CC BY-NC-ND
59
Тематические сообщения
УДК 130.2
Б01: 10.28995/2073-6398-2018-2-9-27
Изучение идентичности в контексте социокультурных изменений
Марина С. Гусельцева
Психологический институт Российской академии образования, Москва, Россия; Московский государственный областной университет, Москва, Россия; Федеральный институт развития образования, Москва, Россия, mguseltseva@mail.ru
Аннотация. Развитие идентичности в современной социокультурной среде происходит в антиномии глобального и локального, стабильности и транзитивности, что, с одной стороны, способствует стремлению человека к укорененности в повседневном жизненном мире, а с другой - понуждает его соответствовать потоку неопределенных и непредсказуемых изменений. Сложность и разнообразие современных образов жизни делают субъекта представителем различных культур и сообществ, что способно вызвать риски как внутреннего, так и социального напряжения. Проблемой психологического исследования идентичности является тот факт, что между системой убеждений и ценностей субъекта, ценностями отдельных сообществ и стандартным набором представлений и ценностей культуры в целом заложены не только прогнозируемые системные противоречия, но и незамеченные линии конфликтов, сферы умалчивания и лакуны, подобраться к которым затруднительно именно в силу их латентности и неосознанности. Поиск новых методологических средств анализа ведется в области трансдисциплинарных и полипарадигмальных подходов. Идентичность в качестве трансдисциплинарного конструкта служит наведению мостов между психологией и смежными областями социогумани-тарного знания, а также является интегрирующим непосредственно психологические исследования понятием.
© Гусельцева М.С., 2018
Ключевые слова: методология, современность, транзитивность, транс-дисциплинарность, идентичность, культура, социокультурная динамика
Для цитирования: Гусельцева М.С. Изучение идентичности в контексте социокультурных изменений // Вестник РГГУ. Серия «Психология. Педагогика. Образование». 2018. № 2 (12). С. 9-27. Б01: 10.28995/20736398-2018-2-9-27
Study of identity in the context of social and cultural changes
Marina S. Guseltseva
Russian Academy of Education Psychological Institute, Moscow, Russia; Moscow State Regional University, Moscow, Russia; Federal Institute of Education Development, Moscow, Russia, mguseltseva@mail.ru
Abstract. The development of identity in the modern sociocultural environment occurs in the antinomy of global and local stability and transitivity, which, on the one hand, favors a person's striving for rooting in the everyday life world, and on the other, compels him to correspond to the flow of uncertain and unpredictable changes. In the complexity and diversity of modern ways of life a person becomes a representative of various cultures and communities often creating potentials for internal and social tension. The problem of psychological research of identity is the fact that behind the belief and values system of the subject, the values of individual communities and the standard set of notions and values in culture, there are not only projected systemic contradictions but also unnoticed lines of conflict, areas of silence and lacuna, which the researcher finds difficult to approach precisely because of their latency and unconsciousness. The search for new methodological tools of analysis lies in the field of transdisciplinary and polyparadigmatic approaches. Identity as a transdisciplinary construct helps to build bridges between psychology and related areas of social and humanitarian knowledge, and also integrates directly psychological research with the concept.
Keywords: methodology, modernity, transitivity, transdisciplinarity, identity, culture, social and cultural dynamics
For citation: Guseltseva MS. Study of identity in the context of social and cultural changes. RSUH/RGGU Bulletin. "Psychology. Pedagogics. Education" Series. 2018;2(12):9-27. DOI: 10.28995/2073-6398-2018-2-9-27
Введение
Идентичность в наши дни является трансдисциплинарным понятием, широко используемым как в публичной сфере, так и в дискурсе различных наук о человеке. Данный конструкт, с одной стороны, способствует наведению мостов между психологией и смежными областями социогуманитарного знания, а с другой -выступает интегрирующим непосредственно психологическое знание термином, фокусируя в единой панораме анализа феноменологию индивидуальных, персональных, социальных, культурных, этнических, национальных, гражданских, исторических и иных проявлений человека. Отметим, что, по данным О.А. Борисовой, институционализация данной сферы познания в зарубежной науке произошла в середине 1990-х гг., когда появились междисциплинарные журналы, ориентированные именно на изучение проблем идентичности - Identities: Global Studies in Culture and Power и Social Identities: Journal for the Study of Race, Nation and Culture [1].
Важным методологическим контекстом в изучении идентичности выступило осознание значимости роли культуры в развитии человека и общества, а также вызовы транзитивности, роста куль-турального разнообразия и сверхсложности [2, 3, 4].
В ракурсе психологического анализа категория «идентичность» не только амбивалентна и многозначна, но и претерпевает изменения уже в текущем исследовательском контексте. Если относительно недавно это понятие обозначало психологическое единство человека и его тождество с самим собой, то сегодня едва ли не нормативным становится представление о множественности, разнообразии, вариативности и текучести идентичности наших современников. Идентичность все еще означает целостность и тождество психического мира человека, одновременно в своем развитии она демонстрирует противоречивость и изменчивость. «Понятие идентичности распространилось на все уровни - микро (индивид), средний (малая социальная группа), макро (большие социальные группы - раса, этнос, нация, религиозная общность, класс, гендер), мега (культура, цивилизация, страна)» [5 с. 53]. Такое усложнение аналитического взгляда требует поиска новых методологических средств. Так, например, О.А. Борисова полагает, что «соединить целостность идентичности (концепция тождества) и различенность
позиций "Я" и "Другого" (концепция различия)» позволяет подход французского социолога П. Бурдье, предложившего «механизм исследования идентичности в рамках исследовательской рефлексии» [1 с. 144], где именно рефлексивная сложность и субъективность создают более глубинные измерения данного феномена.
Идентичность: множественность контекстов и проблематизация конструктов
В наши дни изучение идентичности в контексте социокультурной динамики происходит при помощи различных концепций: это могут быть теории модернизации; концептуализации межпоко-ленческой трансмиссии; исследования ценностных трансформаций; модели культурных сдвигов и т. п. Р. Брубейкер, для которого идентичность продуктивна скорее в качестве инструментальной, нежели аналитической категории, в книге «Этничность без групп» подчеркивает смысловую неоднозначность данного понятия, обращая внимание на его различные феноменологические срезы: идентичность как принадлежность к определенной группе (идентификация и самокатегоризация); идентичность как инструментальная предпосылка социальных и политических действий; идентичность как гармонизация персональной и социальной позиций человека; идентичность как продукт национального самосознания; идентичность как стремление к внутреннему единству множественного и фрагментарного, мобильного и неустойчивого состояния субъекта современности; идентичность как самоконструирование и т. п. [6]. Одновременно он отмечает, что антиномичная природа идентичности - сочетание «единства и множественности, тождественности и различия, постоянства и изменения» - имеет методологическим следствием тот факт, что работа, производимая данным конструктом, могла бы быть проделана «более удовлетворительно несколькими группами менее нагруженных терминов, таких как идентификация и категоризация, самопонимание и социальная локализация, общность и связанность» [6 с. 18-19].
Позиция Р. Брубейкера является воплощением нового методологического подхода, демонстрирующего, что сложность, мобильность и транзитивность современного мира понуждают обновить терминологию и исследовательский инструментарий, а именно: переключить внимание с изучения идентичности как таковой к процессам идентификации; с анализа сообществ - к феноменологии их конструирования; с культуры как общего понятия - к необходимости ее дифференциации и категоризации. Кроме того, Р. Бру-
бейкер доказывает, что раса, этничность и нация являются воображаемыми конструктами, т. е. определенными способами видения и интерпретации реальности, сложившимися в результате принятой в научном сообществе парадигмы [6]. Здесь следует отметить, что такого рода идеи были ранее развиты в работах Б. Андерсена, Б. Латура, Н. Лумана, Дж. Урри, а их концептуализация получила название посткритической социологии [7]. Так, Б. Андерсен предложил конструкт «воображаемые сообщества», в одноименной книге изучая феномен нации в качестве сконструированного понятия и реальности [8]. Н. Луман, в равной мере отвергая устаревшие, на его взгляд, модели «общество-индивидов» и «общество-государство», доказывал, что если глобальные мобилизационные проекты успешно срабатывали в индустриальную эпоху, то в постиндустриальном мире изменяются даже мотивационные структуры, стоящие за потоками социальных действий, а потому перспективы развития современного общества определяются возможностями самоорганизации субъектов и их индивидуальной свободы [9].
В свою очередь, Б. Латур обозначил как мифологему и подверг критике понятие «общество», которое не только не объясняет индивидуального и коллективного поведения (как считалось во времена Э. Дюркгейма), но и само нуждается в проблематизации.
«Общество» составлено, сконструировано, собрано, устроено, слеплено и смонтировано. Оно больше не может рассматриваться как скрытый источник причинности, который якобы следует привлечь для того, чтобы объяснить существование и устойчивость какого-то другого действия или поведения... [10 с. 349].
Диффузия терминов, сеть и текучая среда демонстрируют рост сомнений по поводу идеи всеобъемлющего общества. В определенном смысле век спустя мы становимся свидетелями реванша Габриэля Тарда над Эмилем Дюркгеймом: общество ничего не объясняет, оно само должно быть объяснено [10 с. 350].
Согласно Дж. Урри, понятие общества превращается в повязку на глазах современного исследователя, поскольку не отражает транзитивности, мобильности и текучести идентичности и современного мира в целом. Вместо общества Дж. Урри предлагает изучать мобильности - трансформации субъективности (идентичности) в процессе текущих социокультурных изменений [11]. Таким образом, под влиянием посткритической социологии возникла интенция пересмотра, казалось бы, самоочевидных и общепринятых понятий: вместо изучения общества и сообществ исследуют
разнообразные поведенческие стратегии неустойчивых и различным образом статифицированных групп, конфигурации и индивидуальные траектории повседневных групповых и межличностных взаимодействий [7].
Из вышесказанного следует, что в психологическом анализе текущих изменений идентичности недостаточно использовать конструкты «культура», «общество», «социальное пространство», «субкультура» в качестве объяснительных моделей. Каждый раз необходимо не только переосмысление, прояснение и определение употребляемых терминов, но и дифференциация исследуемой реальности, учитывающая ее транзитивность и мобильность (нередко это происходит посредством выработки новой терминологии). Так, например, если в свете психологических задач не определено, что следует понимать под «культурой», то непродуктивно выяснять, какое понятие шире - «культура» или «социальное пространство» [12]. Само по себе понятие «культура» есть такая же абстракция, как и «общество», которое ничего не объясняет до тех пор, пока в него, как в большой мешок, помещены самые разные представления, концепции и подходы, где культура - это и человеческая деятельность, и символический мир, и знаковая система.
В этом плане весьма продуктивной для изучения идентичности представляется концептуализация культуры Л. Анолли, который в логике интегративного мышления предлагает перейти от эмического (внутреннего) или этического (внешнего) взгляда на культуру к бинокулярной позиции. «Культура находится вне и внутри психики одновременно» [13 с. 37]. Культура, коммуникация, деятельность, социальные практики и т. п. есть одновременно и внешняя, и внутренняя культурно-психологическая реальность. Так, культуральные практики представляют собой не что иное, как течение деятельности, которая сначала ситуативно разворачивается, а затем реализуется в повседневной жизненной среде. В свою очередь, наблюдение за культуральными практиками посредством сделавшегося в наши дни общенаучным этнографического метода позволяет отслеживать текущие изменения, ускользающие от внимания стандартных психологических тестов и процедур. С позиции психологии культуры различают внешнюю (субстанциональную) и внутреннюю (перформативную) идентичности. Первая представляет собой как бы взгляд извне, выделяющий типичные черты или признаки, характеризующие группу; тогда как вторая -результат самокатегоризации, восприятия и убеждения людей, принадлежащих к данной группе. Развитие идентичности в современной культуре совершается в антиномии укорененности в повседневный мир (отчизна, малая родина, традиции, мифологемы
прошлого) и потока неопределенных и непредсказуемых изменений (инновации, трансформирующиеся и растворяющиеся, исчезающие образы будущего). Таким образом, сама по себе социокультурная динамика по отношению к идентичности предстает как двуликий Янус: с одной стороны, предоставляя опору и уверенность, а с другой - ввергая человека в тревоги и смятение.
Концептуализация культуры в психологии
В методологическом плане Л. Анолли обнаруживает проблему невидимости культуры в качестве естественной повседневной среды человека. Так, включенному в непосредственность жизненного контекста исследователю довольно трудно осмыслить понятие культуры.
Мы, как рыбы в воде, не предрасположены «видеть» культуру, потому что это среда, в которой мы живем. Это невидимая среда, в которую... погружен каждый из нас. ...Это прозрачная реальность, поскольку мы смотрим на мир и на все происходящее сквозь нее... Мы не отдаем себе отчета в том, что... смотрим на мир, принимая определенную позицию и специфическую точку зрения, которой и является наша культура [13 с. 19-20].
Она «существует в политических и институциональных формах, в гражданских и религиозных практиках и ритуалах, в социальных и публичных проявлениях» [13 с. 433]. В связи с игнорированием культуры при принятии экономических и политических решений Д.Б. Дондурей неоднократно указывал на необходимость различения культуры в широком смысле (непосредственная жизненная среда, атмосфера бытия и развития человека) и в узком смысле - своего рода гетто, где культура выводится за пределы жизни (театры, кино, музеи и т. п.) [14]. Такого рода дифференциация позволяет, по меньшей мере, отрефлексировать культуру как неочевидный, но от этого даже более влиятельный источник трансформации повседневности.
Изучая идентичность современного человека в контексте текущих социокультурных изменений, психология нуждается в собственной концептуализации или теории культуры. Так, с позиции культурно-аналитического подхода культура рассматривается в качестве онтологически и гносеологически сложного, разноуровневого конструкта. Прежде чем им оперировать, необходимо было осуществить соответствующую семантическую дифференциацию,
описывающую разные уровни исследуемой реальности. В этой связи нами была предложена модель взаимосвязи культуры и идентичности с добавлением смыслоразличительных слов: культура-ноосфера, культура-этнос, культуры-миры, культуры-психотехники [15]. При таком подходе понятие «культура» может, с одной стороны, быть шире понятия «социальное пространство» (культура в целом объемлет данное изучаемое общество), а с другой -включаться в него (например, фокусировка анализа на изучении авангардистской культуры в современном обществе). Более того, семантическая дифференциация феномена культуры предполагает и более сложное представление об идентичности современного человека. Культура-ноосфера (как оппозиция природе) соотносится с общечеловеческой идентичностью («космополит», «гражданин мира», «планетарное сознание»). Культуры-этносы связаны с национальной и этнической идентичностью. Культуры-миры являются подвижными контекстами становления социокультурной и гражданской идентичности. Культуры-психотехники отвечают как за конструирование персональной идентичности, так и за процессы самоидентификации человека [16].
В свете обозначенных проблем и тенденций современной методологии довольно удачным представляется функциональное определение идентичности, предложенное Е.В. Дзякович. «Будучи устойчивым образованием, идентичность, подчас не рефлек-сируемая ее носителем, является основанием его укорененности в мире. Она подразумевает усвоение и трансляцию во времени и в пространстве определенной картины мира, предполагающей особую категоризацию действительности, набор эмоционально-ценностных реакций и поведенческих практик» [17 с. 16]. В диссертационном исследовании Е.В. Дзякович обращает внимание на антиномию глобального и локального в идентичности современного человека и показывает, что наряду с образами идентичности основания культурной идентифицации в неоднородном социальном пространстве являются весьма подвижными, а ведущую роль играют процессы преобразования региональной, территориальной и локальной идентичности.
Общую ситуацию в коммуникативном пространстве регионов России можно охарактеризовать как коммуникативную недостаточность. Значительная часть людей (как молодежи, так и взрослых) не включена в региональные коммуникативные пространства. Они достаточно плохо знают историю, культуру региона, в котором живут и не чувствуют в этом необходимости. Во многих случаях отсутствует чувство укорененности в окружающем пространстве [17 с. 24].
Наряду с лабильностью «баланса идентичности» (соотношением в ее структуре разных компонентов: «социальная» и «персональная», «национальная», «этническая», «региональная») имеет место определенная специфика развития хронотопа - отечественной истории и географии - социокультурного пространства, где «местная самоидентификация» не только включает (отрефлекси-рованные и неотрефлексированные) слои различных культурно-исторических эпох, но и вынуждена вписываться в сложную картину «официальных» и «неофициальных» культуральных течений. В этом смысле изучение феноменологии локальных идентичностей способствует обнаружению разнонаправленных тенденций в социокультурной динамике современности.
Специфика трансформации территориальной идентичности
Неоднократно обсуждалось, что географическая координата играет особую роль в российском социокультурном пространстве и вопросах трансформации территориальной идентичности. В свое время философ А.М. Пятигорский отмечал тот факт, что в коллективных представлениях россиянина идеи географического пространства и территориальных границ доминируют над ценностью человека, собственно его развития и качества жизни на необъятных и крайне неравномерно заселенных территориях. Вместе с тем в настоящее время в российском обществе, с одной стороны, происходят латентные и противоречивые трансформации кажущихся незыблемыми представлений и ценностей, а с другой - неизбежная включенность в процессы глобализации способствует постепенному вытеснению ценностей безопасности постматериалистическими ценностями. «Основное отличие т. н. вторичной модернизации от первичной принято усматривать в том, что главное задачей является уже не просто развитие экономики ради удовлетворения материальных потребностей людей, а повышение качества жизни ради удовлетворения их потребностей в счастье и самовыражении» [18 с. 38].
И.Д. Прохорова отмечает современную смешанность разнообразных трендов, где прослеживаемый в историко-генетической перспективе постимперский комплекс (основательно изученный и не являющийся уникальным феноменом состояния массового сознания с позиции исторических наук) сочетается со спецификой так называемого российского менталитета (заметим, что последнее понятие в наши дни также подвержено критическому переосмыс-
лению). Доминирование государства в российском социальном пространстве пронизывает все слои повседневной действительности - от системы управления до отношения к людям: «любить Родину - это любить ее пространство, но не людей»; «люди в этой системе... вторичны», приоритетным является удержание территорий, а не качество жизни людей. «Идея патриотизма, которая сегодня активно пропагандируется, - это самопожертвование людей ради территории» [19]. Иные аспекты в осмыслении этой ситуации выделяет писатель Г.Ш. Чхартишвили, обозначая опорами сложившейся системы сверхцентрализацию и сакральность власти, отсутствие правовой рациональности («царь, президент, генеральный секретарь - .всегда .выше закона») и «культ государства» (жители государства воспринимаются не как граждане, а как подданные: таким образом, «не государство. существует для людей, а люди. существуют для государства») [20]. В размышлениях этих общественных деятелей встречаются две значимые координаты изучения идентичности в контексте социокультурных трансформаций - культура и история.
Подобного рода обсуждения имеют не только теоретическое, но и практическое значение, поскольку, согласно А.В. Юревичу, культурно-психологическое состояние российского общества, особенности так называемого российского менталитета выступают значимым фактором в прогнозировании тех или иных социальных изменений.
Применительно к современному российскому обществу в качестве таких существенных социальных явлений, имеющих важную психологическую сторону, выделены агрессивность, коррупция, чрезмерное неравенство доходов, механизм выдвижения руководящих кадров, модернизация и др. [18 с. 9].
Разнообразие и сложность устройства современного общества формируют взгляд на субъекта как представителя различных культур и субкультур. Однако проблемой психологического исследования здесь является тот факт, что между системой убеждений и ценностей самого субъекта, ценностями отдельных сообществ и стандартным набором коллективных представлений и ценностей общества как такового заложены не только вполне прогнозируемые системные противоречия, но и неочевидные перспективы латентных конфликтов, зоны умалчивания, подобраться к которым довольно сложно именно в силу их скрытости и неосознанности.
Структура, динамика и мобильность социокультурной идентичности
Социокультурная идентичность складывается, с одной стороны, из принадлежности к определенной социальной группе, с другой - из рецепции и принятия ценностей и норм, эмоционального опыта, переживаний и значений, формирующихся в горизонтах этой принадлежности [13]. Между тем стабильность и изменчивость по-разному представлены как в сообществах, так и в культурах. Например, принято считать, что восточные культуры более ориентированы на неизменность, тогда как западные лучше воспринимают трансформации. Однако, если мы переходим с уровня анализа культур на уровень сообществ, то оказывается, что в восточных культурах востребована личная гибкость и лабильность, предполагается, что человек должен изменяться под влиянием ситуации, тогда как в западных культурах ценится стабильность и постоянство личности под напором внешних обстоятельств. Данная феноменология нашла отражение в понятиях «самокомпетенция» (self-competence) - ориентация на самоопределение и способность личности контролировать свое социальное окружение, т. е. его воздействие на личность, и «самопризнание» (self-liking) -ориентация на то, как человека воспринимают окружающие люди. В свете этой концептуализации было показано, что самокомпетенция гораздо выше развита в западных культурах, тогда как самопризнание - в восточных [13].
При этом важно отметить, что, согласно данным В.С. Вах-штайна, Н.В. Зубаревич и ряда других авторов, различия внутри России по ряду значимых ценностных и культуральных параметров значительно серьезнее, нежели обобщенные данные различий между Россией и Европой. Это означает, что поведенческие стратегии россиян в разных регионах отличаются между собой гораздо существеннее, нежели усредненные модели жизненных ценностей в сравнении россиян и европейцев [5].
Изучая культуры и субкультуры с позиции их готовности к стабильности или к изменениям, Р. Дворкин выделил две парадигмы морали: суждения и ценности, основанные на долге и суждения и ценности, опирающиеся на право. Так, первая модель характеризует статичные общества с однажды установившимся и относительно неизменным порядком, тогда как вторая модель свойственна обществам динамичным - изменяющимся, модернизирующимся, трансформирующимся. Из этой концептуализации проистекает множество следствий: например, в обществах, вступивших на путь перемен с высокой долей вероятности можно прогнозиро-
вать трансформацию ценностей и изменения идентичности; с другой стороны, именно сложившаяся система ценностей способна выступить серьезным препятствием для успешной модернизации. Другим фактором, коррелирующим с неготовностью к модернизации, является низкая толерантность к отклонениям [21]. Однако между полюсами стабильности и изменчивости пролегает широкое и неисследованное поле локальной и ситуативной идентичности.
Так, в психологии недостаточно осмыслен использующийся в объяснительных моделях «эффект колеи», который, как правило, рассматривается преимущественно в экономической плоскости анализа. Однако гораздо более высокочувствительной является здесь культурно-психологическая оптика изучения проблемы. Так, например, в работе П. Пирсона было показано, что именно взаимодействие формальных и неформальных институтов в культуре побуждает людей и поддерживать востребованный набор социальных навыков, и вступать в спонтанно возникающие коммуникативные сети, конфигурируя ситуативные, лабильные и неустойчивые идентичности [22]. В этих исследованиях анализировался самоусиливающийся эффект определенным образом выбранных действий, которые в дальнейшем создавали ситуацию подстраиваемых под них когнитивных карт и формирование новых локальных идентичностей. Согласно этой концепции, те или иные социальные действия могли быть выбраны как в результате уже сложившейся модели, так и случайно, или же в силу вполне сознательной логики преодоления и сопротивления имевшей место традиции. На следующем этапе, создавая и подстраивая под совершенные поступки и деятельности свои когнитивные карты, субъекты были склонны не замечать вступающую в противоречие с их убеждениями информацию и, напротив, отбирали те факты, которые поддерживали сложившуюся картину мира, даже если поступавшая информация была скудна, ограниченна и нерелевантна [22].
Иное направление исследований сфокусировалось на изучении комплекса реакций человека на перемены, получившее название аккультурационный стресс (данный феномен называют также «культуральным шоком»), который возникает при рассогласованности внешних и внутренних культуральных моделей. Чаще всего аккультурационный стресс возникает в результате перемещения человека из одного социокультурного пространства в чужую культуральную среду, однако с большой долей вероятности он возникает и внутри собственной культуры, претерпевающей изменения. Аккультурационный стресс принимает разные формы: субъекты нередко реагируют на него агрессией, отрицанием, изоляцией. В случае же позитивной аккультурации происходит не
только вынужденное изменение идентичности, но добавление как бы нового психологического измерения, усложнение ее структуры; при менее удачном исходе наблюдается либо пассивное принятие перемен, либо срабатывают известные психологические механизмы защиты. «В такой ситуации ускорение перемен вызывает чувство замешательства, психического и аффективного смятения из-за активации и нестабильности культуральных моделей (внутренних и внешних)» [13 с. 395-396]. Таким образом, имеют место две ведущие модели аккультурации: в первой субъект посредством собственной инициативы формирует окружающее социокультурное пространство в соответствии со своими представлениями и ожиданиями; тогда как во второй ему приходится подстраиваться под существующее окружение (в том числе изменяя собственные восприятия и когнитивные схемы). Вторые модели являются более распространенными, поскольку значительно легче контролировать самого себя, нежели окружение и векторы социокультурной динамики в целом [13]. Применительно к трансформациям отечественной повседневности концептуализации культурально-го шока являются продуктивными объяснительными моделями, дифференцирующими общество относительно «времени надежд» или «лихих 1990-х». О постепенном изживании этой культурной травмы, на наш взгляд, свидетельствуют участившиеся дискуссии в ФБ, рассматривающие данную проблематику апеллируя не столько к эмоциональной сфере, сколько прибегая к рациональной аргументации.
Феномены креолизации и мультикультурной идентичности
Принадлежность современного человека к разным культурам и сообществам создает его мультикультуральную идентичность, которая выступает результатом креолизации, т. е. смешивания (синкретизма, гибридизации) жизненных практик и элементов различных традиций. При этом нельзя исключать тот факт, что ситуации внешней угрозы способны спровоцировать обратный процесс трансформации к моноидентичности. «Наша эпоха - это эпоха неопределенности, риска, индивидуальной и коллективной дезориентации», в ней широко представлены «противоречащие друг другу стремления» [13 с. 452].
Мультикультуральная идентичность формируется как с ауто-референтных («таков я есть»), так и гетерореферентных («таковым я не являюсь») позиций. Появляющиеся в последнее время мно-
гомерные модели идентичности содержат параметры согласованности и гибкости последней. Большое внимание здесь уделяется индивидуальному стилю и разнообразию культуральных практик. Так, например, возможность гармонично вписаться в перемены, в социокультурную динамику текущих трансформаций опирается на разные психологические ресурсы в восточных и западных культурах. Преимуществом первых является их ситуативная гибкость и сензитивность к изменяющемуся контексту; в свою очередь, важным ресурсом западных культур является установочно-рациональ-ная готовность к измерениям и относительная стабильность ядра идентичности (самокомпетенции). Наряду с этим в наши дни на передний план выходят феномены мультикультурной идентичности и креолизации как «процесса впитывания ценностей другой культуры» [13 с. 418]. В результате глобализации в качестве ведущего фактора современной культуры происходит активное смешивание различных культур, субкультур и этносов; наблюдаются экспансия английского языка в статусе планетарного, возникновение и функционирование глобальной сети обмена научными данными среди ученых, распространение музыки, кинопродукции, книг и т. п. «Джаз, танго, рэгги, кантри, рэп, латиноамериканские ритмы и т. д. - все это глобальные формы музыки, которые путешествуют с континента на континент без какого-либо разделения или порядка» [13 с. 422]. В свою очередь, современные технологии коммуникации привели к стиранию пространственно-временных границ: сделалось возможно «в любой момент в режиме реального времени связаться с кем угодно из какой угодно точки земного шара» [13 с. 421]. При этом и глобальная, и локальные культуры содержат в себе полярные тренды: центростремительного единства и центробежного разнообразия; интеграции и дифференциации; гомогенизации и гетерогении; и т. п. Так, в контексте глобализации Л. Анолли прослеживает, каким образом глобальные культуральные изменения влияют на субъективность. Если в относительно недавнем прошлом культуральные влияния были обусловлены взаимодействием нескольких культур, одна из которых считалась доминирующей, то в наши дни сосуществует возникшее в разнообразии жизненных миров «множество культуральных форм», которые - произвольно или непроизвольно - пересекаются и смешиваются между собой. Такого рода микс является ежедневной социокультурной средой для развития как отдельного человека, так и человечества в целом. «Глобализация не имеет единого направления», она представляет собой «culture multiple» - взаимодействующую совокупность множества культур, «возникших под влиянием процесса глобализации на локальную реальность». В этой ситуации «осознание ограничен-
ности, множественности и изменяемости собственных знаний преображает облик субъективного опыта», где вместо исторической фатальности места и времени рождения и представлений о роли судьбы появляется возможность выбора «с помощью действий, наделенных смыслом на субъективном уровне» [13 с. 422].
Результатом представленного на планетарном уровне культурного разнообразия становится позиция космополитизма. Космополит «занимает психологическую позицию ментальной и эстетической открытости перед чуждым ему культуральным опытом», что «подразумевает любопытство и умение ориентироваться в других культурах», а также способность сорадоваться достижениям (новизне и оригинальности) чужой культуры. «Осознавая собственную автономию, он умеет уловить и уважать различия между людьми» и относиться к этому с уважением [13 с. 423].
Следует отметить, что глобализация - противоречивый тренд, поскольку способствует как универсализации, так и возрастанию сложности культуры; с одной стороны, на передний план выходят транснациональные тенденции развития, а с другой - по данным Л. Анолли, наблюдается «современное этническое возрождение» [13 с. 418]. Взаимопревращение глобального и локального, национальные и транснациональные культуральные потоки, центробежные и центростремительные течения создают как новые различия, так и «непредсказуемые тенденции объединения» [13 с. 423]. Возникший неологизм «глокализация» отражает именно этот феномен - взаимодействие процессов глобализации и локализации в формировании территориальной и региональной идентичности.
В свою очередь, концептуализация культуральных пределов побуждает к определению культуры, ее воображаемых границ и отличий от других культур. Культуральные пределы «балансируют между защитой и нападением» [13 с. 425], они помогают либо не позволяют человеку присоединиться к убеждениям, ценностям и порядкам иной культуры. Это прежде всего внутренние пределы, опирающиеся на идентичность, рассматриваемую как принадлежность человека к тому или иному сообществу. При этом недоверие, подозрительность и аффективное предубеждение выступают предпосылками для ригидности этих пределов.
Заключение
Таким образом, современный человек является носителем разнообразия культуральных моделей, как имплицитных, так и эксплицитных, неосознанных и отрефлексированных, согласованных между собой и крайне амбивалентных, чаще всего эти модели проявляются контекстуально. В этом плане феномены локальной, лабильной и мультикультуральной идентичности являются вполне органичным ответом на вызовы разнообразия, сложности и транзитивности современного общества. При этом изучение феноменологии локальной и территориальной идентичностей способствует обнаружению разнонаправленных тенденций в социокультурной динамике современности. Поиск новых методологических средств анализа лежит в области смешанных и полипарадигмальных подходов, где идентичность в качестве трансдисциплинарного конструкта способствует наведению мостов между психологией и смежными областями социогуманитарного знания, являясь также обновленным понятием, интегрирующим и непосредственно психологические исследования.
Литература
1. Борисова О.А. Ускользающая идентичность или анализ категории «идентичность» в рамках структурно-конструктивистского подхода // Вестник Удмуртского университета. 2006. № 3. С. 141-146.
2. Барнетт Р. Осмысление университета // Образование в современной культуре. 2001. Альманах 1. [Электронный ресурс]. URL: http://charko.narod.ru/ tekst/alml/barnet.htm (дата обращения: 05.09.2017).
3. Марцинковская Т.Д. Культура и субкультура в пространстве психологического хронотопа. М.: Смысл, 2016. 271 с.
4. Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. М.: Московская школа политических исследований, 2002.
5. Федотова Н.Н. Концепции идентичности в условиях нелинейной социокультурной динамики // Знание. Понимание. Умение. 2013. № 2. С. 52-62.
6. Брубейкер Р. Этничность без групп. М.: Высшая школа экономики, 2012. 408 с.
7. Вахштайн В.С. Пять книг о посткритической социологии // Социология власти. 2012. № 6-7. С. 275-281.
8. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково поле, 2001. 288 с.
9. Луман Н. Общество общества. Ч. 3: Эволюция. М.: Логос, 2005.
10. Латур Б. Когда вещи дают отпор: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки // Социология вещей: Сб. ст. / Под ред. В. Вахштайна. М.: Территория будущего, 2006. С. 342-364.
11. Урри Дж. Социология за пределами обществ. Виды мобильности для XXI столетия. М.: Высшая школа экономики, 2012. 336 с.
12. Гусельцева М.С. Социальное пространство как основание для полипарадиг-мального синтеза // Психологические исследования. 2013. № 6 (30). С. 1. [Электронный ресурс]. URL: http://psystudy.ru (дата обращения: 29.03.2018).
13. Анолли Л. Психология культуры. Харьков: Гуманитарный центр, 2016. 480 с.
14. Дондурей Д.Б. Ночной и дневной народы. Язык табуирует жизнь // Искусство кино. 2012. № 4. С. 9-14.
15. Гусельцева М.С. Культурная психология: методология, история, перспективы. М.: Прометей, 2007. 292 с.
16. Гусельцева М.С. Культурно-аналитический подход как интегративная методология изучения современного подростка // Проблема личности в контексте современной социальной ситуации развития детей, подростков и молодежи: Сб. материалов междунар. научно-практ. конф. X Левитовские чтения в МГОУ / Под ред. Е.М. Климовой. М.: МГОУ, 2016. С. 26-29.
17. Дзякович Е.В. Локальные идентичности в контексте социокультурной динамики российских регионов: Автореф. дис. ... д-ра культурологии. М., 2011. 46 с.
18. Юревич А.В. Психология социальных явлений. М.: ИП РАН, 2014. 349 с.
19. Прохорова И.Д. Кто виноват и что делать? // Zima Magazine. 2016. [Электронный ресурс]. URL: https://zimamagazine.com/2016/02/irina-prohorova-kto-vinovat-i-chto-delat/ (дата обращения: 29.03.2018).
20. «История России конечна». Большое интервью с Борисом Акуниным // Настоящее время. 2018. [Электронный ресурс]. URL: https://www.currenttime. tv/a/29100422.html (дата обращения: 29.03.2018).
21. Dworkin R. Taking, rights seriously Cambridge MA: Harvard University Press, 1978. 368 p.
22. Pierson P. Increasing Returns, Path Dependence, and the Study of Politics // The American Political Science Review. 2000. V. 94. № 2. P. 251-267.
References
1. Borisova OA. An escaping identity or analysis of the category "identity" within the framework of the structural-constructivist approach. Bulletin of the Udmurt University. 2006;3:141-46. (In Russ.)
2. Barnett R. Comprehending the University. Education in Contemporary Culture. Almanac. 2001;1. [Internet]. (data obrashcheniya 5 sept. 2017). URL: http://charko. narod.ru/tekst/alm1/barnet.htm (In Russ.)
3. Martsinkovskaya TD. Culture and subculture in the space of the psychological chronotope. Moscow: Smysl Publ.; 2016. 271 p. (In Russ.)
4. Kharrison L., Khantington S. (eds.) Culture Matters. How Values Shape Human Progress. Moscow: Moskovskaya shkola politicheskikh issledovanii Publ.; 2002. (In Russ.)
5. Fedotova NN. Concepts of identity in conditions of non-linear sociocultural dynamics. Knowledge. Understanding. Skill. 2013;2:52-62. (In Russ.)
6. Brubeiker R. Ethnicity without groups. Moscow: Vysshaya shkola ekonomiki Publ.; 2012. 408 p. (In Russ.)
7. Vakhshtain VS. Five books on postcritical sociology. Sociology of power. 2012;6-7:275-81. (In Russ.)
8. Anderson B. Imagined Communities. Moscow, Kanon-Press-Ts, Kuchkovo pole Publ.; 2001. 288 p. (In Russ.)
9. Luman N. Obshchestvo obshchestva. Ch. III. Evolyutsiya. Moscow: Logos Publ.; 2005. (In Russ.)
10. Latur B. When things give a rebuff. The possible contribution of "research of science" into the social sciences. V: V. Vakhshtain (ed.) Sociology of things: A collection of articles. Moscow: Territoriya budushchego Publ.; 2006. P. 342-64. (In Russ.)
11. Urri G. Sociology beyond societies. Mobilities for the twenty-first century. Moscow, Vysshaya shkola ekonomiki Publ.; 2012. 336 p. (In Russ.)
12. Gusel'tseva MS. Social space as a basis for polyparadigmatic synthesis. [Internet]. Psychological Studies. 2013;6(30):1. (data obrashcheniya: 29 march 2018). URL: http://psystudy.ru (In Russ.)
13. Anolli L. Psychology of Culture. Khar'kov: Gumanitarnyi tsentr Publ.; 2016. 480 p. (In Russ.)
14. Dondurei DB. Night and day people. Language tabooing life (In Russ.) Iskusstvo kino. 2012;4:9-14. (In Russ.)
15. Gusel'tseva MS. Cultural psychology. Methodology, history, prospects. Moscow: Prometei Publ.; 2007. (In Russ.)
16. Gusel'tseva MS. Cultural-Analytical Approach as an Integrative Methodology for the Study of the Modern Adolescent. V: EM. Klimova (ed.). The Problem of the Personality in the Context of the Modern Social Situation in the Development of Children, Adolescents and Youth: A Compendium of the International Scientific and Practical Conference. X Levitic Conference. Moscow: MGOU Publ.; 2016. P. 26-29. (In Russ.)
17. Dzyakovich EV. Local identities in the context of socio-cultural dynamics of Russian regions. Avtoref. dis. ... doctora kul'turologii. Moscow; 2011. 46 p. (In Russ.)
18. Yurevich AV. Psychology of social phenomena. Moscow: IP RAN Publ.; 2014. 349 p. (In Russ.)
19. Prokhorova ID. Who is to blame and what to do? Zima Magazine. [Internet] (data obrashcheniya 29 march 2018). URL: https://zimamagazine.com/2016/02/irina-prohorova-kto-vinovat-i-chto-delat/ (In Russ.)
20. "The history of Russia is finite". A great interview with Boris Akunin. Nastoyashchee vremya. 2018. [Internet]. (data obrashcheniya 29 march, 2018). URL: https://www. currenttime.tv/a/29100422.html (In Russ.)
21. Dworkin R. Taking rights seriously. Cambridge MA: Harvard University Press; 1978. 368 p.
22. Pierson P. Increasing Returns, Path Dependence, and the Study of Politics. The American Political Science Review. 2000;94(2):251-67.
Сведения об авторе
Марина С. Гусельцева, доктор психологических наук, доцент, Психологический институт Российской академии образования, Москва, Россия; Россия, 125009, Москва, ул. Моховая, д. 9, стр. 4; Московский государственный областной университет, Москва, Россия; Россия, 105005, Москва, ул. Радио, д. 10А; Федеральный институт развития образования, Москва, Россия; 125319, Россия, Москва, ул. Черняховского, д. 9-1, mguseltseva@mail.ru
About the author
Marina S. Guseltseva, Doctor in Psychology, associate professor, Russian Academy of Education Psychological Institute, Moscow, Russia; bldg. 4, bld. 9, Mokhovaya str., Moscow, 125009, Russia; Moscow State Regional University, Moscow, Russia; bld. 10A, Radio str., Moscow, 105005, Russia; Federal Institute of Education Development, Moscow, Russia; bld. 9-1, Chernyakhovsky str., Moscow, Russia, 125319; mguseltseva@mail.ru
