CC BY
80
Вестник Самарской гуманитарной акалемии. Серия «Право». 2018. № 2 (21)
ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
К ВОПРОСУ о понятии вины В РУССКОМ СРЕДНЕВЕКОВОМ ПРАВЕ
© А. Н. Сквозников
Сквозников Александр Николаевич
кандидат исторических наук, доцент
заведующий кафедрой теории и истории государства и права Самарская гуманитарная академия e-mail:
skvoznikov2003@mail.ru
В статье рассматривается возникновение и развитие института вины в русском срелневековом праве. Автор прихолит к выволу о том, что в русском законолательстве Х!-ХУ вв. вина в первую очерель понималась как осознанное совершение лействия, причинившего врел личности или имушеству, и являюшетося противоправным и наказуемым.
Ключевые слова: субъективная сторона правонарушения, вина, лревнерусское право, Русская Правла.
Вина — это одна из важнейших правовых категорий. Принцип вины положен в основу современного уголовного права России. Уголовная ответственность наступает лишь при наличии вины лица, совершившего преступление. Совершение лицом тех или иных запрещенных уголовным законом действий (бездействий) при отсутствии умысла или неосторожности исключает в содеянном состав преступления, а также его уголовную ответственность. Никакие вредные для общества деяния и их последствия не могут служить основанием уголовной ответственности, если они не определялись психическим отношением лица [9, с. 441]. Таким образом, субъект отвечает не за результат действия, а за вину. Подобное понимание принципа вины является общепринятым, однако так было далеко не всегда. Сегодняшняя интерпретация данного принципа — результат длительной эволюции права.
Целью данной работы является изучение института вины в русском средневековом праве. Изучение института вины через призму истори-
ческого опыта позволяет увидеть проблемные аспекты действующих уголовно-правовых норм.
Источниковой базой исследования послужило законодательство Русского государства периода XI-XV вв. Автор использовал методы историко-правового и сравнительно-правового исследования.
Анализ некоторых памятников средневекового права позволяет сделать вывод, что ответственность и наказание на данном этапе развития государства и права не всегда связывались с субъективным восприятием совершенного преступления. Деяние зачастую признавалось преступным лишь исходя из фактических размеров причиненного вреда личности или имуществу. При-чинитель вреда наказывался, несмотря на то, что его действие могло быть невиновным, либо лицо, причинившее вред, было невменяемым в современном понимании. Как справедливо отмечал дореволюционный русский исследователь права В. В. Есипов, в древности «сущность преступного деяния выражалась в причиненном вреде, преступное сливалось с вредоносным. Вредоносное всегда считалось преступным» [1, с. 8].
Уместно напомнить, что в русском праве эпохи Русской Правды (XI в.) преступное деяние называлось «обидой». В этом наименовании отражался взгляд средневекового общества на преступление как на материальный вред, причиненный другим лицом [2, с. 254]. Обиженный или его родственники мстили за нанесенный вред, независимо от желания субъекта, совершившего деяние, нанести этот вред. То есть наказание зачастую не зависело от виновности лица в совершении преступления. Так, в русско-византийских договорах X века закреплялись нормы, в соответствии с которыми лицо, совершившее убийство, подлежало наказанию в форме смертной казни (кровной мести) сразу после совершения преступления: «Если кто-либо убьет (кого-либо) — русский христианина или христианин русского, пусть умрет на месте совершения убийства» [10, с. 408]. В данном случае вина как отношение лица к совершенному им деянию не учитывалась.
Следует отметить, что появлению нового, формального взгляда на преступление как на деяние, нарушающие в первую очередь установленные нормы (первоначально религиозные), способствовало христианство, ставшее господствующей религией в большинстве стран Европы, в том числе в Русском государстве. Так, в уставе князя Владимира Святославича X в. содержались деяния, которые хотя и не причиняли материальный вред окружающим, но были запрещены под угрозой наказания, поскольку противоречили христианским канонам. Например, проведение языческих обрядов или развод супругов без разрешения церкви [3, с. 148].
Вместе с тем уже в период Русской Правды можно обнаружить явные признаки уголовного вменения. Преступником могло быть только лицо, обладающее свободной волей и сознанием [4, с. 368].
В научной литературе справедливо отмечается, что изучение субъективной стороны правонарушения, в том числе вины как ее главного элемента, в древнерусском праве вызывает серьезные трудности [5, с. 66]. Во многом это связано с тем, что четко выделить субъективную сторону правонарушения в древнерусском законодательстве достаточно сложно, в отличие от дру-
гих элементов состава, таких как объект, объективная сторона и субъект преступления.
Здесь следует более подробно остановиться на смысловом значении понятия «вина» в русском средневековом праве.
Необходимо отметить, что термины «вина» и «повинен» встречаются уже в русско-византийских договорах X века. При этом четко раскрыть их смысловое содержание весьма не просто. По мнению В. А. Рогова, в Х-ХУ вв. понятие вина находилось в зачаточном состоянии и лишь в Уложении 1649 г. оно находит более или мене полное отражение [6, с. 214].
Следует отметить, что в русском средневековом законодательстве категория «вина» могла иметь совершенно иное значение по сравнению с ее современным пониманием в праве как психического отношения лица к совершенному им противоправному деянию. Поскольку отсутствовали понятия психики и науки, объектом которой является этот антропологический феномен [11, с. 77].
В частности, в Русской Правде слово «вина» кроме прочего употребляется в значении причины, повода для совершения какого-либо деяния. Например, в статье 7 пространной редакции Русской Правды, в которой речь идет об убийстве, совершенном в разбое, говориться: «оже станет без вины на разбои» [7, с. 22]. Данную норму можно толковать, на наш взгляд, таким образом, что убийство могло быть совершено без какой-либо видимой причины, в данном случае в отсутствие личной неприязни, ссоры между убитым и нападавшим. Кроме того, в данной норме, на наш взгляд, законодателем учитывался корыстный мотив убийства, который выступал в качестве обстоятельства, отягчающего наказание.
Следует отметить, что в некоторых статьях Русской Правды понятие «вина» употребляется также в значении вины потерпевшего, то есть противоправного поведения последнего. Подобное понимание мы встречаем в статье 621, в которой говориться о том, что если закупу были нанесены побои без всякой вины с его стороны, то господин, нанесший побои, обязан был заплатить штраф как за избиение свободного человека: «Аже господинъ бьеть закупа про дело, то без вины есть; биеть ли не смысля пьянъ, а без вины, то яко же въ свободнемь платежь, такоже и в закупе» [7]. Можно предположить, что под виной закупа (потерпевшего) в данном случае понималось не исполнение последним должным образом и в установленные сроки своих обязанностей (работы в хозяйстве господина).
Вина потерпевшего также фигурирует в статье 89 пространной редакции Русской Правды, в которой устанавливается наказание за убийство чужого холопа без вины со стороны последнего: «А в холопе и в робе виры нетуть; но оже будеть безъ вины оубиенъ, то за холопъ оукоръ платити или за робу, а князю 12 гривен продаже». Виной холопа в Русской Правде, как известно, могло признаваться нанесение последним оскорбления (удара) свободному человеку: «Или холоп ударить свободна мужа, а бежить в хором, а господин начнеть не дати его, то холопа пояти, да платить господин за нъ 12 гривне; а за тым, где его налезуть уданеныи тои мужь, да бьють его» [7, с. 6].
1 Автор использует общепринятую нумерацию статей Русской Правды, используемую в адаптированных изданиях Русской Правды.
Еще одно понимание вины в значении противоправного наказуемого деяния можно встретить в Уставе князя Ярослава Владимировича «О церковных судах». В частности, в статье 53 закреплялись противоправные деяния со стороны супруги, называемые виной, совершение которых являлось основанием для расторжения брака: «А сими винами разлучити мужа с женою». К числу подобных деяний, например, относилось не донесение супругой своему мужу сведений, ставших ей известных, о готовящемся заговоре, а также прелюбодеяние (измена мужу) или покушение на жизнь своего супруга [8, с. 470—471]. В данном случае расторжении брака, на наш взгляд, являлось обязанностью супругов, возможно даже санкцией за совершение супругой противоправного деяния.
Известный российский исследователь истории русского уголовного права В. А. Рогов полагает, что термин вина (и производные) связывались с совершением действий, влекущих уголовную ответственность, а виновность -с конкретным состоянием лица, а не с его душевной или мыслительной деятельностью [15, с. 72].
В некоторых нормах Русской Правды пространной редакции и в других источниках русского средневекового права вина употребляется в значении денежного штрафа за противоправное деяние: «Аще же ударить мечем или ножем, а не утьне (ть) на смерть, то князю вины 9 гривен, а истьцу за рану судять, а оже лечебное; потнеть ли на смерть, то вира платити» [7, с. 33]. Подобное понимание вины мы можем встретить в исследовании П.Н.Мрочек-Дроздовского, который отмечает, что понятие вина «было общим родовым названием уголовных пеней» [12, с. 17].
Подтверждение этого мы находим в статье 14 Белозерской уставной грамоты 1488 г., в которой термин «вина» употребляется в значении «виры» - штрафа за убийство: «А учинится у них в городе душегубьство, а не доищутся душегубьца, ино вины четыре рубли заплатят горожаня» [13, с. 172]. В Двинской уставной грамоте 1397—1398 гг. вина также употреблялась в значении штрафа за порчу межи: «А друг у друга межу переорет или перекосит на одином поле, вины боран. А межы сел межа тритцать бел; а княжа межа три сороки бел; а вязбы в том нет» [13, с. 162].
Вина в значении штрафа упоминается также в другом источнике русского средневекового права — Правосудии митрополичьем: «Аще кто собаку убьет ли кошку, вины гривна... Наезда 100 гривн, а самосуда 2 рубли, а вина властелину противу поличного, а исцю тако же» [13, с. 427]. Некоторые исследователи полагают, что в древнем правосознании понятие вины смешивается с понятием наказания, выражаемого в конкретных штрафах и пенях [17, с. 26]. На наш взгляд, вина в вышеуказанных нормах не является синонимом штрафа, а употребляется в значении наказуемого деяния, за которое выплачивается штраф. То есть выражения «вины четыре рубли» или «вины гривна» следует понимать как «платить за вину четыре рубля или «платить за вину гривну».
Вместе с тем следует отметить, что в некоторых нормах Русской Правды вина рассматривается как условие, основание для ответственности. В частности, подобное значение вины мы встречаем в статье 26 пространной редакции Русской Правды: «Не терпя ли противу тому оударить мечемь, то вины ему в томь нетуть». То есть удар мечом в ответ на оскорбление действием не
признавался виновным наказуемым деянием. Следует отметить, что толкование статьи 26 пространной редакции Русской Правды вызывает серьезные дискуссии среди исследователей. Так, по мнению Л.А. Арчибасовой в данной норме закрепляется невиновное причинение вреда [14, с. 42]. По мнению А. А. Клюева, указание в 26 статье на то, что «деяние не вменяется в вину» обусловлено не отсутствием вины как таковой, а тем, что такое поведение не признавалось преступлением. Данное поведение, по мнению исследователя, можно считать необходимой обороной [16, с. 170].
Следует отметить, что в уставе князя Ярослава Владимировича, а также в Правосудии митрополичьем закреплялись нормы, согласно которым ответственность за драку между женщинами несет виновная: «И жене две бьется, митрополиту 6 гривен на виноватой» [8, с. 470]; «А две жены дерутся — с виноватой гривна» [13, с. 428].
В статье 88 пространной редакции Русской Правды также закреплялось, что ответственность за убийство несет только виновный субъект: «Аже кто оубиеть жену, то темь же судомь судити, яко же и мужа аже будеть виноватъ, то пол виры 20 гривенъ».
Как справедливо отмечает В. А. Рогов, в русском средневековом праве «виновность лица полагалась обязательным условием привлечения к уголовной ответственности. Более того, категория вины играла основополагающую роль в осуждении личности [15].
Обобщая все вышесказанное можно отметить, что понятие «вина» в русском средневековом обществе и законодательстве понималась в трех значениях: 1) вина как причина неблагоприятных событий; 2) вина как проступок, правонарушение; 3) вина как ответственность в форме уплаты денежного штрафа за совершенное правонарушение.
Подводя итоги, следует отметить, что в русском средневековом праве смысловое значение категории «вина» отличалось от ее современного понимания в праве как психического отношения лица к совершенному им противоправному деянию. Возьмем на себя смелость предположить, что в русском средневековом праве вина в первую очередь понималась как осознанное совершение действия, причинившего вред личности или имуществу, и являющегося противоправным и наказуемым.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Есипов В. В. Преступление и наказание в древнем праве. Варшава, 1903.
2. Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права / под редакцией и с предисловием В. А. Томсинова. Москва : Зерцало, 2004.
3. Устав князя Владимира Святославича. Синодальная редакция // Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 1: Законодательство Древней Руси. Москва, 1984.
4. Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Москва, 2005.
5. Георгиевский Э. В., Кравцов Р. В. Субъективные элементы и признаки состава преступления в уголовном праве Древнерусского государства // Сибирский юридический вестник. 2013. № 2 (61). С. 64—68.
6. Рогов В. А. История государства и права России 1Х — начала ХХ. Москва, 1995.
7. Русская Правда. Пространная редакция // Хрестоматия по истории отечественного государства и права. Часть 1 / сост. И. Ю. Маньковский. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2014.
8. Пространная редакция устава князя Ярослава Владимировича «О церковных судах» // Памятники российского права. В 35 т. Т. 1: Памятники права Древней Руси : учебно-научное пособие / под ред. Р. Л. Хачатурова. Москва, 2013.
9. Берестенников А. Г. Сочетание принципов объективного и субъективного вменения в военно-уголовном праве России XVIII — начала XIX в. // Бюллетень науки и практики. 2016. № 4. С. 440—447.
10. Договор Руси с Византией 911 г. // Памятники российского права. В 35 т. Т. 1: Памятники права Древней Руси : учебно-научное пособие / под ред. Р. Л. Хачатурова. Москва, 2013.
11. Ситникова А. И. Уголовно-правовая текстология: монография. Москва, 2016.
12. Мрочек-Дроздовский П. Н. Материалы для словаря правовых и бытовых древностей по Русской Правде. Москва, 1910.
13. Памятники русского права. Выпуск 3. Памятники права периода образования Русского централизованного государства XIV-XV вв. / под ред. проф. Л. В. Черепнина. Москва, 1955.
14. Арчибасова Л. А. Невиновное причинение вреда : дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2005.
15. Рогов В. А. Проблемы истории русского уголовного права (XV — середины XVII вв.) : дис. ... канд. юрид. наук. Москва, 1999.
16. Клюев А. А. Деяния, связанные с причинением вреда, не признаваемые преступлениями, в законодательстве средневековой Руси // Современная научная мысль. 2016. № 5. С. 168—173.
17. Исаев М. А. Толковый словарь древнерусских юридических терминов: От договоров с Византией до уставных грамот Московского государства. Москва, 2001.
TO THE QUESTION OF THE CONCEPT OF GUILT IN RUSSIAN MEDIEVAL LAW
A. Skvoznikov
The article discusses the emergence and development of the institution of guilt in Russian medieval law. The author comes to the conclusion that in the Russian legislation of the XI-XV centuries. guilt was primarily understood as the deliberate commission of an act that caused harm to a person or property and was unlawful and punishable.
Key words: the subjective side of the offense, guilt, Old Russian law, Russkaya Pravda.
