CC BY
111
Вестник ПСТГУ I: Богословие. Философия
2013. Вып. 4 (48). С. 30-39
К ВОПРОСУ О РОЛИ МАЛОАЗИЙСКОГО ЕПИСКОПАТА В РАСПРОСТРАНЕНИИ ИКОНОБОРЧЕСТВА В ВИЗАНТИИ В НАЧАЛЕ VIII ВЕКА
С. В. Заплатников
Статья посвящена одной из самых обсуждаемых проблем в истории Церкви и Византийского государства, вопросу о причинах и обстоятельствах появления иконоборчества в VIII веке. Автор исследует противоречие между поздними и ранними свидетельствами о роли в распространении ереси малоазийских епископов, в частности Константина епископа Наколийского. В качестве ключевого позднего памятника взяты деяния VII Вселенского собора, где Константин описан как ересиарх иконоборчества, ранние представлены посланиями Германа I патриарха Константинопольского, в которых отношение этого епископа к иконам и их почитанию соответствует принятым в Церкви нормам. Выявленное расхождение в историографии обычно разрешалось еще одним сочинением Германа, трактатом «О ересях и соборах», строки из которого прямо указывают на вину Наколийского епископа. Однако анализ текста произведения показывает, что он никак не мог принадлежать патриарху и был написан позже, а значит, был зависим. В итоге автор развивает идею о нарочитом выставлении на VII Вселенском соборе ересиархом Константина, чтобы избежать прямого и даже косвенного упоминания имен настоящих виновников церковной смуты, императоров исаврийской династии, Льва III и Константина V, потомки которых и выступили инициаторами собора и признавались победителями иконоборческой ереси.
В истории иконоборческой ереси в Византии в VIII в. до сих пор остается множество темных пятен, не до конца выясненных мест и сомнительных фактов. На первый взгляд очевидные события, имеющие недвусмысленную интерпретацию, на поверку (в данном случае непредвзятое скрупулезное прочтение источников) оказываются далеко не столь бесспорными. Недостаток и в некоторой степени ангажированность свидетельств по этому периоду дают повод к построению порой даже полярных мнений по какому-то одному вопросу, каждое из которых никак нельзя отбросить. С сожалением приходится признать, что такой удел предначертан для истории любой эпохи, бедной на источники и потому наделенной клеймом «Темные века». Однако же долгом каждого ученого является поиск истины независимо от сложности исследуемого объекта и от обстоятельств, сопровождающих исследование.
Среди вопросов, возникающих при изучении византийского иконоборчества, один стоит особняком — роль малоазийского епископата в распростране-
нии иконоборческой ереси. В литературе на этот счет давно сложилось единогласное мнение, ставшее уже хрестоматийным: значительная часть вины за ересь лежит на двух епископах из малоазийского региона — Константине, епископе Наколийском, и Фоме, епископе Клавдиупольском1. Это мнение переходило от автора к автору и до сих пор не встречало никакой критики ввиду согласия по этому вопросу поздних источников. Тем временем ранние свидетельства по сути игнорировались исследователями, хотя они по определению должны проливать больше света, чем поздние, находящиеся в зависимости от победившей партии иконопочитателей. Ниже будет представлена попытка переоценки влияния этих епископов исходя из данных современных им памятников.
Итак, в «Деяниях» VII Вселенского собора роль малоазийского епископата в распространении иконоборчества в начале VIII в. указана однозначно. Патриарх Тарасий на 4-м заседании открыто называет Константина епископа Наколийского виновником появления иконоборческой ереси, комментируя свидетельства свт. Германа, патриарха Константинопольского: «И вновь пишет блаженный Герман епископу Наколийскому, ибо ересь взяла начало от него»2. После прочтения послания патриарх произносит имя виновного во второй раз: «Честные братия! Как я уже сказал прежде, первоначально это новшество введено вышепоименованным мужем, епископом наколийским»3. Кроме того, имя Константина прозвучало на соборе еще один раз, его указал представитель восточных патриархов, пресвитер из Иерусалима по имени Иоанн, когда в конце 5-го заседания зачитал собственное исследование о происхождении иконоборчества. В основе этого исследования лежит легенда о неком чародее, соблазнившем арабов и иудеев к уничтожению икон: «...услышав об этом, лжеепископ На-колийский и бывшие с ним стали подражать беззаконным иудеям и нечестивым арабам и оскорблять Церкви Божии»4. Венчает мнение отцов анафема епископу Константину, прозвучавшая в конце 7-го и повторенная в конце 8-го заседаний: «Иоанну Никомедийскому и Константину Наколийскому, ересиархам, анафема»5. Про Фому Клавдиупольского нет ни малейшего упоминания, за исключением лишь того, что на 4-м заседании было зачитано послание к нему от патриарха Германа.
Последующие собору свидетельства едины в своем отношении к Константину и также причисляют его к виновникам: правда, одни умалчивают о нем вообще (хроники монаха Иоанна, патриарха Никифора, Симеона Логофета), другие же коротко повторяют сказанное о нем отцами собора. Так, вскользь о
1 См. любое учебное пособие по истории Древней Церкви.
2 «Прос; тсйта Xourcov лаку чрасра тф NaxwXdag о цахарюс; Ifcpiiavoc;. 'Н чар архл xf)g atpeoEWC £& aiJTOt) eyeveto» (Acta conciliorvm oecvmenicorvm / E. Lamberz, ed. Berlin, 2012. Ser. 2. Vol. 3. Ps. 2. P. 450).
3'Qq xai jipoccpT|v, t£|iioi абекро!, л Е’юа^огут) xrig Ёлеоахтои xaivoxoiiiag татЗтл? yzyovzv ex tod jipoEipr]|ievod av6pog, ejiioxojiotj NaxwXdac;» (Acta conciliorvm oecvmenicorvm... P. 452).
4 «Toiitwv axrixowg г[)£и6о£тохолос; NaxwXdac; xai ot хат’ ainov euiurioavTO тош; ларауоцош; ’Iou6aioc; xai aoeftek; Apa|3ag, xai £vi3|3pioav Tag exxXrigac; тог) 0£ot)» (Sacrorum conciliorum nova et amplissima Collectio... / G. D. Mansi, ed. Florentiae, 1767. Vol. 13. Col. 200).
5«Iwavvri Nixo|ir|6£iag, xai Kcovoxavrivw NaxoAdag, xoig alpeoiapxaig ava0£|ia» (Sacrorum conciliorum... Col. 400, 416).
нем говорит при. Феофан в своей «Хронографии»: «Также епископ Наколий-ский, человек исполненный всякой нечистоты, в невежестве живший, разделял с царем его нечестие»6. Столь же немногословен в своих «Опровержениях против Константина» патриарх Никифор: «Это зло восприняли... представители священства... среди которых оказался и тогдашний епископ Наколийский»7. В «Житии Стефана Нового» он обозначен совсем неявно: «Николиат»8.
Однако при обращении к ранним свидетельствам, к которым относятся сочинения патриарха Германа, все оказывается не так однозначно, и о епископе Константине складывается несколько иное впечатление. Впервые Константин фигурирует в «Послании к Иоанну Синадскому» (ок. 723 г.), которое обращено к митрополиту города Синада, расположенного в центральной области Малой Азии — Фригии. У митрополита Иоанна возникли сомнения по отношению к Константину Наколийскому, которого он, по всей видимости, подозревал в еретических умонастроениях. Из текста послания до конца неясно, для выяснения ли этих умонастроений Константин был отправлен, или, может быть, даже вызван в столицу на беседу с патриархом Германом, или же он по другой причине прибыл в Константинополь. Так или иначе, оказавшись в городе, он предстал перед патриархом, который, судя по всему, был уже осведомлен митрополитом Иоанном о его подозрительных речах.
В ходе беседы святитель Герман постарался выявить заблуждения Константина, а затем изложил в этом послании свое видение вопроса об иконах: патриарх взял с епископа Константина обещание блюсти учение об иконах в том виде, в котором оно было только что представлено. О подозрительных речах Константина, которого Герман, между прочим, дважды называет «боголюбезным епископом»9 в послании можно судить по единственной сохранившейся фразе самого епископа: «Услышав слова Божественного Писания “не сотвори всякого подобия для поклонения ни того, что на небе вверху, ни того, что на земле”, я сказал на это: “не должно поклоняться рукотворному, то есть тому, что сделано людьми; тогда как святых мучеников Христовых мы считаем подлинными жемчужинами веры, достойными всякой чести, и взываем к их достоинству”»10. В этих словах сложно уловить хоть какие-то плевелы иконоборческой ереси, и Герман был вполне удовлетворен услышанным от Наколийского епископа. И хотя П. Шпек утверждает, что текст послания сохранился не полностью, и в
6«2uv£(ppov£i 6 £ xaxcbg аитю xai о roiorig axaBapoiac; avouitewc; xai ouvrpocpw агабегюю od^cdv Naxw^Eiag о ёлшхолос;» (Theophanis Chronographia / C. de Boor, ed. Leipzig, 1883. Vol. 1. P. 402).
7 «To xaxov ЕЛЕХсоцаоЕУ... ot E^apxoi... cbv txir/xavz xai о xrivixaina xr)g NaxoAdac; ёлшхолос» (Nicephoms Constantinopolitanus. Refutatio et eversio deflnitionis synodalis 3. 84 // PG100. Col. 529). ^ ^
8«NixoXiaxr|v» (La vie d’Ltienne le jeune par Ltienne le diacre / M.-F. Auzepy, ed. Paris, 1997. P. 126).
9«©£ОфЛог)с; ёлюхолои NaxwMac;» (Acta conciliorvm oecvmenicorvm... P. 442).
10«Axoi3oag tt|£ 9dac; Fpacprig Хечошг^' Ob nonioac; лау оцхнюца, npooxuvav агпй, ооа tv тф оирауф avw, оцойоца, npooxuvav аитсо, ооа tv тф ойрауф avw, xai ооа £Л1 xf)g члд. Ката тогпо cIjiov, OTi ог) ХРЛ хЕ1Р°л01ЛТО1с; ftpooxuvav, tiyouv ток; йло avGpwjiwv xaT£ox£uao|i£voig. ’Ела TOiig ссушгк; тог) Хрютог) царторад, тош; аХт|9а? царчарптас; тлд лютшс;, лаол? тщлс; а|югк; т^ощЕба, ха'1 та? лргораас; ainwv £Л1хаХог)|1£0а» (Ibid).
нем опущена некая часть речи Константина11, представляется маловероятным, чтобы либо патриарх о чем-то умолчал, либо Тарасий скрыл на соборе полный текст выступления епископа, преданного анафеме. Таким образом, данные этого свидетельства не могут служить основанием для именования Константина ересиархом: по приезде в столицу епископ предстал весьма благонадежным служителем. Именно поэтому Герман попросил его самого передать послание митрополиту Иоанну.
Следующий интересующий нас текст, адресованный уже самому епископу Константину, «Послание к Константину Наколийскому» (ок. 723 г.), раскрывает последующую цепь событий: Константин не передал послания и не явился к митрополиту, о чем узнал патриарх Герман. И теперь он обращается с назидательным посланием к Константину. Факт ослушания для патриарха совсем не означал, что епископ Константин обратился к иконоборческим идеям. Он отдельно подчеркивает, что не считает Константина еретиком, что не нашел в высказанных им словах ничего такого, что противоречило бы христианскому вероучению: «Настоящим нашим посланием мы призываем твою боголюбезность немедленно лично передать упомянутое наше послание боголюбезному митрополиту, оказать ему всякое почтение и повиноваться ему согласно приличному для иереев порядку.... Ты ничего не утверждал оскорбительного для Господа или святых Его, ничего такого не говорил и не делал относительно их икон»12. Герман довольно строго, но в свойственной ему мягкой манере, обличал непослушание Константина, указывал на наказуемость такого поведения для священнослужителя. В конце послания Герман с сожалением сообщает, что Константин не сможет служить до тех пор, пока не явится к митрополиту и не вручит ему патриаршее послание. Действительно, и в этом послании нет никаких намеков на еретичество Наколийского епископа, очевиден лишь некий конфликт дисциплинарного характера, который и пытается уврачевать патриарх, справедливо налагая прещение на Константина.
В результате обзора этих двух посланий, в которых речь идет о Наколийском епископе, возникает недоуменный вопрос: на каких основаниях патриарх Тарасий называет Константина еретиком, а собор предает его анафеме? Этот вопрос покажется еще более острым, если вспомнить, что мнение о епископе отцы VII Вселенского собора сложили, основываясь именно на цитированных выше двух текстах патриарха Германа.
Ответ может быть найден в еще одном произведении, приписываемом руке Германа, — «О ересях и соборах». Это произведение, написанное никакие раньше 730 г., обращено, согласно полному его названию, к диакону Анфиму. Структура и содержание произведения довольно прозрачны и понятны, они объясняются самим автором в конце произведения: «Ваша же обязанность помнить,
11 Speck P. Die Affare um Konstantin von Nakoleia // Byzantinische Zeitschrift. 1995. Bd. 88. S. 148-154, здесь: 151.
12 «Aid twv jiapovrwv fpwv Ypa|i|idTWV jiapayy£Alo|i£v Tfj BeocpiMa oou, ларЕибг) 6i’ rauuic; rao6ot)vaiTT^poX£x0noav^|iwv£moToXiivTfi)apr||i£vo:)0£O(piXd аггелдцлтролоХть xairoioav canco Ti|if)v raov£|i£iv, xai imdxav аитф хата tt)v jip£jioiraav tepEiioi raliv... 6ia|3£|3aiou|i£vr| HTi6£VJip6gCppiVTO'uKDpiou,iiTWv6t7iwva'UTO'u,£V£X£VTfigTO'UTWV£lx6vog£lji£ivii6iajipd^ao0ai» (Acta conciliorvm oecvmenicorvm... P. 452).
что было много и других еретиков, и по имени многие достойные объявления им проклятия. Теперь мы задумали по поводу ваших вопросов не мешкая рассказать про соборы, их учения и причины их созыва и проведения. Даже если и поведали мы немного издалека о том, кто из славных отцов вел соборы, кто в это время правил и кто против каких еретических полчищ собирался»13. Автор вкратце изложил основные ереси, бывшие до него, не обойдя вниманием и начало иконоборческих смятений. В тексте поименно названы все основные участники еретических движений и борцы с ними.
В отрывке, посвященном иконоборчеству, в сочинении указано следующее: «Появился же некий епископ так называемой Наколии, города Фригийской епархии, человек непримечательный, выделяющийся глупостью более чем своим умом. Обратившись к чтению богодухновенных Писаний и буквально воспринимая тексты, он начал вводить новое учение против священно явленного, и вооружал восставать против отеческих преданий»14. Эта цитата вполне может указывать на явную вину епископа Константина за появление и распространение иконоборчества в Малой Азии. Патриарх Тарасий и отцы собора в таком случае лишь озвучили известную всем истину, хранившуюся в устной традиции и зафиксированную в «О ересях и соборах»: Константин лицемерно обманул патриарха и через некоторое время проявил себя настоящим злодеем, увлекая в ересь и императора Льва III Исавра. Многие исследователи учитывают эту цитату из сочинения, чтобы говорить о лукавстве Константина, и признают его бесспорным лидером движения15. Таким образом, в вопросе о роли малоазий-ского епископата это произведение начинает играть ключевую роль, поскольку именно оно снимает противоречие, имеющееся между ранними и поздними памятниками.
Однако при ближайшем рассмотрении вскрывается главная проблема «О ересях и соборах»: вопрос аутентичности этого произведения решается не только не в пользу патриарха Германа, но и не в пользу раннего происхождения глав об иконоборчестве. Исследователи сходятся во мнении, что руке святите-
u «Тл0|1УГ|0Т£0У 6 £ 6ixaiov щек; xai тоггио, ох; лоШн xai etepoi Y£Yovaoiv atpETixoi, xai хат ovo|ia jiavrwv jipejiwv ainoic; jipoEioiv ava0£|iaTio|i6g- r||iiv 6£ vuv елоуот|9г| лрос; тас; ЩЕтёрас; EpcoTrioEL^, ev ётброцЦ Tag auv66oix; xai та бочцата airtwv, xai tt)v тг|? xivf|OEWg airaov xai ou-veXeiioewg amav £|алау e'i xai iiixpov avw0£v tov Xoyov лчачоцЕУ, xai ло£ас; ёхаотод twv aimov елюгцкоу ПатЁрсоу е|лрхе оиуббог), xai Tivog to TTivixauTa (ЗаоЛешаутос;, xai Tig лрос; noiav ларета|ато atp£Tixf)v срсЛаууа» (PG 98. Col. 81).
14«Av£tpu чар Tig ёлшхолос; NaxoAdac; otruw xaXou|i£vr|?, noXixvric; TT)g Фрггу&у £ларх£ад, avrip оих ёАМущос;, aXoYia 6£ iiaXXov tt)v earnot) ExxaXimav cppovrioiv cpavTa£,6|i£voc;, од ipiXfj Tfj T0t)7pa|i|iaT0g GEwpiaEVTfjTMV Оеолуештсоу Tpacpcov ava7vwo£uipoox£XTivwg,xaivoup7£ivjiapa та 1£ролр£л(ос ЁхлЕшаоиЁуа лар£бо7иат1&£, xai Taic naTpixaic xaT£|avioTao0ai лараббоЕОТУ аубшлМ^то» (PG 98. Col. 77).
15 Достаточно будет упомянуть здесь работы наиболее авторитетных авторов: Андреев И. Д. Герман и Тарасий, патриархи Константинопольские. Сергиев Посад, 1907. С. 19—23; Ostrogor-sky G. Les debuts de la Querelle des Images // Melanges Charles Diehl. Paris, 1930. Vol. 2. P. 235-255, здесь: 237; Ladner G. B. Origin and Significance of Byzantine Iconoclastic Controversy // Medieval Studies. 1940. Vol. 2. P. 127—149, здесь: 129; Alexander P. The Patriarch Nicephorus of Constantinople. Oxford, 1958. P. 9; Gero S. Byzantine Iconoclasm during the Reign of Leo III. Louvain, 1973. P. 90.
ля теоретически может принадлежать лишь одна небольшая часть сочинения (главы 40—43), которую отличает, прежде всего, особенный стиль, свойственный всем сочинениям Германа. А. Маи первым высказал предположение о нескольких авторах этого сочинения при первом его издании16. Позднее Ж. Гуйяр, не приводя, правда, никаких доводов, выразил сомнение в том, что Герман является автором хотя бы одной его части17. С. Геро отмечает, что в «иконоборческих» главах факты уничтожения икон и святынь представлены в слишком общем свете, а имена мучеников или преследователей не звучат вовсе, что было свойственно поздней агиографической литературе. Тем самым он делает вывод о поздних интерполяциях в тексте, заключая, тем не менее, что остальной текст все же принадлежит Герману18. Д. Штайн не сомневается в фрагментарном характере всего сочинения и предлагает несколько соображений в пользу поздних интерполяций в 40—42 главах трактата: уничтожение мощей, упомянутое в них, имело место лишь после иконоборческого собора 754 г.; в конце 42-й главы сказано (не выражена надежда!), что скоро борьба с иконами завершится (vaticinium ex eventu); защита икон построена таким образом, как будто автор имеет дело не с ранним иконоборчеством, а с более поздним, близким к временам императора Константина V; учение об образах во многом опирается на послания Германа, как на уже давно известные авторитетные тексты. Таким образом, Штайн склонен полагать, что автор «иконоборческих» глав жил очень близко по времени к 754 г.19 Им мог быть, конечно, и сам Герман, но только при одном принципиальном условии: он должен был жить более 110 лет20.
В итоге ключевое для определения вины малоазийского епископата произведение оказывается составным, имеющим более поздние интерполяции и, очевидно, не принадлежащим патриарху Герману ни в одной его части. Таким образом, письма к митрополиту Иоанну и епископу Константину остаются единственными несомненно аутентичными и независимыми памятниками в этом вопросе, и они показывают, что епископ Наколийский имел весьма опосредованное отношение к началу иконоборческого кризиса в Церкви, подтверждением чему может служить также и последнее из трех догматических посланий Германа — «Послание к Фоме Клавдиупольскому». Адресат послания, епископ Фома, занимал кафедру в городе Клавдиуполь, находящемся в Исаврии, митрополичьем округе Селевкии, а, следовательно, был в юрисдикции антиохийского патриарха21. Тем не менее Герман счел крайне важным обратиться к нему с посла-
16 Spicilegium Romanum /А. Mai, ed. Romae, 1842. Vol. 7. P. 63.
17 Gouillard J. L’heresie dans l'empire byzantine des origines au Xlle siecle // Travaux et me-moires. 1965. T. 1. P. 299-324, здесь: p. 306.
18 Gero. Op. cit. P. 89.
19Stein B. Der Beginn des Byzantinischen Bilderstreites und seine Entwicklung bis in die 40er Jahre des 8. Jahrhunderts. Miinchen, 1980. S. 265-268.
20 Даже если учесть максимально позднюю дату рождения свт. Германа (Lamia L. Patriarch Germanos I. von Konstantinopel (715—730). Wurzburg, 1975. S. 54; Imvpiavog К. 1. Ю cr/iog R:p|iav6g A' o Diiokr/ri'rilS Патрюрхл? KcdvotcxvtivoiotoXewc;. A9f|va, 2003. X. 21-23).
21 Проблема точного местоположения города Клавдиуполь, епископом которого был Фома, состоит в том, что в Малой Азии городов с таким же названием было множество. И. Андреев полагает, что этот город находился в Галатии, поскольку это соседняя с Фригией область, что давало возможность общения Фомы с Константином (Андреев. Цит. соч. С. 23). Однако,
нием, поскольку до него дошли слухи об активном участии епископа не только в распространении иконоборческой ереси, но и в уничтожении икон. Текст этого сочинения наполнен тревожными нотами и более жесток, несмотря на всю мягкость характера патриарха, чем предыдущие его послания. Несомненно, Герман видел значительно большую опасность именно в лице Фомы, нежели в лице Константина, из-за чего решил изложить богословие иконы в максимально большем объеме в этом послании. Представляется маловероятным, чтобы Герман знал о епископе в своей юрисдикции меньше, чем о служителе из дальней епархии, и не обрушился на первого с соответствующей критикой22. Однако странным образом имя Фомы не встречается более ни в каком позднем памятнике, а отцы VII Вселенского собора обходят его молчанием, как будто его вина не следует из послания Германа. То есть, если кто и был достоин осуждения на соборе, так это Фома, но никак не Константин. Почему же произошло обратное?
Ответ на этот вопрос, а также на вопрос о том, почему настоящие враги икон, императоры Лев III и Константин V, остались на соборе безнаказанными, лежат, как кажется, в одной плоскости. Еще в 20-х гг. прошлого столетия Г. Острогорский отмечал: «Каждый, кто читал деяния II Никейского собора, знает, с какой заботой из них удалялись все слова осуждения против императоров Льва III и Константина V, и скольких героических усилий стоило максимально умалить ответственность императоров за религиозные волнения. Конечно, это делалось из уважения к правящим в то время императорам, Константину VI и Ирине: разве не был Константин VI правнуком Льва III и внуком Константина V, а Ирина — невесткой последнего?»23. Его идея получила полноценное воплощение в исследовании Д. Е. Афиногенова24, который в целом считает VII Вселенский собор орудием в борьбе двух придворных партий, одна из которых, иконопочитатель-ская, несет ответственность за фальсификацию (в данном случае умалчивание одних и придумывание других) исторических фактов. Афиногенов справедливо замечает, что на соборе решались локальные проблемы императрицы Ирины: легитимация власти и восстановление авторитета константинопольского предстоятеля, заметно упавшего в период иконоборческих патриархов. Для решения этих задач был продуман и спланирован ряд мероприятий, среди которых и выгораживание императоров Льва III и Константина V.
как кажется, доводы JI. Ламцы, утверждающего, что это мог быть только город в далекой от столицы области, Исаврии, иначе Герману не пришлось бы судить о Фоме лишь на основании просочившихся неясных слухов, выглядят предпочтительней (подробней см.: Lamza. Op. cit.
S. 149). Тем более, что нет данных, подтверждающих знакомство Фомы с Константином.
22 Следует здесь отбросить фантастические теории П. Шпека о единомыслии Германа и Константина и о нарочитом покрывании патриархом епископа (Speck. Op. cit. S. 153—154).
2,«QuiconquealulesactesdudeuxiemeconciledeNicee, saitavec quell soinonevita, ace concile, tout parole de disapprobation contre les empereurs Гёоп III et Constantin Vet quels efforts heroi'ques on fit pour diminuer le plus possible la responsabilite des empereurs dans les troubles religieux. On agit ainsi, certainement, par egard pour les empereurs alors regnants, Constantin VI et Irene: Constantin VI n’etait-il pas un arriere petit-fils de Геоп III et un petit-fils de Constantin V, et Irene, une belle-fille du dernier empereur nomme?» (Ostrogorsky. Op. cit. P. 246).
24 Афиногенов Д. E. Константинопольский патриархат и иконоборческий кризис в Византии (784-847). М., 1997. С. 15-17.
Представляется вполне логичным развить эту концепцию и перенести ее на вопрос о малоазийском епископате. В таком случае важные спорные моменты находят свое разрешение. VII Вселенский собор, где прозвучали слова Тарасия о вине епископа Константина, не мог не указать виновника распространившейся ереси. Соборы всегда завершались анафемами, и собор Тарасия также нуждался в «правильном» еретике. Но назвать виновником настоящих преступников против веры, то есть кого-то из членов императорской династии в присутствии потомков этой же династии (учитывая также и их статус победителей иконоборчества), было бы недопустимым. Именно поэтому был назван Константин, который фигурировал среди подозреваемых лиц и к тому же был на тот момент уже мертв. А затем в историографию вбрасывается информация о необычайной коварности Наколийского епископа: сначала это озвучивает сам патриарх на соборе, после чего встраивает в свою хронику Феофан Исповедник, друг ближайшего соратника Тарасия, синкелла Георгия. Именно поэтому таких сведений нет ни у одного другого хрониста этого периода, несмотря на наличие других «легендарных» данных. Что же касается имени Фомы Клавдиу-польского, то он явно не подходил на роль ересиарха по причине того, что был склонен скорее к иконоборческой практике — физической борьбе с иконами, нежели к идейному вдохновению. Епископ Константин в этом смысле был идеальной кандидатурой.
Подводя итог всему вышесказанному, необходимо в очередной раз25 отметить всю сложность феномена VII Вселенского собора для изучения Темных веков истории Византии и истории Древней Церкви. К сожалению, среди множества других не менее важных проблем собора вопрос о виновности малоазийского епископата был решен, по всей видимости, не вполне корректным образом. Хотя это может быть всего лишь одно из очередных полярных мнений, которыми переполнена историография иконоборчества.
Ключевые слова'. Патриарх Герман, Константин Наколийский, Фома Клав-диупольский, патриарх Тарасий, Лев III Исавр, Константин V Копроним, Ирина, Константин VI, иконоборчество, VII Вселенский собор, ересь, икона, константинопольский патриархат.
25См.: Заплатников С. В. Идея Вселенского собора в VIII веке // Материалы XXIII Ежегодной Богословской конференции ПСТГУ. М., 2013 (в печати).
The Role of the Bishops of Asia Minor in the Diffusion of Iconoclasm during the Eighth Century in Byzantium
S. Zaplatnikov
This article is concerned with one of the most discussed problem in the history of Byzantium regarding the origin and circumstances of the appearance of iconoclasm in the eighth century. The author studies the contradiction between the early and later sources about the role of the bishops in Asia Minor in the diffusion of the iconoclastic heresy, particularly that of Bishop Constantine of Nacolea. The agenda of the Eighth Ecumenical Council, in which Constantine is described as the major heresiarch of iconoclasm, serve as a primary later source. On the other hand, earlier sources include the epistles of Germanos I of Constantinople, which indicate the Orthodoxy of this hierarch particularly regarding the icons and their veneration. An apparent contradiction in historiography is usually resolved by means of an examination of still another work of Germanos, his tractate On Heresies and the Councils, the contents of which directly prove the guilt of Constantine of Nacolea in diffusing the heresy. But an analysis of this work clearly shows that Germanos was not really its author. But, on the other hand, Constantine of Nicolea is deliberately portrayed in this work as the person responsible for the diffusion of the heresy, in order to absolve from guilt, the real perpetrators, the Emperors Leo III and Constantine V of the Isaurian Dynasty, the descendants of whom emerged as the initiators of the Eighth Ecumenical Council and, paradoxically, the victorious conquerors of the Iconoclastic Heresy.
Keywords'. Patriarch Germanus, Constantine ofNacoleia, Thomas ofClaudioupolis, Patriarch Tarasius, Emperor Leo III, Emperor Constantine V, Empress Irene, Emperor Constantine VI, iconoclasm, VII Ecumenical Council, heresy, icon, Patriarchate of Constantinople.
Список литературы
1. Afinogenov D. E. KonstantinopoVskij patriarhat i ikonoborcheskij krizis v Vizantii (784—847) (Patriarchate of Constantinople and Iconoclastic Crisis in Byzantium (784-847)). Moscow, 1997.
2. Alexander P. The Patriarch Nicephorus of Constantinople. Oxford, 1958.
3. Andreevl. D. German i Tarasijpatriarhi Konst antinopoVskie (Germanus and Tarasius Patriarchs of Constantinople). Sergiyev Posad, 1907.
4. Auzepy M.-F. (6d). La vie d’Etienne lejeunepar Etienne le diacre. Paris, 1997.
5. Gero S. Byzantine Iconoclasm during the Reign of Leo III. Louvain, 1973.
6. GouillardJ. 1965. Travauxet memoires, vol. 1, pp. 299—324.
7. Ladner G. B. 1940. Medieval Studies, vol. 2, pp. 127—149.
8. Lamza L. Patriarch Germanos I von Konstantinopel (715—730). Wurzburg, 1975.
9. Ostrogorsky G. 1930. Melanges Charles Diehl. Paris, 1930, vol. 2, pp. 235—255.
10. Speck P. 1995. Byzantinische Zeitschrift, vol. 88, pp. 148—154.
11. I/raupidvog K. 2. 'О dyiog Гєр/uavoQ А' о ’О/иоАоуцтцд Патріарха KcovaTavTivoujroAccog. A0f|va, 2003.
12. Stein B. Der Beginn cles Byzantinischen Bilderstreites und seine Enlwicklung bis in die 4ffr Jahre des 8. Jahrhunderts. Munchen, 1980.
13. Zaplatnikov S. V. 2013. Materialy Ezhegodnoj bogoslovskoj konferencii PSTGU. Moscow, 2013 (in print).
