CC BY
0УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ НАУКИ CRIMINAL LAW SCIENCES
5.1.4 Уголовно-правовые науки
(юридические науки)
Criminal Law Sciences
Р01: 10.33693/2782-7372-2024-3-4-53-61 УДК: 34.01 ГРНТИ: 10.07 ЕРЫ: APYUYE
К вопросу о критериях криминальных групп
Н.Г. Иванов ©
Всероссийский государственный университет юстиции (ВГУЮ) (РПА Минюста России), г. Москва, Российская Федерация
Е-таН: [email protected]
Аннотация. В статье, с позиций адекватности юридическому принципу непротиворечивости и определенности, а также допустимости в качестве разграничений, рассмотрены критерии, характеризующие выделенные в Общей части УК групповые образования. Анализируются признаки, предложенные законодателем и Верховным судом РФ, который предлагает соответствующие критерии в своих постановлениях. Отдельный акцент сделан на критериях преступной организации. В итоге рассмотрения критериев групповых образований сделан вывод о том, что все представленные отличительные признаки криминальных групп отличаются абстрактностью, увеличивающей неопределенность и отсутствием необходимого признака, позволяющего представить групповое образование как уникальное - достаточное основание. Внимание уделено интересному выводу Верховного суда о возможности соучастия и группы лиц с одним вменяемым.
Ключевые слова: уголовная политика, группа, соучастие, сплоченность, устойчивость, долговременность связей, достаточное основание, техническая оснащенность
ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ: Иванов Н.Г. К вопросу о критериях криминальных групп // Лоббирование в законодательстве. 2024. Т. 3. № 4. С. 53-61. Р01: 10.33693/2782-7372-2024-3-4-53-61. ЕРЫ: APYUYE
DOI: 10.33693/2782-7372-2024-3-4-53-61
On the Issue of Criteria for Criminal Groups
N.G. Ivanov ©
All-Russian State University of Justice (RLA of the Ministry of Justice of Russia), Moscow, Russian Federation
E-mail: [email protected]
Abstract. In the article, from the standpoint of adequacy to the legal principle of consistency and certainty, as well as admissibility as differentiations, the criteria characterizing the group formations identified in the General Part of the Criminal Code are considered.
ISSN 2782-7372 (print) Т. 3. № 4. 2024 Лоббирование в законодательстве 53
ISSN 2949-2572 (online)
The article analyzes the features proposed by the legislator and the Supreme Court of the Russian Federation, which offers the relevant criteria in its resolutions. A special emphasis is placed on the criteria of a criminal organization. As a result of the consideration of the criteria of group formations, it is concluded that all the presented distinctive features of criminal groups are abstract, which increases uncertainty and the absence of the necessary feature that allows us to present a group formation as a unique sufficient basis. Attention is paid to the interesting conclusion of the Supreme Court about the possibility of complicity of a group of persons with one sane person.
Key words: criminal policy, group, complicity, cohesion, stability, long-term ties, sufficient grounds, technical equipment
FOR CITATION: Ivanov N.G. On the Issue of Criteria for Criminal Groups. Lobbying in the Legislative Process. 2024. Vol. 3. No. 4. Pp. 53-61. (In Rus.). DOI: 10.33693/2782-7372-2024-3-4-53-61. EDN: APYUYE
ВВЕДЕНИЕ
В современной России, характеризующейся сложными, в определенной мере диффузными процессами социальной предопределенности, происходит рутинная деятельность и в экономике, и в политике, и в социальной сфере, в том числе и в праве. Российские специалисты вновь взялись за разработку концепции уголовно-правовой политики и это, несмотря на тягучую процедуру разработки, следует признать важным делом в длительном процессе построения правового государства.
Помимо прочего, концепция уголовно-правовой политики не может не затронуть «несчастный» российский УК, постоянно находящийся в состоянии потрясений - изменения и новеллизация. Так только за 2023 г. в УК РФ было внесено 49 изменений, которые касались и криминализации, и пенализации. Такая интенсивность свидетельствует об инфляции уголовного кодекса как документа не только правового, но и политического. Однако, следует заметить, что кодексы склонны к изменениям, поскольку они должны отвечать:
• социальным потребностям, возникающим и модифицирующимся в изменчивом обществе;
• должны учитывать не только защиту важных для эффективного существования социума ценностей, но и интересы правящего демоса и это перманентная фатальность любого общественного формирования.
Но склонность к изменениям вовсе не должна быть представлена в виде постоянных новеллизаций, которые свидетельствуют скорее о плохой работе законодателя, не способного создать фундаментальное творение, которое могло бы реагировать на происходящие в общественном формировании процессы. В том случае, если достигнута точка бифуркации, если законодательный сборник не отвечает потребностям общества и Демиурга, тогда надо его менять с учетом создания непротиворечивых, но вместе с тем универсальных правовых диспозиций. Вопрос о криминальных группах относится как раз к категории той неравновесной термодинамики, которой не должно быть в праве. В частности, именно криминальные группы в плане их отличительных особенностей возбуждают интерес исследователей в силу некорректного решения этого вопроса в законе и судебных разъяснениях и неадекватного применения правовых норм с наличием групповых признаков на практике.
ГРУППОВАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В СУДЕБНОЙ ПРАКТИКЕ
Прежде всего хочу напомнить, что законодатель определил групповую преступность в раздел «соучастие», предложив таким образом идентифицировать группу и соучастие. И это несомненный факт, который означает, что все онёры соучастия присущи и групповому образованию, которое, по своей изначальной, можно сказать, онтологической природе, является феноменом социальной психологии. Г.М. Андреева, социальный психолог и социолог, доктор философских наук, профессор, академик РАО определяла группу так: «под группой понимается реально существующее образование, в котором люди собраны вместе, объединены каким-то общим признаком, разновидностью совместной деятельности или помещены в какие-то идентичные условия, обстоятельства (также в реальном процессе их жизнедеятельности), определенным образом осознают свою принадлежность к этому образованию» [1: 176]. В этом определении сосредоточены все характеристики соучастия, данные в законе: совместное умышленное участие двух или более лиц в совершении одного и того же умышленного преступления. Поэтому разграничивать соучастие и группу, как это предлагают отдельные исследователи и Верховный суд России, нет никаких резонов. Предложив считать позицию Верховного суда и исследовательский материал, в которых соучастие и группа различаются (по каким признакам, однако, неизвестно) некорректными, а, следовательно, упречными, вернусь к теме моего «непосредственного интереса», а именно, к разграничению преступных групповых формирований, которые, по нашему глубокому убеждению, являются видами соучастия.
Итак, в Общей части УК предусмотрены четыре разновидности групп (ст. 35 УК РФ). Это группа, образованная без предварительного сговора, группа, образованная по предварительному сговору, организованная группа и преступная организация. Не стану приводить примеры из Особенной части, где предусмотрены оригинальные групповые образования как, например, банда, незаконное вооруженное формирование, террористическое сообщество, экстремистская организация и т.д. Все эти формирования являются разновидностями представленных в Общей части групповых образований и отличаются друг от друга и других коопераций признаками субъективной стороны, хотя возникает вопрос: а нужны ли такое количество групповых формирований, когда можно создать универсалию?
Законодатель не предусмотрел отличительных признаков между представленными групповыми образованиями, ограничившись лишь куцыми абстракциями в виде признака устойчивости, который, однако, присущ только организованной группе и структурированной кооперации, характерной для преступной организации. Такого рода признаки не могут быть рассмотрены с позиций демаркации, единственно достойной быть разграничителем между феноменами1. Между тем, демаркацией между групповыми образованиями является лишь момент достижения соглашения. Группа без предварительного сговора означает, что соглашение на дальнейшее совершение преступления было достигнуто после его начала, но до фактического окончания деяния, т.е. после покушения. Группа с предварительным сговором, к которой относятся все остальные групповые образования, считается сформированной до начала совершения преступления, т.е. до покушения. В остальном - ничего не дающая в разграничительном плане абстракция.
Для достижения хотя бы какого-то эффекта в плане разграничения преступных формирований на помощь правоприменителю пришел Верховный суд, который в своих постановлениях предложил варианты, призванные выступить в роли разграничительных характеристик. Предложенные Верховным судом разграничительные варианты между законодательными групповыми образованиями отличаются односторонностью. Они не дают четкой характеристики каждого кооперационного формирования, за исключением в определенной мере организованной группы и преступной организации и ограничиваются в характеристике других групповых формирований только отличительными особенностями, которые должны отграничить организованную группу от группы лиц, образованной по предварительному сговору и преступной организации от других формирований. Вот лекало, по которому определяется организованная группа в решениях высшей судебной инстанции: «под организованной группой понимается устойчивая группа из двух и более лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений» (п. 6 постановления пленума Верховного суда РФ «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» от 9 февраля 2012 г.). Практически аналогичные определения с добавлением, в некоторых случаях фигур соучастников и акцента на сплоченность, предложены и в других постановлениях, где речь идет об организованной группе. Основным признаком такого формирования называется устойчивость. Именно этот признак является, по мнению Верховного суда, разграничительным моментом между другими кооперационными формированиями. Вот как это выглядит: «В отличие от группы лиц, договорившихся о совместном совершении преступления, организованная группа характеризуется, в частности, устойчивостью, наличием в ее составе организатора (руководителя), и заранее разработанного плана совместной преступной деятельности, распределением функций между членами
1 Напомню, что демаркация есть четкое разграничение с помощью знаковых систем.
группы при подготовке к совершению преступления и осуществлению преступного умысла». (Абз. 2 п. 15 постановления пленума Верховного суда РФ «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» от 27 декабря 2002 г. (далее - пленум).) Если использовать вариант буквального толкования предлагаемого сюжета из пленума, тогда получается, что устойчивость - это признак только организованной группы и преступного сообщества, который для этой структуры подразумевается, исходя из ее судейских характеристик, а для других групповых формирований он неприемлем.
Что понимает высшая судебная инстанция под устойчивостью. Абзац 3 п. 15 цитируемого постановления пленума «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»: «Об устойчивости организованной группы может свидетельствовать не только временной промежуток ее существования, неоднократность совершения преступлений членами группы, но и их техническая оснащенность, длительность подготовки даже одного преступления, а также иные обстоятельства (например, специальная подготовка участников организованной группы...». Аналогичное понимание устойчивости относительно организованной группы предложены и в других постановлениях («О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности», «О применении судами законодательства об ответственности за нарушения в области охраны окружающей среды и природопользования» и т.д.). Из приведенных определений следует, что устойчивость - феномен многогранный, включающий в себя, по пунктам: - временной отрезок существования группы, - неоднократность совершаемых деяний, - однократность совершения деяния, но с длительной подготовкой, - техническая оснащенность, - распределение ролей (в некоторых постановлениях), - специальная подготовка. Обязательная ремарка в контексте характеристики признака «устойчивость»: высшая судебная инстанция пользуется при описании этого признака модальным глаголом неопределенности «может». То есть, конкретный признак облечен в тогу вероятности, а вовсе не обязательности: временной промежуток существования в принципе может свидетельствовать о наличии организованной группы, а может и не свидетельствовать; распределение ролей может свидетельствовать о наличии организованной группы, а может и не свидетельствовать. И так далее. Кроме того, в пленумах предлагается примерный перечень признаков, структурирующих организованную группу, что очевидно при употреблении словосочетания «и иные обстоятельства» (например, пленум «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»). Обобщая характеристику пленумов и доктринальные соображения по поводу определения организованной группы, авторы монографии «Понятия и термины в уголовном праве России» предложили определение, которое практически не отличается от тех, что даны в пленумах, но это определение привлекательно тем, что в нем собраны все потенции признака «устойчивость». Авторы определяют устойчивость как «один из признаков организованной группы, характеризующийся стабильностью ее состава, тесной взаимосвязью между членами группы, согласованностью их действий, постоянством форм и методов
преступной деятельности, длительностью существования группы и значительным количеством совершенных преступлений» [2: 295]. В приведенном определении авторы уклонились от использования модального глагола неопределенности, что характерно для пленумов. В результате получается, что все перечисленные признаки в обязательном порядке должны характеризовать организованную группу. Но если модальная неопределенность характерна для высшей правоприменительной инстанции, а, следовательно, имеет руководящий статус, то доктринальное определение не обязывает правоприменителя использовать его в своей деятельности, что несомненно «радует», поскольку и в пленумах, и в доктрине приведенные характеристики носят исключительно абстрактный характер, позволяющий правоприменителю манипулировать терминами, имеющими, между прочим, принципиальное отношение к решению судьбы человека. А в случае императива без модальных вероятностей степень неопределенности законодательного материала с абстрактными обязательствами многократно возрастает, превращаясь из просто неопределенности в агрессивную неопределенность с застывшими формами, которые не позволят учитывать статус группы как организованной, если что-то не соответствует лекалу. Для правоприменения это коллапс. Например, субъекты совершали бандитские нападения, используя специальные халаты и маски химзащиты, что свидетельствует о постоянстве форм их деятельности. Без специальных халатов форма их деятельности меняется, значит, становится непостоянной, из чего следует отсутствие признака, составляющего понятийную схемуявления.
Авторы приводимого определения считают, что устойчивость является одним из признаков именно организованной группы. Значит, для других групповых образований этот признак неприемлем, что характерно и для определений пленумов. Данный вывод основан на логике условного суждения: если организованная группа отличается от группы лиц, образованной по предварительному сговору, наличием устойчивости, следовательно, для группы лиц, образованной по предварительному сговору признак устойчивости не свойственен. Так ли это?
Устойчивость - признак социальной философии. Он имеет конкретное содержание, которое обязательно для остальных применителей этого определения. Если императив обязательности признаков конкретного понятия нарушается, тогда определение превращается в другое понятие, если не используется прием фикций, который заключается в констатации наличия факта вопреки действительному положению вещей. Однако фикцию следует отличать от неопровержимой презумпции, которая свидетельствует о существовании определенного феномена, установленного чаще всего a posteriori либо a priori, но в результате конвенциального соглашения, устраивающего большинство.
Устойчивость в социальной философии понимается как способность к сохранению качественной определенности, которой соответствует явление, приобретая, таким образом, все необходимые свойства неопровержимой презумпции. Сохраняя качественную определенность явление, характеризующееся устойчивостью, не может не реагировать на происходящие изменения
в рамках социальной организации, в связи с чем отдельные нюансы устойчивости также могут меняться. В данном контексте выражена диалектика единства и борьбы противоположностей, которая заключается в единстве устойчивости и изменчивости. Явление, несмотря на изменчивость, остается устойчивым, если сохраняются неизменными его качественные характеристики. Так, криминальная группа будет характеризоваться признаком устойчивости, даже если ее структура поменялась или кооперация преобразовала вектор своей деятельности. Главное то, что сохранилась ее качественная характеристика - криминальная составляющая.
Философское эссе об устойчивости было необходимо для построения доказательства о том, что устойчивость характерна для любого криминального группового образования, поскольку любое криминальное групповое образование неизменно характеризуется криминальной направленностью, что является его непременной качественной характеристикой. А коль скоро этот тезис вряд ли опровержим, следовательно, любая криминальная группа характеризуется признаком устойчивости и в этом контексте приемлем эффект гильотины Юма, предполагающий решительное отделение мира фактов от мира оценок. В нашем случае к миру фактов относится неопровержимое положение о том, что устойчивы все групповые образования, а мир оценок - то, что предлагает пленум, полагая, что не все группы характеризуются этим признаком. Разумеется, что мир фактов имеет все основания быть предпочтительнее мира оценок, игнорирующих фактические обстоятельства с их неопровержимыми характеристиками.
Итак, устойчивость есть признак, характерный для любого группового образования в частности криминального генеза. Но если по наличию признака «устойчивость» разграничить преступные формирования невозможно, то, быть может, данный признак имеет какое-то количество степеней, по которым можно провести разграничение? Для ответа на поставленный вопрос имеет смысл кратко разобрать составляющие рассматриваемого понятия с позиций пленумов. Повторюсь: признаки устойчивости, выделяемые пленумами, суть следующие - временной отрезок существования группы, - неоднократность совершаемых деяний, - однократность совершения деяния но с длительной подготовкой, - техническая оснащенность, -распределение ролей (в некоторых постановлениях), -специальная подготовка, а также - высокая степень организованности (пленум «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» от 19 июля 2013 г.), - распределение функций (пленум «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»).
Разбирая перечисленные признаки, которые, с одной стороны призваны характеризовать явление, а с другой - отличать его от другого явления подобного рода, необходимо вспомнить «парадокс сорита» (вогов переводится с древнегреческого как 'куча', поэтому в логике этот парадокс и представлен как куча), авторство которого принадлежит древнегреческому логику Евбулиду Милетскому: «где-то зерно, которое из некучи делает кучу?». Основываясь на этом парадоксе я и предложу дальнейшие рассуждения на тему.
Итак, временной отрезок существования группы. Где те секунды, минуты часы, которые позволяют отличить организованную группу от группы, образованной по предварительному сговору и от других групповых образований? Предлагая вопрос о времени, я имел ввиду его обыденную, разговорную версию как более или менее длительную совокупность дней, часов и т.д. Но, если ориентироваться на философское понимание времени как всеобщей формы бытия всех механических и органических процессов в мире, тогда все встает на свои места - время в такой интерпретации является непременной характеристикой бытия материи, в силу чего оно не может быть разграничительным признаком. Это, конечно, ерничество, поскольку правоприменитель (как и доктрина) используют признак времени в его разговорном значении. Но на поставленный в начале абзаца евбулидовский вопрос ответ вряд ли возможен. Хотя извольте: существование группы в течении 32 часов способно превратить ее в организованную группу. Разумеется, это абсурд, но ведь и этот философский метод является методом познания.
Поскольку ответ на вопрос о времени существования группы, которое способно содействовать превращению ее из одного статусного образования в другое невозможен, постольку мы со всей определенностью будем считать данный признак абстракцией, способной к порождению исключительно оценочных суждений и свидетельствующей о неопределенности феномена. А что касается степеней признака «время», то их - огромное множество, соответствующее количеству секунд в минуте, минут в часе, часов в сутках, суток в месяцах и т.д.
Следующий признак - количество совершаемых деяний. Этот признак варьируется от нескольких деяний до одного, но требующего длительной подготовки. Значит, если группа планирует совершение нескольких деяний, то в этом случае длительность их подготовки роли не играет. Длительность важна только в случае планирования одного деяния. Но, во-первых, здесь мы вновь сталкиваемся с абстракцией в виде «длительности» и в данной связи опять возникает Евбулид: где тот отрезок времени (часы, минуты, секунды) который из недлительности превращает течение процессов в длительные?
Во-вторых, разве планирование нескольких преступлений не характерно для других групповых формирований? То есть, количественный признак не может претендовать на статус существенного признака, который выражает онтологическую природу явления и позволяет отличить его от подобного, поскольку он присущ всем групповым образованиям криминального типа.
Следующий признак - техническая оснащенность. Это набор различных устройств и технических приспособлений, необходимых для решения определенных задач. Все дело в том, что техническое оснащение может быть разным, что, однако, не меняет его характеристики или онтологического значения как техническое оснащение. Например, наличие у соучастников мобильных телефонов. Но разве наличие мобильных телефонов присуще только организованной группе? Вопрос риторический, но поставить его необходимо.
Следующий признак - распределение ролей. Здесь нет абстракций, поскольку роли четко указаны
в ст.ЗЗ УК. Но этот признак также не может считаться существенным, поскольку распределение ролей возможно в любом групповом образовании. Это - бесспорно. В правоприменительной практике, однако, создана, как я уже отмечал, противоречивая картина, где группа отделена от соучастия по выработанной отдельными теоретиками права и Верховным судом формуле: группа - это только соисполнители, а соучастие - это распределение ролей, где каждый исполняет исключительно свою партию. Но выдержать такую формулу оказалось невозможным, в частности, для организованной группы и Верховный суд придумал другую формулу: в организованной группе все соучастники, независимо от исполняемой роли превращаются в соисполнителей (абз. 3 п. 16 пленума «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных преступлениях коррупционной направленности» от 9 июля 2013 г.; абз. 2 п. 19 пленума «О применении судами законодательства об ответственности за нарушения в области охраны окружающей среды и природопользования» от 18 октября 2012 г. и др.). В связи с такими формулами сразу же возникает вопрос - зачем нужны императивы норм УК о соучастии, в частности, ст. 33 УК с ее ролевыми функциями. Впрочем, это тема другого разговора, но оставить этот момент без абриса невозможно. Кроме того, что пленум искусственно превращает ролевых исполнителей в соисполнителей, данный факт означает, что роли не имеют значения для констатации наличия организованной группы. А между тем пленум вводит распределение ролей в сущностную характеристику устойчивости, характерной именно для организованной группы. На чем основана фикция группы-соисполнителей при четком распределении ролей? На логической ошибке поспешного обобщения, которая вызвана нарушением закона достаточного основания в процессе индуктивного умозаключения. Напомню, суть закона достаточного основания заключается в том, что всякая истинная мысль должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана. Проще говоря, мысли в любом суждении должны быть внутренне связаны друг с другом, вытекать одна из другой. А в фикции пленума мы видим обратное: распределение ролей вдруг превращается в одну ролевую функцию.
Я прекрасно понимаю, что прием фикционализма является одним из технических средств построения правовой нормы, но он не может основываться на ошибках. Но самое главное в контексте нашей темы заключается в том, что и роли в их разнообразии, и монороли характерны для всех кооперационных формирований, поэтому данный признак не может быть достаточным основанием именно для организованной группы и не может отграничивать ее от других коопераций.
Следующий признак - специальная подготовка. Та же критика - такая подготовка может быть у участников любого группового формирования.
Под специальной подготовкой не следует понимать какое-то долговременное обучение по типу подготовки боевиков или сотрудников группы альфа. Достаточно приобретение элементарных навыков. Например, приобретение навыков для проникновения в квартиру через балкон и т.п.
Следующий признак - высокая степень организованности. Вновь абстракция со всеми ее дискреционными онёрами и евбулидовским вопросом: где та мера организованности, которая создает из невысокой степени высокую?
Следующий признак - распределение функций. Здесь имеются в виду не столько роли, сколько операционные обязанности участников группы. Например, подбор ключей для открывания двери, применение физического насилия в случае сопротивления потерпевшего, сортировка вещей для изъятия и т.п. Но данный признак также не может выступать в качестве достаточного основания для характеристики именно данного группового образования, поскольку обязанность выполнять определенную деятельность в составе группы может быть возложена на любого соучастника, вне зависимости от статуса кооперационного образования, в которое он входит. Такое возможно даже в группе, образованной без предварительного сговора.
Что мы имеем в итоге анализа представленных высшей судебной инстанцией характеристик организованной группы, которые призваны отличить ее от других кооперационных формирований. В итоге мы имеем непреодолимый парадокс сорита, состоящий из «кучи» абстракций, не позволяющих провести демаркацию между групповыми образованиями и не позволяющий добраться до достаточного основания, идентифицирующего именно данное явление. Все, представленные Верховным судом и законодателем варианты, характеризующие организованную группу, отличаются неопределенностью, в пределах которой невозможно провести четкую границу между представленными в законе групповыми образованиями.
В целом характеризуя варианты характеристики организованной группы, которые призваны выступать и как определяющие ее константы, и как отличительные особенности, разграничивающие данное криминальное образование от всех прочих, автор приходит к выводу, что составители таких характеристик исповедуют в своей деятельности постулаты креационизма (концепция, согласно которой все сущее существует благодаря «Разумному замыслу»). Понятно, что каждое исследовательское новаторство опирается на какую-либо теорию. Без этого не обойтись и,хотя бы бессознательно, но авторы всегда опираются на ранее выработанный алгоритм. Креационистские концепции имеет массу сторонников и, надо сказать, в них есть огромная доля истины. Но эта истина вряд ли пригодна для утилитаризма, которым характеризуется право главным образом по той причине, что креационистские, т.е. максимально абстрактные построения не соответствуют критерию верифицируемое™, т.е. проверки (критерий Поппера) и принципу Оккама, который иначе называется «бритва Оккама» - не следует множить сущности без необходимости. В философском построении это звучит так: из нескольких гипотез, объясняющих одно и то же явление, необходимо выбрать более простую - ту, которая предполагает наименьшее количество допущений. Учитывая, что в теории уголовного права были представлены интересные предложения, в частности, об ограничении кооперационных разновидностей соучастия одним феноменом - только груп-
па (см., напр.: [3: 124], в ситуации пленумов с их кучей абстракций, допущения стали «недопустимыми».
Кроме того, неопределенность, характерная для представленных пленумами абстракций, нарушает принципиальные позиции построения правовых императивов, о чем неоднократно упоминал Конституционный суд России. Например, в постановлении по делу о проверки конституционности части первой ст. 293 УК РФ в связи с жалобой гражданина Р.В. Величко от 24 мая 2021 г. Конституционный суд подчеркнул: «Принципы правового государства и справедливости предопределяют необходимость формальной определенности и непротиворечивости правового регулирования...».
Теперь о критериях преступной организации. В законе (п.4 ст. 35 УК) они подчинены такой схеме: - структурированность или - объединение организованных групп; - единое руководство; - целенаправленность (совершение тяжких или особо тяжких преступлений); - получение материальной выгоды.
Пленум предлагает критерии такого формирования, но в отличительном от других групповых формирований плане. Такими отличительным признаками пленум в п. 2 постановления «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)» от 10 июня 2010 г. называет: - более сложная внутренняя структура; - наличие цели совместного совершения тяжких или особо тяжких преступлений для - получения материальной выгоды; - возможность объединения с такой целью нескольких организованных групп.
Здесь представлена мозаичная картина, поскольку соблюдены абстракции неопределенности по эффекту Евбулида и некорректные определения, имеющие массу допусков.
Первое - более сложная внутренняя структура (по пленуму), что соответствует признаку закона -структурированность. Причем в законе структурированность приравнена к объединению организованных групп, а в пленуме возможность объединения групп представлена в отдельном варианте.
Поскольку преступная организация представляет собой структурированную группу, постольку мы должны признать, что наличие структуры действительно способно отличить одно групповое образование от другого. Например, если в группе выделяются структуры разведки, контрразведки и т.д., тогда уровень организованности несомненно повышается. Но если считать, что выделение подобных структур в групповом образовании способно стать кардинальным отличием одной кооперации от другой, тогда это будет очередная ошибка ложного основания. Все дело в том, что подобные структуры могут быть выделены в любой кооперации. Разве такое невозможно? Но тогда теряется степень сплоченности, которая выражается во временной протяженности существования группы. Например, группа, созданная для хищений, которая в судебной практике оценивается как группа по предварительному сговору, решает изменить планы и разрабатывает вариант нападения на кредитную организацию, не исключая при этом совершения убийства. В целях достижения максимального эффекта в группе выделяется человек для нейтрализации социального контроля (контрразведка)
и два человека, составляющих группу прикрытия. Получается, что в результате такого перепланирования группа из созданной по предварительному сговору мгновенно превращается в преступную организацию. Но, во-первых, такое превращение, как уже было отмечено, приводит временной аргумент отличия групповых образований друг от друга к ничтожеству. Главное - в наличии структуры. Во-вторых, превращение из группы по предварительному сговору в преступную организацию вообще невозможно в силу законодательного императива. В ч. 4 ст. 35 УК установлено, что преступное сообщество - это структурированная организованная группа. Следовательно, прежде чем стать сообществом, группа должна перейти в разряд «организованная группа», а уже потом она может претендовать на статус сообщества. Парадокс такого положения заключается в том, что структурированность, в какой бы степени она ни была бы выражена, не является универсальным основанием сообщества, т.к. структура в рамках группы по предварительному сговору ровным счетом ни о чем не говорит. Необходимо получить статус организованной группы, а поскольку критерии такой группы, как мы показали, максимально абстрактны, постольку статус организованной группы зависит от усмотрения правоприменителя, а его усмотрение может зависеть от разных, в том числе и коррупционных составляющих. Поэтому оказывается, сколь бы ярко и многообразно не была структурирована группа, образованная по предварительному сговору, она никак не может быть сообществом, если минует статус организованной группы. И здесь вновь возникает недоумение в стиле Уильяма Оккама - зачем множить сущности без нужды? Тем более - противоречивые.
Теперь по поводу Евбулида. Пленум говорит о более сложной структуре. Тот же вопрос: где тот элемент, который из менее переводит феномен в более? Но если говорить о структуре, которая характерна только для преступной организации, тогда сама структура выступает в роли «более», поскольку ничего подобного никакой кооперации более не присуще. Но, как мы выяснили, это не так. Любая группа может быть структурированной. Поэтому наречие «более» как абстракция, не поддается верификации.
Следующий признак (из закона и пленума) - объединение организованных групп. Что ж, с этим признаком можно согласиться, т.к. он подлежит верификации. Но, соглашаясь с наличием этого признака, мы все равно не минуем недоумений.
В законе речь идет об объединении организованных групп. Следовательно, если эта последовательность нарушается, например, объединяется группа лиц по предварительному сговору и организованная группа, тогда сообщества нет. Не говоря уже об объединении групп, образованных по предварительному сговору. Но ведь смысл выделения преступного сообщества заключается в том, чтобы попытаться криминализовать наиболее одиозную преступную кооперацию, особо сильную своим единством, под знаменами которой находится масса людей. В таком контексте, для получения статуса преступного сообщества, нет никакой разницы, какого ранга группы были объединены. Но с позиций буквального толкования законодательной схемы (а только бук-
вальное толкование свидетельствует о справедливости правоприменения) сообщество возможно лишь в случае объединения организованных групп. Такая некорректность законодательного построения характерных особенностей преступного сообщества позволяет злоупотреблять правом и повышает коррупционные потенции юридических дефиниций.
Следующий признак - единое руководство (из закона). Имеется ввиду единое руководство структурными подразделениями сообщества. Этот признак, как многие другие, не соответствует закону достаточного основания, так как он может быть представлен в любом групповом образовании. Например, единое руководство выделенными в рамках группы, образованной по предварительному сговору, структурами.
Следующий признак - целенаправленность на совершение тяжких или особо тяжких преступлений (из закона и пленума). Здесь вновь нарушен закон достаточного основания по той причине, что планирование тяжких или особо тяжких преступлений возможно в пределах любого группового образования. Это, во-первых. Во-вторых, акцент на планировании тяжких или особо тяжких преступлений означает с субъективной стороны, что члены сообщества желают совершать преступления именно такой категории. Значит, необходимо доказывать, что лица, входящие в такую кооперацию, знали: а) о существовании категории преступлений и б) что данное конкретное преступление относится к соответствующей категории. Все это необходимо доказать, что вряд ли достижимо в реальной действительности. Поэтому в следствии пользуются презумпцией знания, которая, однако, не является действительным знанием, что нарушает принцип законности.
Можно, конечно, сослаться на известный постулат о том, что незнание закона не освобождает от уголовной ответственности, который вытекает из ст. 15 Конституции и этот аргумент будет в сегодняшних реалиях непререкаемым, хотя, с учетом перманентной перемены законодательных императивов, их публикации только в официальном источнике, отсутствия легистов, которые объявляли о всех изменениях закона (именно поэтому древние римляне придумали этот принцип) постулат незнания закона является несправедливым. Однако, даже с учетом конституционной презумпции знания закона, вполне возможна ситуация, когда категория преступления меняется. Это может произойти в результате, например, депенали-зации. Например, группа, функционирующая под эгидой «юридическое лицо», организовалась для уклонения от уплаты налогов в особо крупном размере, что соответствует преступлению ч. 2 ст. 199 УК, которое до 18 марта 2023 г. относилось к категории тяжких, поскольку наказание было предусмотрено в виде лишения свободы до 6 лет. Но после принятия 18 марта 2023 г. ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации», срок лишения свободы был снижен до 5 лет и деяние уже переместилось в категорию средней тяжести. Получается, что до 18 марта 2023 г. планирование преступления предполагало совокупность ст. 199 и ст. 210 УК, но после депенализации организации уже не стало.
Кроме того, изменение категории преступления возможно и в порядке ч. 6 ст. 15 УК. Как должен поступать правоприменитель, если лица планировали совершение тяжкого преступления, осуществили свои планы и заслужили совокупность со ст. 210 УК, но в процессе судебного заседания суд изменил категорию и деяние переместилось в разряд преступлений средней тяжести? С одной стороны, должен действовать принцип вины - лица, планировавшие совершение тяжкого преступления и осуществившее свой план, при наличии других необходимых характеристик, должны отвечать и за преступление, предусмотренное в рамках ст. 210 УК. И это соответствует принципиальным основам ответственности в уголовном праве. Тем более, что в такой ситуации принцип обратной силы не действует, т.к. категория изменилась не в законодательном порядке. Но, с другой стороны, как можно вменять ст. 210 УК, когда категория преступления изменилась? И это первая проблема, порожденная законодателем.
Вторая проблема заключается в противоречии между истинным содержанием ответственности за преступное сообщество и его грамматическим воплощением. Истинное содержание ответственности за преступное сообщество заключается в самом факте такой кооперации, вне зависимости от того, какие преступления планируются в ее рамках. Опасна криминальная организация сама по себе, поскольку заключает огромные потенции для эффективного совершения преступления. И категории здесь совершенно ни при чем. В современном же состоянии законодательной характеристики относительно категории преступлений в рамках преступного сообщества оказывается, что ориентация осуществляется исключительно на категорию преступления, а не на ценность, которой может быть причинен порой невосполнимый ущерб в рамках столь сильной кооперации, мощность действия которой значительно превышает (в обобщенном плане) мощность криминальных формирований иного типа, стоящих по этому признаку ниже преступной организации. В силу такой некорректности представленные критерии вряд ли могут быть эффективным инструментом для правоприменительной практики.
Представленные критерии в виде планирования не конкретных разновидностей преступлений, а категорий не может быть эффективным критерием для правоприменительной практики еще и потому, что сама по себе категория преступления в рамках преступной организации особой роли не играет, поскольку категория представлена в неразрывной связи со следующим критерием рассматриваемой кооперации - получение материальной выгоды (из закона и пленума). С учетом этого критерия получается такая картина - сплоченная структурированная группа планирует совершение тяжких преступлений, но не в целях извлечения материальной выгоды. Все. Преступной организации нет. Абсурд без сомнения, поскольку, повторюсь, онтологический смысл выделения такой социально объемной кооперации как преступная организация, которая в полной мере соответствует характеристике большой группы, понимаемой в социальной психологии как многочисленная общность людей, находящихся в социально-структурной зависимости друг от друга, заключается не в планировании конкретной категории
преступления, не в извлечении материальной выгоды, а в том, что в составе такой кооперации совершение преступления максимально облегчено и психологически, и тактически, и материально. Этим она и опасна, как, впрочем, опасна любая криминальная кооперация. Парадоксально, но факт: группа, имеющая все характеристики преступной организации, планирует совершить убийство из мести или из каких-либо исключительно идейных соображений, не получив никакой материальной выгоды, не сможет «претендовать» на статус преступной организации. Не ценность, а материальные возможности оказываются главным критерием такого образования, что абсолютно противоречит смысловой нагрузке выделения группы как особо опасной кооперации.
На уровне подсознания понимая, видимо, что критерии, групповых образований есть чистая абстракция, не выдерживающая проверки на эталон достаточного основания, пленум предложил идентифицировать преступную организацию по существу со всеми другими криминальными формированиями, совершенно не заботясь о критериях, которые должны служить в качестве отличительных признаков криминальных коопераций. Вот как это выглядит в п. 16 пленума «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участия в нем (ней)»: «При совершении участником преступного сообщества (преступной организации) тяжкого или особо тяжкого преступления его действия подлежат квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 210 УК РФ и соответствующей частью (пунктом) статьи Уголовного кодекса Российской Федерации, с учетом квалифицирующего признака «организованная группа» (например, по п. «а» ч. 4 ст. 162 УК РФ как разбой, совершенный организованной группой). Если состав совершенного преступления не предусматривает в качестве квалифицирующего признака совершение его организованной группой, действия лица подлежат квалификации по ч. 2 ст. 210 УК РФ и соответствующей части (пункту) статьи Уголовного кодекса Российской Федерации, содержащей квалифицирующий признак «группой лиц по предварительному сговору», а при его отсутствии - по признаку «группой лиц». То же самое - в постановлении пленума «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» (п. 17). Интересная образуется картина: деяние, совершенное преступным сообществом, оценивается одновременно и как совершенное группой лиц по предварительному сговору или любой другой криминальной кооперацией. А где отличительные степени сплоченности, устойчивости, организованности? Кроме того, в группе лиц, образованной по предварительному сговору, четкое распределение ролей означает (согласно решениям высшей судебной инстанции) отсутствие группы, но наличие только соучастия, а ведь в преступной организации все ее члены рассматриваются как соисполнители хотя бы потому, что, согласно закону, сообщество это разновидность организованной группы, где все ее члены, независимо от распределения ролей, превращаются в соисполнителей, за исключением, пожалуй, организатора, для которого предусмотрена ответственность по ч. 1 ст. 210 УК.
Таким образом оказывается, что отличительные черты между предусмотренными в УК групповыми образованиями лишены критерия единого основания, с которым только и может существовать понятие или феномен и благодаря которому он превращается в феномен уникального свойства. Все они абстрактны и не способны придать рассматриваемому явлению свойство неповторимости, как обязательному критерию для разграничения явлений. Использование таких критериев безмерно расширяет дискреционные возможности правоприменителя, что претендует на коррупционный акцент в силу неопределенности признаков, позволяющих дискрецию, а в итоге - на дальнейшее победное шествие правового нигилизма.
Перед тем, как закончить статью конкретным предложением, считаю необходимым добавить еще один штрих к характеристике критериев криминальных групп, разработанных в рамках УК и пленумов. В определении судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РФ от 27 мая 2021 г. № 75-УДП21-8-КЗ сказано буквально следующее: «Положениями ст. 32 и ч. 2 ст. 35 УК РФ не предусмотрено обязательное наличие вменяемости и соответствующего возраста соучастников преступления, и уголовный закон не связывает возможность признания преступления совершенным группой лиц по предварительному сговору с наличием в такой группе только лиц, подлежащих уголовной ответственности» [4: 17]. Не стану пространно рассуждать по поводу цитированного места из судейского решения, поскольку все рассуждения будут носить характер риторических, отмечу лишь вот что. Во-первых, изложенное в цитированном месте из определения судебной инстанции совершенно не вытекает из закона. Согласно ст. 19 УК уголовной ответственности подлежит только вменяемое лицо, а согласно ст. 14 УК преступление совершается виновно. Если в составе ко-
ЛИТЕРАТУРА
1. Андреева Г.М. Социальная психология. М.:Наука, 1994.
2. Понятия и термины в уголовном праве России / под ред. А.И. Чучаева, Е.В. Лошенкова. М., 2014.
3. Иванов Н.Г. Понятие и формы соучастия в советском уголовном праве. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1991.
4. Бюллетень Верховного суда Российской Федерации. 2022. № 5.
операции только один вменяемый, тогда другие не совершают преступления, поскольку они невменяемы или не достигли возраста уголовной ответственности. А коль скоро это так, тогда получается, что преступление совершает только один человек, который группу составлять не может. Во-вторых, групповое совершение преступления предполагает сознание каждым, что он входит в состав группы, причем не просто группы, а группы, соответствующей статусу, указанному законодателем - группа, образованная по предварительному сговору, организованная группа и т.д. Для невменяемого это не свойственно. Не надо путать группу как социальный феномен и как феномен уголовного права. Другое дело, что вменяемый желает создать впечатление группового образования, поскольку помимо прочего любая группа устрашает, и в этом - один из ее эффектов. Но в таком случае у правоприменителя есть возможность квалифицировать такое поведение как покушение на групповое преступление.
Если же принять позицию высшей судебной инстанции за руководство к действию, тогда что нам мешает признать в качестве группы сообщество невменяемых или малолетних, не подлежащих уголовной ответственности или включить в состав группы животное? И как мы в таком случае будем подразделять групповые формирования по рангам ст. 35 УК?
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итог: полагаю необходимым внести в УК изменения в рамках главы о соучастии, изложив ст. 32 УК так: «Соучастием в преступлении (группой лиц)...» и далее по тексту. В Общей части ограничиться только группой лиц, а в Особенной можно предусмотреть группы, в зависимости от целенаправленности. Например, экстремистская группа, банда и т.п.
REFERENCES
1. Andreeva G.M. Social psychology. Moscow: Nauka, 1994.
2. Concepts and terms in the criminal law of Russia. A.I. Chuchaev, E.V. Loshenkov (eds.). Moscow, 2014.
3. IvanovN.G. Concept and forms of complicity in Soviet criminal law. Saratov. Saratov University Publishing House. 1991.
4. Bulletin of the Supreme Court of the Russian Federation. 2022. № 5.
Статья проверена программой Антиплагиат
Статья поступила в редакцию 18.09.2024, принята к публикации 23.10.2024 The article was received on 18.09.2024, accepted for publication 23.10.2024
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Иванов Никита Георгиевич, доктор юридических наук, профессор, Заслуженный юрист РФ, почетный работник высшего профессионального образования РФ, полковник милиции в отставке; профессор, кафедра уголовного права и криминологии; Всероссийский государственный университет юстиции (РПА Минюста России); г. Москва, Российская Федерация; главный редактор; журнал «Лоббирование в законодательстве»; г. Москва, Российская Федерация. РИНЦ Author ID: 329534; SPIN-код: 4122-5422; E-mail: [email protected]
ABOUT THE AUTHOR
Nikita G. Ivanov, Dr. Sci. (Law), Professor, Honorary Lawyer of the Russian Federation, retired Police Colonel; Professor, Department ofCriminal Cases and Criminology; All-Russian State University of Justice (RLA of the Ministry of Justice of Russia); Moscow, Russian Federation; editorin-chief, journal "Lobbying in the Legislative Process"; Moscow, Russian Federation. RSCI Author ID: 329534; SPIN-code: 4122-5422; E-mail: [email protected]
