□
УДК 82 (091)
Г. Т. Андреева
К ПРОБЛЕМЕ РУССКО-ЯКУТСКИХ ЛИТЕРАТУРНЫХ СВЯЗЕЙ (традиции А.П. Чехова в рассказах А.И. Софронова)
Методом текстуального анализа некоторых рассказов А.И. Софронова (Алампа) проводятся параллели с произведениями А.П. Чехова с целью наблюдения чеховских традиций в творчестве А.И. Софронова. Материалы исследования показывают наличие в произведениях якутского писателя таких художественных приемов Чехова, как усложнение семантики художественных деталей, переплетение комизма с драматизмом, индивидуализация отдельного случая, смешение разных планов изображения. Рассказы этих писателей сближают особые приемы создания определенного настроения, своеобразные приемы обобщения, возводящие бытовой материал в бытийные сферы. Сходство проблематики произведений А.И. Софронова и Чехова определяет особенности композиции их рассказов.
Ключевые слова: бытовизм, деталь, антитеза, лаконизм, точность, юмор, драматизм, лиризм, полицентризм, дискурс, импрессионизм.
Творчеству Анемподиста Ивановича Софронова (Алампа) посвящено немало исследовательских работ, начиная с трудов Г.П. Башарина [1], Г.Р. Кардашевского [2] и кончая исследованиями А.А. Билюкиной [3], А. А. Бурцева [4], В.Г. Семеновой [5].
Долгое время в изучении произведений А.И. Софронова проблемно-тематический анализ превалировал над рассмотрением поэтики писателя. В настоящее время значительно большее внимание стало уделяться выяснению творческой индивидуальности, выявлению особенностей художественного метода, своеобразия поэтических приемов А.И. Софронова. В этом направлении, однако, изучение художественной прозы писателя отстает от исследований его лирики и драматургии. Вместе с тем А.И. Софро-нов является зачинателем якутского лирико-психологического рассказа.
В изучении проблемы русско-якутских литературных связей остается малоизученной большая область продол -жения традиций русской литературной классики якутскими писателями. На данное время эта работа охватывает, в основном, содержательный уровень сопоставлений и параллелей. Традиции же обычно бытуют в стиле, манере художника как непреднамеренное, бессознательное отражение вошедшего в сознание писателя художественного мира его предшественников. Поэтому представляется необходимым углубление в художественный метод писателя, ив рамках исследования проблемы русско-якугских литературных связей одним из его направлений может стать
АНДРЕЕВА Галина Трофимовна - д. филол. н., профессор ФЛФЯГУ
прослеживание традиций русской и мировой классики в творчестве якутских писателей.
В данной статье предлагается фрагмент, содержащий некоторые предварительные наблюдения из текстуального сопоставительного анализа рассказов А.И. Софронова и произведений А.П. Чехова. До этого времени нами были опубликованы работы о влиянии русской литературы на поэтику ранней якутской художественной прозы [6], о традициях А.П. Чехова в рассказах Н.Н. Неустроева [7], приняты к публикации статьи о традициях Н.В. Гоголя в ранней якутской художественной прозе в сборнике научных трудов Московского педагогического университета и тезисы доклада «Традиции Н.В. Гоголя в прозе А.И. Софронова-Алампа» в сборнике Якутского института гуманитарных исследований АН РС (Я).
Указывая на истоки собственного творчества, А.И. Со-фронов неоднократно высказывался о том, какое неизгладимое впечатление оказали на него произведения А. С. Пушкина и А.П. Чехова. Характерно, что именно эти два классика русской литературы явились двумя концами той линии русской художественной прозы, которую можно назвать пушкинской. В отличие от лермонтовской эта линия не была столь развернутой, широкой, отличаясь лаконизмом и точностью.
Якутская литература, встретившись с русской, брала из нее в первую очередь произведения уже признанных писателей. Главные силы ее были сосредоточены на жанре рассказа, поэтому первые якутские прозаики рано открыли для себя Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева, А.П. Чехова.
Сам материал рассказов Чехова оказался близок Со-фронову, начавшему свой творческий путь с обращения к нравственным проблемам. Бытовые вопросы решались им
на материале повседневной жизни, в ситуациях обычных жизненных явлений.
Как и у Чехова, у Софронова индивидуализируется каждый отдельный случай, его рассказы обычно бесфабуль-ны, в них все происходит непреднамеренно. Здесь глубокое перемешано с мелким, великое с ничтожным. Человек выхвачен А.И. Софроновым из бытовой ситуации, он обычно не ставится в исключительные условия. Сгусток жизни дается писателем без начала и конца. Все сообщенное начинается и заканчивается на малой площади короткого рассказа чаще всего без ретроспекций и перспектив, что обеспечивает полноту и глубину переживания изображенного момента. Так, в рассказе «Дойти до этого» [8] невежество и суеверие родителей едва не привели к смерти их сына. Жизненная драма заключена в краткое повествование об одном эпизоде жизненной ситуации. Склонность к разработке единичного случая была не подражанием и не сознательной учебой. Чеховские приемы вживались в творческое сознание А.И. Софронова благодаря особому отношению к обыкновенному как к симптому важного, к быту как к отражению бытия.
В коротких рассказах А.И. Софронова ставятся глубокие проблемы свободы личности, одиночества человека, неистребимости зла. В рассказе «Приезжий» раскрыт «механизм» дурного азарта карточной игры. Как и в чеховском «Хамелеоне», в рассказе «Внешность изменчива» изображен тип подхалима. Чиновники-бюрократы в рассказе «Морока по пустякам» напоминают чеховских героев. Развертывание этих тем организует всю структуру рассказов. Так, в рассказе «Разбила свою жизнь» показан распад семьи, потеря семейного счастья и доброго имени по вине жены, в поисках лучшего потерявшей все хорошее. Здесь наблюдается соответствие структурным принципам Чехова в таких его рассказах, как «Жена», «Душенька» и других. Причем типично чеховским является изображение отступления от нравственных норм как воспринимаемого самой героиней не в качестве отступления, а в качестве нормы.
Чеховские идеи прочитываются и в том, что в основе мироощущения софроновских героев лежит их индивидуальный опыт. Персонажей А.И. Софронова обычно занимают вопросы, касающиеся непосредственно жизни, а не поискам ее смысла. Все они введены в сферу бытовой реальности, и примат жизненного опыта приводит к обретению жизненными явлениями статуса художественных образов. Поэтому герои А.И. Софронова, как и чеховские, обычно несчастны вдвойне: объективно, так как далеки от идеала, и субъективно, так как осознают это.
Во многом сходны с чеховскими обусловленные самим материалом изображаемого композиционные принципы этого писателя. Чехов разрушил традиционное построение рассказа - «истории» с ее началом и концом. Так же и в рассказах А.И. Софронова своеобразная диалектика мгновенного и протяженного приводит к застыванию персонажей в неподвижном времени. В отделенном от быто-
вой повседневности куске жизни превалирует текущее время, с обоих концов едва заметно протяженное в прошлое.
Композиционная система рассказов А.И. Софронова, как и у Чехова, тяготеет к полицентризму. Так, в рассказе «Приезжий» обнаруживается несколько центров, образующих ряд сюжетных линий: поездка героя в город, работа городских чиновников, жизнь крестьянской семьи. Небольшой рассказ разделен на шесть глав соответственно развитию нескольких сюжетных линий.
Общей с чеховской особенностью композиции рассказов якутского писателя является и неожиданность финала, сочетающаяся вместе с тем с ненавязчиво-тонкой подготовленностью и закономерностью развязки конфликта. В рассказе «Приезжий» описание впечатлений героя от города содержит детали, снижающие первоначально светлое восприятие Степаном столичной шумной жизни. Это и неожиданные проявления всеобщего безразличия, равнодушия к нему, и злобное рычание собаки, настораживающие приезжего и готовящие печальное окончание его поездки.
«Мораль» софроновского рассказа обычно отнесена к концу повествования, где почти каждая фраза заключает в себе какие-то выводы из всего изложенного. Это мысли и о губительности порока азартной картежной игры и пьянства в рассказе «Приезжий», и о пошлости подхалимства в рассказе «Внешность обманчива», и о бесчеловечности равнодушия в рассказе «Морока по пустякам».
В целом, композиционные принципы Софронова близки чеховским. Для его рассказов характерна следующая композиционная форма: предварительно дается актуальное событие, затем следует возврат к первоначальной истории главных героев, и, наконец, излагается продолжение и завершение истории, о которой говорилось вначале.
Характерной особенностью софроновского стиля являются черты, связанные с лаконизмом изложения, с краткостью, сжатостью, не ущемляющей глубины содержания благодаря насыщенности художественных деталей, богатству «чувственного материала» и пластике художественных образов.
Художественная деталь А.И. Софронова выполняет разнообразные функции: создает определенную атмосферу изображаемого, углубляет психологическую характеристику персонажей, подготавливает развязку сюжета, проявляет глубинный подтекст. Писатель часто идет от деталей, фиксируя во времени и пространстве жизненные мгновения, которые по ходу повествования подчиняет ведущей мысли произведения [9].
Рассказы Софронова изобилуют номинативными предложениями, короткими фразами, не типичными для якутской прозы, неоконченными выражениями, завершаемыми многоточием. Действие в них зачастую прерывается довольно длительными паузами, и тогда наиболее содержательной становится роль художественной детали. Софро-нов часто прибегает к фигуре умолчания, когда читатель
легко домысливает по эмоционально насыщенным деталям душевное состояние героя, повествователя или автора. Таков, например, финал рассказа «Приезжий», где нет подробного описания угнетенного настроения героя, но ярко передано его тяжелое душевное состояние, близкое к отчаянию. Герой окружен стихией непомерного горя, все вокруг вызывает в нем чувство стыда, раскаяния, досады: и окружающая его природа, и его дом, и сама земля как будто упрекают его, ропщут на свою убогость и неустроенность. Встреча Степана с женой и голодными детьми не описывается в рассказе, но детали краткого финала говорят о тяжести этой встречи. Гаснет свет спрятавшегося месяца, зловеще чернеет его обмазанный навозом балаган, сердце Степана горестно бьется, его душат слезы, комочками застывающие на шарфе. «Если бы я возвращался по-человечески, ... как было бы мне легко, радостно войти в свой дом, в тепло, без тяжелых дум, свободно и легко», -думает он. Рассказ кончается словами, после которых следует сообщение об окончательном падении героя: «Довольно долго постояв в неподвижности, он, не в силах унять мелкую дрожь во всем теле, стал медленно открывать ворота...» [8]. Умолчание о встрече с родными здесь оказывается намного выразительнее слов.
Художественная деталь обретает особое значение в со-фроновской цветописи и звукописи, в его бытовых и пейзажных зарисовках. Так, атмосфера бестолковой суеты канцелярских работников создана в рассказе «Морока по пустякам» с помощью выразительных художественных деталей. Здесь «воздух» канцелярской машины создается сочетанием звуков мелкой суеты с медлительностью движения в решении пустякового вопроса на протяжении нескольких дней. В рассказе «Внешность обманчива» быстро сменяется тональность диалогов, реплики персонажей то поднимаются до пафоса гневного обличения, то снижаются в выражении подобострастного поклонения. В «Приезжем» радостно возбужденного Степана город встречает бодрыми рабочими шумами, а убитого горем в конце рассказа провожает тревожной тишиной. Вот встреча с городом, который «со всеми его домами, людьми как будто вдруг поднялся из-под земли перед его глазами»: «Лучи зимнего яркого солнца заиграли, заискрились в окнах домов, побежали, засверкали вдоль улиц». Оставляемый же бредущим обратно Степаном город воспринимается им как нечто необъяснимо враждебное: «Все, дома, люди вокруг были не такими, как вчера. Казалось, все были сердиты на него. Ему казалось, что он один среди них самый несчастный, глупый». Он едет в сторону дома, думая: «Вот каким страшным может быть город, когда смотрит злобными глазами людей и собак» [8].
Осязаемая пластика художественных образов А.И. Софронова во многом обязана художественной детали. Он вошел в якутскую литературу как зачинатель психологической прозы. Его портретные характеристики изобилуют выразительными художественными деталями, служащими средствами глубокой характеристики психологии персона-
жей. Так, в рассказе «Морока по пустякам» создан образ девушки - секретаря канцелярии, легкой, беспечной, жизнерадостной, полной молодой, радостной энергии. Ее мелодичный, переливчатый смех похож на звон монеток, бросаемых сверху друг на друга. Веселая, легконогая, она напоминает птичку, щебечущую на зеленой ветке. Образ строится автором как целостное изображение личности в фокусе единичной ситуации.
А.И. Софронов по-чеховски точен в расстановке художественных акцентов, в приемах вплетения переживаний и поведения персонажей в причинно-следственные связи. У него личность только в определенный отрезок времени становится подвижной во времени и пространстве. В своем же глубинном содержании она всегда остается свободной и неподвижной. Однако это не исключает «текучести» сознания личности, сложности и противоречивости ее чувств, множественности мотивов ее поведения. Герои его рассказов не могут освободиться от житейской тривиальности в силу «крепости» тех особенностей их натуры, которые сформированы условиями их жизни.
Интонационный строй софроновских произведений создает ощущение происходящего перед глазами читателя, это как бы моментальный фотоснимок кусочка живой жизни. Выразительность и гибкость слога А.И. Софронова вырастают на основе народной поэтической культуры, делая его стиль столь же жизненным, как и у А.П. Чехова, диалоги которого оставляют впечатление записанного с натуры.
Душевное состояние проигрывающего последние деньги Степана в рассказе «Приезжий» передано как временное помутнение сознания, сменившееся затем осознанием пришедшей к нему беды: «Весь дрожа и волнуясь, Степан выложил на стол триста рублей. Потом все смешалось, запуталось, как в тумане, он слышал: «Клади деньги», доставал из кармана рубли, клал их в банк, уже не понимая ничего, забыв, на что ему были нужны эти деньги. .. он лишь видел, как стали вставать с мест игроки, слышал, как кто-то объявил конец игры... Когда Степан очнулся, он сидел один, растерянно перебирая в руках карты... Что делать? В какую страшную беду он попал! ...Ничего нельзя исправить... Заплакать бы. Но слез нет. Тяжело бьющееся сердце обдавало то холодом, то жаром, кровь била в виски» [8].
Как и у А.П. Чехова, у А.И. Софронова - особая орга-ника в изображении природы как объяснения человека, когда границы человека и природы почти сняты. В рассказах Софронова природа грустит и радуется вместе с человеком, она меняет свой лик, свои цвета и звуки в унисон с человеческими переживаниями. Описанный им пейзаж обеспечивает точность обрисовки характера, а природа непосредственно влияет на человека, она усиливает его способность чувствовать и переживать. Поэтому в его пейзажах соотношение цветов и звуков важнее соотношения предметов. Писатель очень внимателен к световым и звуковым эффектам. Так, в рассказе «Морока по пустякам»
энергия утреннего пробуждения города передается разноголосым гулом промчавшегося, громко сигналя и взрывая землю всеми колесами, грузовика, перестуком топоров, визгом пил, голосами и смехом рабочих. Картина дополняется длинными хвостами синего дыма, золотыми проблесками лезвий топоров на крышах зданий.
У А.И. Софронова многофункциональны антитезы света и тьмы, тишины и многозвучия. В рассказе «Приезжий» контрастное противопоставление светлого с темным не исчерпывается традиционным значением борьбы доброго начала со злым. Антитеза здесь заявлена в первой же фразе рассказа: «Темным зимним вечером мрачно чернела покрытая чистым белым снегом изба». Сразу припоминается чеховский пушистый снег, осмелившийся падать в грязный переулок в рассказе «Припадок» или освещающий мрачный петербургский вечер в рассказе «Тоска». Рассказ А.И. Софронова окольцован этой антитезой, в финале говорится: «Погас свет спрятавшегося месяца, и стал еще больше и чернее его обмазанный навозом балаган, стоящий среди белых снегов» [8]. Эта антитеза выполняет и другие функции, она характеризует настроение героя, предупреждает события, обнаруживает авторскую позицию. Тишина в доме Степана выступает как знак погруженности в тяжелые думы. Потом настороженная тишина сменяется шумной радостной суетой, когда находится и начинает осуществляться решение житейской проблемы. Описание тихого отъезда Степана в город по темной дороге создает предощущение, предвестия скорой беды. Автор умело подготавливает драматическую развязку сюжета.
Близка к чеховской сама повествовательная манера А.И. Софронова. В его рассказах превалирует ровный, спокойный, неторопливый тон доверительной беседы с читателем. Его речь сродни с разговорной, с ее сдержанной эмоциональностью и яркой выразительностью. Свежесть, отточенность диалогов, живость интонаций придают повествованию особую легкость.
Своеобразны позиции автора, повествователя и героя в произведениях писателя. Эти три плана повествования во многом похожи на чеховские, демонстрируя авторское мастерство перевоплощения, умение представить разнообразные ракурсы восприятия действительности. У него весьма редко прямое, открытое авторское слово, его назидательность ненавязчива, она уходит в подтекст. Отсюда сложность проявления авторского дискурса. Субъективное начало у него сильно, но скрыто, завуалировано, выражено чем-то напоминающим тонкую игру, позволяющую избежать прямых оценок. Так, в рассказе «Приезжий» от автора звучит единственная фраза: «Несчастье приходит в свой час», но вся атмосфера, «воздух» повествования говорят об авторском отношении к герою и событию. Здесь он развивает чеховскую жанровую тенденцию, которая, в отличие, например, от тургеневской, направлена на скрытое усиление субъективного начала, на углубление лиризма при сохранении внешне строгой объективности.
Более развернуто и открыто представлены мировосприятия повествователя и героя, причем сам тип повествования обусловливает сопереживание повествователя с персонажем по законам и принципам сказовой манеры изложения. Нарисованная в рассказах жизнь видится их глазами, переживается их чувствами. Автор часто прибегает к внутреннему монологу. В «Мороке по пустякам» Кузьма полон дум о брошенных им дома колхозных делах: «Как они там справляются с уборкой. Хорошо, что рано приехал, если закончу дела днем, даже и вечером, надо бы возвращаться» [8]. А.И. Софронов умело передает детский взгляд на мир, как это делается Чеховым в его рассказах «Дома», «Гриша» и других. Дети Степана в рассказе «Приезжий» с нетерпением и ребяческой верой ждут городских гостинцев, они то и дело выбегают на мороз, ими по-детски восторженно видятся привезенные отцом сафьяновый ремешок, сладости.
В геройном плане изображения часто встречается не аккомпанирующий, а контрастирующий с настроением героя пейзаж. Так, в измученном покаянными мыслями восприятии окружающего Степаном в рассказе «Приезжий» природа представляется герою равнодушной к его горю; что бы ни случилось с человеком, всегда будет «рав-нодушная природа красою вечною сиять». Более того, она способна контрастно усиливать владеющее героем чувство. «Как плохо!» - вырывалось у него, когда эти думы одолевали его особенно сильно. «Поля и сосны не знали этой беды, прекрасные, спокойные, они раскинулись вширь и поднялись ввысь, как обычно» [8]. Как и у Чехова, реализм А.И. Софронова отличается максимальным сближением человека с миром в их обоюдной непостижимости и вытекающей из этого принципиальной невозможности оценки как мира человеком, так и человека миром. Его художественный текст настраивает на нечто большее, чем отдельные судьбы людей, лишь изредка приоткрывая таинственную суть жизни. Его предметы, люди, природа покрыты какой-то загадочной вуалью. Часто возникают серии каких-то импрессионистических изображений на фоне серой, печальной действительности. Так, какой-то почти мистический ужас навевает часто повторяющийся в рассказе «Приезжий» образ «клопов». Полчища клопов по углам и стенам избы Степана беспрерывно шуршат и возятся, их копошение напоминает тиканье часов и как будто усиливается вслед за тяжелыми мыслями героя. Клопы докучают Степана и в городском доме, где он остановился на ночлег. Они как будто гонят его в ту комнату, где идет картежная игра, набрасываясь на него все с большей силой. Усталое тело просило сна, отдыха, но проснувшийся азарт, поддержанный клопиным штурмом, вытолкнул Степана в соседнюю комнату навстречу его беде.
Характерной чертой поэтики Чехова является переплетение в стиле его повествования лиризма с драматизмом, комического с трагическим. Эта особенность чеховской манеры оказалась близка софроновскому мировидению. Причем так же, как у Чехова, в сочетании двух противопо-
ложных начал основным художественным приемом выступает противопоставление светлого темному, города -деревне, развивается антитеза «казалось - оказалось». Так, в рассказе «Приезжий» весь «чувственный материал» описаний города и деревни подчинен характеристике как светлых, так и темных сторон городской и деревенской жизни. Создается двойственное представление об особенностях двух жизнеустройств, что и приводит к переплетению, сложному сочетанию лиризма и драматизма, к сплаву разных настроений. Город усиливает социальные противоречия между людьми, делает более ощутимыми перегородки между ними ив тоже время он содействует способности творить, активизируя мысль. У А.И. Софронова скрытый драматизм сочетается со столь же скрытым лиризмом. Ужасающая банальность обыденной жизни оборачивается трагизмом разбитой мечты, неосуществленных надежд, омраченной радости.
Главным пафосом, выражаемым сочетанием лиризма с драматизмом, является существующий в действительности контраст желаемого с сущим, поэзии мечты с трагизмом настоящего. Извечное столкновение действительности и мечты перерастает в трагедию, когда от повествования веет духом печали мира, которому природа дала так мало радости. Причем А.И. Софронов ставит трагическое столкновение в рамки банальной ситуации. Его трагизм - это категория внутреннего восприятия мира, более чем стечения обстоятельств; он обычно не столько вовне, сколько в самом человеке.
Возвышенное у Софронова сливается со смешным, и так же, как у Чехова, они взаимно усиливаются через контраст. Смешны и поэтому особенно грустны мытарства Кузьмы в «Мороке по пустякам», порой комичны и от этого еще более печальны злоключения Степана в «Приезжем».
По своей натуре А.И. Софронов, как и А.П. Чехов, был человеком юмористического склада, умел видеть, замечать и отмечать смешное. Его критицизм выражался не гневными выпадами; это была не сатира, не гротесковые построения, а скорее лукавая усмешка, насмешливо-грустный юмор. Тем не менее в его произведениях в сочетании светлых и темных сторон в отличие от раннего Чехова преобладает темное начало, в которое лишь отдельными моментами вкрапливается нечто смешное, комическое, вызывающее снисходительно-сострадательное отношение к изображаемому. Юмор чаще всего присутствует в развитии оппозиции «казалось/оказалось», заменяя гнев и выражая позицию защиты объективности истины от идеализации. Он не переходит в цинизм, оскорбление. За этим юмором стоит поэт и мыслитель, лирик и философ.
В результате не механического соединения лирики с прозой, а своеобразной «переплавки» всего материала образуется особый текст нового качества, где излишняя сгущенность драматизма оказывается смягченной и умеренной комическими квантами, а лиризм защищен правдой от сентиментальности.
Зачастую настроение софроновского рассказа скрывается в самом ритме повествования, который сливает индивидуальное с внеличностным в пределах небольшого кусочка текста. Чем сильнее чувство, тем тверже мысль, тем спокойнее и мягче слово. Сдержанность выражения, тишина художественной картины создают особую ритмику повествования, в которой скрыта одна из причин гармонии и красоты стиля А.И. Софронова [3].
Для Софронова характерны укрупнение объекта изображения, многоплановая семантика образов, расширение границ поэтических обобщений посредством ассоциаций с элементами мировых масштабов. Как и у Чехова, у него зависимость вечных ценностей от исторических не столь значительна. Но если Чехов обычно больше опирается на рациональное начало, то у якутского писателя более силен интуитивный момент, коренящийся в представлениях, идущих от национальных фольклорных традиций. У Чехова господствуют всеобщие, общечеловеческие законы, у А.И. Софронова обычно утверждается правомерность современных земных порядков. В рассказе «Морока по пустякам» конфликт разрешается вмешательством представи -теля власти, чем и исчерпывается фабула рассказа.
Веря в высокое предназначение человека, А.И. Софронов часто интуитивно провидит и предвидит, особенно в изображении нравственных изъянов натуры человека, отступившего от природных законов. Если у Чехова человек изменчив, подвижен в своем внутреннем содержании, мобилен в этом плане, то у Софронова личность в своей сути остается неизменной. В рассказе «Приезжий» утверждается неистребимость порока пьянства. Герой ощущает свою пагубную страсть, как яд, проникший в него поми-мо его воли, осознает ее как свыше насланную на него болезнь, ясно видит, что она - причина всех его бед, но ничего не может изменить.
Писатель довольно часто использует мотивы сна, видений, смутных воспоминаний, выполняющих функции, близкие чеховским: углубление психологизма, проявление скрытого смысла произведения.
Интересно обратить внимание на своеобразие софро-новской религиозности. Его Степан в рассказе «Приезжий» чтит церковные праздники, знает религиозные обычаи. Внутренняя религиозность софроновских героев является проявлением в человеке его природного предназначения. Свои слабости и пороки они оценивают как великий грех.
В целом, софроновский художественный мир абсурден, но, как и Чехов (и это отличает Чехова от таких запад -ных писателей, как Кафка или Камю), он определяет границы этой абсурдности. Ощутимое ожидание в его произведениях - ожидание конца этой абсурдности, освещенное всегда присущей ему надеждой на лучшее.
Рассказы А. И. Софронова объединяет ведущее авторское настроение - жажда справедливости, гармонии, истины и счастья. Тонко организованный, сложный внутренний мир автора в его реакции на переживаемую эпоху нашел созвучие в пафосе чеховских произведений и
и 59
жанрово-стилевых формах его выражения. В поэтическом сообразовании своего миропонимания с локальным объектом изображения он наследовал чеховскую удивительную взаимопроникновенность художественных пространств, когда нашел в русском классике то, к чему всегда стремился - истинный гуманизм и высокое мастерство.
Литература
1. Башарин Г.П. А.И. Софронов. Якутск, 1969.
2. Кардашевский Г.Р. Софронов А.И. айымньыта // Софронов А.И. Талыллыбыт айымньылар: В 2-х тт. Т.1. Якутск, 1964.
3. Билюкина А.А. Алампа... (жизнь в творчестве). Якутск, 2001.
4. Бурцев А.А. Якутская классическая литература и современность. Якутск, 2007.
5. Семенова В.Г. Поэтический мир Анемподиста Софронова (Истоки. Проблематика. Поэтика): Дисс...канд.филол.наук. Якутск, 1999.
6. Андреева Г.Т. Влияние русской литературы на поэтику ранней якутской прозы // Русское слово и словесность в РС (Я): Матер.науч.-метод.конфер. 4.2. Якутск, 2006.
7. Андреева Г.Т. Традиции А.П. Чехова в рассказах Н.Н. Неустроева // Русское слово и словесность в РС (Я): Матер. науч.-метод.конфер. г. Якутск, 15 декабря 2006. Якутск, 2007.
8. Софронов А.И. Талыллыбыт айымньылар: В 2 тт. Якутс-кай, 1964. (Заглавия некоторых рассказов А.И. Софронова и их тексты даются в нашем переводе с якутского языка на русский по этому изданию).
G. T. Andreyeva
On the problem of Russian-Yakut literary relations (traditions of A.P. Chekhov in stories of A.I. Sofronov)
Making textual analyses of some stories of A.I. Sofronov (Alampa) the author compares them with works of A.P. Chekhov in order to observe the Chekhov’s traditions in creative work of A.I. Sofronov. According to the research it has been established that the studied materials of works of the Yakut writer contain some Chekov’s artistic device: thickening of artistic details semantics, overlapping of humour and drama, individual description of a separate occasion, mixture of different description aspects. The stories of these writers are similar to each other in terms of special methods in creation of definite mood, unique devices of generalization that transform an ordinary material to real life sphere. Similarity of topics in literary works of A.I. Sofronov and Chekhov determine features of compositions of their stories.
Key-words: routine, detail, antithesis, laconism, certainty, humor, drama, lyricism, polycentrism, discourse, impressionism.
‘v‘v‘v
УДК 801.6.82.085.
Н.А. Ефремова
СТИЛИСТИЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ НОМИНАТИВНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ В ЯКУТСКОМ ЯЗЫКЕ
Рассмотрены функционально-стилистические особенности использования номинативных предложений в якутском языке. На примере художественных произведений, статей и очерков, официальных документов, научных разработок произведен стилистический анализ номинативных предложений. Выявлены особенности их использования: в художественном стиле - для описательных целей; в экспозициях драматических произведений - для фиксации определенных мыслей, наблюдений и фактов; в малых жанрах устного народного творчества - для называния и определения понятий, предметов; в публицистическом стиле - для выделения рубрикации частей сложной конструкции; в научном стиле - для упорядочения мыслей, изложения факта и акцентирования внимания.
Ключевые слова: художественный, деловой, публицистический, научный стили, рубрикация, устное народное творчество, цепочка номинативных предложений.
ITa ^T]ё^a0ёa^u]ё їбaaёTжa^ёy]ё ТбёТyoT П^ё-oaoй TaTTnTnoaaTua їбaaёTжa^ёy, ^ашё ^ar eToT-биб auбaжa^ ёТйTaт nбйanoaёoaёй^ul ёёё nбanoa^-
ЕФРЕМОВА Надежда Анатольевна - к. филол. н., ст. преподаватель ФЯФиК ЯГУ
0ёaёбтaa^^тё ^anoй|э бa^ё a TnTTaTTi I'aaa^a, eToT-бua nёбжao aёy бoaaбжaa^ёy ^aёё^ёy yaёa^ёё, nTau-0ёё, oaeoTa ё i^aaiaoTa, a oaesa aёy ёб Tбa^ёё ё Tagu-
aa^ёy [1].
raie a їбTбanna бaaTou ёnnёaaтaa^u TnTaau ^ё бїтoбaaёa^ёy ^Tlё^aoёa^uб їбaaёTжa^ёё a ^aouбaб 6б^ёбёT^aёйшб n0ёёyб бa^ё ^aTffianoaauM, їбaёё-