью коллективных усилий европейских держав по восстановлению системы равновесия [9]. Другой пример - Крымская или Восточная война 1853-1856 гг., которая, хотя и не дотягивала по своим масштабам до общеевропейского конфликта, но имела все предпосылки для этого. Как известно, целью антироссийской коалиции в тот период также было стремление лишь
ослабить уровень военно-морской мощи России и ограничить её геополитическое давление на Османскую империю [9, 76-109]. Ещё более показательным примером могут выступать войны, проводимые Бисмарком за объединение германских земель (война Австрии и Пруссии против Дании 1864 г., Австро-прусская война 1866 г., Франко-прусская война 1870 -1871 гг.). Их целью было стремление ослабить влияние Австрии и Франции на положение дел в германских землях и аннексия немецко-говорящих областей, важных также в стратегическом и экономическом плане (Шлезвиг - Гольштейн отобранные у Дании, Эльзас и Восточная Лотарингия - отошедшие Германии по условиям Франкфуртского мира с Францией).
В отношении международной ситуации XX века нам уже сложно говорить о существовании системы баланса сил в «чистом виде», т.к. появляются признаки перехода международной системы в состояние гибкой биполярности с присущими для неё жёстким военно-стратегическим и идеологическим противостоянием двух враждующих военно-политических блоков (Антанта и Четвертной союз, затем страны Оси и Антигитлеровская коалиция и наконец - НАТО и ОВД), стремлением максимально ослабить противника и лишить его какой-либо существенной геополитической роли (система Версальских ограничений Германии, дипломатическая и экономическая изоляция России -СССР, раздел и оккупация Германии после разгрома нацизма и т.п.). Возрастает также стремление к иерар-хизации международного порядка, выражающееся в попытках создания наднациональных структур, призванных свести к минимуму анархию международной жизни (Лига Наций и её более успешный вариант в лице ООН). Хотя приходится признать, что при желании любой специалист по истории международных отношений может найти признаки перехода к логике биполярного противостояния и в годы Наполеоновских войн (англофранцузское морское и экономическое соперничество) и в другие периоды истории (например, англо-русская борьба за контроль над районами Центральной Азии). Видимо, необходимо признать, что уже начиная с рубежа ХУ!!!-Х!Х веков, т.е. с момента начала революционных войн, вооружённые конфликты в Европе начинают приобретать всё более ожесточённый характер, возможно, под воздействием идеологических и социальных факторов. Эти перемены в международной жизни и нашли отражение в стратегических разработках К. Клаузевица, который попытался сформулировать новый эталон победы над противником как «лишение его способности сопротивляться, вынуждающее его подписать любой мир» [8, 23]. Любопытная гипотеза на этот счёт была высказана Вадимом Цымбурским, объясняющим эти перемены в характере боевых действий сменой соотношения между возможностями мобилизации (переход всех европейских держав к армиям, построенным на массовом наборе) и возможностями средств уничтожения [10]. Видимо, классическая модель «муль-типолярности», построенная на «балансе сил» в том виде, как её определил Каплан, в основном отражает состояние дел, характерное для Вестфальской системы ХУ!!-ХУ!!! веков, а при переходе к Венскому миропорядку она испытывает системный сбой, несущий в себе потенцию перехода в систему другой конфигурации. То же самое можно сказать и в отношении попыток построения наднациональных институтов, призванных стабилизировать систему европейских отношений после Наполеоновских войн («Священный союз» и инициированная им практика созыва европейских конгрессов),
которые хотя ещё и не имели характера постоянных международных организаций, но представляли собой попытку построить иерархизированный международный порядок. Согласно типологии Каплана их наличие уже не соответствует признакам системы «баланса сил». Хотя, с другой стороны, многие принципы, характерные для системы «баланса сил», можно усмотреть и в рамках возникшей в XX веке системы «гибкой биполярности». В частности, хочется обратить внимание на тот простой факт, что и в рамках Лиги Наций, и в структуре послевоенной ООН руководящая роль (пусть часто довольно формальная) всегда отводилась пяти государствам - постоянным членам главного координационного органа, отвечающего за всеобщую безопасность. Так, в соответствии с международным статусом Лиги Наций эту функцию должен был выполнять Совет Лиги Наций, постоянными членами которого объявлялись США, Великобритания, Франция, Италия и Япония. После отказа Конгресса США ратифицировать Версальский договор и выхода из состава Лиги Наций их место в 1926 году заняла «веймарская Германия». Затем Германия и Япония в одностороннем порядке вышли из Лиги Наций в 1933 году, и их уход уже не могло компенсировать принятие в 1934 году СССР в Лигу Наций в качестве постоянного члена её Совета, тем более, что в 1939 году СССР был исключён из этой организации как страна-агрессор. Возможно, если следовать логике М. Каплана, нарушение принципа «пентархии» (так В. Дегоев назвал в своей работе возникший ещё в рамках Венского миропорядка клуб великих европейских держав [9, 68]) можно рассматривать как одну из причин слабости Лиги Наций и неустойчивости всей Версальской системы. Конечно, это предположение требует более тщательной проверки и аргументации. Но нас не может не удивлять тот факт, что при очередном переустройстве международного порядка в 1944-1945 годах создатели ООН вновь положили этот принцип в основу управления международными отношениями, т.к. место постоянных членов Совета безопасности ООН снова заняли пять стран (США, СССР, Великобритания, Франция и Китай), считавшихся в тот момент главными державами-победительницами стран Оси и основными учредителями этой международной организации. Стало ли это итогом исторической случайности, очередным результатом сиюминутного расклада геополитических сил или за этим набором случайностей прослеживается какая-то общая закономерность (хотя бы в виде наработанного веками опыта европейской дипломатии) нам предстоит ещё разобраться. Можно лишь сделать предположение о том, что при переходе международной системы из одного структурного состояния в другое некоторые базовые для неё признаки генетически передаются в некотором «снятом», неявном виде.
Список литературы
1 Гилпин Р. Война и изменения в мировой политике. URL: http://edushkola.ru/docs/index-740985.html?page=2.
2 Цыганков П.А. Политическая социология международных отношений. Законы функционирования и трансформации международных систем. URL: http://society.polbu.ru/ tsygankov_sociology/ch24_iii.html
3 Гаджиев К.С. Введение в геополитику. М.,1998. С.74.
4 Лебедева М.М. Теоретические школы в международных исследованиях. Либерализм и неолиберализм // Мировая политика. М.: Аспект-Пресс, 2003. С. 25.
5 Цыганков П.А. Глава 4. Традиции, парадигмы и споры в ТМО. Политический реализм // Теория международных отношений. М.: Гардарики, 2003. С. 109-112.
6 Цыганков П.А. Мортон Каплан: вклад в системное исследование международных отношений С Теория междуВестник КГУ, 2013. № 4
народных отношений: хрестоматия/ сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 214.
7 Каплан М. Система и процесс в международной политике// Теория международных отношений: хрестоматия / сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 222.
8 Клаузевиц К. О войне. Классическая военная мысль. М. : ООО «(Издательство АСТ», 2002. Т.1. С. 53-74.
9 Дегоев В. «Долгий мир» в Европе: союз монархов против революций (1815-1853 гг.)//Россия XXI: общественно-политический и научный журнал. 2003. №1. С. 62-109.
10 Цымбурский В. Л. Сверхдлинные военные циклы Нового и Новейшего времени// Полис.1996. №3.
Д.Н. Маслюженко Курганский государственный университет
УДК 94.57«16/19»
КАЗАХИ НА ТЕРРИТОРИИ СРЕДНЕГО ПРИТОБОЛЬЯ В XVI-XIX ВВ.1
Аннотация
В статье представлены основные этапы появления казахских групп в XVI-XIX вв. на территории Среднего Притоболья, занимаемого сейчас Курганской областью. При этом автор не ограничивается только русско-казахскими взаимоотношениями, а предлагает краткий обзор казахско-татарских отношений в регионе.
Ключевые слова: русско-казахские отношения, Среднее Притоболье.
D.N. Masluzhenko Kurgan State University
THE KAZAKHS IN THE MIDDLE PRITOBOLYE IN XVI-XIX AD
Abstract
The article presents the main stages of appearance of Kazakh groups in the XIX in the middle Pritobolye [the middle part of the Tobol river territory], nowadays occupied
1 Предлагаемые материалы были подготовлены автором в качестве исторического введения для монографии «(Казахи в Курганской области». Однако позиции автора и редакции относительно сути русско-казахских отношений в рассматриваемый период разошлись по ряду принципиальных моментов, в том числе относительно оценки их агрессивности, что привело к отказу от публикации.
by the Kurgan region. However, the author does not limited his study only by Russian-Kazakh relations but also provides a brief overview of Kazakh-Tatar relations in the region.
Index terms: russian-Kazakh relations, Middle Pritobolye.
История казахов на территории региона, занимаемого сейчас Курганской областью, которая в географическом плане в основном включает Среднее (лесостепное) Притоболье2, насчитывает уже несколько столетий. Генезис казахской государственности связан с откочевкой Гирея и Джанибека со своими улусными людьми в 1459-1460 г от хана так называемого «Государства кочевых узбеков» Абу-л-Хайра. При этом само Узбекское ханство сформировалось на основе улуса Шибана на юге Западной Сибири с центром в Чинги-Туре (современный г Тюмень) в 1430-е гг. После смерти Абу-л-Хайра и распада его государства Гирей и Джанибек были провозглашены ханами, что стало началом собственно казахской государственности. В результате значительное число родов и племен оказалось разделено между этими политическими объединениями и участвовало в этногенезе как казахов, так и сибирских татар и зауральских башкир. При этом жесткое деление последних связано, скорее всего, с позицией русской администрации XVII века, чем с внутренними этногенетическими процессами [1]. По всей видимости, отдельные рода, позднее вошедшие в состав казахского народа, например часть аргынов бабасан или представители рода табын, проживали еще на территории Сибирского ханства Кучума [2; 3; 4, 177].
Войска Кучума вместе с союзными им ногаями в 1569-1570-х гг., возможно, вели военные действия против казахского хана Хакк-Назара, который боролся за контроль над зауральскими степями и пытался контролировать местных башкир, находившихся в «подданстве» у сибирских ханов и ногайских биев [5]. Летом 1573 г. в ходе похода на Пермь племянника хана Кучума Маметкула Алтыуловича был убит московский посол Третьяк Чубуков и сопровождавшие его служилые татары, которые были отправлены Иваном IV по просьбе Строгановых к казахам [6]. Отметим, что неясность целей посольства Третьяка Чубукова стала основой для создания еще одной распространенной версии: якобы он вез грамоты о заключении союза с Хакк-Назаром, в том числе против Кучума, а также грамоту самого Кучума с признанием его зависимости от Московии [7; 8]. В реальности о точном содержании этих грамот, как и целях посольства к казахам в источниках речи не идет. Напротив, Москва в дальнейшем отмечала, что постоянных контактов с этим ханом нет, а обмен посольствами имел случайный и единичный характер [9].
Одновременно с этим не редкими были браки местной элиты с представителями высших слоев казахского общества. По всей видимости, дочь Шигай-султана, ближайшего сподвижника Хакк-Назара, была замужем за братом Кучума Ахмед-Гиреем, а сам Шигай был женат на представительнице чатских татар [10]. З.А. Тычинских предполагает, что казахом из племени
2 В данном случае не считаем возможным использовать для Курганской области термин «Южное Зауралье», который, на наш взгляд, является искусственно созданным для нашего региона в 1950-1960-е гг. в связи с поиском исторических истоков специфического развития региона. Более адекватными выглядят также определения этой территории, как Среднего или лесостепного Притоболья, как это принято в археологической литературе.
