К ВОПРОСУ О ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ ПРОБЛЕМАТИКЕ РЕЛИГИОВЕДЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
STUDIA MEMORIAE PROFESSORIS SMIRNOV DICATA 24 января 2025 г. скоропостижно скончался российский религиовед, социолог религии, профессор, заведующий кафедрой философии Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина, Михаил Юрьевич Смирнов1. Талантливый ученый и педагог, он был всегда открыт для сотрудничества с коллегами, в том числе — с авторами данной статьи2. Незадолго до смерти М. Ю. Смирнов обратился к ряду российских исследователей религии с предложением ответить на два вопроса: «Что по Вашему мнению является фундаментальной и обязательной проблематикой религиоведческих исследований?» и «Что в нынешние времена не только представляет академический интерес, но и требует неотложной религиоведческой рефлексии и обсуждения в профессиональной среде?». Настоящая статья, открывающая очередной том нашего альманаха, является
попыткой ответить на эти вопросы.
* * *
Формулирование фундаментальных задач научного религиоведения предполагает, что его предметные границы относительно четко определены. Однако в настоящее время необходимая ясность статуса религиоведения и его предметно-понятийной структуры отсутствует. Если религиоведение понимается как
1 М. Ю. Смирнов — выпускник Ленинградского государственного университета, носившего до 1989 г. имя А. А. Жданова. В 1986 г. он защитил кандидатскую диссертацию «Вопросы войны и мира в современной христианской идеологии: критический анализ», в 2006 г. защитил докторскую диссертацию «Религиозно-мифологический комплекс в российском общественном сознании. Историко-социологическое исследование».
2 Результатом сотрудничества явилось учебное пособие по религиоведческой конфликтологии и и коллективная монография «Традиции и новации в религии и религиозной культуре»: Религиоведческая конфликтология: учебное пособие / А. М. Прилуцкий, Д. А. Головушкин, В. Ю. Лебедев, М. Ю. Смирнов, С. М. Шурухт; ред. А. М. Прилуцкий. СПб., 2021; Традиции и новации в религии и религиозной культуре / Прилуцкий А. М., Лебедев В. Ю., Смирнов М. Ю. и др.; под.ред. А. М. Прилуцкого. СПб., 2023.
га междисциплинарный комплекс, то очевидно, что общие для все-и го религиоведения фундаментальные задачи на метапредмет-tj ном уровне сформулировать не удастся. В связи с этим целесо-q образно сформулировать задачи для относительно автономных ¡.q компонентов религиоведческого знания, к которым, на уровне сэ первого приближения, можно отнести: историческое религио-л ведение, географию религий, психологию религии, социологи-^ ческие и политологические аспекты изучения религий, фило-« софию религий и религиоведческую герменевтику (включая ^ семиотику). При такой постановке вопроса, фундаментальность ч задачи будет определяться не столько семантикой смыслов, л но конъюнктурой, то есть состоянием предметной области и перспективами ее развития. Очевидно, что задачи, например, исторического религиоведения и семиотики религий не могут быть тождественными, хотя на метапредметном уровне они могут быть объединены задачей научного изучения религий. Но такая постановка задачи не является продуктивной, поскольку представляет собой констатацию очевидного. Кроме того, существенную сложность вносит разнообразие религиозных традиций, влияющая на специализацию религиоведов и направленность отдельных научных школ.
В настоящее время наблюдается сложная стратификация религиоведческого сообщества: часть коллег позиционируют себя в качестве специалистов в области изучения отдельных религий (и даже конфессиональных групп), другие же претендуют на изучение теоретических вопросов религиоведческого знания. Оба эти подхода трудно, а возможно и ненужно сводить к общему знаменателю. Это соответствует тому, что классические учебники по религиоведению, как правило, структурно состоят из двух отдельных частей: теоретический раздел, посвященный вопросам дефиниций, классификаций, специфики религиозной веры, особенностям ритуалистики, понимания сакрального etc соседствует с разделом, посвященным истории и современному состоянию отдельных религий. Это в общих чертах напоминает предметную стратификацию религиоведческого сообщества.
Необходимо обратить внимание и на историко-научный аспект: классическая религиоведческая мысль XIX в. складывалась в условиях увлечения сравнительными методами и эволю-
ционной парадигмой. В той или иной степени они проникали во ^
все области знания, о чем говорит формирование лингвистиче- и
о
ской компаративистики, геологического эволюционизма, даже я некоторые формы конфессиональной теологии и пр. Обсуждение теории Дарвина в среде верующих порой строилось с допу- ^ щением того, что эта теория может оказаться верной, и ситуация предельно осложнится. В настоящее время несколько хаотичная Щ картина пестрого разнообразия частных наук сменяется постро- а ением реального (не условного) сближения, когда междисципли- м нарные границы работают во все более мягком режиме. Можно щ говорить об активном сближении «большой триады» физика- > химия-биология. Эти процессы коррелируют с распростране- ь нием системных методов. о
Можно упомянуть о весьма спорных попытках применения к развитию теологии модели Куна со сменой парадигм и револю- 0 циями. За этими попытками видится глубинное тяготение к еди- " ному набору современных методологий. Лучший способ предот- М вратить появление нелепых концепций — заранее заполнить ту т нишу, которую они могли бы занять. Здесь следует применить к системный подход. Именно таким образом можно получить . результаты, применимые к максимальному числу религий (или частных изоморфных религиозных феноменов), что, помимо прочего, выступит подтверждением глубинного единства предмета исследования.
Если сформулировать на содержательном уровне фундаментальные задачи общие для «всего религиоведения» представляется сложным, то на уровне методологии такие задачи прослеживаются достаточно четко. Это касается перехода от методов описания к методам изучения и категоризации. Религиозный опыт личности трудно назвать неисследованной областью, однако часто приходится встречать результаты хрестоматийного ранга, особенно это касается учебной литературы, фиксирующей хорошо опробованное. Сегодня даже специалисты подчас не представляют уровня и широты развития современной психологии, которая давно покинула пределы рефлектирующего «душеведения». Она убедительно дифференцирована, располагает методическим корпусом, в значительной мере обеспеченным математической верификацией и моделированием.
га Структура, характерные черты религиозной личности, особен-и но в дифференциальном аспекте, специфика и вероятные сце-^ нарии поведения, выступая как предмет научного интереса, 0 делают актуальными методы психологического исследования. л Это бы позволило создать типологизацию, точно и убедитель-о но выявить, объяснить весь спектр индивидуальных различий, л превращающих «просто верующего» в вызывающую удивле-^ ние индивидуальную фигуру. Выявление сценариев поведения « и закономерностей их реализации в зависимости от социально-^ го окружения, ситуации, экзистенциального напряжения и пр. ч привнесли бы в религиоведение, помимо яркого и интересного л материала, ряд наблюдений, имеющих характер регулярных и точных. Говоря о поведении, непременно следует иметь в виду и разного рода патологические варианты, от клинических до широко понятых социальных (религиозные фанатики и соответствующее поведение, носители деструктивных типов поведения, заведомые жертвы и т. д.). Здесь вполне уместно говорить о сближении с девиантологическими дисциплинами, которые, в свою очередь, могли бы получить многомерную комплексную модель религиозного индивида, религиозной личности и социального религиозно окрашенного поведения. Не побоимся предположить, что такое необходимое усложнение и детализация феномена «человек религиозный» на данный момент встречается не во всех исследованиях, в том числе и по причине того, что религиозный индивид, облик которого вроде бы достаточно понятен, на самом деле выступает как нечто не вполне понятное и не вполне понятое. Семантический множитель в виде числа разных религий и конфессий делает религиоведческий депозит знаний особенно востребованным. Девиантологический уклон позволил бы создать точную и эффективную методику и технологию профилактики различных нарушений со стороны лиц, считающих себя религиозными, а значит, повысить уровень безопасности. Наконец, методы патологической и клинической психологии могут обеспечить полноту понимания случаев встречи и объединения в индивидуальных границах болезни с религиозными взглядами (а возможно, и случаев групповых и массовых расстройств с религиозным элементом), в разной степени искаженным обликом самой религии и дисгармонической само-
идентификацией. Н. Е. Мелехов не случайно говорил о необхо- ^ димости курса психиатрии для духовных учебных заведений. В в настоящее время можно говорить о более тесной и сложной фор- п ме взаимодействия — неизбежном сближении, возникающем за о счет обмена и обогащения методами. Утверждения ряда специ- << алистов о значительных особенностях протекания психических ф расстройств у верующих выглядят научной заявкой и уточнени- ^ ем возможных направлений исследования. а
Говоря об уровне современных отечественных религиовед- 2 ческих исследований, мы не можем обойти проблему теоретико- к методологического характера. Превалирование описательного а подхода наблюдается в отечественном религиоведении практи- ь чески повсеместно, причем, данный подход часто формируется о вузовскими программами по религиоведению бакалаврского п уровня. Акцент на работу с источниками, сам по себе похваль- О ный, приводит к известным аберрациям: описание источника, л часто сводящееся к его пересказу, воспринимается в качестве основной цели исследования. При этом достоинство работы часто определяется количеством пересказанных источников. Раньше в качестве подобного формального показателя «качества исследования» выступало количество процитированных к месту и не к месту статей и монографий, опубликованных за границей. В настоящее время данный критерий утрачивает значение, хотя происходит это явно непоследовательно.
К сожалению, для современного отечественного религиоведения остается недостаточно проясненной методология критики источников и оценки источниковой базы. Наиболее явственно отсутствие грамотной и убедительной критики источников прослеживается в работах, посвященных исследованию дохристианских славянских верований, которые страдают или гиперкритицизмом, или же необоснованным доверием к различным построениям фантастического характера в духе поздних трудов акад. А. Рыбакова. На Украине данные тенденции проявляются в наиболее карикатурном виде, например, на протяжении ряда лет грубая подделка — «Велесова книга» — входила в этой стране в школьную программу в качестве древнеславянского памятника.
Очевидно, что простое заимствование методов источниковедческой критики из других гуманитарных наук, преиму-
во щественно работающих с текстами, не будет продуктивным. и Так, например, древнерусские летописные или гомилетические ^ тексты могут быть признаны безупречными, т. е. аутентичными 0 и репрезентативными с точки зрения языковой нормы и архео-^ графии, и при этом не являться надежными религиоведческими во источниками. Критерии надежного религиоведческого источ-рк ника еще предстоит разработать, но уже сейчас очевидно, что ^ одним из таких критериев должна быть прагматическая интен-« ция текста, определяемая на основании оценки жанра, комму-^ никативных целей и модальности. Именно благодаря этим кри-ил териям можно будет обосновать, например, низкую надежность Рч ряда текстов XIX в., утверждающих систематический характер преступлений против нравственности, совершаемых адептами хлыстовства. В настоящее время достоверность подобных свидетельств отвергается большинством исследований, однако совершается это на интуитивном уровне.
В свете положения о важности системного (системно-структурного — у ряда авторов) подхода естественно и неизбежно выясняется важность семиотических методов, которые в настоящее время успешно интегрируются в исследования подвижных феноменов, поэтому встреча с семиотическим оказывается этапом тщательного и последовательного изучения системных явлений. Семиотика процесса не отменяет при этом классическую семиотику с ее методами, претендующими на определенную универсальность.
Владимир Юрьевич Лебедев, Александр Михайлович Прилуцкий
д. филос. н., проф., Тверской государственный университет (ул. Желябова, д. 33, Тверь, Россия, 170023) [email protected] д. филос. н., профессор, РГПУ им. А. И. Герцена (реки Мойки наб., 48, корп. 20 а, Санкт-Петербург, Россия, 191186)