К ТИПОЛОГИЧЕСКОМУ ИЗУЧЕНИЮ ЭВФЕМИЗМОВ В РАЗНОСТРУКТУРНЫХ ЯЗЫКАХ (на материале бурятского, английского и немецкого языков)
О.С. Цыдендамбаева
Ключевые слова: табу, эвфемизмы, субституты, картина мира, эвфемистическая лексика, семантика, смягчение.
Keywords: taboo, euphemisms, substitute, world linguistic picture, euphemistical lexics, palatalisation.
Изучение национального своеобразия языковой картины мира и речевого поведения носителей различных языков является актуальной задачей современного языкознания. Эта проблема оказалась в центре внимания таких лингвистических дисциплин, как лингвокультуроло-гия, этнопсихолингвистика, лингвострановедение, этнография речи. Национальное своеобразие языка и речевого поведения усматривается в особенностях речевого этикета, правилах построения дискурса, существовании специфической для каждой языковой культуры системы жанров, наличии языковых лакун и лексических единиц для обозначения национально-специфических реалий, в семантике языковых единиц и их коннотациях и ряде других языковых явлений.
На наш взгляд, изучение эвфемии весьма перспективно в плане раскрытия национально-культурной специфики языков. Эвфемизмы отражают особенности национального менталитета, выявляя явления, стигматизированные в данной культуре. Сравнение лексикосемантических полей различных языков, в которых образование эвфемизмов происходит особенно активно, позволяет выявить различия в системе табу, представлениях о приличном и неприличном, характерных для различных языковых культур. Частота употребления эвфемизмов в том или ином типе дискурса и степень эвфемизации речевого общения в целом тесно связаны с особенностями речевого этикета данного языкового коллектива. В основе речевого поведения различных народов лежат разные системы ценностей. В то время как в одних языковых культурах ценится прямота и откровенность, в других на первый план выходят соображения вежливости, которые заставляют
говорящих прибегать к иносказаниям, уклончивым оборотам, разного рода смягчениям. Это неизбежно сказывается на частоте употребления эвфемизмов. Однако не следует преувеличивать степень национального своеобразия языковых культур. Наряду с национальноспецифическими моментами в языковых картинах мира имеют место и явления универсального характера, в том числе, семантические универсалии и лингвопрагматические максимы.
Существует немало работ, посвященных эвфемизмам непосредственно или каким-то образом затрагивающих эту проблему. Начало исследованию эвфемии положили такие ученые, как Г. Пауль, Ж. Вандриес, Ш. Брюно, Ч. Кэни, Ш. Балли, Н. Гали де Паратези, Э. Бенвенист, Л. Блумфилд, Х. Нироп. Развитию этой проблематики посвятили свои работы такие ученые, как В.И. Жельвис, Б. Купер, Дж. Ниман и К. Сильвер, лексикографы Р.В. Холдер и Х. Росон, отечественные исследователи А.М. Кацев, Л.П. Крысин, С. Видлак, И.Р. Гальперин, Б.А. Ларин, Е.И. Шейгал, Г.Г. Кужим, В.И. Заботкина, В.П. Москвин и др. Эвфемизмы широко исследуются западными учеными - лингвистами, о чем свидетельствует наличие большого количества словарей-эвфемизмов.
В бурятском языкознании, да и в целом в монголистике эвфемистическая лексика специально не изучалась. Проблема формирования эвфемизмов в бурятском языке, исследование их социальной и лингвистической обусловленности очень важно, так как данная лексика тесно сопряжена с системой морально-нравственных ценностей народа, является в определенной степени характеризующим признаком его менталитета.
Первобытные люди, находясь на нижней ступени развития, верили в магическую функцию языка, в возможность непосредственного воздействия на окружающий мир через язык. Они считали, что между явлением и его названием имеется какая-то связь, и акт называния может вызвать само явление. Так появился запрет, табу на употребление названий определенных предметов и явлений. Обычно эвфемизации подвергаются слова, обозначающие смерть, имена умерших людей, в некоторых культурах также собственные имена людей, названия болезней, номинирование опасных животных, названия гор, рек и др.
Так, часто заменяют эвфемизмами названия зоонимов, например, прямое наименование «волка» по-бурятски шоно подвергалось табуи-рованию из-за опасения за свои стада, и именуется как: хYдввгэй таа-бай «лесной дедушка», худввгэй Yбгэн «лесной старик», хээрын нохой «степная собака», годон гуталтай «в камусовой обуви», hYлтэй юу-мэн «хвостатое существо», нооhон толгой «шерстяная голова», сагаан
таабай «дедушка по матери», нагаса «дядя», гуринха «голодный», хухэ шоно «серый волк» - данные эвфемизмы таабай, убгэн, нагаса отражают почтительное, уважительное отношение к зверю. А аттрибу-тивы: худеегэй от хYдee «деревенский, сельский; провинциальный», хээрын от хээрэ «1. необжитое, девственное место; 2. степь, поле; 3. тайга, лес» указывает место, где обитает зверь. Табуированность данной лексемы связано с почитанием и различными ритуалами, обрядами, характеризующее отношение бурят к животным, в основе которого лежит идея общности мира людей и мира животных. Волк является общим тотемом для монгольских, тюркских и ряда других народов. Считалось, что волки задирали домашних животных у провинившихся. Поэтому волкам, выполнявшим высшую волю, нельзя было мешать и тем более истреблять их, поэтому волка называли тэнгэрийн нохой -«небесная собака». Позднее, когда развитие скотоводства потребовало охраны стад от хищников и даже их истребление, сакральность волка препятствовала их необдуманному уничтожению и способствовала определенной регламентации на его охоту. Например, запрещалось охотиться на волчицу с волчатами, считалось, что нарушившего настигнет кара вплоть до его гибели. Нельзя было убивать волка, зарезавшего скотину во дворе, иначе следовало ожидать еще большей утраты.
Буряты очень уважительно относились к медведю. Они называли его баабгай. Можно полагать, что наименование медведя баабгай возникло из слияния двух слов - баабай и абгай. Первое переводится как «отец, предок, праотец, старший брат, старшая сестра». Под абгай понимается старшая сестра, жена старшего брата, старший брат. Известно, что буряты, упоминая в разговоре медведя, нередко давали ему эпитеты, относимые к близким родственникам: «могучий дядя», «одетый в доху» дахата; «дедушка» таабай; мать-отец" и т.д. Поэтому, можно предположить, что термин баабгай - это не что иное, как общее определение всех живущих и умерших старших родственников. Следует отметить, что баабгай в бурятском языке употребляется только в одном значении. Второе название медведя - гурввкэн «косуля». В зависимости от зоологического вида выделяют хара гурввкэн «бурый, черный медведь» или сагаан гурввкэн «белый медведь». Судя по всему, такое наименование возникло как производное от обобщающего термина ан гуроол «дикие звери». Заметим, что словом гурввкэн у бурят называются не только хищники (медведи, тигры, рыси), но и их потенциальная добыча - дикие козы, косули, горные козлы. Также медведя называли шара маахай «большой бесхвостый медведь-
самец». Внешний вид, образ крупного, грузного животного с тяжелой походкой повлиял на возникновение следующего эвфемизма босхи хужуун «неуклюжий», хилгаакан гутал «обутый в пампалай», hyyлтэ бургал «хвостатый медведь», ойн эзэн - «лесной хозяин». Медведя представляли себе охотником и шаманом. По легенде это был прежде очень могучий человек. Бог, видя, что люди не могут с ним справиться, отрубил ему большой палец, чтобы силы у него стало меньше, и обратил в зверя. Поэтому считалось большим грехом убивать детенышей медведя или беременную самку, так как медведь это человек, сородич. Никогда не убивали спящего медведя, как бы давая ему шанс уйти. Перед убитым медведем очень извинялись и с весьма виноватым видом говорили: «Алдуу гаргаабди, хайралыт, хэшээгыт!». «Мы совершили ошибку, пожалейте нас, простите нас!» или «Айлшалжа тандаа ерэhэн аад, айИандаа алдуу гаргаабди ...». «Мы пришли к вам в гости и нечаянно, испугавшись, (убили).».
Основу хозяйства монголоязычных народов составляло, как известно, кочевое скотоводство. Наиболее характерным для бурят является осмысление человека через животный мир, основанное на представлении о единстве человека с живой природой. Издревле буряты разводят пять видов скота - табан хушуу мал: морин «лошадь», Yхэр «корова», тэмээн «верблюд», хонин «овца», ямаан «коза», поэтому неудивительно, что они нашли свое отражение в эвфемизмах. Так, наибольшее количество эвфемизмов связано с лошадью, поскольку лошадь занимала самое важное положение в хозяйстве, ее почитали и называли морин эрдэни «конь - драгоценность», связывая счастье, благополучие своего рода, семьи с конем. Например, об удачливом человеке говорят морин Найтай «удачливый», соответственно о неудачливом, невезучем - морин муутай. Также о бедном, неимущем человеке отзываются: Ган гэхэ нохой угы, газар гэшхэхэ мал угы «Ни собаки, которая бы лаяла и скота, который бы топтал землю»; газар гэшхэхэ малгуй, гал тулихэ сусалгуй «ни скотины пасущейся по земле, ни головешки разводить огонь», ганса бэе, гахай ябаган «один-одинешенек, пеший как свинья».
Заметим также, что тематическое поле «бедность» в бурятском языке представлено следующей эвфемистической лексикой: газаадаха «без крыши над головой» (досл. «быть на улице»), ядуу Нууха, хара сайтай Нууха «бедно сидеть, с черным чаем сидеть». Следует сказать, что в палитре монгольской культуры черный - хара цвет выступает как антипод белого. Если с белым связано позитивное начало в окружающем мире (все доброе, светлое, сакральное), то с черным цветом -все негативное (злое, темное, жестокое). Хара сай «черный не забелен-
ный молоком чай» - пить черный чай расценивалось как предзнаменование обнищания, лишение основного богатства - домашнего скота.
Древние люди наложили табу на слова, обозначающие смерть, убийство, болезни и другие ужасные явления. Они считали, что, произнеся данные слова, накличут на себя беду. Так, в бурятском языке слово ухэхэ «умереть» имеет более 30 эвфемистических субститутов. Например, зурхэеэ зогсохо «остановилось сердце», Haha бараха «исчерпать возраст», HahaHhaa нугшэхэ «завершить жизнь», нahaяa dyyhaxa «закончить жизнь», нahaяa эсэслэхэ «закончить годы», нир-eaaHaU жукэ 6ap^a «отправиться в сторону нирваны», тaгaaлaл бо-лохо «кончина», yhaH тaтaxa «вода тянет», угы болохо «не стать», xapa шоройдо оpуулxa - «завести в черную почву», дивaaжaндa хурэхэ «дойти до рая», хэмтэ гaзapтaa хурэхэ «дойти до места погребения», буpxaндa xapиxa «вернуться к богу», хони xapaxaяa ошохо «уйти в горы пасти овец» и др. Здесь можно провести аналогию с немецким и английским языками, например, в немецком языке: «умереть» эвфемизируется следующими выражениями heimgehen «уйти домой», seine Stunde war gekommen «его час пришел»; в английском языке: to go «уйти», to depart «уходить», to pass away «проходить», и в бурятском и в немецком, английском языках «смерть» ассоциируется с глаголами движения бур. ошохо «идти», хариха «вернуться», хурэхэ «дойти»; нем. gehen «ходить», heimgehen «уйти домой», kommen «приходить»; англ. to go «уйти», to depart «уходить», to pass away «проходить», то есть обозначает движение куда-либо.
Интересно отметить, что смерть в бурятском и немецком языках ассоциируется одинаково как уход к Богу: бур. 6ypxaH болохо «стать богом», буpxaнaй болохо «стать божьим», буpxaнaй орондо ошохо «отправиться в божью страну»; нем. zum Gott gehen «уйти к богу».
Следует подчеркнуть, что эвфемизмы образуются и используются в речи как осознанно, так и неосознанно, без всякого желания что-то скрыть или недосказать. Последнее происходит, видимо, потому что некоторые эвфемизмы возникли в языке давно и мотивы их проявления либо нивелировались, либо просто не могут быть объяснены.
Смерть довольно часто сравнивается со сном. Вероятно, такое сравнение связано с обозначением по тем симптомам, которыми смерть сопровождается: бур. мунхэ нойроор нойрсохо «уснуть вечным сном», бухэ нойроор унтaxa «спать крепким сном», унтaн унтaxa «крепко заснуть», aниxa «дремать, засыпать», рус. почить вечным сном, уснуть, почить, нем. entschlafen «засыпать», die
Augen zumachen «закрыть глаза», die Augen fur immer schliessen «закрыть глаза навечно».
Необходимо отметить, что концепт «Смерть» в понимании разных культур рассматривается как конец, завершение жизненной линии, уход из жизни, уход в другой, лучший мир, уход к праотцам. Также «Смерть» рассматривается как сон. Надо отметить, что в разных языках: бурятском, русском и английском наблюдаются похожие, универсальные выражения, относящиеся к концепту «Смерть». Вместе с тем, в данной рубрике выявлены и специфические выражения, реалии, отражающие национальный колорит бурятской культуры: мордохо «садиться на лошадь», моринноо хуу xan^a «падать с коня», бооридо хони xapaxaяa ошохо «пойти пасти овец», xadadaa xapиxa «вернуться в горы».
Другая группа эвфемизмов создается и употребляется совершенно сознательно. Благодаря сознательно употребленному эвфемизму в данном случае удается не только избежать неприятного ощущения, но и вообще облегчить коммуникацию в сложной или трудной ситуации. К данному типу относятся эвфемизмы, изображающие: умственные недостатки, так, например, в бурятском языке вместо эрьюу «дурак» называют дутуу «с изъяном, дефектом», со-охор уxaaтaй «с пестрым умом»; в немецком языке заменены следующими эвфемизмами nicht richtig «неправильный»; в английском языке soft «мягкий», barmy «спятивший», dense «глупый», queer «чудаковатый», leather - head «болван».
Значительный пласт эвфемизмов составляют слова и выражения, целью которых является «выразить что-либо неприятное более деликатным способом». Это могут быть такие слова, как yma гap-тaй «вор» (досл. «длиннорукий»), гapтa оpуулxa, гapтa aбaxa-«прибирать к рукам», гap хурэхэ «наказывать» (досл. «касаться рукой»), aнюулxa «велеть закрыть глаза», вместо aлaxa «убить» данный эвфемизм смягчает негативное отношение к такому явлению как убийство, улaн нюдэтэ «наглый» (досл. «с красными глазами»), подчеркнем, что символические значения красного цвета очень противоречивы в бурятском языке. С одной стороны, они символизируют радость, красоту, полноту жизни, с другой - ассоциируются с враждой, местью, агрессивностью.
Наблюдения показывают, что эвфемизмы - явление исторически изменчивое, напрямую связанное с мировоззрением людей разных исторических периодов. Это одна из разновидностей стилистических средств языка, в определенной мере обогащающая его словарный состав. Кроме того, эвфемизмы представляют собой огром-
ное духовное богатство, хранимое в языке, позволяющее приобщиться к национальной культуре и истории, к современной жизни народа. Проведенный анализ позволяет сделать предварительные выводы о том, что эвфемистические выражения в бурятском языке обусловлены главным образом менталитетом, традициями, обычаями народа, этнопсихологическим аспектом, в то время как в английском и немецком языках они обусловлены в большей степени политкорректностью, культурологическим аспектом.
Литература
Англо-русский словарь / Сост. Н.В. Адамчик. Мн., 2003.
Большой немецко-русский словарь / Сост. Д.Г. Мальцева, А.Н. Зуев. М., 1993.
Бурятско-русский словарь : в 2 тт. М., 2008. Т. 1.
Бурятско-русский словарь : в 2 тт. М., 2008. Т. 2.
Жамбалова С.Г. Традиционная охота бурят. Новосибирск, 1991.
Зеленин Д.К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии // Запреты на охоте и иных промыслах. Л., 1929. Ч. 1.