ф
Пономарёв Вячеслав Геннадиевич
Старший преподаватель кафедры уголовного права Волгоградского государственного университета Е-mail: aspirant@list.ru
К ВОПРОСУ О ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
ЗА ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ПРАВОМ В ГРАЖДАНСКОМ, АРБИТРАЖНОМ И АДМИНИСТРАТИВНОМ ПРОЦЕССЕ1
Аннотация.
Предмет исследования: нормы гражданского, арбитражного и административного процесса и судебная практика их применения, нормы уголовного права.
Целью исследования является обоснование необходимости межотраслевой дифференциации ответственности за некоторые формы злоупотребления процессуальными правами и выработка общих критериев такой дифференциации.
Методологию исследования составили сравнительный, формально-юридический, аналитический методы, системный подход.
В работе проанализированы нормы ГПК РФ, АПК РФ и КАС РФ о процессуальных правах сторон гражданского, арбитражного и административного процессов и об ответственности за нарушение запрета недобросовестного правопользования. Обнаружены недостатки правовой регламентации этих норм. Обобщена практика применения норм процессуального права об ответственности за некоторые формы процессуальных злоупотреблений и предложены общие критерии их криминализации.
Выводы исследования могут быть использованы в законотворческой деятельности при проведении работ по изменению и дополнению ГПК, АПК, КАС и УК РФ, в практической деятельности при решении вопросов о наличии признаков уголовно-наказуемого деяния в злоупотреблении правом участником процессуальной деятельности.
Ключевые слова: межотраслевая дифференциация ответственности; мировое соглашение сторон; злоупотребление правом; общественная опасность; характер общественной опасности; преступления против правосудия; распорядительные полномочия; реализация процессуальных прав.
Abstract.
Scope of the study: the rules of civil, arbitration and administrative process and the judicial practice in their application, provisions of criminal law.
The aim of the research is to justify the need for interbranch differentiation of responsibility for certain forms of abuse of procedural rights and development of common criteria for such differentiation
Research methodology constitute comparative, formal-legal, analytical methods, systemic approach.
The article gives an analysis of norms of the Code of Civil Procedure, the Commercial Procedure Code and the Code of Administrative Procedure of the Russian Federation on the procedural rights of parties to civil, arbitration and administrative processes and on liability for violation of the
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проект № 17-03-00720.
prohibition of non-conscientious use of right. The shortcomings of the legal regulation of these norms are found. The practice of applying procedural law on liability for some forms of procedural abuse is generalized and general criteria of their criminalization are proposed.
Research results can be realized in law-making activity in the work on the amendment of the Code of Civil Procedure, the Commercial Procedure Code, the Code of Administrative Procedure and the Criminal Code of the Russian Federation, in practical work when deciding whether there are elements of the criminal act in the abuse of the right of a party to proceedings.
Keywords: interbranch differentiation of responsibility; settlement of parties; abuse of rights; public danger; public danger character; crime against justice; regulatory power; implementation of procedural rights
Одним из неотъемлемых прав человека и гражданина в Российской Федерации является его право на судебную защиту, гарантированное ст. 46 Конституции РФ. Вместе с тем такая защита осуществляется в рамках специально установленной и детально регламентированной процедуры судопроизводства, которая, согласно ч. 3 ст. 123 Основного закона, осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон.
Дальнейшая реализация данного принципа получила закрепление в отраслевом законодательстве, регулирующем осуществление правосудия посредством гражданского, арбитражного и административного судопроизводства.
Разъясняя содержание принципа состязательности и равноправия сторон, Пленум Верховного Суда РФ в п. 10 постановления от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» указал, что при рассмотрении гражданских дел следует исходить из представленных истцом и ответчиком доказательств. Вместе с тем суд может предложить сторонам представить дополнительные доказательства2.
Обобщение норм отраслевого процессуального законодательства, отражающих содержание указанного принципа, позволя-
ет заключить, что стороны спора, участвуя в процессуальной деятельности, наделяются широким набором прав, в числе которых право заявления отводов и ходатайств, представления доказательств, участия в их исследовании, выступления в судебных прениях, представления суду своих доводов и объяснений. Кроме того, данным участникам процесса предоставлены и специфические права, представляющие собой некие распорядительные полномочия, определяющие судьбу рассматриваемого спора. К таковым, помимо непосредственно права на возбуждение дела в суде, следует отнести право признать иск, увеличить или уменьшить размер заявленных требований, признать фактические обстоятельства дела, отказаться от иска, заключить мировое соглашение (соглашение о примирении).
В то же время реализация участниками процесса принадлежащих им субъективных прав ни в коей мере не должна препятствовать установлению судом истины по делу, которая наряду с состязательностью сторон является важнейшим принципом правосудия, ибо без истины немыслимо говорить о правосудии3. В этой связи для пресечения возможных злоупотреблений процессуальными правами законодательством установлены соответствующие запреты, нарушение которых влечёт наступление различных неблагоприятных последствий
2 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» // СПС «КонсультантПлюс».
3 Как верно было замечено В. З. Гущиным, «состязательность сторон сама по себе не может обеспечить установления истины в судебном споре, определить виновность или невиновность того или иного лица. Эта обязанность возложена на суд, поскольку в соответствии со ст. 118 Конституции РФ правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом» (См.: ГущинВ.З. Предмет доказывания и установление истины в гражданском судопроизводстве // Современное право.— 2015.— № 12.— С. 95-98).
для лиц, использующих эти права не в соответствии с их назначением (ч. 1 ст. 35 ГПК РФ, ч. 7 ст. 45 КАС РФ, ч. 2 ст. 41 АПК РФ).
В частности, согласно разъяснениям, содержащимся в п. 22 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 января 2016 г. № 1 «О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении издержек, связанных с рассмотрением дела», уменьшение истцом размера исковых требований в результате получения при рассмотрении дела доказательств явной необоснованности этого размера может быть признано судом злоупотреблением процессуальными правами и повлечь отказ в признании понесённых истцом судебных издержек необходимыми полностью или в части (ч. 1 ст. 35 ГПК РФ, ч. 6, 7 ст. 45 КАС РФ) либо возложение на истца понесённых ответчиком судебных издержек (ст. 111 АПК РФ)4.
Кроме того, арбитражное процессуальное законодательство в случаях выявления злоупотребления лицами, участвующими в деле, своими процессуальными правами в качестве мер воздействия к нарушителю предусматривает возможность отказа в удовлетворении заявлений и ходатайств (ч. 5 ст. 159 АПК РФ), а также наложение судебного штрафа (ч. 3 ст. 225.12 АПК РФ).
Наконец действующие процессуальные законы в сфере гражданского, арбитражного и административного судопроизводства позволяют суду в качестве реакции на противоправное поведение участников процесса не принять отказ истца (административного истца) от иска, признание иска ответчиком (административным ответчиком), признание стороной фактических обстоятельств, а также отказать в утверждении мирового соглашения (ч. 2 ст. 39 ГПК РФ, ч. 5 ст. 46 КАС РФ, ч. 5 ст. 49 АПК РФ).
В то же время любые меры воздействия со стороны государства на правонарушаю-щее поведение граждан должны быть адек-
ватны существу самого нарушения права, то есть отвечать характеру вредоносности последнего, его способности причинить вред или создать угрозу причинения вреда охраняемым правоотношениям. То, что указанные выше правовые последствия злоупотребления процессуальными правами достаточны применительно к тем формам поведения участников процесса, которые имеют своей целью затянуть судебное разбирательство по делу, сомнений не вызывает. Так, например, отказ лицу в приобщении к материалам дела доказательств, заранее не раскрытых перед другой стороной процесса, представляется вполне достаточным средством противодействия злоупотреблению правом на представление доказательств. То же можно сказать и о реакции суда на ходатайства, имеющие своей целью по надуманным основаниям отложить рассмотрение дела.
Однако вопрос об адекватности существующих мер процессуальной ответственности и иных мер процессуального принуждения применительно к нарушениям, имеющим в качестве одной из своих целей воспрепятствование установлению судом истины по рассматриваемому делу и тем самым искажение результатов правосудия, требует более глубокого анализа. Способность такого поведения причинить вред охраняемым законом интересам может оказаться значительно выше, нежели иных форм процессуального злоупотребления.
Так, о злоупотреблении процессуальном правом можно говорить в случае, когда одна из сторон процесса под видом осуществления доказательственной деятельности пытается ввести суд в заблуждение5. С учётом того, что подобные действия внешне носят правомерный характер, последствием их совершения зачастую является принятие судом решения с учётом обстоятельств дела, истинность которых искажена под влиянием подложных доказательств. Без-
4 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 января 2016 г. № 1 «О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении издержек, связанных с рассмотрением дела» // СПС «КонсультантПлюс».
5 Схожее мнение высказано А. В. Юдиным при исследовании вопроса о злоупотреблении правом в сфере доказывания (См.: ЮдинА.В.Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве.— СПб. 2005.— С. 290).
условно, в случае своевременного обнаружения судом такого рода злоупотребления недобросовестному лицу в качестве меры процессуального воздействия может быть отказано в приобщении недостоверного доказательства к материалам дела или же предложено представить дополнительные доказательства в подтверждение соответствующего обстоятельства дела. Однако, как показывает практика, такое происходит не часто. В результате в материалах дела появляются доказательства, оказывающее существенное воздействие на ход и результаты познавательно-правоприменительной деятельности суда в процессе осуществления правосудия.
Учитывая весь «потенциал» опасности такого противоправного поведения, его направленность на противодействие целям правосудия, законодатель предусмотрел уголовную ответственность за него, признав уголовно наказуемым в ч. 1 ст. 303 УК РФ фальсификацию доказательств по гражданскому (в том числе и арбитражному) и административному делу.
Таким образом, на законодательном уровне с учётом характера общественной опасности содеянного произведена дифференциация ответственности за злоупотребление участниками процессуальной деятельности правом на представление доказательств. При этом, как представляется, признаком деяния, значительно повышающим характер его общественной опасности, является способ злоупотребления.
Для того чтобы решить вопрос о необходимости дифференциации ответственности в отношении лиц, злоупотребляющих распорядительными полномочиями, представляется необходимым проанализировать судебную практику на предмет выявления типичных признаков соответствующих посягательств.
Как было указано выше, действующее процессуальное законодательство наделя-
ет стороны гражданского и административного процесса правом закончить дело мировым соглашением. Такая возможность прямо закреплена в ч. 1 ст. 39 ГПК РФ, в ч. 4 ст. 49 АПК РФ и ч. 4 ст. 46 КАС РФ.
В соответствии с правовой позицией Конституционного Суда РФ, изложенной в определении от 24 февраля 2004 г. № 1-О, мировое соглашение представляет собой соглашение сторон о прекращении спора на основе добровольного урегулирования взаимных претензий и утверждения взаимных уступок, что является одним из процессуальных средств защиты субъективных прав6.
Таким образом, мировое соглашение является процессуальным способом урегулирования конфликта между сторонами и ликвидации спора путём заключения взаимовыгодного, компромиссного соглашения, удовлетворяющего спорящие стороны.
Однако далеко не всегда при реализации данного права стороны спора в действительности преследуют цели, для достижения которых это право представлено.
Так, определением Первомайского районного суда г. Кирова от 20 января 2014 г. было утверждено мировое соглашение по спору между истцом Н. и ответчиком Р.А. о взыскании долга. По условиям данного документа Р.А. в счёт уплаты задолженности, являвшейся предметом спора, обязался передать Н. 50% долей в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, в связи с чем у Н. возникало право собственности на упомянутые доли.
Отменяя постановленное по делу определение суда 1-й инстанции по частной жалобе ПАО «Норвик Банк», не принимавшего участия в рассмотрении дела, Судебная коллегия по гражданским делам Кировского областного суда установила, что доли в уставном капитале Общества, принадлежащие ответчику Р.А. и переданные им по мировому соглашению Н., ранее были представле-
6 См.: Определение Конституционного Суда РФ от 24 февраля 2004 г. № 1-О «О прекращении производства по жалобе закрытого акционерного общества «Энергопромкомплект» на нарушение конституционных прав и свобод частью пятой статьи 11 Закона Российской Федерации «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» // СПС «Консультант Плюс».
дГ 1_
ны им банку в качестве предмета залога. По этой причине в соответствии с п. 2 ст. 346 ГК РФ отчуждение долей в уставном капитале Общества могло быть осуществлено только с письменного согласия банка, которого последний не давал7.
Из приведённого примера следует, что заключение сторонами спора мирового соглашения преследовало корыстную цель, а именно обеспечение невозможности обращения взыскания на предмет залога при неисполнении перед банком обязательств, обеспеченных залогом.
В другом случае Комсомольским районным судом Хабаровского края от 20 февраля 2017 г. утверждено мировое соглашение по гражданскому делу № 2-95/2017, возбуждённому по иску А. к ответчикам Ше-кераЛ.К., К. о расторжении договора купли-продажи квартиры, согласно которому стороны по обоюдному согласию расторгают договор купли-продажи квартиры от 12 августа 2015 г.; за ответчиками признаётся право равнодолевой собственности на данное жилое помещение, которое истец А. обязуется освободить вместе со всей своей семьей; ответчики обязуются выплатить истцу денежные средства в размере 570000 руб. за вычетом судебных расходов в сумме 7500 руб.
Рассматривая данное гражданское дело по частной жалобе Г.В.П., не привлечённого к участию в деле, Судебная коллегия по гражданским делам Хабаровского краевого суда установила, что между истцом А. и Г.В.П. 24 марта 2010 г. заключен брак, который в настоящее время расторгнут. Спорная квартира приобретена в период брака, в ней зарегистрированы и проживают, помимо бывших супругов, и трое их детей. Установив указанные обстоятельства, Судебная коллегия пришла к выводу о том, что обжалуемым определением фактически прекращено право собственности Г.В.П. на спорную
квартиру, которая находилась у него на праве совместной собственности в силу ст. 34 СК РФ. Кроме того, при изложенных обстоятельствах суд апелляционной инстанции посчитал, что определением суда обязанность освободить жилое помещение фактически возложена на Г.В.П., в связи с чем данное определение отменил и в утверждении мирового соглашения отказал8.
Из приведённого примера с очевидностью следует, что, заключая мировое соглашение, А. преследовала цели лишить своего бывшего супруга права собственности на принадлежащую ему долю в праве совместной собственности на спорную квартиру, единолично получив денежные средства в счёт возврата её покупной цены, а также лишить бывшего супруга права на жилище.
Встречаются схожие ситуации и в арбитражной практике.
BOONVISION LIMITED обратилось в Арбитражный суд Волгоградской области с иском к АО «ВМК "Красный Октябрь"» о взыскании задолженности в размере 34448 898,02 евро. В судебном заседании сторонами спора суду представлено мировое соглашение, согласно которому ответчик признает наличие перед истцом задолженности в сумме, составляющей предмет иска, и производит её погашение по согласованному сторонами в мировом соглашении графику.
Определением Арбитражного суда Волгоградской области от 9 июня 2016 г. по делу А12-4794/2016 в удовлетворении ходатайства сторон об утверждении мирового соглашения отказано. Принимая указанный судебный акт, арбитражный суд указал, что сделки, на основании которых истец основывает возникновение спорной задолженности, квалифицируются судом как ничтожные в связи с наличием признаков злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ), а действия участников этих сделок могут
7 См.: Апелляционное определение Кировского областного суда от 15 октября 2015 г. по делу № 33-4254/2015. [Электронный ресурс]. URL: https://oblsud — kir.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_ op=doc&number=534271&delo_id=5&new=5&text_number=1&case_id=430133 (дата обращения 12.12.2017).
8 Апелляционное определение Хабаровского краевого суда от 13 октября 2017 г. по делу № 33-7334/2017. [Электронный ресурс]. URL: https://kraevoy — hbr.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_ op=doc&number=3812309&delo_id=5&new=5&text_number=1&case_id=3700117 (дата обращения 12.12.2017).
свидетельствовать о создании у АО «ВМК «Красный Октябрь» задолженности на сумму 34448 898,02 евро9.
Таким образом, как можно судить из приведённого примера, заключение мирового соглашения в данном случае преследовало цель искусственного создания фиктивной задолженности одной из сторон10.
Существенность правовых последствий утверждения мирового соглашения для третьих, лиц, не являвшихся участниками соответствующего спора, заключается, прежде всего, в невозможности его оспаривания в рамках иных судебных процедур, равно как и в невозможности оспаривания прав на деньги или иное имущество, являющиеся предметом такого соглашения. На это, в частности, указывается в многочисленных примерах разрешения дел арбитражными судами (см., например постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 11 марта 2014 г. по делу № А63-17196/2012, постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 25 мая 2015 г. по делу №А26-412/2014, постановление Второго арбитражного апелляционного суда от 29 сентября 2016 г. по делу № А82-123/2016, постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 12 сентября 2016 г. по делу №А45-16278/2015, постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 13 апреля 2017 г. по делу №А70-8801/2016, постановление Двенадцатого арбитражного апелляционного суда от 14 августа 2013 г. по делу № А57-13546/10 и др.11).
Из изложенного можно сделать вывод, что внешне правомерные действия сторон
спора, направленные на примирение между собой, иногда имеют цели, явно противоположные стоящим перед правосудием задачам, ввиду чего также должны рассматриваться как злоупотребление правом.
Схожую правовую природу имеют посягательства, выразившиеся в реализации права сторон на обращение с иском и на признание иска или же на признание фактических обстоятельств дела. Соответствующими полномочиями стороны наделены в силу прямого указания об этом в ч. 1 ст. 3, ч. 1 ст. 39, ч. 2 ст. 68 ГПК РФ, а также в корреспондирующих им нормах АПК РФ (ч. 1 ст. 4, ч. 3 ст. 49, ч. 2 и 3 ст. 70 АПК РФ) и КАС РФ (ч. 1 ст. 4, ч. 3 ст. 46, ч. 1 ст. 65 КАС РФ). В судебной практике также нередки случаи, когда лица, воспользовавшись вышеуказанными правами, преследовали цели, никак не совместимые с назначением правосудия.
Так, О. обратилась в суд с иском к Д. о признании недействительным договора купли-продажи жилого помещения и применении последствий недействительности сделки, указав в его обоснование, что оспариваемый договор прошёл государственную регистрацию, однако Д. не выполнил его условия в части оплаты стоимости продаваемой комнаты в размере 1430 000 руб. Ответчик Д. в судебном заседании исковые требования признал в полном объёме, в связи с чем решением Находкинского городского суда Приморского края от 9 октября 2015 г. признан недействительным зарегистрированный договор купли-продажи комнаты в 2-комнатной квартире от 17 мая 2012 г., заключённый между О. и Д., применены последствия недействительности сделки
9 Определение Арбитражного суда Волгоградской области от 9 июня 2016 г. по делу А12-4794/2016. [Электронный ресурс]. URL: http://kad.arMtr.ru/pdfDocument/889651cd-c7bd-45c0-8404-e3d4c611724e/A12-4794-2016_20160609_0predelenie.pdf (дата обращения 12.12.2017). Примечательно, что после принятия данного определения и отказа сторон от права на его апелляционное обжалование BOONVISION LIMITED отказалось от заявленных исковых требований в полном объёме. Указанное последующее поведение участников процесса, по-видимому, следует воспринимать как указывающее на правильность выводов суда относительно истинной цели заключения сторонами мирового соглашения (См. электронную карточку гражданского дела № А12-4794/2016. [Электронный ресурс]. URL: http://kad.arbitr.ru/Card/8c7b1e83-24e7-4516-9cd6-47959b87bd8a (дата обращения 12.12.2017).
10 Как показывает практика, к подобным методам недобросовестные хозяйствующие субъекты чаще всего прибегают для установления контроля над планируемой процедурой банкротства предприятия-должника с целью воспрепятствовать удовлетворению требований иных «недружественных» кредиторов.
11 См.: Картотека арбитражных дел. [Электронный ресурс]. URL: http://kad.arbitr.ru/ (дата обращения 12.12.2017).
дГ 1_
в виде прекращения права собственности Д. на спорное жилое помещение и восстановления на него права собственности О.
Рассматривая данное дело по апелляционной жалобе Т., не привлечённого к участию в деле, Судебная коллегия по гражданским делам Приморского краевого суда установила, что, исходя из представленных в суд апелляционной инстанции доказательств, на дату вынесения решения суда собственником комнаты в квартире являлся Т., а не Д., поскольку ранее приобрёл спорное помещение у Д. по договору купли-продажи, зарегистрированном в Управлении Росреестра по Приморскому краю. При изложенных обстоятельствах суд апелляционной инстанции пришёл к выводу о неправомерности принятия судом признания иска, поскольку это нарушило права и законные интересы нового собственника жилого помещения12.
Аналогичным образом поступила Судебная коллегия по гражданским делам Красноярского краевого суда, рассмотрев гражданское дело по иску Т.О. к Ю.Г., К.Е., А. о признании недействительными договоров купли-продажи и дарения квартиры по апелляционной жалобе Министерства строительства и архитектуре Красноярского края. Установив, что обращение Т.О. с иском к ответчикам имеет своей целью восстановить право Ю.Г. на получение государственной жилищной субсидии, суд апелляционной инстанции пришёл к выводу о незаконности принятия районным судом признания иска Ю.Г. и К.Е., как основания для его удовлетворения. В указанном поведении Т.О. и Ю.Г., кроме того, Судебная коллегия усмотрела злоупотребление правом, в связи с чем, отменив решение Советского районного суда г. Красноярска от 23 января 2014 г., в иске Т.О. отказала13.
В другом случае, разрешая спор между истцом и ответчиком по поводу расторжения ранее заключённого между ними договора купли-продажи гаража, суд первой инстанции пришёл к выводу о том, что действия сторон по предъявлению и признанию иска являются недобросовестными, признание иска повлечёт нарушение прав третьих лиц, по требованиям которых наложен арест на спорное имущество. Оставляя без изменения решение суда первой инстанции об отказе в иске, Судебная коллегия по гражданским дела Алтайского краевого суда отметила, что установленный в ходе судебного разбирательства факт недобросовестности действий сторон, выражающейся в признании исковых требований ответчиком и влекущей нарушение прав третьих лиц, является достаточным основанием для отказа в судебной защите лицу, имеющему формальные основания для предъявления соответствующего требования. Поскольку требование об окончательном расчёте по договору купли-продажи спорного имущества в части его оплаты было предъявлено продавцом покупателю непосредственно после наложения другим судом ареста на это имущество в обеспечение исковых требований третьего лица, суд апелляционной инстанции согласился с квалификацией судом действия сторон как злоупотребления правом14.
Весьма схожими по своему внешнему проявлению являются и случаи заранее обещанного недобросовестного признания ответчиком фактических обстоятельств дела. Наиболее типичными конечными целями подобных действий, как показывает судебная практика, является стремление сторон избежать обращения взыскания на зало-
12 См.: Определение Приморского краевого суда от 16 мая 2016 г. по делу № 33-4581/2016. [Электронный ресурс]. URL: https://kraevoy — prm.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_ op=doc&number=5167176&delo_id=5&new=5&text_number=1 (дата обращения 12.12.2017).
13 См.: Апелляционное определение Красноярского краевого суда от 22 сентября 2014 г. по делу № 33-7353/2014. [Электронный ресурс]. URL: https://kraevoy — krk.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_ op=doc&number=8474547&delo_id=5&new=5&text_number=1 (дата обращения 12.12.2017).
14 См.: Апелляционное определение Алтайского краевого суда от 30 сентября 2015 г. по делу № 33-9319/2015. [Электронный ресурс]. URL: https://kraevoy — alt.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_ op=doc&number=1039846&delo_id=5&new=5&text_number=1&case_id=693404 (дата обращения 12.12.2017).
женное имущество15, уклониться от раздела совместно нажитого имущества супругов16, освободить имущество от ареста17.
Могут ли такие правонарушения, исходя из характера их общественной опасности, быть отнесены исключительно к процессуальным деликтам? Думается, что нет.
Во-первых, представляя суду возможность отказа в утверждении мирового соглашения сторон, в принятии признания иска в случае, если они не соответствуют закону и нарушают права третьих лиц, законодатель тем самым устанавливает своеобразные санкции за нарушение обязанности добросовестно пользоваться своими правами. То же можно сказать и применительно к содержащемуся в процессуальных законах последствию недобросовестного признания стороной фактических обстоятельств дела, мерой принуждения за которое в случае его выявления судом является отказ в признании такого обстоятельства установленным. Установление подобных мер процессуального принуждения, думается, было продиктовано единством объекта посягательства для всех процессуальных злоупотреблений.
Обязательным объектом рассматриваемого правонарушения, как отмечено А.В. Юдиным, являются интересы правосудия по гражданским делам, а дополнительным (факультативным) — права и интересы лиц, участвующих в деле18. В целом, такое общее понимание объекта рассматриваемого посягательства делает его общим с содержащимися в главе 31 УК РФ уголовно-правовыми запретами. Сказанное в то же время не означает, что любое злоупотребле-
ние процессуальным правом означает необходимость отнесения его числу преступных. Поэтому для оценки характера общественной опасности реализации сторонами указанных субъективных процессуальных прав не в соответствии с их назначением необходимо отталкиваться от перманентных признаков, свойственных этим деяниям.
Так, специфика объекта такого процессуального нарушения, в отличие от иных процессуальных злоупотреблений, заключается в том, что таковым следует признать общественные отношения, обеспечивающие познавательно-правоприменительный метод осуществления правосудия19, поскольку имеют своей целью искажение его результатов.
Постоянным признаком указанных выше злонамеренных действий сторон также являются и общественно-опасные последствия, заключающиеся в причинении имущественного ущерба третьим лицам. Обусловлено это, прежде всего тем, что суд, рассматривающий дело, далеко не всегда в силу различных объективных и субъективных причин способен усмотреть во внешне правомерном поведении участников процесса злоупотребление ими процессуальными правами. В этой связи последующая отмена судебного акта, постановленного в результате оставшегося не выявленным факта наличия одного из указанных выше правонарушений, не всегда способна восстановить правовое положение тех лиц, чьи права были нарушены, ввиду истечения длительного времени. Это и способствует наступлению общественно опасного последствия.
15 См.: Определение Московского городского суда от 12 декабря 2011 г. по делу № 33-40989 // СПС «Консуль-тантПлюс».
16 См.: Апелляционное определение Московского городского суда от 26 апреля 2012 г. по делу № 11-17423 // СПС «КонсультантПлюс».
17 См.: Апелляционное определение Владимирского областного суда от 3 мая 2012 г. по делу № 33-1257/2012. [Электронный ресурс]. URL: https://oblsud — wld.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_ op=doc&number=137902&delo_id=5&new=5&text_number=1 (дата обращения 12.12.2017); Апелляционное определение Владимирского областного суда от 18 июля 2012 г. по делу № 33-2023/2012. [Электронный ресурс]. URL: https://oblsud — wld.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_ op=doc&number=138764&delo_id=5&new=5&text_number=1 (дата обращения 12.12.2017).
18 См.: ЮдинА.В.Указ. соч. С. 67.
19 Именно метод осуществления правосудия справедливо указан ЛобановойЛ.В. в качестве одной из неотъемлемых его [правосудия] черт, обусловивших объединение уголовно-правовых запретов в рамках главы 31 УК РФ (См.: ГореликА. С., Лобанова Л. В. Преступления портив правосудия.— СПб, 2005.— С. 27).
дГ 1_
Очевидным, исходя из приведённых примеров, является и то, что ни одно из упомянутых в них злоупотреблений не могло быть совершено только одной стороной спора, без предварительной договорённости об этом с другой стороной. Иными словами, объективная сторона таких правонарушений характеризуется групповым способом их совершения. Наконец, последним отличительным свойством данного посягательства, свидетельствующим о повышенном характере его общественной опасности, помимо умышленной формы вины является также мотив в виде корыстной или иной личной заинтересованности или же корыстная цель.
Совокупность указанных признаков позволяет говорить о том уровне общественной опасности названных форм злоупотребления процессуальными правами, которые вряд ли характерны для процессуальных деликтов, однако свойственны преступлениям.
Во-вторых, уровень общественной опасности злонамеренного заключения мирового соглашения, предъявления и признания иска, признания фактических обстоятельств при условии их принятия (утверждения) судом вряд ли можно считать более низким, чем при представлении сторонами подложных доказательств, поскольку и в том и в другом случае такие действия создают опасность искажения результатов правосудия. Более того, фальсификация доказательств по делу, как правило, затрагивает интересы лиц, участвующих в деле, в то время как злоупотребление вышеуказанными правами зачастую негативным образом отражается на лицах, в этом деле участия не принимавших, что значительно усложняет его выявление.
Исходя из изложенного, можно заключить, что ответственность за злоупотре-
бление процессуальными правами в форме заключения мирового соглашения, предъявления и признания иска, а также признания фактических обстоятельств дела нуждается в дифференциации. При этом надлежащим способом такого разделения ответственности, на наш взгляд, является криминализация соответствующих деяний.
Отдельного внимания заслуживает такая форма недобросовестного поведения стороны в процессе, как заявление об отказе от иска. Право на отказ от иска предоставлено истцу ч. 1 ст. 39 ГПК РФ, ч. 2 ст. 49 АПК РФ и ч. 2 ст. 46 КАС РФ. При решении вопроса о законности реализации указанного правомочия, представляется уместным иметь в виду реальность удовлетворения заявленного иска с учётом имеющихся в распоряжении истца допустимых доказательств и оценки рисков несения судебных издержек, связанных с рассмотрением дела20.
В отличие от ранее рассмотренных форм злоупотребления процессуальными правами отказ от иска (равно как и отказ от права на обжалование судебного акта) может быть осуществлен стороной без какой-либо договорённости с другой стороной конкретного спора. Однако общим для всех проявлений недобросовестного поведения является то, что в результате злонамеренной реализации данного права нарушаются права и законные интересы третьих лиц, в том числе общества и государства.
Следует согласиться с А.В.Юдиным, что занятие заведомо незаконной позиции судебным представителем органов власти, при определённых обстоятельствах образует признаки преступления, содержащегося в ст. 285 УК РФ21. Данное суждение с учётом того, что отказ от иска также является выражением позиции стороны по делу, можно экстраполировать на исследуемую форму
20 Правильная оценка указанных обстоятельств лицом, заявившим отказ от иска, исключает незаконность соответствующих действий (См.: Постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 18 мая 2017 г. по делу №А46-11316/2014. [Электронный ресурс]. URL: http://kad.arbitr.ru/PdfDocument/eabb32cb-f1e0-4d74-ab27-ea04c7923118/A46-11316-2014_20170518_Postanovlenie_apelljacionnoj_instancii.pdf (дата обращения 12.12.2017).
21 Юдин А. В. Злоупотребление должностными полномочиями, совершаемое судебным представителем органа власти путём занятия заведомо незаконной позиции по делу в гражданском или арбитражном производстве // Администратор суда.— 2010.— № 4.— С. 7-11.
злоупотребления правом. Необходимость такого подхода обусловлена существованием в судебной практике примеров, иллюстрирующих соответствующее поведение представителей органов власти, а также бюджетных учреждений22.
В то же время открытым остается вопрос о необходимости дифференциации ответственности за заведомо незаконный отказ от иска, заявленный лицами, не наделёнными статусом должностных лиц. Актуальность постановки данного вопроса также обусловлена наличием достаточного количества обособленных споров, рассмотренных и рассматриваемых арбитражными судами РФ, связанных с обжалованием кредиторами действий конкурсных управляющих в рамках дел о несостоятельности (банкротстве) и отсутствием в юридической литературе какого-либо мнения относительно правовой оценки подобных действий. Ведь отказ такого лица от иска о взыскании дебиторской задолженности может привести к невозможности формирования конкурсной массы должника и, как следствие, невозможности удовлетворения требований кредиторов и причинению им существенного имущественного ущерба.
Действующий УК РФ содержит нормы об ответственности за неправомерные действия при банкротстве (ст. 195), однако ни одна из них не охватывает описанные выше действия конкурсного управляющего.
Решение указанного вопроса видится в возможности квалификации таких действий конкурсного управляющего в качестве злоупотребления полномочиями (ст. 201 УК РФ), поскольку в силу правого регулирования статуса данной фигуры в Федеральном законе от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» именно на это лицо в ходе конкурсного производства возлагаются права и обязанности единоличного исполнительного орга-
на должника. В этой связи неправомерный отказ от иска, совершённый конкурсным управляющим, всегда осуществляется вопреки интересам представляемой им организации-должника. Отсюда если указанные действия совершаются в упомянутых в ч. 1 ст. 201 УК РФ целях и влекут описанные в ней последствия, содеянное охватывается данной статье.
Таким образом, неправомерный отказ от иска, принятый судом, по вступлении соответствующего судебного акта в законную силу приобретает характер общественной опасности, свойственный преступлению. Ввиду чего меры процессуального принуждения в виде отмены этого судебного акта явно недостаточно для адекватной правовой оценки содеянного.
Именно поэтому законодатель допускает возможность при определённых обстоятельствах реагировать на такое процессуальное злоупотребление путём привлечения виновного к уголовной ответственности. Однако такая возможность установлена только для тех субъектов процессуальной деятельности, которые, будучи одной из сторон процесса, наделены дополнительными специальными признаками (должностное лицо, лицо, исполняющее управленческие функции в коммерческой и иной организации). Отсюда вне сферы действия уголовного закона остаются случаи злоупотребления правом на отказ от иска со стороны лиц, такими признаками не обладающими, что позволяет говорить об отсутствии единых критериев межотраслевой дифференциации ответственности за подобные посягательства.
Резюмируя изложенное, можно сделать следующие выводы:
1. В отношении злоупотребления правом на представление доказательств, исходя из характера общественной опасности
22 См., например, Определение Пермского краевого суда от 26 октября 2015 г. по делу № 33-9656/2015 [Электронный ресурс]. URL: https://kraevoy — prm.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_ op=doc&number=5154955&delo_id=5&new=5&text_number=1 (дата обращения 12.12.2017); Постановление Арбитражного суда Центрального округа от 10 октября 2014 г. по делу №А14-1010/2014. [Электронный ресурс]. URL: http://kad.arbitr.ru/PdfDocument/029bb283-7e3b-4de2-904e-a6e46dbaf3c7/A14-1010-2014_20141010_Reshenija_i_postanovlenija.pdf (дата обращения 12.12.2017).
дГ 1_
содеянного, обусловленного способом совершения посягательства, законодателем произведена межотраслевая дифференциация ответственности. 2. Установление уголовной ответственности за злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ) и злоупотребление полномочиями (ст. 201 УК РФ) не может свидетельствовать о существовании на законодательном уровне межотраслевой дифференциации ответственности за злонамеренный отказ от иска ввиду отсутствия для этого единых критериев. В настоящее время меры уголовной репрессии применимы только к частным случаям такого злоупотребления
3. Юридическая ответственность за процессуальное злоупотребление в форме злонамеренного заключения мирового соглашения, предъявления и признания иска, признания фактических обстоятельств нуждается в дифференциации, исходя из характера общественных отношений, на которые направлено злоупотребление, способа его совершения, наличия общественно-опасных последствий для третьих лиц, мотивов и целей содеянного.
4. Действующее процессуальное законодательство нуждается в корректировке в той его части, которая не допускает применения иной, кроме процессуальной, ответственности за злоупотребление процессуальными правами.
Библиографический список
1. Гущин, В. З. Предмет доказывания и установление истины в гражданском судопроизводстве / В. З. Гущин // Современное право.— 2015.— № 12.
2. Лобанова, Л. В. Преступления портив правосудия / А. С. Горелик, Л. В. Лобанова — СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр «Пресс», 2005.— 491 с.
3. Юдин, А.В.Злоупотребление должностными полномочиями, совершаемое судебным представителем органа власти путём занятия заведомо незаконной позиции по делу в гражданском или арбитражном производстве / А. В. Юдин // Администратор суда.— 2010.— № 4.
4. Юдин, А. В. Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве / А. В. Юдин.— СПб.: Издательский Дом СПб гос. ун-та, Издательство юридического факультета СПб. гос. ун-та, 2005.— 360 с.