CC BY
25
© С.Э. Крапивенский, Ф.П. Косицына, 2007
К ВОПРОСУ О СТРАТЕГИЧЕСКИХ ОРИЕНТИРАХ РОССИЙСКИХ РЕФОРМ
С.Э. Крапивенский , Ф.П. Косицына
Одним из основных условий реформирования нашего общества выступает, кроме всего прочего, понимание основной массой населения долгосрочных результатов трансформации системы. Однако чем больше времени проходит с начала реформ, тем менее ясной становится перспектива не только для рядового гражданина, но и для верхних эшелонов власти, нередко сетующих на отсутствие глубоко проработанной стратегии осуществляемых преобразований. Россия, как остроумно замечено было в литературе, «напоминает путника, который шел в определенном направлении и вдруг оказался в совершенно незнакомой местности - и теперь ему нужно определить, как отличить движение вперед от движения назад, вбок, в сторону, по кругу...»1.
Отсутствие четкой, научно обоснованной стратегии трансформации системы (справедливости ради отметим, что и оппозиция не может похвастаться глубокой ее разработкой) имеет своим следствием непредсказуемость экономической политики, причем на необозримую перспективу и при любом раскладе политических сил. Характерно, что и Запад, понимая всю опасность неуправляемых изменений в экономике России, все больше заражается в отношении нас болезнью, названной Международным институтом стратегических исследований «стратегическим артритом». Анализируя итоги наших реформ в 1999 г., крупнейший американский экономист, лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц предупреждал, что «без надлежащей стратегии вероятность успеха реформ будет ограничена, а провал подорвет возможность их неуклон-
«Случалось ли в лодке переплывать быстроходную реку? Надо всегда править выше того места, куда нужно, иначе снесет».
Л. Толстой
ного проведения»2. А еще через 7 лет теперешний директор Института экономики РАН, Р С. Гринберг, отмечая ряд положительных итогов реформ, подчеркнул, тем не менее, что «результаты рыночных преобразований с отрицательным знаком более зримы и очевидны. Они явно преобладают над успехами», причем «разочаровывающие итоги системной трансформации в России преимущественно рукотворны и лишь во вторую очередь предопределены специфическими неблагоприятными стартовыми условиями», в целом «в российском общественном сознании сами понятия демократии, рынка и свободы оказались в значительной мере дискредитированными»3.
Разделяя подобные неутешительные оценки данного автора, мы в то же время хотели бы присоединиться и к его оптимистическому выводу о том, что худшему и весьма вероятному для России варианту развития событий «все еще сохраняется реальная альтер-натива»4. Разумеется, речь идет не об альтернативе свертывания реформ и возвращения назад к тоталитарному «государственному социализму», а о дальнейшем развертывании реформ с существенными ее коррективами. Как удачно сформулировал Дж. Стиглиц, «вопрос не в том, чтобы “переиграть” старые сражения. А в том, чтобы извлечь уроки, которые помогут управлять будущим развитием»5. Но, как видим, уроки пока что извлекаются больше на словах, чем на деле.
В этих условиях крайне необходимо наконец-то (через 15 лет реформ!) определить социальные, экономические и политические ориентиры, выработать и использовать «такую систему координат, оси которой отража-
ли бы главные направления происходящих трансформаций»6. Это - не простая задача, она требует объединения усилий всех представителей обществознания. В своей статье мы ставили задачу обозначить лишь наиболее общие методологические подходы к определению стратегических ориентиров. Связанные с этим проблемы затрагивались в предыдущих наших публикациях, как индивидуальных, так и совместных. К некоторым из них нам придется отсылать читателя, не боясь быть заподозренными в саморекламе, а пытаясь определенным образом подвести некоторые итоги осмысления этих проблем в столь сжатой и ограниченной по размерам форме.
Прежде всего необходимо всесторонне (в том числе и философски) осмыслить процесс российской трансформации в широком историческом контексте - общемирового прогрессивного, объективно-закономерного процесса эволюции человеческого общества. Это нужно вовсе не для того, чтобы отбросить специфические особенности страны (их учет крайне необходим и, к сожалению, в ходе реформ они во многом были проигнорированы). Но это нужно именно для того, чтобы определить, куда мы сегодня движемся (со всеми своими особенностями) с точки зрения общего хода истории: вперед или назад. А здесь в особенности необходим, говоря словами А.С. Пушкина, «светильник философии».
Многомерность общественного развития позволяет структурировать и крупномасштабно членить исторический процесс, используя различные подходы и углы зрения, высвечивая при этом различные «срезы» сложного общественного организма 7.
Возьмем, например, попытки обосновать крупное членение исторического процесса с точки зрения господствующей формы организации (координации) хозяйства. Такой подход был, в частности, характерен для многих представителей исторической школы в Германии. Наиболее последовательно (без «перескоков» на другие подходы) его осуществил один из основателей этой школы Бруно Гильдебранд, автор книги «Политическая экономия настоящего и будущего» (1848). Он выделял три периода в истории хозяйственного развития народов: натуральное хозяйство, денежное хозяйство и кредитное хозяйство. Под последним
понималось такое хозяйство, в котором широко развиты безналичные расчеты, свобода промышленности, всевозможные ассоциации и договорные отношения, то есть характерно более организованное, во многом планомерное и потому более предсказуемое осуществление экономических процессов. «При этом хозяйстве, - подчеркивал Гильдебранд, - наибольшая подвижность соединяется с внутренней твердостью и вызывает новый экономический порядок жизни, который соединяет в себе выгоды обеих прежних форм экономического раз-вития»8. Вот уж поистине замечательная иллюстрация действия в истории диалектического закона отрицания.
И хотя выделенные три этапа лишь приблизительно соответствуют историческому процессу смены господствующих форм организации хозяйства (натуральное хозяйство, товарное хозяйство, планомерно-организованное хозяйство), они верно характеризовали действительную тенденцию, подсмотренную в жизни, а не просто выведенную из какого-то диалектического закона.
Что происходит у нас сегодня с формой организации (координации) общественного хозяйства? Мы осуществляем переход к господству товарной (рыночной) формы организации, разрушая ту планомерную организацию, которая господствовала в «казарменном социализме». Само по себе это могло бы быть продвижением вперед, но, к сожалению, таковым не стало. Разрушение не явилось «созидательным разрушением» (по Шумпетеру): старый механизм регулирования разрушен, а новый не создан. Конкуренции фактически нет, саморегулирования на основе закона стоимости вкупе с законом спроса и предложения не осуществляется, то есть нет как раз того, что «невидимой рукой» (по А. Смиту) обеспечивает и пропорциональность, и стимулы к повышению эффективности производства. Теперь уже ущербным выступает у нас рыночный механизм, причем во многом по причине «голого отрицания» всякой планомерности в масштабе макроэкономики. Современный рынок уже с начала ХХ в. не может развиваться только на основе саморегуляции.
В развитых странах на основе усиливающегося общественного характера производства господствующая (рыночная) форма орга-
низации хозяйства все больше вынуждена стремиться к оптимальному сочетанию с сознательно-планомерными методами регулирования. Не имея возможности подробно это рассматривать здесь, сошлемся на ранее опубликованную статью 9. Чистейшим проявлением преступного волюнтаризма, по нашему глубокому убеждению, явилась ликвидация Госплана. Особо хотим подчеркнуть, что такая идея созрела поначалу даже не у сторонников безоглядной либерализации, а уже в начале «перестройки», в правительстве Н.И. Рыжкова. Мы вспоминаем, как однажды, после заседания Совета Министров СССР, к его Председателю подошел журналист: «Николай Иванович, скажите, пожалуйста, каково будет место Госплана в рыночной экономике?». На что уважаемый Николай Иванович уверенно и бодро ответил: «А Госплану не будет места в рыночной экономике...».
Между тем подобные учреждения абсолютно необходимы современной экономике, они есть в развитых странах и лишь по-разному называются (во Франции - Генеральный комиссариат по планированию, в Канаде -Экономический совет, в Голландии - Центральное плановое бюро и т. п.). Значение Государственного планового органа для сколько-нибудь нормального функционирования современной экономики особенно настойчиво разъяснял видный американский экономист Дж. Гэлбрейт 10.
Кстати, в нашей пропагандистской литературе с самого начала реформы утверждалось, что проводимая у нас либерализация находит в среде западных ученых чуть ли не единодушное одобрение. В действительности это далеко не так. В современной буржуазной экономической литературе существуют не просто отдельные авторы, а целые научные школы и направления, которые с самого начала критически относились как к нашим собственным упованиям на тотальный рынок, так и к соответствующим зарубежным рекомендациям. Укажем, к примеру, на структуралистское направление в экономической науке США, представители которого убедительно доказывали, что генерирование, регулирование и контроль над рынком являются не каким-то заговором социалистов, профсоюзов и других сил, а выступают необходимостью, без которой
сегодня не может быть эффективного и социально направленного рынка.
Один из ведущих представителей указанного направления, Лэнс Тейлор, обобщая опыт многих развивающихся стран, показывал несостоятельность также и утверждения о том, что только полная и последовательная либерализация экономики способна обеспечить политическую демократизацию общества. «Посылки Хайека и Мизеса, лежащие в основе многих экономических советов, которые получают постсоциалисти-ческие государства, и гласящие, что полностью либерализованные рынки - необходимое условие политической свободы, и неверны, и бесполезны для достижения этих целей... Чем дольше государство будет экономически пассивным, тем выше риск новых десятилетий политического упадка»11.
Необходимость централизованного регулирования сегодня все больше ощущается не только в национальных масштабах, но даже в масштабе глобальной мирохозяйственной системы. Процессы обобществления мирового производства на базе углубляющегося международного разделения труда и на этом уровне требуют сочетания противоположных форм организации хозяйства. «Чрезмерного регулирования следует избегать, но полностью нерегулируемый рынок (или “саморегулирующийся рынок”) подвергается риску самоуничтожения, потому что если его предоставить самому себе, он будет порождать слишком мало победителей и слишком много неудачников», - считает Сьюзан Джордж 12, ассоциированный директор амстердамского Транснационального института, президент парижского Центра по наблюдению за процессами глобализации. Ее остроумное замечание, относящееся к мировому рынку, вполне применимо и к национальным рынкам, если и здесь оказываются не в чести процессы централизованного регулирования: «Крупнейшие действующие лица на рынке остаются слепы и глухи к своим собственным интересам и интересам системы. “Невидимая рука” даст по морде тем, кто столь слепо ей доверился»13.
Таким образом, с позиций рассмотренного нами среза исторического процесса, идти сегодня вперед - значит искать и находить пути обеспечения оптимального с точки зрения экономической и социальной эффектив-
ности сочетания противоположных форм организации общественного хозяйства: рыночной и планомерной. Российская экономика в этом отношении движется не вперед, а назад, отвернувшись от прогрессивного стратегического ориентира - регулируемого рынка.
Дело усугубляется еще и тем, что само понятие «рынок», с легкой руки западных «экономиксов», а мы оказались вполне прилежными учениками, с самого начала нашей трансформации сводилось и теперь зачастую сводится исключительно к процессам обмена. Многие, даже самые последние, отечественные учебники по экономической теории продолжают настаивать на таком определении: «рынок -экономическая форма обмена продуктами, которые выступают в качестве товаров»14; «рынок - форма организации экономических взаимосвязей между экономическими агентами по поводу обмена разнообразными благами путем их купли-продажи»15; «рынок - это совокупность сделок купли и продажи товаров и ус-луг»16. Список подобных определений можно было бы и продолжить. Главный их порок -выбрасывание из самой дефиниции «рынок» наиболее глубинного рыночного процесса -процесса производства товаров.
Исходя из этого, и сама формула «перехода к рынку» нацеливала не столько на развитие производства товаров, сколько именно на развитие сферы обращения и соответствующих ей институтов. Более того, известное методологическое положение о решающей роли непосредственного производства, о его примате над другими сферами экономических отношений с самого начала реформы было отнесено (и в теории, и на практике) к разряду так называемых «догм», от которых необходимо решительно избавляться. Видимо, реформаторы по наивности своей были уверены, что идея решающей роли производства (его примата) принадлежит К. Марксу, а от него старались отрешиться по всем статьям. Между тем эта идея прослеживалась уже у Аристотеля в его разграничении двух форм обогащения - «экономики» и «хрематистики», серьезно обосновывалась в трудах интересного средневекового мыслителя Ибна Хальдуна, была воспринята классической политической экономией, начиная с У. Петти и П. Буа-гильбера, прошла красной нитью в учениях
А. Смита и Д. Рикардо, получила всестороннее обоснование и применение у К. Маркса и в общем-то молчаливо воспринималась представителями многих направлений и школ буржуазной экономической науки.
В особенности идея примата производства должна была браться и бралась на вооружение практиками осуществления экономических реформ. Теоретик неолиберализма Вальтер Ойкен справедливо обобщал: «Все социальные реформаторы должны прежде всего добиваться хозяйственного порядка, действующего с наивысшей эффективностью»17.
И тот факт, что наша экономическая реформа не нацелена на развитие этой решающей сферы и служит главной причиной неудач и провалов в экономике. «Мы бедны, потому что плохо платим налоги и не желаем делиться», - усматривают главный корень зла наши министры от экономики. «Мы бедны, - разъяснял в 1948 г. министр-реформатор послевоенной Германии Людвиг Эрхард, - когда мало производим и, соответственно, располагаем лишь ограниченным национальным доходом. Мы становимся богаче, когда производим больше, обеспечивая тем самым больший доход благодаря повышенной производительности (курсив наш. - С. К., Ф. К.)»18.
Именно поэтому с большой убедительностью Л. Эрхард констатировал: «Ни на каких других соотношениях нельзя более убедительно показать благотворное действие реформы как на росте продукции за один рабочий час»19. Как это напоминает известное ленинское «производительность труда - это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя»20. А в наших правительственных программах, отчетах (в том числе и периода «перестройки») само понятие «производительность труда» не фигурирует, как будто это и не критерий прогрессивности трансформационных процессов. Роль производства, производительности труда - вроде бы все просто, все где-то подразумевается, вроде бы это даже банально. Но вот уж действительно в точку попал известный афоризм Фридриха Ницше: «Дороже всего нам приходится платить за пренебрежение банальностями».
Таким образом, нормальное функционирование рынка и «формирование нацио-
нального дохода, - по Эрхарду, - связано с народнохозяйственным товарным производством»21 .
Все различие между понятиями «товарное производство» и «рыночная экономика» в действительности сводится к тому, что исторически товарное производство существовало на первых порах в виде отдельного экономического уклада («подсистемы») в совокупной системе натурального хозяйства. Когда же товарное производство приняло всеобщий характер, когда оно стало господствовать, вытеснив с этой роли натуральное хозяйство, когда товаром стала и рабочая сила, такое товарное производство стало выступать как совокупная рыночная система. Это, как известно, произошло с переходом к капитализму.
Объяснить переход от одной господствующей формы организации хозяйства к другой невозможно из самой этой формы. В этом смысле данный «срез» истории нельзя считать самодостаточным. Для объяснения переходов приходится обращаться к более глубокому и фундаментальному срезу - формационному. Так, хотя товарная форма хозяйства возникла задолго до капитализма, господствующий и всеобщий характер она приняла только на базе господства капиталистической собственности на условия производства, которая сама имеет товарную форму.
Итак, если уж говорить о формуле «перехода от социализма к рынку», то при всей ее некорректности (смешение разных срезов истории) мы обязаны были сразу поставить вопрос: к какому рынку? Во-первых, к регулируемому, основанному на сочетании господствующей товарной формы организации хозяйства с значительными элементами планомерности (и тогда бы, в частности, не надо было так расправляться с Госпланом). Во-вторых, к экономически эффективному народнохозяйственному товарному производству, обеспечивающему рост производительности труда (и тогда не надо было бы уповать на то, что производство само, автоматически, потянется за сферой обращения, на которую реформаторы сделали главную ставку). Конечно, история не терпит сослагательного наклонения. Однако сегодня, хотя и трудно, но все еще можно корректировать реформу в соответствии с данными ориентирами.
Для выработки стратегических ориентиров важное значение имеет и так называемый цивилизационный подход к крупномасштабному членению исторического процесса. В основе этого подхода лежат изменения технико-технологического базиса, а также степень развития общественных институтов, в том числе усиление интегрирующей роли государства.
Цивилизационный подход и выделяемые на его основе исторические ступени развития человеческого общества нас интересуют здесь опять-таки именно с точки зрения выработки наиболее фундаментальных стратегических ориентиров российского реформирования. Поскольку достижения бывшего СССР в области развития производительных сил означали создание индустриальной по своему характеру материально-технической базы, то ориентиром дальнейшего продвижения вперед в результате реформирования должно было стать «достраивание» индустриальной цивилизации и продвижение в направлении постиндустриальной ступени.
Известно, что среди множества характеристик этой ступени человеческой цивилизации, в частности, выступают: изменение роли человека в производственном процессе; усиление творческого характера труда; резкое увеличение вложений (как со стороны предпринимателей, так и со стороны государства) в человеческий капитал; стирание резких социальных контрастов в обществе; существенное возвышение потребностей человека (на базе растущего достатка), в том числе и потребности в свободном времени, приобретающем особую и растущую ценность; всесторонняя информатизация и компьютеризация всех общественных процессов; повышение роли и удельного веса услуг в структуре общественного производства; превращение науки в мощную производительную силу; интеллектуализация производства и непрерывный инновационный процесс; усиление интегративной функции государства в обществе; создание широкой сети общественных институтов, наделенных большими полномочиями в осуществлении посреднической роли между государством и отдельным членом общества; вовлечение трудящихся в активную управленческую деятельность на всех ее уров-
нях; замена стереотипов «общества потребления» ориентирами «качества жизни».
Эти характеристики грядущей цивилизационной ступени, к которой развитые страны неровно, медленно, но неуклонно движутся, можно было бы и продолжить. Но уже перечисленного достаточно, чтобы однозначно ответить на вопрос о том, движемся ли мы в том же самом направлении, или пятимся назад даже от бывшего дореформенного стартового уровня. Именно последний вариант очевиден. «И дело здесь не только в том, - справедливо отмечает РС. Гринберг, - что за годы реформ страна утратила половину своего экономического потенциала. Хуже то, что в ней пока никак не удается приостановить процессы примитивизации производства, деинтеллектуализации труда и деградации социальной сферы»22.
Мы не будем перечислять все другие проявления попятного движения производственно-экономического потенциала России в ходе трансформации, в литературе (в том числе и в цитированной выше статье) они анализируются. Заметим только, что и западные ученые высказывают опасения относительно продолжающейся деградации нашей экономики. Так, профессор экономики парижской Высшей школы социальных наук Жак Сапир, указывая на то, что рост, основанный только на экспорте природных ресурсов, представляет собой серьезную угрозу, и «есть определенная вероятность того, что российская экономика постепенно будет деиндустриализована, то есть позиции промышленности будут подорваны. Это очень серьезная угроза»23.
Как предотвратить дальнейшую деградацию производительных сил, как «развернуть» их от попятного движения к движению вперед, стратегически ориентированному на достижение параметров постиндустриальной ступени человеческой цивилизации? Вряд ли кто будет сомневаться в том, что для этого прежде всего необходимо привести в действие экономические интересы, мотивы, стимулы, которые коренятся уже не в технико-технологическом базисе, а в базисе экономическом. Анализ этих экономических рычагов будет означать переход на другой срез исторического развития - формационный и, следовательно, переход к осуществлению формационного подхода к анализу общества.
Цивилизационный подход достаточен, чтобы выявить определенные исторические ступени в развитии технико-технологических способов производства, обнаружить объективные прогрессивные тенденции их дальнейшего развития. Но он недостаточен для того, чтобы объяснить и обеспечить переход от одной ступени цивилизации к другой, вскрыть причины многих новых явлений в развитых капиталистических странах. Видимо, в этом состоит одна из причин того, что на Западе постепенно ослабевал интерес к цивилизационному подходу, хотя он не только имеет право на существование, но и заслуживает первостепенного внимания. Просто цивилизационный подход хорош не сам по себе, а в его сочетании с формационным подходом, в необходимой их сопряженности, поскольку сам по себе он не обладает самодостаточностью.
Формационный срез истории выступает не только в качестве более фундаментального по сравнению с рассмотренными выше двумя срезами, но и, в отличие от них, является вполне самодостаточным. Общественно-экономическая формация, в основе которой лежит господствующая форма собственности на условия производства, интегрирует в себе и отношения по организации (координации) хозяйственной деятельности. А являющаяся основой формации господствующая собственность на условия производства выступает основной формой развития производительных сил на том или другом этапе. Поэтому формационный подход как бы фокусирует в себе и другие подходы, не исчерпывая и не замещая их, а выступая в качестве генерального и итогового.
Формационный подход вполне заслуженно связывают с именами К. Маркса и Ф. Энгельса, титанический труд которых по «перелопачиванию» всемирно-исторического опыта и его отражения в предшествующей историографии, социологии, политической экономии и философии позволил сформулировать принципиально новое понятие «общественно-экономическая формация». Они сумели выделить из всего кажущегося хаоса социальных отношений материальные, а внутри них прежде всего производственные в качестве первичных. В основу типизации этих отношений была обоснованно положена господствующая
в каждой данной формации форма собственности на условия производства.
С этой точки зрения и были обозначены такие исторические ступени, которые к тому времени, как говорится, уже имели место быть: первобытно-общинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая формации. А наиболее пристальный анализ последней из них позволил увидеть постепенное накопление объективных предпосылок, тенденций и «намеков» на будущий переход к новой формации, начинающийся с переходом к социализму. Причем, как неоднократно подчеркивали основоположники марксизма, с переходом к новой формации развитие истории не только не останавливается, а, наоборот, начинается действительное ее развитие в качестве человеческой истории.
Как отмечал один из крупнейших ученых ХХ в., нобелевский лауреат 1972 г., американский экономист Дж. Хикс, большинство тех ученых, кто считает допустимым применять марксистский подход «для уяснения общего хода истории», склонны использовать категории Маркса. «Поскольку этим категориям нет серьезных альтернатив, подобному выбору не приходится удивляться. Удивительно другое: что и через сто лет после выхода “Капитала”, после столетия чрезвычайно успешного развития общественных наук, - писал Дж. Хикс в 1969 г., - в столь важной области было сделано так мало но-вого»24. В этом же плане хотелось бы привести остроумное замечание французского ученого Луи Дюмона в адрес современных обществоведов США, где на официальном уровне марксизм не признается, но они «на нас, европейцев, - пишет он, - часто производят впечатление адептов марксистской теории, не подозревающих о теоретическом родстве своих идей с теорией Маркса»25.
К сожалению, в отечественном обще-ствознании формационный подход подвергается всевозможным и малоубедительным нападкам, критический анализ многих из них мы пытались дать в ряде своих публикаций 26, так что здесь уже нет необходимости (и возможности) повторяться.
Что же касается определения стратегической направленности наших реформ с точки зрения формационного подхода, то ориен-
тиром должен служить не просто «капитализм», а «социализирующийся капитализм», о чем мы говорили неоднократно, в том числе и в указанных выше статьях. И если бы такой ориентир был взят с самого начала, то вряд ли понадобилось столь тщательно вымарывать всякие следы «социалистического».
Сегодня «выруливать» на указанную ориентацию труднее, но придется, если мы действительно хотим влиться в общецивилизационное русло развития. Формирование гражданского общества (не на словах, а на деле) - одно из главных условий такого выруливания, ибо без постоянного подталкивания «снизу», через полноправные институты гражданского общества вряд ли сможет наше государство «править выше», чтобы не снесло. Государство само должно инициировать создание таких институтов с четким закреплением не только их обязанностей, но и их прав. Тогда можно будет надеяться на научный подход к определению стратегических ориентиров, не допускающий «размывания целостной философско-исторической картины социума»27.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Глинчикова А. Капитализм, социализм, индустриальное общество - к вопросу о соотношении понятий // Вопросы философии. 2001. № 9. С. 36.
2 Стиглиц Дж. Куда ведут реформы? // Вопросы экономики. 1999. № 7. С. 23-24.
3 Гринберг Р.С. Россия в начале XXI века: экономический успех без развития и демократии? // Россия и современный мир. 2006. № 1. С. 6-7.
4 Там же. С. 9.
5 Стиглиц Дж. Указ. соч. С. 7.
6 Заславская Т.И. Человеческий потенциал в современном трансформационном процессе // Общественные науки и современность. 2005. № 3. С. 7.
7 См. об этом подробнее: Крапивенский С.Э. Социальная философия: Учебник для студ. гума-нит.-соц. спец. вузов. 4-е изд., испр. М., 2003. Гл. 6: Исторический процесс: проблемы крупномасштабного членения.
8 Цит. по: Реуэль А.А. История экономических учений: от древнейших мыслителей до К. Маркса и Ф. Энгельса. М., 1972. С. 279.
9 Косицына Ф.П. Методологическое обеспечение экономической реформы: так ли уж устарел марксизм? // Философия и общество. 2002. № 4.
10 См.: Гэлбрейт Дж. Экономические теории и цели общества. М., 1969. С. 395-397.
11 Тейлор Л. Постсоциалистический переход с точки зрения экономики развития // Мировая экономика и международные отношения. 1993. № 1. С. 73-74.
12 Джордж С. Доклад Лугано. О сохранении капитализма в XXI веке / Пер. с англ. Д. Жутаева. Екатеринбург, 2005. С. 31.
13 Там же. С. 54.
14 Экономическая теория / Под ред. А.И. Добрынина, Л.С. Тарасевича: Учебник для вузов. 3-е изд. СПб., 2004. С. 529.
15 Носова С.С. Экономическая теория: Учебник для студ. вузов, обучающихся по экон. спец. М., 2005. С. 502.
16 Борисов Е.Ф. Экономическая теория: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2006. С. 178.
17 Цит. по: Эрхард Л. Полвека размышлений: Речи и статьи. М., 1993. С. XIII.
18 Там же. С. 90.
19 Эрхард Л. Благосостояние для всех. М., 2001. С. 37.
20 Ленин В.И. Великий почин // Полн. собр. соч. Т. 39. С. 21.
21 Эрхард Л. Полвека размышлений... С. 90.
22 Гринберг Р.С. Указ. соч. С. 6.
23 Сапир Ж. Лекция «Противоречивые перспективы экономического развития России» // Русские чтения: Сборник материалов программы Института общественного проектирования «Русские чтения» за январь - июнь 2006 г. Вып. 3. М., 2006. С. 38.
24 Хикс Джон. Теория экономической истории: Пер. с англ. / Общ. ред. и втуп. ст. Р.М. Нуре-ева. М., 2003. С. 20.
25 Дюмон Л. Homo aequalis. Генезис и расцвет экономической идеологии: Пер. с фр. М., 2000. С. 125.
26 См.: Крапивенский С.Э., Косицына Ф.П. Формационный подход К. Маркса // Марксизм: прошлое, настоящее, будущее: Материалы междунар. науч.-практ. конф. Москва, ИФ РАН, 22-24 апреля 2002 г. М., 2003; Они же. Формационный подход и современное обществознание // Философское осмысление социально-экономических проблем: Междунар. сб. науч. тр. Вып. 10. Волгоград, 2006; Косицына Ф.П. Марксизм и современная экономическая наука: проблема методологического синтеза // Философия и будущее цивилизации: Тез. докл. и выступ. IV Рос. филос. конгр. (Москва, 24-28 мая 2005 г.). Т. 5. М., 2005.
27 Крапивенский С.Э. История, общество, культура // Философия и будущее цивилизации... Т. 3. С. 207.
