CC BY
107
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2015. №3(41)
УДК 81'42
К ПРОБЛЕМЕ ИССЛЕДОВАНИЯ БИНАРНОЙ ОППОЗИЦИИ «СВОЙ - ЧУЖОЙ» В РАМКАХ АНТРОПОЦЕНТРИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЫ (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Л.Н.ТОЛСТОГО, Г.ИСХАКИ)
© Р.М.Планкина
Статья посвящена исследованию оппозиции «свой - чужой» в русском и татарском языках. В ней рассматриваются вопросы взаимодействия языка и культуры, а также описывается история становления данной оппозиции. Материалом для исследования послужили произведения Л.Н.Толстого и Г.Исхаки. В ходе его выявляются тематические блоки реализации бинарной оппозиции. Делается вывод, что изучение семантических особенностей оппозиции «свой - чужой» на материале проанализированных художественных текстов представляет собой один из эффективных способов постижения менталитета русского и татарского народов.
Ключевые слова: антропоцентризм, бинарные оппозиции, оппозиция «свой - чужой», лексема, Л.Н.Толстой, Г.Исхаки.
В лингвистике неоднократно подчёркивалось, что формирование антропоцентрической парадигмы привело к изменению направленности лингвистической проблематики в сторону человека и его места в культуре, «ибо в центре внимания культуры и культурной традиции стоит языковая личность во всем ее многообразии» [1: 7]. По мнению В.А.Масловой, с позиции антропоцентрической парадигмы человек познает мир через осознание себя; язык при этом является главной из его характеристик, точнее, его важнейшей составляющей [1]. При исследовании бинарных оппозиций в рамках антропоцентризма представляется необходимым многокомпонентный анализ их, так как идеи о своём и чужом содержатся в сознании человека изначально, проявляясь во всех сферах его бытия, что подчеркивает его знаковую, семиотическую природу.
Следует отметить, что противопоставления свой - чужой, мы - они являются характерными для человеческого общества в любую историческую эпоху (на что указывал еще Бенвенист) [2], ведь в основе их - свойственная человеку эгоцентрическая позиция, а также универсальные механизмы тождества и различения своего и чужого. С первых же контактов с представителями других культур человек быстро убеждается в том, что они иначе реагируют на те или иные явления окружающего мира, у них возможны собственные системы ценностей и нормы поведения, которые существенно отличаются от принятых в родной культуре.
В отличие от статуса оппозиции, границы между своим и чужим не являются постоянными как в рамках одной эпохи (что подтверждает наш материал), так и в историческом процессе. Так,
указывается, что в античности процесс взаимодействия культур определяется как однонаправленный; «ключевыми были противопоставления грек - варвар, римлянин - варвар, которые в широком смысле перешли в оппозицию цивилизация - варварство» [3: 51].
Первоначально данное противопоставление основывалось лишь на лингвистическом различии: в частности, варварами древние греки и римляне называли всех чужеземцев, не владеющих греческим языком. Со временем исследуемая оппозиция приобрела другие смыслы и просуществовала в форме устойчивого противопоставления культурного (эллины - варвары) и прежде всего религиозного (христиане - язычники) примерно до конца средневековья. В Новое время в условиях реального общения с представителями других культур восприятие «другого» значительно меняется. Эпоха великих географических открытий, существенные достижения теоретической и философской мысли, а также астрономические исследования способствовали тому, что по-новому стали рассматриваться не только чужие культуры, но и своя собственная. Представления о безграничном, но в то же время едином мире имели огромное значение в процессе познания «другого». На первый план, казалось бы, должна выйти идея принадлежности всех людей к общему роду, к человечеству. Но, несмотря на это, проблема своего и чужого не становится менее актуальной, а лишь приобретает новую форму, в основу которой ложится национальная идея [3].
В настоящее время к оппозиции свой - чужой обращены взгляды многих ученых-филологов и культурологов. Названная оппозиция рас-
сматривалась в лингвокультурологическом аспекте в трудах М.М.Бахтина [4-5], А.К.Бай-бурина [6]; в лингвокогнитивном аспекте - в статьях С.Л.Сахно [7] и А.П.Бабушкина [8]; на материале различных диалектов и дискурсов в исследованиях А.А.Леглер [9], А.Н.Серебренниковой [10], М.Н.Петроченко [11], И.С.Выходце-вой [12], М.Л.Петровой [13], Т.В.Алиевой [14], Я.В.Иконниковой [15] и др.; в области фразеологии - М.Л.Хохлиной [16]. Однако, несмотря на наличие ряда научных статей и отдельных монографических исследований (в области фразеологии), названная культурная оппозиция остаётся недостаточно изученной на материале разных
языков, и в частности в татарской лингвокульту-ре.
В нашей работе впервые предпринята попытка исследования названной оппозиции на материале прозы Г.Исхаки, предполагающая по-новому осмыслить художественный мир автора. Исследование проводилось на материале повести «Зелэйха» («Зулейха»), «Ул эле ейлэнмэгэн иде» («Он еще был не женат») и комедии «Жан Бае-вич». Выбор произведений именно этого автора обусловлен тем, что его наследие представляет богатый материал для раскрытия концептуальных проблем татарского общества рубежа XIX-XX вв., но недостаточно исследован в языковом отношении.
В языке русской литературы интересующая нас оппозиция находит широкое отражение, и прежде всего в творчестве Л.Н.Толстого. Для выявления способов реализации оппозиции была выбрана повесть «Казаки», где в качестве своего и чужого противопоставляются мир московского дворянского общества и мир гребенских казаков. На наш взгляд, в первую очередь особого внимания заслуживает конкретно-бытовая лексика, отражающая материальную и духовную культуру общества, а в исследуемом материале служит средством внешнего и физического противопоставления своего и чужого миров.
Наш материал показал, что определение объекта как своего или чужого происходит как на уровне общепринятых, социальных, так и на уровне субъективных представлений. При этом объективизация своего / чужого происходит по различным признакам: национальным, семейным, территориальным, этническим, религиозным. Во фрагментах перечисленных выше произведений на русском и татарском языках были выделены следующие тематические блоки реализации бинарной оппозиции свой - чужой: язык, религия, этнос, общество, культура.
По мысли В. фон Гумбольдта, человек «...очерчивает круг своего духовного родства,
отделяя тех, кто говорит, как он, от тех, кто говорит иначе. Эта черта, разделяющая все человечество на два класса - свой и чужой, есть основа всякой первоначальной общественной связи» [17: 399]. Итак, выделим в качестве базового критерия отнесения человека к группе «своих» владение им тем же языком, что и остальные представители данного общества. Приведем пример:
Рус.: Вдруг как солнце просияло в его душе. Он услыхал звуки русского говора... [18: 157]. Русский говор в приведенном контексте символизирует «свое», дополняя его ассоциативно-образными представлениями (солнце).
К «чужому» классу отнесём тех, кто говорит на ином языке:
Рус.: «Дю те вулеву? (хотите чаю? - франц.)
- говорил Ванюша, ухмыляясь. - Ты не наш! Не по-нашему лопочешь, черт!...» [18: 148]
«- Кошкильды! - сказал он. - Это по-татарски значит: здравия желаем, мир вам, по-ихнему» [18: 130]. В приведенных примерах, словосочетания не по-нашему, по-ихнему, не наш соотносятся с понятием «чужой».
Тат.: Менд бит, шул CYЗне Анна ацламый. Э? Анламый... Русчага тдрщемд итсдц? Аны ничек тдрщемд итдсец? Ул марща шул... марща. Эйе, марща. [19: 341] - Вот ведь, это слово Анна не понимает. А? Не понимает. На русский перевести? А как его на русский переведешь? Она ведь русская. русская. Да, русская. (здесь и далее перевод наш - Р.П.). В данном контексте лексема ацламый выполняет фокальную функцию, подчеркивая принадлежность не к своему, к другому языку (и, соотносительно, к другому миру), актуализируя тем самым оппозицию свой - другой.
Религиозная принадлежность для татарского народа, исходя из текстового материала, является важнейшим дифференцирующим признаком разделения на свое и чужое, на свою веру и другую. В трагедии Г.Исхаки «Зулейха» прослеживается тема насильственной христианизации нерусских народов, что порождает функционирование следующих противопоставлений в тексте: христиан
- мвселман (христианин - мусульманин), керя-шен - мвселман (кряшен - мусульманин). Наглядным примером служат следующие предложения:
Ник безне кердшен дилэр? Без мвселман тYгелмени? [20: 390] - Почему нас называют "кряшенами"? Мы разве не мусульмане?; . Син ник христиан венд кереп Корьян укыйсыц? [20: 405] - Ты почему в доме христианина Коран читаешь?; Болар - мвселман! Христиан! Мвселман. Без мвселман, без курыкмыйбыз... Без
- мвселман! Христиан! [20: 405] - Эти - мусульмане! Христиане! Мусульмане. Мы мусульмане, мы не боимся... Мы - мусульмане! Христиане! Без яца мвселман, алар - иске мвселман [20: 390]. - Мы - новые мусульмане, они - старые мусульмане. Последняя фраза свидетельствует о том, что в условиях конфликта оппозиция свои - чужие возникает даже в рамках «своего». Примечательно, что неугодным для мусульманина представляется даже имя: Ничек, мвселман исемене урысча бозып зйтергз ярыймыни? ТзYбз, mзYбз! [21: 337] - Как мусульманское имя можно испортить, произносить по-русски? Не дай Бог!
Все языковое окружение способствует замыслу автора показать трагедию людей, подвергнутых насилию. Особенно частотны лексемы дошман (враг), дин дошманы (враг религии), кяфер (неверный), шайтан (дьявол): Аллаhе тзгелз дин дошманына курсзтмзсен [20: 466]. - Не приведи господь предстать перед врагом веры; Курыкма! Дошман тYгел, дус...Без бит монда Y3 йортымызда тYгел, дошман илендз [20: 434]. - Не бойся! Я не враг, друг. Мы ведь здесь не в своем доме, а стране врага. Среди контекстуальных синонимов в тексте выделим лексему кяфер в значении «неверный, неверующий»; шайтан в значении «черт», «дьявол». Приведем примеры: Кара урыс, кара кяфер арасында адашкан Звлейхага юл курсзт! [20: 420] - Среди черного русского, черного неверного заблудившейся Зулейхе покажи путь!; Уземнец каршымда мвселман дошманы Yстереп, ике аяклы, ике куллы Захар... Мвселман анадан мвселман дошманы - кяфер тудырдым [20: 455].
- Рядом с собой вырастив врага мусульманина, двуногого, двурукого Захара . От мусульманской матери родила неверного, мусульманского врага. Словосочетание дин дошманы - враг веры оказывается частотным в повести «Зулейха»: Шул дин дошманнарын тагы курергз язма! [20: 443] - Не дай Бог вновь увидеть врага веры!.
Если Г.Исхаки актуализирует врага как человека не своего вероисповедания, что обусловлено общим смыслом и идеей произведения, то у Л.Толстого оппозиции намечаются по целому ряду параметров. Примечательно, что Л.Толстой тонко очерчивает границы «своего» и «чужого» через преломление субъективного и объективного. Так, горец для казака объективно - враг, но индивидуальные его предпочтения могут оказаться неожиданными. Например: Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защитить его станицу, но который закурил табаком его хату. Он уважает
врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата [18: 108]. Автор показывает, как при столкновении своего и чужого происходит заимствование чужого, например, черкесское абрек: Несмотря на то, что казаки каждый час ожидали переправы и нападения абреков с татарской стороны... (абреком называется немирный чеченец, с целью воровства или грабежа переправившийся на русскую сторону Терека) [18: 113]; чеченское гурда (название шашки или кинжала по мастеру-изготовителю): У кого первый конь, у кого шашка гурда, к кому выпить пойти, с кем погулять? [18: 138]; арабское хозыри (в значении патроны) и др.
Как и у Г.Исхаки, в языке Л.Толстого обнаруживаются примеры, в которых идет противопоставление по религиозным признакам. Так, жена старого казака Ерошки, «выкрестившись православной, сбежала от него и вышла замуж зарусского фельдфебеля» [18: 193]. Сам Ерошка так излагает Оленину свои взгляды на обособление гребенских казаков: Наш народ анафемский, глупый народ . они вас за людей не считают. Ты для них хуже татарина. Мирские, мол, русские [18: 131]. Заметим, что прилагательное мирской, имеющее значение «связанный со светской жизнью и не имеющий отношения к религиозной, духовной жизни» [22: 545], в результате сужения своего семантического объема стало обозначать в языке казаков «характеризующий предметы и явления "неправильного", греховного мира». Так, например, у казаков считается за грех есть и пить из мирской посуды, поэтому «Оленин налил чаю хорунжему в особливый, Ерошке в мирской стакан» [18: 150]. Таким образом, лексемы мирской - особливый становятся ситуативными антонимами, накладываясь на оппозицию свой-чужой.
Не менее важной является этническая составляющая оппозиции свой - чужой. Противопоставленность двух этносов, порождающая конфликт, наиболее ярко отражена в повести Г.Исхаки «Зулейха» посредством оппозиции урыс - татар, где лексема татар чаще всего несет в себе отрицательную коннотацию в речи персонажей. В языке повести в разговорной речи нередки отрицательные оценки, эмоционально-экспрессивные языковые единицы, демонстрирующие негативное отношение русских к татарам, например: Ул кешемени?! Ул - эт! Ул -татар эте! [20: 438] - Он разве человек? Он -собака! Он - татарская собака! Негативная оценка достигается также словосочетанием сасы татар (дословно: вонючий татарин), которое указывает на неуважительное отношение русского к татарину: Мин синец сасы татарыц
тYгел [20: 421]. - Я тебе не вонючий татарин. Естественно, что вышеприведенные оценки обусловлены историческим контекстом.
Как показывает наш материал, не только этноним может эксплицировать значение этнической принадлежности объекта; средством экспликации может стать субстантивированное местоимение, а именно:
Тат.: Урыслар килэлэр, безне Ymepepsd килэлэр. Энэ алар, энэ алар! [20: 477] - Русские идут, убивать нас идут. Вон они, вон они! Местоимение алар заменяет слово урыслар и приобретает в данном примере сему «чужие».
Возвращаясь к повести «Казаки», отметим, что у Л.Толстого в негативном ключе можно встретить оппозицию этнонимов русский - казак, хотя и не столь часто: Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо... [18: 108]
Следует при этом отметить, что особо подчеркивается социальный аспект. Как было указано выше, повесть «Казаки» представлена двумя противоположными мирами: миром московского общества и миром гребенских казаков. Сам язык (русский) и вкрапление французских слов являются репрезентантами московского общества:
Ах, mon cher, мой дорогой, как я обрадовался, узнав, что вы здесь! - начал он на московском французском языке и так продолжал, пересыпая свою речь французскими словами [18: 165].
Необходимо также выделить случаи, когда свой, привычный для главного героя повести мир становится чужим: Оленин так вживился в станичную жизнь, что прошедшее показалось ему чем-то совершенно чуждым, а будущее, особенно вне того мира, в котором он жил, вовсе не занимало его [18: 174]. В данном примере налицо пространственно-временной признак оппозиции свой - чужой, где прошедшее обозначается как чуждое, приобретая тем самым отрицательную оценку. Примечательно, что в русском языке имеется корреляция чужой - чуждый, в то время как в татарском языке специальная лексема с негативным значением отсутствует.
В тексте нередки оппозитивные сочетания рабочий народ - господа / барин - слуга, характеризующие локус двух неравных социальных групп: Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы. А у господ еще вечер [18: 98]; Ванюша смотрел на Оленина только как на барина. Оленин смотрел на Ванюшу как на слугу [18: 120].
Конфликт личного и общественного прекрасно отражен в комедии Г.Исхаки «Жан Баевич», где Шакир^ан, главный герой повести, отказывается от своих исконных национальных тради-
ций и образа жизни. Желая стать образованным человеком, в его понимании культурным, он напрочь отрицает многовековые устои народной жизни. Контраст свой - чужой в текстовом пространстве воплощается посредством использования лексем князь - государственный крестьянин, а также именем собственным:
«Какой ул князь? - ди. - Ул - простой государственный крестьянин», - ди... [21: 349] - Какой он князь? Он простой государственный крестьянин; Господин Щан Баевич татар халкы берлд эш эшлдми, аныц таныш-белеше графлар да князьлдр... [21: 353] - Господин Жан Баевич с татарами не работает, его знакомые - графы и князья. Отметим, что семантическое насыщение происходит за счет заимствованных лексем (князь, граф, крестьянин).
Отдельного внимания заслуживают наименования одежды, пищи, отражающие культурные особенности народа. Живя на Кавказе, казаки, сохранившие «во все прежней чистоте русский язык и старую веру», переняли у кавказских народов культуру питания. Неудивительно, что из языков обитателей Кавказа были заимствованы многие названия блюд и напитков: каймак (сметана), буза (татарское пиво из пшена), пилав (блюдо из мяса и круп), черкесское чихирь (молодое вино). Отметим также, что некоторые названия пищи были переосмыслены казаками: закуски (ими стали называть пряники и конфеты); шепталки (фруктовое лакомство).
В татарском языке сигналами своей культуры выступают названия пищи: пдрдмдч, почмак, коймак, чдй, татар ашы, пилмдн. Однако для главного героя комедии «Жан Баевич», как для человека образованного, татарская пища представляется непригодной:
Календарьда бYген суп а ля тдртуф, соус, майонез, шницель. Голубцы. Аис крем... Ай бер тдрилкд пилмдн ашап щибдрергд! Рдхдтлднеп китдр идец бит, ярамый шул, затсызлык була, образованный кешегд килешми [21: 350]. - В календаре сегодня суп а ля тартуф, соус, майонез, шницель. Голубцы. Аис крем. Эх. Одну тарелку пельменей бы съесть! Хорошо было бы, но только нельзя, некрасиво будет, образованному человеку не идет.
Национальную культуру народа отражает также и одежда:
Казачки носят одежду черкесскую: татарскую рубаху, бешмет и чувяки (обувь); но платки завязывают по-русски [18: 109]. Однако одежда кавказских жительниц не вызывает у одного из главных героев повести положительных эмоций, а ассоциируется с забвением прошлого, с отрывом от корней. Старый казак Ерошка с грустью
говорит Оленину: Это что за праздник! Ты бы посмотрел, как в старину гуляли! Бабы выйдут, бывало, оденутся в сарафаны, галунами обшиты. Грудь всю золотыми в два ряда обвешают. На голове кокошники золотые носили... Каждая баба как княгиня была... Да и девки ж были! Королевны! [18: 120].
Одежда другого народа может производить и комический эффект:
Рус.: Ему ужасно смешно казалось, что на ней одна рубаха, обтянута сзади и поддернута спереди, и еще смешнее то, что на шее висели полтинники. Он думал, что это не по-русски и что у них в дворне то-то смеху было бы, кабы такую девку увидал". [18: 132]
Тат.: Кием первый сорт. (Энвзргз гаскзри бер кием кигезз. Бер ягына кылыч тактыра. Бер ягына револьвер астыра. Башында кзлзпуш, аякта читек, малай кызыгып тора). Бу нинди мзсхзрз! Син зллз угылымны кзмитче ясамакчы буласыцмы?... Син белмисец, син бояр халкыны курмзгзн! [21: 338] - Одежда первого сорта. (На Анвара надевают воинскую одежду. На одну сторону саблю прицепляют. На другую сторону револьвер вешают. На голове каляпуш, на ногах ичиги, парень увлеченно стоит.) Это что за насмешка!... Ты что моего сына клоуном выставить хочешь? Ты не знаешь, ты бояр не видел!
Небезынтересно, что русская одежда для татарина может символизировать чуждость: Бу, аб-зый, урыс киеме икзн. Аллам сакласын аны кияргз! [21: 335] - Это, брат, оказывается, русская одежда. Не дай Бог ее надеть.
В заключение отметим, что анализ фрагментов художественной литературы позволил выявить специфические признаки исследуемой оппозиции, характерные как для русского, так и для татарского языков, среди которых языковая, религиозная, этническая принадлежность, культурные особенности. Проведенное исследование показало, что семантика названной оппозиции может быть репрезентирована достаточно широким корпусом лексических единиц, вступающих в оппозиции разной степени контрастности. Выявление семантических особенностей членов оппозиции свой - чужой позволяет сделать еще один шаг на пути постижения менталитета того или иного народа.
1. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие. - М.: «Академия», 2004. - 208 с.
2. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. - М.: Языки русской культуры, 1997. - 824 с.
3. Гуревич А. Одиссей. Человек в истории 1993: Образ «другого» в культуре. - М.: Наука, 1994. -331 с.
4. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. - М.: Художественная литература, 1975. - 504 с.
5. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники: Ежегодник 1984/1985. - М.: Наука, 1986. - С. 80 - 160.
6. Байбурин А.К. Ритуал: свое и чужое // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. - Л. Наука, 1990. - С. 3 - 17.
7. Сахно С.Л. «Свое - чужое» в концептуальных структурах // Логический анализ языка. Культурные концепты. - М.: Наука, 1991. - С. 95 - 102.
8. Бабушкин А.П. Стереотипы как средство понимания фактов «чужой» культуры // Проблема взаимопонимания в диалоге: Сб. науч. тр. / Ред. Н.А.Фененко, В.Т.Титов. - Воронеж: ВГУ, 2003. -С. 22 - 27.
9. Леглер А.А. Особенности вербализации бинарно-понятийной оппозиции «свои - чужие» в художественной публицистике Гюнтера Вальрафа: авто-реф. дис. ... канд. филол. наук. - Ставрополь, 2011. - 28 с.
10. Серебренникова А.Н. Диалектное слово с семантикой «свойственности» «чуждости» (лингво-культурологический аспект): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Томск, 2004. - 30 с.
11. Петроченко М.Н. Семантический компонент «свой/чужой» в фольклорном и диалектном бытовом текстах: автореф. дис. ... канд. филол. наук. -Томск, 2005. - 23 с.
12. Выходцева И.С. Концепт «свой - чужой» в советской словесной культуре: 20-30-е гг.: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Саратов, 2006. - 20 с.
13. Петрова М.Л. Концепт «свой/чужой» в журналистике и литературе России и Франции на рубеже ХХ-ХХ1 вв.: автореф. дис. ... канд. филол. наук. -Москва, 2006. - 26 с.
14. Алиева Т.В. Языковые средства реализации концептуальной оппозиции «свой - чужой» в британском политическом дискурсе: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Москва, 2013. - 28 с.
15. Иконникова Я.В. «Свое» и «Чужое» в прозе А.И. Куприна: проблематика и поэтика: автореф. дис. канд. филол. наук. - Тамбов, 2013. - 25 с.
16. Хохлина М.Л. Онтология культурно-когнитивного анализа «своего» и «чужого» во фразеологической парадигме: монография / науч. ред. Л.Г.Золо-тых. - Астрахань: Астраханский государственный университет, Издательский дом «Астраханский университет», 2011. - 141 с.
17. Гумбольдт В. фон Язык и философия культуры. -Москва.: Прогресс, 1985. - 450 с.
18. Толстой Л.Н. Кавказский пленник: Рассказы и повести. - Казань: Татарское кн. изд-во, 1984. -320 с.
19. Исхакый Г. Сайланма проза hэм сэхнэ эсэрлэре. -Казан: Татар. кит. нэшр., 1991. - 671 б.
20. Исхакый Г. Сайланма эсэрлэр. - Казан: Татарстан Республикасы «Хэтер» нэшрияты (ТаРИХ), 2002. - 480 б.
21. Исхакый Г. Эсэрлэр. 15 томда. - 5 том. - Казан: Идел-Пресс, 2009. - 559 бит.
22. Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. С.А.Кузнецов. - СПб.: «Норинт», 2000. - 1536 с.
ON RESEARCH INTO THE OPPOSITION «FRIEND OR FOE» WITHIN THE ANTHROPOCENTRIC PARADIGM (BASED ON THE WORKS OF L.N.TOLSTOY, G.ISKHAKI)
R.M.Plankina
The article is devoted to the research into the opposition "friend or foe" in the Russian and Tatar languages. It discusses the interaction of language and culture and describes the history of the formation of this opposition. The research is based on the works of L.Tolstoy and G.Iskhaki. The study presents the theme groups of the binary opposition functioning. The article concludes that by studying the semantic peculiarities of the opposition "friend or foe" using the text of the analyzed works we resort to one of the effective methods for understanding the mentality of Russian and Tatar people.
Key words: anthroposentrism, binary oppositions, opposition "friend or foe", lexeme, Leo Tolstoy, G.Iskhaki.
1. Maslova V.A. Lingvokul'turologija: ucheb. posobie. -M.: «Akademija», 2004. - 208 s. (in Russian)
2. Stepanov Ju.S. Konstanty. Slovar' russkoj kul'tury. Opyt issledovanija. - M.: Jazyki russkoj kul'tury, 1997. - 824 s. (in Russian)
3. Gurevich A. Odissej. Chelovek v istorii 1993: Obraz «drugogo» v kul'ture. - M.: Nauka, 1994. - 331 s. (in Russian)
4. Bahtin M.M. Voprosy literatury i jestetiki: Issledovanija raznyh let. - M.: Hudozhestvennaja literatura, 1975. - 504 s. (in Russian)
5. Bahtin M.M. K filosofii postupka // Filosofija i soci-ologija nauki i tehniki: Ezhegodnik 1984/1985. - M.: Nauka, 1986. - S. 80 - 160. (in Russian)
6. Bajburin A.K. Ritual: svoe i chuzhoe // Fol'klor i jet-nografija. Problemy rekonstrukcii faktov tradicionnoj kul'tury. - L. Nauka, 1990. - S. 3 - 17. (in Russian)
7. Sahno S.L. «Svoe - chuzhoe» v konceptual'nyh struk-turah // Logicheskij analiz jazyka. Kul'turnye kon-cepty. - M.: Nauka, 1991. - S. 95 - 102. (in Russian)
8. Babushkin A.P. Stereotipy kak sredstvo ponimanija faktov «chuzhoj» kul'tury // Problema vzaimoponi-manija v dialoge: Sb. nauch. tr. / Red. H.A.Fenenko, V.T.Titov. - Voronezh: VGU, 2003. - S. 22 - 27. (in Russian)
9. Legler A.A. Osobennosti verbalizacii binarno-ponjatijnoj oppozicii «svoi-chuzhie» v hudozhestvennoj publicistike Gjuntera Val'rafa: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. -Stavropol', 2011. - 28 s. (in Russian)
10. Serebrennikova A.N. Dialektnoe slovo s semantikoj «svojstvennosti» «chuzhdosti» (lingvokul'turologi-cheskij aspekt): avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. -Tomsk, 2004. - 30 s. (in Russian)
11. Petrochenko M.N. Semanticheskij komponent «svoj/chuzhoj» v fol'klornom i dialektnom bytovom tekstah: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Tomsk, 2005. - 23 s. (in Russian)
12. Vyhodceva I.S. Koncept «svoj - chuzhoj» v sovetskoj slovesnoj kul'ture: 20-30-e gg.: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Saratov, 2006. - 20 s. (in Russian)
13. Petrova M.L. Koncept «svoj/chuzhoj» v zhurnalistike i literature Rossii i Francii na rubezhe HH-HH1 vv.: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Moskva, 2006. -26 s. (in Russian)
14. Alieva T.V. Jazykovye sredstva realizacii konceptu-al'noj oppozicii «svoj-chuzhoj» v britanskom poli-ticheskom diskurse: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk.
- Moskva, 2013. - 28 s. (in Russian)
15. Ikonnikova Ja.V. «Svoe» i «Chuzhoe» v proze A.I.Kuprina: problematika i pojetika: avtoref. dis. kand. filol. nauk. - Tambov, 2013. - 25 s. (in Russian)
16. Hohlina M.L. Ontologija kul'turno-kognitivnogo analiza «svoego» i «chuzhogo» vo frazeologicheskoj paradigme: monografija / nauch. red. L.G.Zolotyh. -Astrahan': Astrahanskij gosudarstvennyj universitet, Izdatel'skij dom «Astrahanskij universitet», 2011. -141 s. (in Russian)
17. Gumbol'dt V. fon Jazyk i filosofija kul'tury. - Moskva.: Progress, 1985. - 450 s. (in Russian)
18. Tolstoj L.N. Kavkazskij plennik: Rasskazy i povesti.
- Kazan': Tatarskoe kn. izd-vo, 1984. - 320 s. (in Russian)
19. Ishakyj G. Sajlanma proza ham sahna asarlare. - Kazan: Tatar. kit. nashr., 1991. - 671 b. (in Tatar)
20. Ishakyj G. Sajlanma asarlar. - Kazan: Tatarstan Respublikasy «Hater» nashrijaty (TaRIH), 2002. -480 b. (in Tatar)
21. Ishakyj G. Osarlar. 15 tomda. - 5 tom. - Kazan: Idel-Press, 2009. - 559 bit. (in Tatar)
22. Bol'shoj tolkovyj slovar' russkogo jazyka / Sost. i gl. red. S.A. Kuznecov. - SPb.: «Norint», 2000. - 1536 s. (in Russian)
Планкина Регина Маратовна - аспирант кафедры русского языка и методики преподавания Института филологии и межкультурной коммуникации Казанского федерального университета.
420008, Россия, Казань, ул. Кремлевская, 18. E-mail: [email protected]
Plankina Regina Maratovna - graduate student, Department of Russian Language and Instruction, Institute of Philology and Intercultural Communication, Kazan Federal University.
18 Kremlyovskaya Str., fâzan, 420008, Russia E-mail: [email protected]
Поступила в редакцию 10.01.2015
