6Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН № 6 (50) 2012
ПОЛИТОЛОГИЯ. СОЦИОЛОГИЯ. ИСТОРИЯ
УДК 316.346.2
К ПРОБЛЕМЕ ЖЕНСКОГО УЧАСТИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СФЕРЕ (НА МАТЕРИАЛАХ КАБАРДИНО-БАЛКАРСКОЙ РЕСПУБЛИКИ)
Н.А. ШАОЖЕВА
Центр социально-политических исследований КБНЦ РАН 360002, КБР, г. Нальчик, ул. Балкарова, 2 E-mail: [email protected]
В статье автором анализируются актуальные вопросы, связанные с социально-политической активностью женщин Кабардино-Балкарии на современном этапе, на материалах анкетных опросов проанализирован уровень электоральной активности женщин, выявлены основные факторы, способствующие гендерной асимметрии в политике.
Ключевые слова: политическое участие, гендер, политическая маргинализация женщин, маскулинность, феминность, женский сепаратизм.
Реформы второй половины 80-х годов ХХ века явились тем периодом, когда произошли трансформации во всех сферах российского общества. Все эти изменения не могли не сказаться и на гендерных отношениях, в особенности в политической сфере. Кроме того, стали наблюдаться явления, совершенно не приемлемые для традиционного общества, а именно: возрос уровень массовости в общественных движениях. Начало 90-х годов - период, когда и начались радикальные экономические реформы, которые повлекли за собой стагнацию массовой мобилизации.
В 90-е годы ХХ века многие женщины участвовали в рядовой политической деятельности. Первые оформленные группы женщин, занятых активной деятельностью в составе национальных общественных движений и политических партий, сложились в Кабардино-Балкарии уже к концу 80-х годов прошлого века. Показательным было то, что все эти женские организации являлись сателлитным вариантом национальных движений, то есть заметно выраженного структурного оформления они не имели. Для примера приведем некоторые данные. В кабардинской организации «Ашамаз» в конце 80-х - начале 90-х годов ХХ века из 700-800 человек насчитывалось около 40-50 женщин. В балкарской организации «Ныгъыш» из почти 300 активных участников было всего 30 женщин [1]. Даже после структурного оформления национальных движений кабардинцев и балкарцев - Конгресса кабардинского народа и Национального совета балкарского народа (далее по тесту - ККН и НСБН) - женские организации «Женщины Балкарии», «Адиюх» и «Сатаней», хоть и были организованы в виде самостоятельных структур, но по сути не являлись автономными. Однако надо сказать, что именно в начале 90-х годов оформляется ядро радикальных политических устремлений, которые выражались в недовольстве нерешительностью руководства и ККН и НСБН. Сам процесс структуризации женской политической активности в КБР носил четко выраженный инициированный властью характер; основная же масса женского населения республики, прежде всего ее национальная часть, избегала участия в политических движениях и любых публичных акциях. В результате по мере профессионализации политики и спада массовой мобилизации уменьшилось гражданское участие женщин в политике.
К моменту начала новой эпохи в развитии общества женское движение Кабардино-Балкарии оказалось попросту лишенным кадрового потенциала, так как его немногочисленные лидеры, чье становление приходится на более ранние периоды, постепенно «вы-
были» из общественной жизни по причине возраста, притока же действительно сильных личностей практически не было. Те немногие представительницы женского населения КБР, которые выдвинулись в постперестроечный период, ввиду реального кадрового дефицита оказались полностью поглощенными системой государственных структур и именно здесь реализовали свой потенциал.
Однако это не означает, что уровень социально-политической активности женщин республики был низок. Вероятно, круг интересов современной женщины Кабардино-Балкарии не включает в себя проблемы узкополитической направленности. Дело в том, что слишком высока сохранность «феминного» образа жизни женщин, основанного на традиционных воззрениях.
Осмысление эволюции феномена женской социально-политической активности идеологического и электорального характера КБР в постперестроечный период дало основание выделить два основных этапа:
- возникновение массовых общественных движений; зарождение сателлитиных форм женской социально-политической активности. Это период формирования совершенно иных моделей политического поведения, создания новых политических институтов, массового участия в альтернативных выборах (1985-1991);
- снижение заинтересованности в политическом участии и уровня доверия политической власти (1992-1995). Это был период, когда политическая активность женщин стала одной из причин того, что возникшие в данный период организации «Женщины Балка-рии», «Адиюх» и «Сатаней» не получили дальнейшей массовой поддержки.
Сказанное весьма четко иллюстрируется результатами опросов, проведенных в сельских населенных пунктах республики.
В результате анкетирования (опрошено 526 женщин) выявлено следующее: из 144 русских женщин лишь 16 вспомнили политиков-женщин (11,1%). Населенные пункты с преимущественным проживанием кабардинцев и балкарцев дали еще более низкий результат - чуть менее 10% (38 из 382).
Разница, как мы видим, несущественная, и что удивительно - аналогичные показатели в городе Нальчике ничуть не выше (опрошено 200 респонденток). Единственное, что отличает городских жительниц от сельских, - осознанность в игнорировании «большой политики», как это явствует из самого характера ответов («Политикой не интересуюсь», «Мне все равно» и т.п.) [3].
Но опрос выявил один весьма интересный феномен. Единственное национальное село, расположенное в русском районе республики, - Алтуд (Прохладненский р-н) в ответ на вопрос о женщинах-политиках «выдало» результат 30% (10 из 31).
Можем предположить, что здесь сыграла свою роль некая диспропорция между принятыми традиционными стереотипами мышления и поведения самого села с теми же системами окружающей среды, приведшая к форсированному формированию женской электоральной аттрактивности.
Поэтому логичным было бы ожидать, что и выборные процессы в высшие представительные органы КБР также не будут демонстрировать высокую женскую активность.
Действительно, беглый анализ списочного состава Парламента КБР четырех созывов приводит к следующим результатам и выводам.
Доля женщин в Совете Республики Парламента КБР первого созыва - около 15 % (5 из 36), в той же палате Парламента Кабардино-Балкарской Республики второго созыва - несколько выше - чуть более 18% (6 из 36), третьего созыва - 12 % (11 из 110) [5].
Мы считаем эту разницу несущественной по двум причинам: во-первых, слишком высока вероятность случайных флуктуаций выборной среды, а во-вторых, ровно половина депутатов-женщин Совета Республики нового созыва вторично избирались на свои долж-
ности, что говорит уже не столько об электоральных настроениях среды, сколько об адекватности тактики проведения выборной кампании.
Но при рассмотрении уровня женской политической активности в селах мы можем отметить положительную динамику. Мы изучили материалы выборных кампаний в местные советы - по 17 сел для каждого цикла [2].
Среди 161 депутата местных советов первого и второго созывов 41 человек - женщины, в районах же с преимущественным проживанием русского населения почти половина депутатов местных советов были представлены женщинами (21 из 51 - 41%). В кабардинских и балкарских селах этот показатель равнялся 18% (20 из 110).
Следует отметить, что уже к выборам первого созыва в ряде русскоязычных сел республики сложились мощные электоральные группы, обеспечившие тотальное преимущество женщин при выборах в местные советы, - доля их в депутатском составе местных представительных органов власти доходит до 60%, а в селе Изобильное все семь мандатов достались женщинам.
Надо сказать, что время, прошедшее с 1995-го по 2010 г., несколько изменило ситуацию. Выросла доля женщин в местных советах русских населенных пунктов - до 45,7% (16 из 35 в исследованных селах).
Незначительно снизились показатели женской электоральной активности в национальных селах. Но при исследовании местных советов в основном рассматривались крупные села с достаточно развитой инфраструктурой. В выборку второго цикла попало 5 сел из разряда «неблагополучных». Они и понизили процент женского представительства в местных органах власти (3 из 37 - менее 8%). При сравнении же показателей в 5 населенных пунктах, попавших и в первую, и во вторую выборки, мы можем видеть, что количество депутатов-женщин заметно возросло - с 18 до 24% (9 из 50 и 12 из 50 соответственно).
Наиболее резкий скачок при этом дали села с преимущественным проживанием русского населения, относящиеся к разряду крупных с развитой инфраструктурой, например в ст. Солдатской доля женского представительства в местном совете возросла с 33 до 57%
[3].
Все это говорит о том, что женская электоральная активность КБР на местном уровне имеет устойчивую тенденцию к повышению. Объяснение кроется в стремлении гендер-ных систем к стабильности и может расцениваться как естественная реакция женского сознания на социокультурные процессы, протекающие в обществе.
Важным фактором, который имеет непосредственное отношение к процессу продвижения женщин по карьерной лестнице во властных структурах, является проводимая партиями политика. Казалось бы, при наличии разнообразия и плюрализма в обществе все же имеет место фактическое нежелание продвижения женщин к власти. Ярким доказательством данного суждения является то, что в составе депутатского корпуса Парламента Кабардино-Балкарской Республики четвертого созыва всего 6 женщин, что составляет около 4% от общего числа депутатов [5].
Таким образом, именно гендерные стереотипы, которые продолжают оставаться достаточно сильным фактором культуры коренных народов Северного Кавказа, ограничивают женское представительство во власти и являются неотъемлемой частью гендерной асимметрии в политике. Именно они и определяют политическое поведение женщин и мужчин (здесь мы имеем в виду поведение как избирателей, так и политиков).
Этнокультурные традиции так же, как и социальные отношения, четко разграничивают понятия маскулинности и феминности. Власть отождествляет с маскулинностью, а фе-минность - с подчинением. По инерции неотъемлемыми атрибутами власти остаются сила, воля, разум, твердость в принятии решений, ответственность, а атрибутами феминно-сти выступают пассивность, эмоциональность, нерешительность, то есть все то, что при-
нято относить к подчинению. Поэтому мы говорим о гендерной асимметрии и во власти, имея в виду то обстоятельство, что обладание властью подразумевает мужественность, и марка «настоящий мужчина» используется для обоснования претензий на власть. Именно поэтому в обществе лигитимизировалось социальное неравенство гендерных систем. Тендерные стереотипы становятся востребованными в политической сфере - сфере деятельности, казалось бы, не связанной с проблемами взаимоотношения полов; стереотипные представления о мужчинах и женщинах соотносятся с его или ее личным опытом; отношения полов воспринимаются как едва ли не самые очевидные, понятные, а потому легитимные [4, с. 27].
В традиционном обществе с трудом воспринимается способность женщин к лидерству, так как модель руководителя накладывает свой отпечаток на образ женщины-лидера. Зачастую они, сами того не желая, приобретают черты маскулинности, которые проявляются не только в характере, но и в манере поведения, стиле одежды, развивают в женщине жесткость, самоуверенность, совершенно не стыкуемые с традиционными гендерными нормалями поведения. Поэтому, на наш взгляд, неприятие женщин в политике мужчинами объясняется именно тем, что они не желают поступиться традиционно выработанными поведенческими стереотипами. Кроме того, общество в целом связывает власть и лидерство только с мужчинами, так как именно управленческая сфера является привилегированным видом деятельности, и именно она определяет высокий социально-экономический статус.
Исторический опыт показывает, что всякие попытки формирования новой социальной роли женщины сопровождаются разной степенью неодобрения со стороны традиционно настроенной части общества, которая усматривает в этом моменты посягательства на свои права и опасность утраты своих привычных привилегий.
Однако, прежде, чем говорить о гендерной диспропорции в сфере политики, необходимо понять, в какой мере недостаточная степень участия женщин в политике, в области принятия решений обусловлена наследием прошлого или ее истоки следует искать в реалиях сегодняшнего дня? Несомненно одно - эти два обстоятельства нельзя рассматривать отдельно друг от друга.
В связи с этим попытаемся выявить основные факторы, способствующие гендерной асимметрии в политике, которая выражается прежде всего в недостаточной мотивированности женского участия и дискриминации по признаку пола во всех сферах общественной и политической жизни, в целенаправленном отчуждении женщин от власти, от политики. В советскую эпоху достаточно четко сформировалась модель положения женщины в обществе: женщина работала на общественном производстве и выполняла основные обязанности в частной сфере. Изначально она была ограничена в возможностях политического участия. «Недемократический характер советского режима прежде всего определял сущность политического участия вообще и женского участия, в частности. Кроме того, особенности гендерной системы и социальной конструкции гендера влияли и продолжают влиять на политическое поведение женщин в переходный период» [7, с. 19].
«Двойной стандарт» отношения общества к женщине проявляется и сегодня, с одной стороны, в области законодательства, а с другой - в реалиях социальной практики. Инертность политической активности женщин может быть объяснена тем же двойственным к ним отношением, что и в советскую эпоху (совмещение работы на производстве с ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей). Однако опыт прошлого политического участия мог бы быть взят за основу нынешнего инертного отношения в сфере политики.
Для анализа показателей электоральной активности женщин конца 90-х годов ХХ и начала XXI в. нами были проведены полевые исследования, в ходе которых сделаны следующие выводы. Если в 90-е годы ХХ века высокие показатели электоральной активности
женщин наблюдались только в русских населенных пунктах и обусловлены они были именно неким женским коллективным сознанием и ориентированы в том же большинстве случаев на предпочтения по половому признаку - подавляющее большинство депутатов местных советов были женщины, то в начале 2000-х годов аналогичные процессы проявились и в кабардинских и в балкарских селах республики. Несмотря на то, что большинство депутатов местных органов власти были мужчины, послевыборные опросы подтвердили достаточно высокий уровень совпадений женских предпочтений. Это свидетельство того, что спонтанное проявление консолидированной воли женщин является элементом, который вышел за рамки традиционного этнического поведения [8, с. 197-203].
Постепенно такого рода процессы могут привести гендерные системы в разряд радикального женского этноцентризма и агрессивного феминизма, учитывая и то обстоятельство, что гендерные системы во многом продолжают оставаться маргинальными элементами в политике.
Наличие же деструктивных процессов традиционных гендерных систем дает нам возможность говорить о том, что не исключено появление женских клубов или женских объединений по тем или иным интересам, а также групп с девиантным поведением. Все эти образования могут быть совершенно индифферентны по отношению к общественно-политическим движениям как в стране, так и в республике в частности. Кроме того, они могут быть инициаторами крайне негативных процессов.
Однако, на наш взгляд, есть и другой путь развития маргинальных настроений женской части населения республики. Сегодня потенциал женской социальной активности направлен на реабилитацию традиционных этнокультурных ценностей. Если 90-е годы характеризовались деструкцией традиционных систем гендера и имели место адаптивные механизмы по отношению к внешним условиям, то сегодня скрытая маргинализация женщин приобрела характер открытости, проявляется в формах открытого девиантного поведения. Например, как было сказано выше, в начале 90-х годов ХХ века начали создаваться группы радикальных этноцентристок, занятых активной деятельностью в составе национальных движений и политических партий. Если на первоначальном этапе своего функционирования они представляли собой серверные образования национальных движений кабардинцев и балкарцев, то впоследствии они могут оформиться как самостоятельные структуры. И показательно то, что именно женщинами были выдвинуты наиболее радикальные предложения в программные документы местных национальных движений.
Таким образом, можно сделать вывод, что этнический радикализм женщин в республике принял форму этнокультурного сепаратизма, причиной которого является подмена патерналистских систем этноидентификации на феминные, при формальном сохранении парадигмы традиционных этнических стереотипов. Внешне все эти процессы проявляются прежде всего в возросшем количестве декларативных акций, ориентированных на пропаганду аутентичной этнической культуры народов Кабардино-Балкарской Республики в средствах массовой информации.
В целом у нас есть все основания утверждать, что налицо социальная диспозиция женщин. И сегодня женщины вынуждены адаптироваться к новым политическим и социальным условиям, которые сложились в обществе, при этом они видоизменяют не только общую направленность своего социального поведения, но и конкретные поступки в конкретных сферах деятельности [6, с. 18].
И, тем не менее, мы можем предположить, что новые роли женщин в современном социуме сформировали все предпосылки для функционирования автономного женского движения в республике. Латентный период «накопления сил» уже сменился открытым движением женщин. Объективные показатели женской активности, проявляющиеся в электоральном секторе, в моментах альтернативного поведения женщин Кабардино-
Балкарии свидетельствуют о том, что при сохранении темпов роста женской социальной активности можно ожидать появления структурированных форм женской социально-политической активности. Ресурсы социальной дееспособности женщин Кабардино-Балкарии обладают огромным общественным и политическим потенциалом. Реализации его препятствует лишь отсутствие ярко выраженного пассионарного лидера-женщины, обладающего харизматическими качествами. Любое значимое колебание социально-экономической ситуации в целом по стране и в республике, в частности, может привести как к появлению подобного лидера, так и к дальнейшей трансформации взаимоотношений гендерных систем на всех уровнях их реализации.
ЛИТЕРАТУРА
1. Архив Управления Министерства юстиции Российской Федерации по Кабардино-Балкарской Республике.
2. Контент-анализ документов предвыборной компании в органы местного самоуправления населенных пунктов Кабардино-Балкарской Республики (2000-2007 гг.).
3. Социологическое исследование по выявлению уровня социально-политической активности женщин КБР, проведенное в 2005 году. Выборка квотная (квотируемые признаки - возраст (18-60 лет) и пол респондентов). Выборка репрезентативна для взрослых представителей основных социально-демографических групп КБР (возрастных и гендер-ных).
4. Рябова Т.Б. Гендерные стереотипы в политической сфере современного российского общества: социологический анализ. Авторефер. дис.. .док.социол. наук. Нижний Новгород, 2009. С. 27.
5. Список депутатов Парламента Кабардино-Балкарской Республики первого, второго, третьего и четвертого созывов//кйр//,^^^раг1атеп1;-кЬг.ги.
6. Силласте Г.Г. Социогендерные отношения в период социальной трансформации России / Социологические исследования, 1994. № 3. С. 18.
7. Темкина А.А. Женский путь в политику: гендерная перспектива // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период (сборник научных статей) Центр независимых социальных исследований. СПБ, 1996. С. 19.
8. Шаожева Н.А. Гендерные процессы в этнополитическом и социокультурном пространстве Северного Кавказа. Нальчик: Изд-во КБНЦ РАН, 2011. С. 197-203.
THE ISSUE OF WOMEN'S PARTICIPATION IN THE POLITICAL SPHERE (ON MATERIALS OF THE KABARDINO-BALKARIAN REPUBLIC)
N.A. SHAOZHEVA
The centre of sociopolitical researches КБНЦ the Russian Academy of Sciences 360002, KBR, Nalchik, 2, Balkarova street E-mail: [email protected]
In the article the author examines the issues associated with the socio-political activity of women of Kabardino-Balkaria, on materials of questionnaires analyzed the level of electoral activity of women, identified the main factors contributing to gender asymmetry in politics.
Key words: political participation, gender, political marginalization, masculinity, feminine seperitizm.
Работа поступила 06. 08. 2012 г. 176 Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН № 6 (50) 2012
