4.Муртазалиев Р.А. Конспект флоры Дагестана. Махачкала: Эпоха, 2009. Т. I—IV.
5.Цахуева Ф.П. Характеристика ксерофильных сообществ Предгорного Дагестана. Вестник Социально-педагогического института. Махачкала: Изд-во Алеф, 2010. — 64-67 с.
Literatura:
1. Galushko AI Analysis of Flora western part of the Central Caucasus // Flora of the North Caucasus and questions of its history, vol. 1. Stavropol, 1976a. -C. 5-130.
2. Galushko AI Florogenesis and Sitora settling Mountain Ingushetia // read Tolstoy: Proc. rep. region. Scien. Conf. - Terrible, 1991. - P. 99-101
3. Kurbanalieva GS Biomorphological analysis xerophilic complexes vostochnh foothills of Dagestan. Proceedings DSPU: Makhachkala 2012-29-32s.
4. Murtazaliyev RA Synopsis of the flora of Dagestan. Makhachkala: Epoch, 2009. T. I-IV.
5. Tsahueva FP Feature xerophilic communities Predgorny Dagestan. Bulletin of Social and Pedagogical Institute. Makhachkala: Izd Aleph, 2010. - 64-67 s.
К ПРОБЛЕМЕ КОНТАМИНАЦИИ ЭПИЧЕСКИХ СЮЖЕТОВ В ТАБАСАРАНСКОМ ФОЛЬКЛОРЕ
Курбанов М.М., д.ф.н., профессор.
Филиал ФБГОУ ВПО «Дагестанский государственный педагогический университет» в г. Дербенте
Аннотация: В статье описываются процессы, происшедшие в бытовании преданий табасаранцев «Меч Абу-Муслима» и «Крепость семи братьев и сестры».
Ключевые слова: предание, легенда, Табасаран, константы, мотивы
THE PROBLEM CONTAMINATION EPIC STORY IN TABASARAN FOLKLORE Kurbanov M.M., doctor of рhilosophy, рrofessor
Abstract: This paper describes the processes that occurred in the existence of legends Tabasarans "Sword of Abu Muslim" and "Fortress of seven brothers and sisters."
Keywords: tradition, legend, Tabasaran, constant motivation.
Популярность преданий «Меч Абу-Муслима» и «Крепость семи братьев и сестры» в фольклоре народов Южного Дагестана побуждает вновь исследователей обратиться к памятникам фольклора для освещения некоторых проблем их генезиса и художественности. Однако вне поля зрения фольклористов остались вопросы, связанные с обогащением текстов константами и мотивами, взятыми из арсенала международных «бродячих сюжетов», и проблемы контаминации эпических текстов.
Контаминация в эпическом творчестве фольклора - это смещение двух или нескольких сюжетных мотивов, в результате которого в народном творчестве возникает новый сюжет или мотив, образуя целостное произведения. Такое явление довольно широко распространено в мировой эпике. Материалами для контаминации могут быть мотивы и константы, взятые из арсенала международных сюжетов и мотивов, встречающихся в фольклоре народов мира. Особенно этому явлению подвержены константы, часто встречающиеся в устном творчестве: «мотивы предательства и измены», «обобщенные образы горянок-воительниц», «чудесное рождение национального героя», «обретение героем фантастической силы», «наказание предателей», «воспевание патриотических подвигов», «мифологизация защитников родины», «идеализация народных мстителей» и т.д. Все эти устойчивые величины должны служить идейной установке произведений -слава героям-защитникам и проклятие предателям.
Контаминация мотивов и образование новых сюжетов можно проследить на примере исторического бытования табасаранских преданий «Меч Абу-Муслима» и «Крепость семи братьев». Известно, что сказание «Меч Абу-Муслима» возникло в фольклоре после трагических событий VIII в., когда арабские оккупанты под руководством Масламы после истребления большинства жителей и принуждения оставшихся язычников принять ислам покорили Табасаран.
Самая ранняя запись памятника «Меч Абу-Муслима» была сделана арабским путешественником Абу Хамидом ал-Гарнати в 1130 г. в Дербенте от неизвестного информанта, где он писал: «В стране Дербента Баб ал-Абваб есть народность, которую называют «табарсалан», у них двадцать четыре рустака, в каждом рустаке имеется большой военачальник, подобно эмиру. Они мусульмане, принявшие ислам во времена Масламы ибн Абд ал-Малика. А когда Маслама захотел уйти после того, как поселил в Дербенте 24 тысячи семей арабов из Мосула, Дамаска, Хамса, Тадмора, Халеба и других городов Сирии и Джезирии, то сказали ему табарсаланцы: «О, эмир! Мы боимся, что когда ты уйдешь от нас, то эти народы отпадут от ислама, и мы будем бедствовать из-за их соседства».
Тогда извлек свой меч Маслама и сказал: «Мой меч будет среди вас, оставьте его здесь, и пока он будет среди вас, никто из этих народов не отпадет». И сделали они для его меча в скале что-то вроде михраба и поставили его внутри него на холме, где Маслама стоял лагерем. Он и сейчас находится на той земле, люди совершают к нему паломничество. Тому, кто направляется к нему зимой, не запрещается надевать синие одежды или иных цветов, а если направляется во время жатвы, то не разрешают никому посещать его в каких-либо одеждах, кроме белых; а если кто-нибудь посетит его не в белой одежде, то идет сильный дождь и губит посевы и портит фрукты. Это дело у них хорошо известно» [1, 49].
Весьма трудно теперь представить, каков был первоначальный сюжет предания. Однако из дошедших до нас вариантов видно, что меч, оставленный захватчиками для устрашения и в качестве символа победы
над местными жителями, со временем превратился в святой фетиш, к которому горцы совершали паломничество в надежде на магическое воздействие оружия на посевы и хозяйственное благополучие. Приписывая «святому мечу» сакральные качества, аборигены верили во всемогущество объекта своего поклонения. Более того, со временем, как отмечает Абу Абдаллах ал-Химйари (ХУ в.), «народ этой страны весною приносит в пещеру всякого рода добро и подаяния, совершают паломничество к этому мечу и делает новые ножны. Когда несут новые ножны, берут с собой около пудовки пшеницы, и, идя, бросают ее на землю, пока вложат в новые ножны меч, и тогда возвращаются домой. Удивительно, что из брошенной пшеницы не находят на земле ни одного зерна» [2, 104].
Сравнительное текстологическое изучение упомянутых вариантов произведения позволяет заключить, что вариант ал-Гарнати за много веков бытования заметно обогатился новыми сюжетными мотивами и топонимом «Турин йишв», где хранился меч, что «святой меч творит чудеса», «место вокруг пещеры считается святым, всякий прохожий безопасен от грабительства, насилия и кровной мести» и т.д.
В такой форме с некоторыми вариантами и версиями предание бытовало до середины Х1Х века. Затем оно слилось с сюжетом другого табасаранского сказания «Крепость семи братьев», которое возникло к концу XVIII века по следам нашествий Надир-шаха. Контаминированный сюжет с новым названием впервые был записан П.К. Усларом в 1872 г. от муллы Селима и использован им в рукописи «Табасаранский язык».
В ней говорится: «Не в дальнем расстоянии от границы Табасарана с Джукв-улке (Кайтагом), в долине Рубаснир, вблизи аула Улуз находится опустелое место, на котором видно много кладбищ и развалин аулов. Это место называется «Гъунна». Здесь некогда жило богатое и могучее семейство, которому вверено было охранение знаменитейшей табасаранской святыни - меча Абу-Муслима, арабского завоевателя Дагестана и первого установителя в нем исламизма. Меч до сих пор хранится вблизи Чурдафа, на урочище «Турин йишв» (место меча). Рассказывают, что он становится видимым только тогда, когда его берёт в руки праведный человек, но при этом каждому из смотрящих представляется в особенном виде. Последними представителями фамилии, в продолжение многих веков охранявшей священный меч, были семь братьев, богатых и сильных, и одна сестра-девица. Братья переселились из Улуза в Хучни и оттуда, пользуясь недоступностью положения, делали тяжкие поборы со всех проезжающих. Жители, однако, не смели открыто нападать на братьев, но вступили в тайные переговоры с сестрой, которая, желала выйти замуж за сына старшины села Ругудж, на что братья не соглашались. Сестра, по наущению жителей, испортила соленой водой ружейные стволы у братьев, тогда жители напали на них, убили шестерых, а седьмой, тяжело раненый, отнесен был в селение Ругудж. Находясь на смертном одре, он сделал призыв народу - отомстить за него сестре.
Жители пяти селений приняли его сторону. Сестра заперлась в крепости Кыз-кала (Девичья башня), которой овладели ополчившиеся, и сестра была умерщвлена. Чтобы наградить мстителей, умерший всем пяти селениям завещал богатые дары, которые до сих пор известны в народе по фамильному имени завещателя: а) сел. Ханаг - пашенное поле Гуннарии хут1ил (Пашня гуннов); б) сел. Тивак (Дюбек) - мельница Гуннарин рягъяр (Мельница гуннов); в) сел. Хали (Халикент) - Коран Гуннарин кьур'ан (Коран гуннов); этот Коран весьма больших размеров и высокочтим; за право присягнуть на нем платится по одному рублю в пользу мечети. Коран до сих пор хорошо сохранился, на одной только странице виднеется кровавое пятно: кто-то дерзнул присягнуть ложно, и глаз его немедленно вырвался и влепился в Коран; в виде приписки изложено все завещание последнего из гуннов; г) сел. Ургулик - пашенное поле Гуннарин хут1ил (Пашня гуннов); д) сел. Ляхла - медный котел Гуннарин йигь-аг (котел гуннов), в котором будто бы можно сварить за раз мясо двух быков. Все эти дары последнего из гуннов до сих пор показываются в Таба-саране. Для хранения же меча Абумуслима назначаются теперь сторожа из одного семейства, живущего в селении Чурдаф» [3, 43-45].
Как видно из текста, симбиотический сюжет, сложенный из двух самостоятельных сочинений, заметно расширен за счет добавления в него популярного в эпической традиции константа из сказок («семь братьев и сестра») и сюжетных мотивов - сакральные свойства «святого меча», любовь сестры-девицы к неприятелю, предательство сестры, завещание «последнего из гуннов», месть брата, магические и анимистические качества Корана и другие. Эти традиционные мотивы могут быть разделены на две группы: мотивы, связанные с исламской религией и мотивы, известные в эпической традиции еще с древних времен.
Первый мотив - исламизация языческого Табасарана в VIII в. Коренные изменения в мировоззрении горцев в последующие века, привели к культу вещей, имевших какое-либо отношение к первым арабам-захватчикам и арабам-миссионерам, утверждавшим, что они являются потомками пророка Мухаммада или других религиозных деятелей. Поскольку реальный меч Масламы хранился в михрабе с. Чурдаф, местные жители приписали оружию сверхъестественные способности, приближая свои сказания о фетише к мифологическим легендам. Вероятно, поэтому в фольклоре возникли новые версии о «чудесах святого меча».
Так, в варианте, записанном нами в 1970 г. от С. Сафаралиева, подчеркивается, что «Маслама оставил в Чурдафе меч, чтобы табасаранцы чтили ислам и шариат... В последние годы меч ходил по домам, наводя страх на грешников.... Но вскоре он улетел в Мекку, потому что верующих стало меньше»[4, 69-77]. В другом варианте, рассказанном в 1973 г. Рамазано-вым Р. из с. Чурдаф, повествуется, что «некогда вблизи михраба с мечом Масламы построили мавзолей святого шейха. Тогда часто радуга натягивалась так, что одним концом она упиралась на михрабе с мечом, а другим - на могиле шейха. Люди паломничали к мавзолею и мечу. Но эти свя-
тые места могли посещать только праведные люди, грешникам преграждали дорогу двигающиеся деревья и скалы...Меч могли видеть только безгрешники...» [5, 35].
Заметим, предание обогащается религиозными мифами и легендами о святых шейхах или талисманах с характерными для них фантастическими превращениями, подчеркивая их святость. Мифологические мотивы -«появление радуги на могиле святого усопшего» или же рассказы о полетах «праведных» в Мекку и обратно, «хождение меча ночью по домам», «преграждение пути грешникам к мечу двигающимися скалами» и т.д. -создавали у верующих представления о божественном покровительстве мечу и арабам, оставившим его в Табасаране. Поэтому до сих пор в святости михраба никто из верующих не сомневается, хотя никто меча не видел, полагая, что он «улетел» в исламскую святыню - Каабу. Известно, что подобным образом оставленные в покоренных территориях «святые арабские мечи» и другие «атрибуты захватчиков» у некоторых народов мира (аварцев, афганцев, туркменов) стали своего рода фетишами и обрели мифологический характер, заключающие, по поверьям, в себе духи, при помощи которых якобы совершались чудесные превращения, вызванные небесными силами. Аналогичное мировоззрение верующей части населения Табасарана отображено и в мотиве о чудесных свойствах святого Корана, приписывая исламскому памятнику анимистические и сакральные способности. Согласно поверьям, Коран не терпит лжи, поэтому «кто-то ложно присягнул, и его глаз вырвался и влепился в Коран».
Вторую группу составляют широко известные в эпической традиции табасаранцев мотивы измены, предательства и мести. В контаминированном варианте предания уже сюжетообразующим становится не сюжет о святом мече, а «мотив измены сестры», которая в угоду возлюбленному неприятелю испортила кремневые ружья братьев-защитников крепости. Мотивы измены и предательства персонажей, пожалуй, наиболее популярные в фольклоре дагестанских горцев. Видимо, поэтому к 80 годам Х1Х века сложился очередной вариант предания «Крепость семи братьев», в котором акцент делается на предательстве сестры и ее убийстве. В нем говорится, что «.боясь страшного возмездия горцев, сестра бросилась со скалы в р. Рубас. Труп ее положили у подножия крепости, и с тех пор каждый прохожий бросал камни на могилу, плевал и проклинал изменницу. На этом месте образовалась большая горка камней»[6, 55-62].
Итак, за много веков бытования предание «Меч Абу-Муслима» претерпело серьезные изменения в содержании, структуре и поэтике. Если в первоначальных вариантах предания прослеживается стремление сказителей к мифологизации мотивов или же событий, то в контаминированных вариантах доминирует идейно-патриотическая установка, приближая сюжет к реальным событиям. Однако древние эпические традиции фольклорного осмысления исторических событий до сих пор не теряют своей значимости, свидетельствуя о богатстве образного мышления табасаранских сказителей. Архаическая поэтика, использованная в сюжетах вариантов предания
позднего происхождения, напоминает о традициях, формах и приемах преемственности художественного отображения исторических событий.
Литература:
1. Ал-Гарнати. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1130-1153гг.). Публикация О.Г.Большакова и А.Л. Монгайта. - М., 1971. - С. 49;
2. Генко А.Н. Арабский язык и кавказоведение// Труды Института востоковедения АН СССР. Вып. 36, 1941. - С. 104;
3. Услар П.К. Этнография Кавказа. Языкознание - V11. Табасаранский язык. Подготовка текста А. Магометова. - Тбилиси: Мецниереба, 1979. - С. 43-45; 4. Рукоп. фонд Института ЯЛИ ДНЦ РАН. Ф.9, оп. 1. Д. № 407.- С. 69-77;
5. Зап. Дашдемиров Р. Рукоп. фонд СФЛ ДГПУ. ТФ- 537. - С.35.;
6. Зап. М. Гасанов в 1980 г. от Гаджиева Г. (78 лет) в с. Хучни. Рукоп. фонд
Института ЯЛИ ДНЦ РАН. Ф.9, оп. 1. Д. № 373 - С. 55-62.
Literatura:
1. Al-Gharnati. Travel Abu Hamid al-Gharnati in Eastern and Central Europe (1130-1153gg.). Publication O.G.Bolshakova and AL Mongait. - M., 1971. - S. 49;
2. AN Genko Arabic Language and Caucasus // Proceedings of the Institute of Oriental Studies. Vol. 36, 1941. - S. 104;
3. PK Uslar Ethnography of the Caucasus. Linguistics - V11. Tabasaranskiy language. A. Preparation of the text Magometov. - Tbilisi: Metsniereba, 1979. - P. 43-45; 4. The manuscript. Foundation Institute Yali DSC RAS. F.9, op. 1. D. № 407- pp 69-77;
5. Zap. Dashdemirov R. manuscript. Fund SFL DSPU. TF- 537 - C.35;
6. Zap. M. Hasanov in 1980 by Mr. Hajiyev (78 years) with. Khuchni. Manuscript. Foundation Institute Yali DSC RAS. F.9, op. 1. D. № 373.- pp 55-62.
НАЦИОНАЛЬНО-РУССКОЕ ДВУЯЗЫЧИЕ В РЕСПУБЛИКЕ ДАГЕСТАН
Юсуфов М.Г., доктор филологических наук, профессор Ашимова А.Ф., кандидат филологических наук, Юсуфова Л.О., кандидат филологических наук, доцент Махмудова Д.С., старший преподаватель НОУ ВПО «Социально-педагогический институт» г. Дербент
Аннотация: в статье рассматриваются типы национально-русского двуязычия в республике Дагестан.
Ключевые слова: национальный язык, русский язык, национально-русское двуязычие.
RUSSIAN NATIONAL BILINGUALISM IN THE REPUBLIC OF DAGESTAN