Нарратология ШгШ^^У Studies
А.Е. Агратин (Москва) ORCID ID: 0000-0002-4993-7289
К ВОПРОСУ О СОБЫТИЙНОЙ СТРУКТУРЕ НОВОСТНОГО НАРРАТИВА
(на материале «угрожающих» сообщений)
Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда (проект № 17-78-30029)
Аннотация. Новостной дискурс почти не изучался в рамках нарратологии. Тем не менее, можно вести речь об историях, «сюжетах», положенных в основу новостей. Довольно часто такого рода повествования носят прогностический характер: автор, стараясь овладеть вниманием реципиента, рассчитывая на силу его воображения, рассказывает о возможных последствиях того или иного события, причины которого еще не осмыслены и не представляют большого интереса для читателя / слушателя, увлеченного новизной получаемой информации. Подобного рода нарративная модель находит предельное воплощение в «угрожающих» сообщениях, поскольку их непосредственная цель - нарисовать картину потенциальных изменений действительности в результате какого-либо поступка или происшествия. Событийная структура таких сообщений включает в себя несколько компонентов: предваряющее (актуальное) событие, как минимум два его последствия (негативное и положительное), а также различные условия реализации последних. Перечисленные компоненты (за исключением первого) могут быть имплицитными или эксплицитными. Данная структура прослеживается в новостях любого содержания (спортивные, политические, культурные и т.д.), определяет модальность «угрожающих» сообщений (авторитарное убеждение или частное мнение), используется не только для того, чтобы информировать об опасности, но и с целью указать на возможность ее преодоления (акцент смещается с негативных последствий события на позитивные). В роли иллюстративного материала в статье выступают тексты различных интернет-публикаций.
Ключевые слова: нарратив; событийная структура; новостной дискурс; угроза; «угрожающее» сообщение.
Новый филологический вестник. 2019. №2(49). --
A.E. Agratin (Moscow) ORCID ID: 0000-0002-4993-7289
To the Question about the Event Structure of News Narratives (on the Material of "Threatening" Reports)
The work was done with the financial support of the grant of the Russian Science Foundation (project number 17-78-30029)
Abstract. News discourse has hardly been studied in terms of narratology. Nevertheless, it is possible to speak about the stories that form the basis of the news. Quite often, this kind of narration is predictive: the author, trying to attract the recipient's attention, relies on the power of his imagination, and talks about the possible consequences of a particular event, the reasons for which are not yet meaningful and do not interest the reader / listener much, just being keen on the novelty of the received information. This kind of narrative model finds its ultimate embodiment in "threatening" reports, since their immediate goal is to draw a picture of potential changes in reality as a result of some action or incident. The event structure of such messages includes several components: an anticipating (actual) event, at least two of its consequences (negative and positive), as well as various conditions for the implementation of the latter. The listed components (with the exception of the first one) can be implicit or explicit. This structure is traced in the news of any content (sports, political, cultural, etc.), it determines the modality of "threatening" reports (authoritarian conviction or personal opinion), it is used not only to inform about the danger, but also to indicate the possibility to overcome it (the emphasis shifts from the negative consequences to the positive ones). The illustrative material in the article is represented by texts of various Internet publications.
Key words: narrative; event structure; news discourse; threat; "threatening" report.
Новостной дискурс крайне редко становился предметом нарратологи-ческого анализа. Тем не менее, как отмечает В.И. Тюпа, методологический инструментарий теории повествования актуален и в изучении столь нетипичного для нее объекта: «<...> в аналитике новостного дискурса эффективно могут быть применены категории "нарративной картины мира", "нарративной интриги", "нарративного этоса", а также нарративных и перформативных стратегий - в их взаимосоотнесенности и взаимодополнительности» [Тюпа 2018, 48]. На наш взгляд, в этот ряд следует поместить и категорию события - одну из фундаментальных для нарратологии.
Повествование представляет собой двустороннее единство «события, о котором рассказано в произведении, и события самого рассказывания» [Бахтин 2012, 500]. Вместе с тем, каждый из двух аспектов нарратива может рассматриваться обособленно - на это косвенно указывает В. Шмид: «Нарратология включает в себя две дисциплины - 1) перспективологию, рассматривающую проблемы повествовательных инстанций, голосов, точек зрения, 2) сюжетологию, рассматривающую порождение рассказываемой истории и преобразование этой истории в процессе нарративного
конституирования» [Шмид 2001, 300]. Данное исследование выполнено в рамках второй дисциплины.
Прежде всего, оставим в стороне дискуссии о сущности феномена событийности [Шмид 2003, 11-13]; [Тюпа 2010, 148-150], не имеющие прямого отношения к поставленным в статье вопросам. Подспудно сглаживая проблемные моменты, которые препятствуют однозначной трактовке занимающей нас категории, дадим минимальное (наиболее общее) ее толкование. Под событием в настоящей работе понимается любое значимое, с точки зрения нарратора и предполагаемого им адресата, изменение в диететическом («повествуемом») мире.
В практике изучения нарратива чаще речь идет не о событии как таковом, а о конфигурации событий, представляющей собой более или менее устойчивую структуру (историю, «сюжет»), воспроизводимую в некотором количестве текстов. Именно здесь разворачивается полемика между двумя направлениями нарратологической мысли, о которых скажем подробнее.
Первое направление - так называемая классическая нарратология. Ее основы изложены в работах Ж. Женетта [Женетт 1998], В. Шмида [Шмид 2003]. Повествовательные тексты (неважно - фикциональные или нет) рассматриваются в качестве иерархически организованных единств, включающих несколько коммуникативных уровней (автор - читатель, нар-ратор - его адресат, межперсонажное общение), сквозь призму которых просвечивает излагаемая история. Причем эта история не знает сослагательного наклонения: исследователь нарратива ограничивается только теми событиями, которые произошли в диегетическом мире.
Другое (более позднее) направление - постклассическая нарратология [Барышникова 2003]. Его представители, не порывая с тезисом о структурной иерархии нарратива, предлагают более сложный подход к характеристике событийной структуры повествования. В нарративе излагается не только актуальная история, но и потенциальная, предполагаемая: если я о чем-то рассказал, следовательно, я предполагаю и некий альтернативный ход событий.
Подобный способ описания нарратива возник задолго до постклассической нарратологии и нашел отражение уже в структуралистских исследованиях. К. Бремон в статье «Логика повествовательных возможностей» (1966), опираясь на открытия В. Проппа, рассмотрел элементарную последовательность функций не изолированно, а в связи с другими, потенциальными последовательностями (перспективами), без учета которых реализованная в тексте история не может быть идентифицирована [Бремон 1972]. Ю.М. Лотман подчеркивает: событие - «то, что произошло, хотя могло и не произойти» [Лотман 1998, 282]. О потенциальном уровне повествования шла речь в философии: по замечанию П. Рикера, «событие - это то, что могло произойти по-другому» [Рикер 1998, 115]. Пионером собственно нарратологических исследований в данной области по праву считается М.-Л. Райан [Ryan 1986].
Второй подход видится более перспективным в изучении новостного дискурса, что мы и постараемся показать в настоящей статье.
Исходной точкой для дальнейших рассуждений послужит «традиционная» модель нарратива, которая в первую очередь применима к художественным и историографическим текстам. Повествуемую историю обычно выстраивают, исходя из финала, о котором нарратор осведомлен с самого начала. Он ретроспективно, «издалека» рассматривает все возможные варианты развития событий и в каком-то смысле их обесценивает, связывая произошедшее в каузальную цепь, где «полная совокупность имевших место (а не каких-либо других) причинных условий была необходимой для того, чтобы имело место реально произведенное следствие» [Рикер 1998, 233]. Иными словами, «нереализованные возможности превращаются для нас в такие, какие фатально не могли быть реализованы» [Лотман 1994, 426].
В новостном дискурсе подобная модель имеет ограниченное использование и, как правило, реализуется в предыстории, которая ведет к основному (обычно представленному в заголовке) событию [Грибкова 2007, 271]. Так, новость от 20.09.2018 г. в журнале «Афиша. Daily» открывается следующим заголовком: «Собянин назначил новое правительство Москвы. Вице-мэр по социальным вопросам покинул свой пост» [Бобылев 2018].
Вначале даются детали события, а затем - предыстория, в которой рассказывается в том числе и о нереализованных в итоге возможностях: «Сергей Собянин победил на выборах мэра Москвы, которые состоялись 9 сентября. Он набрал 70,17% голосов избирателей при явке в 30,96%. Ранее "Дождь" со ссылкой на собственные источники в мэрии сообщал, что в состав нового правительства могут войти учредитель фонда помощи хосписам "Вера" Нюта Федермессер, журналисты Юрий Сапрыкин и Екатерина Винокурова, а также общественный деятель Сергей Капков» [Бобылев 2018].
Новости должны максимально оперативно и кратко отражать факты, в результате чего их событийный статус не всегда подкрепляется развернутым сюжетом, цепочкой предшествующих изменений в той или иной сфере общественной жизни. Часто в новостном дискурсе акцент смещен на последствия каких-либо действий или происшествий: читателю / зрителю / слушателю интереснее строить догадки, ожидать, предчувствовать и т.д., чем разбираться в причинах случившегося. Именно мысль о возможном продолжении истории, «запущенной» неким многообещающим сообщением, о ее предполагаемом исходе заставляет нас вновь и вновь пролистывать ленту новостей в интернете, покупать свежие номера газет, слушать радио, ежедневно смотреть выпуски новостных телепередач. Как отмечает Т.А. ван Дейк, «под воздействием принципа новизны (recency principle) в новостях особое внимание обращается на результаты или последствия событий» [Дейк 2000, 257].
Означенный принцип находит предельное воплощение в новостях, реализующих тактику угрозы. В лингвистике подобного рода сообщения
уже изучались, в частности, подчеркивалась их значимость для понимания типологических свойств новостного дискурса как проводника так называемой «конфронтационной стратегии» и «соответствующих этой стратегии тактик с отрицательно-оценочным прагматическим потенциалом», среди которых угроза занимает одно из первых мест [Кошкарова 2016, 18]. В настоящей статье предпринята попытка нарратологического описания «угрожающих» новостных сообщений.
В таких сообщениях некое потенциальное, еще не произошедшее, нежелательное с точки зрения нарратора (и адресата) событие (итоговое состояние, положение дел) составляет тот самый центр притяжения всей событийной структуры, каким для «традиционного» повествования является финал. Негативному варианту развития событий всегда будет противопоставлен как минимум один более предпочтительный. Причем в отличие от «традиционного» нарратива все эти варианты потенциально реализуемы. Кроме того, нежелательному событию / состоянию НС (возможному предотвращению / преодолению такового - не-НС) предшествует некое предваряющее его событие / состояние ПС (уже произошедшее, актуальное) - оно подразумевает (провоцирует) все допустимые альтернативы дальнейшего хода дел. При этом для актуализации каждой из них необходимо соблюдение определенного условия У (что-то должно произойти, кто-то должен что-то сделать). Все компоненты предложенной модели, кроме ПС, могут быть представлены эксплицитно (Э) или имплицитно (И). В общем виде:
ПС (Э) ^ [У1 (И / Э) ^ НС (И / Э)] / [У2 (И / Э) ^ не-НС (И / Э)]
Разумеется, предлагаемые теоретические выкладки представляют собой результат первичных (довольно беглых) наблюдений и требуют глубокой и обстоятельной проверки, невозможной, однако, в рамках данной статьи, которая направлена на разработку базовой (минимальной) схемы нарратологического анализа новостей интересующего нас типа. Поэтому мы ограничимся лишь несколькими, наиболее репрезентативными примерами (для их поиска мы пользовались интернет-службой автоматической обработки и систематизации новостей «Яндекс-новости»).
Итак, обратимся к материалам исследования. Составные элементы событийной структуры «угрожающего» сообщения (в случае необходимости они будут сопровождаться краткими пояснениями) укажем рядом с соответствующими им словесными сегментами (выделены жирным шрифтом).
Начнем со спортивной новости от 21.09.2018 г. («Советский спорт»)»: «Судный день Массимо Карреры (НС / не-НС - все закончится хорошо / плохо): судьбу итальянца решит исход дерби с ЦСКА (У1 / У2 - положительный / отрицательный исход)» [Чаушьян 2018]. Процитируем основную часть сообщения:
«После поражения от венского "Рапида» в первом туре группового эта-
па Лиги Европы (ПС), главному тренеру "Спартака" Массимо Каррере начали задавать вопросы о возможной отставке (У1 (И) - решение об отставке будет принято; НС) <.. .> результат дерби (У1 / У2 - отрицательный / положительный) покажет, способен ли на что-то нынешний "Спартак" при Массимо Каррере (не-НС), или уже нет (НС). <.. .> Победа, да даже ничья (У2) при хорошей игре, даст понять, что не все еще потеряно (не-НС). <...> Поражение (У1) покажет, что кризис в команде настолько глубоко пустил свои корни (ПС), что "Спартак" не способен обыграть ЦСКА в самом слабом его обличии за последние годы (НС)» [Чаушьян 2018].
Как хорошо видно из разобранного фрагмента, событийная структура «угрожающего» сообщения не предполагает строгого порядка элементов: они могут по-разному располагаться в тексте, повторяться, варьироваться - в зависимости от того, что нарратор хочет подчеркнуть по мере развертывания новостного повествования. Кроме того, допустима суперпозиция противоположных элементов (НС / не-НС и У1 / У2 в заголовке, У1 / У2 в словосочетании «результат дерби»). По всей видимости, она порождает ощущение неопределенности, заставляющее реципиента продолжать чтение в надежде узнать больше.
Также событийная структура процитированного сообщения включает в себя имплицитный компонент У1 (И) (решение об отставке Карреры будет принято). Его появление объясняется тем, что У и НС (не-НС) должны непосредственно следовать друг за другом (в любом порядке), поскольку они очевидным образом взаимообусловлены: если мы не носители «прецедентной картины мира» [Тюпа 2010, 101], в которой события совершаются сами по себе, потому что так предопределено изначально, то для нас нечто может произойти в будущем только при соблюдении тех или иных условий (определенном стечении обстоятельств). Однако здесь нужно сделать оговорку: ПС способно «вклиниваться» между У и НС (не-НС), по крайней мере, в сложноподчиненных конструкциях (как в последнем предложении анализируемого фрагмента, где в придаточном предложении «<...> что кризис в команде настолько глубоко пустил свои корни <...>» говорится о состоянии, предшествующем У1 и НС).
Попутно отметим, что в статье маркируются случаи нарративной им-плицитности, но не речевой. Скажем, фраза «не все еще потеряно» подразумевает, что Каррера не уйдет в отставку, однако с точки зрения событийной структуры это уточнение несущественно: для выявления не-НС достаточно одной констатации факта, что команда покажет хороший результат.
Имплицитные компоненты чрезвычайно широко представлены в исследуемых текстах - это объясняется как требованием краткости, так и задачей автора сообщения произвести эффект на читателя (например, умалчивание У позволяет создать впечатление фатальности угрозы) или активизировать его фантазию. Нельзя не согласиться с замечанием ван Дейка: «<...> то, что не сказано открыто, может оказаться более важным, чем то, что выражено эксплицитно или открыто подразумевается»
[Дейк 2000, 135].
Тематика новостных сообщений «угрожающего» типа может быть любой. Социально-политические события вписаны в такой же точно нарративный «рисунок», как и спортивные.
Новость от 21.09.2018 г. в интернет-издании «3600» начинается с заголовка: «ОБСЕ назвало закон о наказании за фейковую информацию (ПС) угрозой для свободы слова (У1 (И) - закон вступит в силу; НС)» [Минкин 2018]. Основная часть сообщения раскрывает «свернутый» в заголовке сюжет:
«Представитель ОБСЕ по вопросам свободы средств массовой информации Гарлем Дезир направил письмо властям России, в котором назвал принятый Госдумой закон о наказании за отказ удаления фейковой информации (ПС) очень жестоким (У1 (И) - закон вступит в силу; НС (И) - отрицательные последствия). <...> Он [Дезир. -А.А.] призвал российских сенаторов отклонить эти поправки (У2; не-НС (И) - отсутствие отрицательных последствий), которые негативно скажутся на свободе слова (У1 (И) - закон вступит в силу; НС). <...> В случае, если нарушители станут систематически не выполнять решение суда (У1), то их могут арестовать на три месяца (НС), отправить на обязательные работы (НС) или лишить свободы на срок до одного года (НС)» [Минкин 2018].
ПС может нести в себе большее или меньшее отклонение в сторону «негативного» сценария. Иногда он позиционируется как почти неизбежный, а ПС приобретает смысл роковой ошибки. Именно так преподносится новость от 27.07.2018 интернет-журналом «TJournal»: «Госдума приняла закон о фестивальном кино (ПС). Это грозит закрытием независимых площадок и ретроспектив (У1 (И) - закон вступит в силу; НС)» [Камалетдинов 2018]. А вот полный вариант тревожной истории:
«Из-за нового закона (ПС;) под угрозой оказались "недели кино", показы старых фильмов и фестивали без жюри и конкурса (У1 (И) - закон вступит в силу; НС). <...> По словам директора компании "Иноекино" Алексея Бажина, нововведения (ПС) приведут к закрытию компаний и кинотеатров, специализирующихся на авторских фильмах, включая "Иноекино" (У1 (И) - закон вступит в силу; НС)» [Камалетдинов 2018].
Однако даже здесь имплицитно постулируется возможность избежать нежелательных последствий:
«28 июля законопроект рассмотрят в Совете Федерации (У1 / У2 - закон примут / отвергнут; НС (И) / не-НС (И) - негативный / позитивный результат), а затем он отправится на подпись президенту (У1 / У2 - президент подпишет / не подпишет закон, закон вступит / не вступит в силу; НС (И) / не-НС (И) - негативный / позитивный результат). В течение трех месяцев после этого закон вступит в силу (У1; НС (И) - негативный результат)» [Камалетдинов 2018].
Иными словами, маловероятно, что Совет Федерации отвергнет законопроект или что президент его не подпишет, но небольшой шанс все же есть (суперпозиция элементов событийной структуры подразумевает различные гипотезы).
Добавим, что определяемая нарратором степень вероятности нежелательного события обуславливает социокультурную значимость сообщаемого, с одной стороны, и модальность новостного повествования - с другой. Если негативные результаты ПС мыслятся как «обязательные», перед нами авторитарное убеждение [Тюпа 2010, 108]: автор транслирует некую надличностную, непререкаемую позицию, а новостное высказывание уподобляется пророчеству. Когда последствия ПС предполагают варианты, то мы имеем дело с частным мнением [Тюпа 2010, 115]: автор не ждет от читателей единодушного согласия со своими словами.
Интересно, что новостные нарративы о преодолении (избегании) угрозы построены так же, как и собственно «угрожающие» сообщения, но здесь осуществляется перевес в сторону положительного варианта развития событий.
«Независимая газета» 31.05.2018 г. опубликовала такую новость: «В Латвию собирается инспекция из РФ. Президентский Совет по правам человека попробует разобраться (У2 (И) / У1 (И) - Президентский Совет разберется / не разберется с возникшими проблемами; не-НС / НС - позитивный / негативный результат) в конфликте вокруг русскоязычных школ (ПС)» [Трифонова 2018].
Текст сообщения содержит большое количество негативных сведений, однако прежде всего нарратор манифестирует не-НС (пусть и в имплицитном виде):
«Латвийские правозащитники попросили коллег из Москвы вмешаться (У2; не-НС (И) - отсутствие негативных последствий) в ситуацию с запретом обучения на русском языке (ПС). <...> Они [латвийские правозащитники. - А.А.] ожидают уже в ближайшем будущем ухудшения ситуации (У1 (И) - запрет будет исполняться; НС). <...> на рассмотрении парламента находятся еще несколько "опасных" инициатив (ПС), которые сужают использование любых языков, кроме латышского (У1 (И) - инициативы будут реализованы; НС). Планируется и ужесточения наказаний (НС) за несоблюдение этих законов (У1)» [Трифонова 2018].
Судя по всему, зеркальное сходство двух моделей (нарративы угрозы / преодоления (избегания) угрозы) позволяет им трансформироваться друг в друга - в соответствии с выражаемой точкой зрения. Из процитированного выше сообщения: «При этом русские в Латвии сами горячо спорят, как именно должна отреагировать Москва. Одни считают, что вмешательство Кремля (У2 ^ У1) только навредит (НС), другие советуют российскому правительству ввести санкции в отношении латвийских политиков, ответственных за принятие дискриминационных законов» [Три-
фонова 2018].
Подведем итоги. Событийная структура «угрожающих» сообщений универсальна и не зависит от их содержания. Более того, одна и та же повествовательная модель применяется в нарративах, преследующих совершенно разные цели: информировать об опасности (возможно, напугать) или сообщить о возможности ее преодоления. Вероятно, столь гибкое использование нарративной схемы открывает широкое поле для манипуляции общественным мнением: одна и то же история может предвещать беду или, напротив, манифестировать покой, уверенность в том, что некая социально-политическая (или любая иная) сила вернет утраченный по тем или иным причинам порядок. Составные элементы описанной структуры прослеживаются не только в основной части сообщения, но и в заголовке, а значит, изначально заложены в новостном перформативе - еще до того, как он «развернется» в связный рассказ. Дальнейшего изучения заслуживают специфические формы представления компонентов новостного нарратива - имплицитные и суперпозиционные (в статье мы очень бегло затронули вопрос об их функциях), а также его модальные характеристики. Предложенная нами схема может помочь в «диагностике» новостного дискурса на предмет достоверности поставляемых им сведений. ПС - важнейший компонент событийной структуры - не только никогда не имплицируется и не привязан к какому-то другому элементу, но и может быть верифицирован (хотя, конечно, эта процедура во многих случаях плохо осуществима, ввиду самых разных причин: начиная от недостатка источников и заканчивая запретами на доступ к той или иной информации). Таким образом, различение актуальной (проверяемой) и потенциальной (непроверяемой) частей «угрожающих» сообщений, вероятно, окажется весьма полезным. Событийная структура, воссозданная в статье, носит чисто теоретический характер: вопрос о рецепции построенных на ее основе высказываний в реальной речевой практике остается открытым.
ЛИТЕРАТУРА
1. Барышникова Д. Когнитивный поворот в постклассической нарратологии (Обзор новых англоязычных книг) // Новое литературное обозрение. 2003. № 119. С. 309-319.
2. Бахтин М.М. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 3. Теория романа (1930-1961). М., 2012. С. 340-512.
3. Бобылев Р. Собянин назначил новое правительство Москвы. Вице-мэр по социальным вопросам покинул свой пост // Афиша^аЛу. 2018. URL: https://daily. afisha.ru/news/20047-sobyanin-naznachil-novoe-pravitelstvo-moskvy-vice-mer-po-socialnym-voprosam-pokinul-svoy-post/ (дата обращения 11.11.2018).
4. Бремон К. Логика повествовательных возможностей // Семиотика и искус-ствометрия. М., 1972. С. 108-135.
5. Грибкова Е.И. Нарратив как способ конструирования реальности в новостном дискурсе // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе. Орел, 2007.
С. 268-275.
6. Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. Благовещенск, 2000.
7. Женетт Ж. Фигуры: в 2 т. Т. 1. М., 1998.
8. Камалетдинов Д. Госдума приняла закон о фестивальном кино. Это грозит закрытием независимых площадок и ретроспектив // TJournal. 2018. URL: https:// tjoumal.ru/74286-gosduma-prinyala-zakon-o-festivalnom-kino-eto-grozit-zakrytiem-nezavisimyh-ploshchadok-i-retrospektiv (дата обращения 11.11.2018).
9. Кошкарова Н.Н. Тактика угрозы как реализация конфронтационной стратегии в новостных жанрах // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2016. № 7 (172). С. 17-20.
10. Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., 1998.
11. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 417-430.
12. Минкин А. ОБСЕ назвало закон о наказании за фейковую информацию угрозой для свободы слова // 3600. 2018. URL: https://360tv.ru/news/obschestvo/ob-se-nazvalo-zakon-o-nakazanii-za-fejkovuju-informatsiju-ugrozoj-dlja-svobody-slova/ (дата обращения 11.11.2018).
13. Рикер П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ. М.; СПб., 1998.
14. Трифонова Е. В Латвию собирается инспекция из РФ. Президентский Совет по правам человека попробует разобраться в конфликте вокруг русскоязычных школ // Независимая газета. 2018. URL: http://www.ng.ru/ politics/2018-05-31/3_7236_latvia.html (дата обращения 11.11.2018).
15. Тюпа В.И. Дискурсные формации: очерки по компаративной риторике. М., 2010.
16. Тюпа В.И. Новостной дискурс как нарратологическая проблема // Новый филологический вестник. 2017. № 3 (42). С. 40-51.
17. Чаушьян С. Судный день Массимо Карреры: судьбу итальянца решит исход дерби с ЦСКА // Советский спорт. 2018. URL: https://www.sovsport.ru/football/ articles/1074812-sudnyj-den-massimo-karrery-sudbu-italjanca-reshit-ishod-derbi-s-cska (дата обращения: 11.11.2018).
18. Шмид В. Нарратология. М., 2003.
19. Шмид В. Нарратология Пушкина // Пушкинская конференция в Стэнфор-де, 1999: материалы и исследования. Серия: Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 7. М., 2001. С. 300-317.
20. Ryan M.-L. Embedded Narratives and Tellability // Style. 1986. Vol. 20. № 3. P. 319-340.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Baryshnikova D. Kognitivnyy povorot v postklassicheskoy narratologii (Obzor novykh angloyazychnykh knig) [A Cognitive Turn in Post-Classical Narratology (Review of New Books Written in English)]. Novoye literaturnoye obozreniye, 2003, no. 119, pp. 309-319. (In Russian).
2. Koshkarova N.N. Taktika ugrozy kak realizatsiya konfrontatsionnoy strategii v novostnykh zhanrakh [Threat Tactics as the Implementation of Confrontational Strategies in News Genres]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo univer-siteta, 2016, no. 7 (172), pp. 17-20. (In Russian).
3. Ryan M.-L. Embedded Narratives and Tellability. Style, 1986, vol. 20, no. 3, pp. 319-340. (In English).
4. Tyupa V.I. Novostnoy diskurs kak narratologicheskaya problema [News Discourse as a Narratological Issue]. Novyy filologicheskiy vestnik, 2017, no. 3 (42), pp. 40-51. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
5. Bakhtin M.M. Sobraniye sochineniy [Collected Works]: in 7 vols. Vol. 3: Teoriya romana (1930-1961) [The Theory of Novel (1930-1961)]. Moscow, 2012. (In Russian).
6. Bremond K. Logika povestvovatel'nykh vozmozhnostey [The Logic of Narrative Possibilities]. Semiotika i iskusstvometriya [Semiotics and Artmetry]. Moscow, 1972, pp. 108-135. (Translated from French to Russian).
7. Gribkova E.I. Narrativ kak sposob konstruirovaniya real'nosti v novostnom diskurse [Narrative as a Way of Constructing Reality in the News Discourse]. Zhanry i tipy teksta v nauchnom i mediynom diskurse [The Genres and Text Types in Scientific and Media Discourse]. Orel, 2007, pp. 268-275. (In Russian).
8. Lotman Yu.M. Smert' kak problema syuzheta [Death as a Plot Issue]. Yu.M. Lot-man i tartusko-moskovskaya semioticheskaya shkola [Yu.M. Lotman and Tartu-Moscow Semiotic School]. Moscow, 1994, pp. 417-430. (In Russian).
9. Schmid V. Narratologiya Pushkina [Pushkin's Narratology]. Pushkinskaya kon-ferentsiya v Stenforde, 1999: materialy i issledovaniya. Seriya: Materialy i issledovani-ya po istorii russkoy kul'tury [Pushkin Conference at Stanford, 1999: Materials and Research]. Series: Materialy i issledovaniya po istorii russkoy kul'tury [Materials and Studies on the History of Russian Culture]. Issue 7. Moscow, 2001, pp. 300-317. (In Russian).
(Monographs)
10. Dijk T.A. van. Yazyk. Poznaniye. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Blagoveshchensk, 2000. (Translated from English to Russian).
11. Genette G. Figury [Figures]: in 2 vols. Vol. 1. Moscow, 1998. (Translated from French to Russian).
12. Lotman Yu.M. Ob iskusstve [About Art]. Saint-Petersburg, 1998. (In Russian).
13. Ricreur P. Vremya i rasskaz [Time and Narrative]. Vol. 1. Intriga i istoricheskiy rasskaz [The Plot and Historical Narrative]. Moscow; Saint-Petersburg, 1998. (Translated from French to Russian).
14. Schmid V. Narratologiya [Narratology]. Moscow, 2003. (In Russian).
15. Tyupa V.I. Diskursnye formatsii: ocherkipo komparativnoy ritorike [Discourse Formations: Essays on Comparative Rhetoric]. Moscow, 2010. (In Russian).
Агратин Андрей Евгеньевич, Российский государственный гуманитарный университет; Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина.
Кандидат филологических наук, научный сотрудник Научно-образовательного центра когнитивных программ и технологий РГГУ; старший педагог кафедры гуманитарных и естественных наук Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина. Научные интересы: нарратология, дискурс-анализ, история русской литературы XIX в., творчество А.П. Чехова.
E-mail: andrej-agratin@mail.ru
Andrey E. Agratin, Russian State University for the Humanities; Pushkin State Russian Language Institute.
Candidate of Philology, researcher at the Scientific and Educational Center for Cognitive Programs and Technologies, RSUH; Senior Teacher, Department of Humanities and Natural Sciences, Pushkin State Russian Language Institute. Research interests: narratology, discourse analysis, history of Russian literature of the 19th century, A.P. Chekhov's prose.
E-mail: andrej-agratin@mail.ru