ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
В.И. Олешкевич
К ПРОБЛЕМЕ ЛОГИКИ РАЗВИТИЯ ЕВРОПЕЙСКОЙ ПСИХОТЕХНИКИ (на материале развития бихевиоризма)
Всякое понятие, всякая идея определенным образом культурно обоснованы, являются функцией культуры и общества, где они появляются. Что можно сказать в этом отношении на счет подкрепления, каковы культурологические условия образования понятия подкрепления? Понятие подкрепления должно быть некоторым ответом культуры на изменившиеся условия ее функционирования. Как известно, понятие подкрепления появилось, складывалось и развивалось в процессе поступательного движения бихевиорального направления в психологии. Идея подкрепления, идущая от закона эффекта Э. Торндайка [5, 6, 7], постепенно операционализируется, и у Скиннера, который поставил это понятие в центр своей психологии, превращается в операционально-прагматическое понятие организации психотехнического действия по отношению к поведению людей. Таким образом, из понятия сугубо исследовательского понятие подкрепления превращается в специфически психотехническое. Такая опера-ционализация происходит на основе выделения психологической и психотехнической схемы анализа поведения, схемы «стимул — реакция». Благодаря принципу наблюдаемости, открытости этих детерминант поведения они постепенно дифференцируются, операционализируются.
Психотехническая схема «стимул — реакция» появляется в культуре, развивающейся внутри культурной оппозиции «субъект — объект», «Я — мир». Вследствие такого развития происходит объективация мира, мир превращается в объект исследования и овладения. Эта схема понимания переносится и на человека, который также становится объектом исследования. Традиция объективации человека началась с Р. Декарта, который рассматривал животных как автоматов, реагирующих на изменения среды. В американском позитивизме эта традиция продолжает свое развитие.
Но познание человека, схемы исследования психики отображают и психотехническую практику формирования психики. На самом деле человеческое сознание уже давно стало объектом манипулирования, уже давно стало глубоко рационализированным европейской культурой. Например, в психоанализе человек тоже осознается как существо глубоко объективированное, и это осознание происходит изнутри самого сознания, через практику самоосознания. Таким же образом в психоанализе достигается осознание реактивности человеческого сознания [3]. В бихевиоризме это осознание достигается другим путем, через специфическое наблюдение и исследование сознания извне, когда схема исследования формируется как проекция способа функционирования самого сознания исследователя. Состояние человека в культуре, состояние самой культуры и инициируют возникновение бихевиоризма как новой психологической парадигмы. Поэтому вопросы о том, почему появляется бихевиоризм, в чем его историческая сущность, можно трансформировать в вопрос о культурно-исторических условиях его возникновения.
Схемы исследования, которые предложил бихевиоризм, уже давно существовали в американской культуре и были важным организующим моментом ее функционирования. Задолго до исследований Торндайка, Скиннера и других психотехническая схема подкрепления уже существовала в культуре и была ее конституирующим моментом. Буржуазная культура предполагает анализ и измерение труда, свободную рабочую силу, а также систему вознаграждения труда как технику его стимуляции и управления его
эффективностью. Таким образом, подкрепление сначала существует как психотехника в новоевропейской буржуазной культуре, которая свое дальнейшее развитие находит в постиндустриальном обществе, потом становится психологией, психологической схемой исследования и, наконец, схемой управления формированием поведения или психотехникой, уже в рефлектированном виде. В этом смысле бихевиоральная психотехника уже давно существовала и работала в европейской культуре и только потом была специческим образом рефлектирована бихевиоральной психологией, а затем превратилась в реф-лектированную психотехнику.
Таким образом, феномен подкрепления является культурным явлением. Акт подкрепления осуществляется на основе идентификации с символами культуры, поэтому подкрепление в своей основе связано с образами культа и образами культуры. В этом смысле можно сказать, что подкрепляет и формирует способы подкрепления именно культура. В таком случае способ подкрепления непосредственно связан с сознанием, которое подкрепляется, и можно сказать, что способ подкрепления формирует сознание, но верно также и обратное, что существующее сознание через свои проекции внешних объектов тоже формирует способ и формы подкрепления в определенной культурной ситуации. И в этом смысле подкрепление как процесс и как функция существует не только вовне, но и внутри сознания изначально. В различных культурах можно обнаружить некоторые сквозные для них ценности подкрепления, ориентации на определенное подкрепление и подкрепители.
Развитие капитализма и наемного (свободного) труда создало необходимость объективного и всеобщего измерения труда. Развитие разделения труда приводит также и к более сложным системам его объективного определения и измерения. Все это ведет к новой организации труда и его стимулированию. Дальнейшее разделение труда, механизм рыночного регулирования производства и потребления, формирование механизма денег (этого всеобщего эталона и «всеобщего подкрепителя», по словам Скиннера) приводят к новому сознанию и новой системе подкрепления его функционирования и развития. Точное экономическое измерение работы, труда по внешне наблюдаемым продуктам на основе измерения количества и качества труда в денежном отношении позволяет организовать точное денежное вознаграждение за выполненный труд. Поэтому в буржуазной психотехнической культуре подкрепление труда и поведения вообще осуществляется довольно просто и постепенно механизируется и автоматизируется. Это становится возможным благодаря тому, что здесь все уже измерено, все соотношения реакций индивида и следующих за ними социальных стимулов вполне предсказуемы и заранее определены. В такой ситуации поведение человека действительно можно предвидеть. В этой, таким образом, рационально расчлененной системе социальной жизни возможно точное измерение подкрепления, соответствующее его дозирование в соответствии с выполненной полезной для экономической системы работой [10]. Именно в такой ситуации становится возможным определение подкрепления через его последствия. Это вполне естественно в такой культурной ситуации, в которой все стремится быть предсказуемым.
Соответствующим образом объективируются, рационализируются потребности людей и способы их удовлетворения, тоже благодаря экономическому измерению способов и средств их удовлетворения и выражению в денежной форме. Это, вероятно, одна из причин, почему в бихевиоризме отсутствует понятие потребности, к этому времени все потребности людей объективированы и измерены. Они могут быть представлены вполне в объектной форме, могут быть созданы извне, поэтому в такой ситуации понятие внешнего стимула вполне может заместить понятие потребности.
В буржуазном обществе идея подкрепления формируется сразу как идея стимулирования произвольного (заданного) поведения, а также как идея развития (стимулирования роста) выбранного поведения, система подкрепления строится так, чтобы у индивида появлялся интерес к интенсификации и расширению своей активности. То есть система подкрепления соответствует системе и идеям расширенного производства и его развития.
С другой стороны, как и экономическая культура ориентирована на накопление, так и ориентация индивида на подкрепление существует в форме влечения к накоплению подкреплений. Подкрепление строится так, что оно стимулирует желание еще большего подкрепления. Это оказывается возможным потому, что схема подкрепления является рационально прозрачной, обобщенной и предсказуемой, а также интроецируется внутрь сознания индивида.
В такой ситуации культуры и происходит формирование бихевиоризма, на основе специфического самоосознания индивида в этой культуре, на основе специфической экспликации такой ситуации, в которую человек уже изначально включен и как специфическое, хотя и неадекватное осознание этой ситуации и себя в ней. В классическом бихевиоризме данная ситуация функционирования и развития человека проецируется на животных, в экспериментах, в которых роль точно установленной и экспериментально создаваемой потребности, точно соответствующей внешнему стимулу, выполняет голод, роль подкрепления выполняет пища, а роль поведения — произвольно выбранные реакции и извне задаваемые требования к ним и к направлениям их роста. Но вначале бихевиористы как члены североамериканского общества эту схему испытали на себе, будучи включенными в социальную и культурную психотехнику жизни американского общества.
Протестантская психотехническая культура как преемник средневековой культуры была ориентирована в целом на отсроченное конечное подкрепление. Но в начале ХХ века в Европе и, прежде всего, в США начинается рост новых ценностей [8, 9]. Они ориентированы уже не на систематический труд и достижение социального и материального успеха в жизни, не на отсроченное подкрепление, но связаны с личным счастьем и удовлетворенностью жизнью в настоящий момент. В связи с этим возникает потребность получить подкрепление сразу, без всяких отсрочек.
В связи с такой переориентацией ценностей появляются и новые идеологии жизни, новые психотехники. Но вместе с этими психотехниками, вместе с психотехникой Скиннера в США происходит переход от протестантской к иной культуре, в том числе и психотехнической. В этой психотехнике во главу угла ставится, во-первых, положительное подкрепление и, во-вторых, подкрепление «мгновенное» (неотсроченное). Параллельно и навстречу этой психотехнике развиваются психотехники, ориентированные на «здесь и теперь» в «глубинной психологии» (в психоанализе, у К. Роджерса, Ф. Перлза и т. д.).
Бихевиоризм появляется, как известно, в рамках движения за объективность психологических методов и ратует за получение надежных и объективных данных о человеке, стремясь перевести психологию в разряд строгих и точных наук. Такое стремление к фундаментальному пониманию человека характерно не только для бихевиоризма. С аналогичной ситуацией мы встречаемся и в психоанализе, другом направлении новейшей психологии, казалось бы совершенно противоположном бихевиоризму. Там тоже существует принцип недоверия к сознанию, а доверия бессознательному как чему-то более объективному (или собственно объективному). В психоанализе тоже есть удобный «объективный» объект исследования. Это больные неврозами, в основном истерией, неврозом навязчивых состояний и некоторыми другими видами неврозов. У них работа бессознательного может наблюдаться в более чистом виде, чем у среднего человека. Именно в таких, «экспериментальных», психических состояниях распавшееся сознание (или бессознательное) обнаруживает свои элементы и свою структуру. И здесь также аналитик открывает сначала зверя в человеке, здесь также происходит продвижение к более непосредственному, бытийному сознанию, продвижение от неживого мышления к живому самосознанию [3].
Другими словами, и бихевиоризм, и психоанализ это движение, в сущности, в одном направлении, хотя и разными путями, это все же движение к одной цели. Психоанализ предполагает путь изнутри сознания человека, а бихевиоризм извне проявлений человеческого сознания. И это родство двух психотехник имеет общий корень ассоциативную психологию, опирающуюся на психотехнику организации ассоциативной связи, которая, с одной стороны, объективировалась вовне в психотехническую схему
«стимул — реакция», а с другой трансформировалась в технику осознания (посредством воспоминания) [4].
В бихевиоризме психотехнический схематизм ассоциативной связи проецируется вовне, интерпретируется в терминах объектных отношений и задает новую схему психотехнической деятельности, предмет психологического исследования и видения человека. Ведь что это значит, когда мы говорим, что вся совокупность человеческого поведения и его условий разбивается на два класса элементов: класс стимулов и класс реакций? Таким образом, предполагается, что поведение человека формируется извне, через воздействие на него определенного ряда стимулов. Такое утверждение, конечно, удерживает некоторое действительное положение человека в новоевропейской культуре и одновременно является психотехническим утверждением о том, что человека нужно изменять и указывает, как это нужно делать. В этом смысле такая схема является, прежде всего, психотехнической и превращение ее в схему исследования вторично. Но даже в исследовательских задачах четко просматривается психотехническая их функция, задача воздействия на человека и его изменение. Это по-прежнему все та же локковская идея человека как чистой доски, на которой общество пишет свои письмена. Задача соответственно состоит в том, чтобы изыскать, исследовать, сконструировать стимулы, которые способны изменять человека, который изначально как бы пустой, в частности в том смысле, что все люди имеют одинаковый набор врожденных реакций. Бихевио-ристы вслед за Локком утверждают, что именно внешняя среда формирует индивида. Следовательно, все проблемы сводятся к научению, поэтому бихевиоризм формируется как психология научения, можно сказать, как преимущественно педагогическая психология.
Но суть научения, согласно бихевиоральной схеме исследования, состоит в стимулировании, поскольку реакции зависят от стимулов. Стимул — это все внешнее организму, это в принципе всякое внешнее воздействие среды, которая воздействует на организм. С одной стороны, есть организм, индивид, а с другой — существует объективный мир, который на него воздействует. Индивид сам по себе пассивен, но на него воздействует объективная среда. За такой феноменологией восприятия мира стоит психология человека ХХ в., прежде всего американца. Теперь социальная и культурная среда так противопоставлена самому человеку, так организована и человек так зависим от нее, что он ощущает себя лишь в качестве воспринимающего ее воздействия. А становясь на позицию управления изолированными индивидами, психолог видит свою задачу в организации таких воздействий.
Таким образом, за понятием стимула скрывается некоторое объектное и объективированное действие и воздействие. Ведь мы же говорим: «какое действие оказал стимул», «действие стимула» и пр. Но здесь действует не субъект, а объект, субъект лишь воспринимает действия, реагирует. Что же это за объект? Общество, культура. И так обстояло дело достаточно давно, но в связи с рядом исторических условий в Америке это состояние сознания проявилось наиболее отчетливо.
Если мы прислушаемся к словам «стимул», «стимулирование», то мы услышим в них и еще один смысл. Стимулируют всегда что-то, стимул дается для чего-то, за использованием стимула стоит какое-то самосознающее существо. Мы стимулируем поведение, стимулируем труд и т. п. И именно благодаря развитию капитализма, рыночного производства, свободного (наемного) труда развивалась, разрабатывалась и рефлектировалась практика стимулирования труда. Для стимулирования труда крепостных крестьян не требовалось большой изощренности, но стимулирование труда наемных рабочих потребовало большей точности. Теперь развивается механизм денег (механизм стимулирования), труд измеряется и в соответствии со своей мерой подкрепляется. Благодаря технике измерения труда и существования всеобщего эквивалента общественных ценностей (денег, культуры денег) достигается максимально точное подкрепление труда, его физической, «наблюдаемой» части прежде всего. И это положение все более и более рефлектируется, объективируется и отчуждается от непосредственного сознания отдельного индивида,
вытесняется из его сознания. Не является ли схема исследования «стимул — реакция» проекцией именно такого объективированного состояния сознания? И эта проекция отображает действительное состояние человеческого сознания. Отдельный индивид действительно ощущает на себе воздействия некоторой безличной и объективированной среды, которая стимулирует его поведение. Классический бихевиоризм не случайно в этом смысле игнорирует понятия потребности, мотива, влечения, но ограничивается исследовательской схемой «стимул — реакция». Это тоже проекция культурного состояния человека и его сознания. Понятие мотива, в частности это, конечно, внутреннее понятие, понятие самосознания, поэтому предполагает активность индивида. Но эта активность мыслится как рефлектированная, понятие мотива имеет в себе значительную рефлексивную нагрузку и восходит, вероятно, к практике морального самоотчета и оправдания и к юридической практике объяснения и квалификации человеческих поступков. Здесь человек мыслится как самосознающее, рефлектирующее, отдающее себе отчет в своей деятельности и в этом смысле активное существо.
Создатели бихевиоризма встречаются уже с иной ситуацией или воспринимают поведение человека по-другому. И действительно, к этому времени человеческие мотивы были уже вполне объективированы, измерены и расчленены. Поэтому отпала необходимость обращаться к внутреннему, оно уже сплошь объективировано вовне. Поэтому бихевиоризм ориентирован на то, чтобы действовать извне, действовать через объективные стимулы и объективированные, «научные закономерности», ориентирован на то, что потребности людей уже давно сформированы, представляют некоторую общеизвестную константу (см., например, выделение потребностей в работах Г. Меррея и др.), и эти потребности рационально вполне прозрачны. Так и в действительности обстоит дело в рыночном обществе с его механизмом денежного регулирования отношений людей. Посредством механизма денег это все может быть измерено, а сами деньги стали всеобщим эквивалентом самого различного рода побуждений человека. Если за деньги можно приобрести все, достигнуть всего, то они становятся основным мотивом. Но эта переменная внешняя и «внешне наблюдаемая», она относится к классу стимулов.
Поэтому какой смысл изучать мотивацию, если она кажется очевидной, она давно объективирована в культуре и ее механизм давно стал механизмом управления людьми? Проблема мотивации замещается проблемой изучения стимулов. А поскольку человек рассматривается как существо принципиально реактивное, то изучение стимуляции и ее механизмов представляется вполне самодостаточным. А человек к этому времени действительно стал реактивен, а его поведение вполне предсказуемым.
Таким образом, за понятиями «стимул», «реакция» и прочими скрываются механизмы социального управления. Например, возьмем центральное для бихевиоризма понятие «поведение». Если мы вслушаемся в слово «по-ведение», то мы улавливаем признак самосознания в субъекте, которому мы этот предикат приписываем. Вести себя, по-вести себя соответствующим образом может только индивид, наделенный самосознанием и навыками самоконтроля, который может рефлексивно расслоиться, наблюдать за своим поведением и вести самого себя в определенном направлении, по-вести себя туда или в ином направлении, повести себя так или иначе, все это мы можем сказать о самосознающем, саморефлектирующем индивиде, который благодаря этому имеет выбор.
Так мы говорим ребенку, когда квалифицируем его активность: «так нужно вести себя, а так не следует», обращаясь тем самым к его самосознанию и стимулируя рефлексию поведения. Этой фразой мы говорим о том, что нужно «водить себя», как бы водить себя за руку или, как говорят немцы, уметь держать себя в руках (такова немецкая этимология термина «поведение»). Здесь слово «поведение» несет прежде всего социальный, культурный, моральный и педагогический смыслы.
Но вот бихевиористы употребляют термин «поведение» в совершенно противоположном смысле, они понимают под этим термином прежде всего нечто внешне наблюдаемое. Поведение — это то, что внешне наблюдаемо. За этим словоупотре-
блением тоже нетрудно увидеть проекцию сознания новоевропейского индивида и новоевропейской морали, в центре которой внешняя благопристойность, которая только оценивается социально и подкрепляется. Это и есть цель воспитания, это и есть социальное поведение. Поэтому и ставится задача формирования поведения, поскольку именно оно имеет социальное и социально-прагматическое значение. Это то, что наблюдаемо, что могут увидеть и оценить другие люди.
С другой стороны, поведение рассматривается как что-то не только внешне наблюдаемое, но и формируемое при помощи стимулов извне. То есть поведение — это не только внешне наблюдаемое, т. е. социальная маска человека, но и то, что сначала существует извне в виде социальных образцов, а только затем интроецируется в психическую организацию индивида. Этот процесс и описывается как процесс научения, результатом которого является навык.
Феноменология слова «навык» тоже интересна и тоже очень характерна для бихевиоризма. Это слово, также как и термин «поведение», происходит от общего корня «вести». Но когда говорят о навыке, то неявно предполагается некоторый процесс к нему приводящий — на-ведение. С этой точки зрения, чтобы образовался навык, необходимо на него навести. А наведение — это не процесс прямого воздействия, но способ некоторого опосредованного влияния.
Понятие навыка активно развивалось в процессе формирования капиталистического общества, оно уже рефлектированно существовало в раннем бихевиоризме. В ходе развития исследований в рамках бихевиоризма и таким образом саморефлексии этого направления исследований, прежде всего методической, формируется и собственно техника наведения (или подкрепления) Скиннера. Но эта идеология неявно существовала с самого начала развития бихевиоризма как некоторое его условие. Скиннер просто прямо, методически эту идеологию выразил.
В этом отношении крыса действительно «свободна», и свой метод Скиннер не случайно называл «свободным оперантным методом», а свой ящик («ящик Скиннера») — «свободной оперантной камерой». Модель эксперимента с крысами отображает образ жизни американского общества, объективированное сознание общественных атомов, внешне свободных, но внутренне сплошь определенных конструкцией общественной среды. Это развитое состояние сознания все той же протестантской культуры, с ее внешней свободой и внутренней необходимостью [4].
Исходя из всего вышесказанного, а также опираясь на другие наши работы [3, 4], мы можем сделать следующие выводы:
1. Во всякой культурной ситуации существует два рода психотехник: психотехники, инкорпорированные в культуру, и психотехники, психологически рефлектирован-ные.
2. Всякая новоевропейская психология — это проекция той психотехнической культуры, внутри которой находится исследователь.
3. Схемы психотехнической деятельности всегда существуют длительное время как инкорпорированные в культуру схемы жизнедеятельности индивида, и только на следующем этапе они превращаются в схемы исследования. И наконец, на третьем шаге развития эти схемы превращаются в рефлектированные психотехнические схемы.
Литература_
1. ВыготскийЛ.С. Проблемы развития психики// Собр. соч. Т. 3. М., 1983.
2. Гальперин П.Я. Формирование умственных действий // Хрестоматия по общей психологии: Психология мышления /Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.В. Петухова. М., 1981. С. 78—86.
3. Олешкевич В.И. Рождение новой психотехнической культуры. М., 1997.
4. Олешкевич В.И. История психотехники. М., 2002.
5. Торндайк Э. и др. Психология обучения взрослых. М.; Л., 1931.
6. Торндайк Э. Принципы обучения, основанные на психологии. М., 1930.
7. Торндайк Э. Процесс учения у человека. М., 1935.
8. Тоффлер О. Раса, власть и культура // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986.
С. 276-288.
9. Тоффлер О. Будущее труда // Там же. С. 250-275.
10. Шрейдер Ю.А. Социокультурные и технико-экономические аспекты развития информационной среды // Информатика и культура. М., 1990. С. 50-82.
11. Skinner B.F. Beyond freedom and dignity. New York: Knopf, 1971.
12. Skinner B.F. About behaviorism. New York: Knopf, 1974.
13. Skinner B.F. Why I am not a cognitive psychologist. Behaviorism, 5, 1— 10. 1977.
14. Skinner B.F. Reflections on behaviorism and society. Englewood Cliffs. NJ.: Prentice-Hall, 1978.
© Олешкевич В.И., 2004
Р.Г. Гаджиева
ПСИХОЛОГО-АКМЕОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД В ИЗУЧЕНИИ ВЛИЯНИЯ ГЕНДЕРНЫХ СТЕРЕОТИПОВ НА ПРОФЕССИОНАЛЬНУЮ САМОРЕАЛИЗАЦИЮ ЛИЧНОСТИ
ендерные стереотипы формируются в процессе половой социализации, которая, являясь частью общей социализации, рассматривается, с одной стороны, как процесс адаптации и интеграции человека в обществе, а с другой стороны, как процесс саморазвития и самореализации личности в социальной среде. То есть полоролевая социализация означает два взаимосвязанных процесса. Во-первых, это усвоение индивидом социального опыта, психосоциальных установок и ценностных ориентаций, определенных способов поведения и деятельности, присущих представителям того и другого пола. Во-вторых, это процесс формирования полового самосознания, которое включает в себя:
- познание своего сходства и различий с представителями своего пола и отличие от
представителей противоположного пола;
- эмоциональную оценку себя как представителя определенного пола;
- самоутверждение своего полового Я в общении и деятельности.
Активная личность, стремясь к свободе и независимости, расширяет свой личный опыт и обеспечивает реализацию своей индивидуальности. При этом индивид может в той или иной степени отходить от полового эталона, и следствием этого будет изменение не только самой личности, но и преобразования общества.
В данном контексте очевидным является необходимость рассмотрения гендерного аспекта в акмеологических исследованиях, что стало для нас возможным благодаря применению в нашем исследовании психолого-акмеологического подхода, разработанного отечественными учеными.
Акмеология, возникшая на стыке естественных, общественных и гуманитарных дисциплин, изучает феноменологию, закономерности и механизмы развития человека на ступени его зрелости. Понятие «зрелость личности» включает в себя множество характеристик, среди которых наиболее важное место занимает социализация личности.
Социализация — это аккумулирование индивидом на протяжении жизни социальных ролей, норм и ценностей того общества, к которому он принадлежит [1].
С помощью социализации общество воспроизводит социальную систему, сохраняет свои социальные структуры, формирует социальные эталоны, стереотипы и стандарты (групповые, классовые, этнические, профессиональные и др.), образцы ролевого поведения. Чтобы не быть в оппозиции по отношению к обществу, личность вынуждена усваивать социальный опыт путем вхождения в социальную среду, в систему существующих социальных связей.
В процессе социализации личность как бы «примеривает» на себя и выполняет различные роли, которые дают возможность ей проявить, раскрыть себя, то есть опреде-