CC BY
111
УДК 910.1: 908
ИЗЛОМЫ ЕСТЕСТВЕННО-ГУМАНИТАРНОЙ ОСИ РОССИЙСКОЙ ГЕОГРАФИИ
Юрий Николаевич Голубчиков Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова
гуманитарная география, краеведение, землеведение, антропогеография
На рубеже 1920-30-х годов естественно-гуманитарное единство географии оказалось разрушенным и продолжало жить в сфере художественной литературы и публицистики. В древнейшей и увлекательнейшей науке утратился изначально присущий ей синтез философии, науки и искусства. На Западе развитие географии привело к созданию и утверждению гуманитарной географии, отличающуюся принципиальной «неортодоксальностью» и гетерогенностью. В России гуманитарное направление оказалось у внешней границы географического знания. Перефразируя афоризм Клода Леви-Стросса, можно сказать, что в географии XXI век будет веком гуманитарной географии, или географии не будет вообще.
FRACTURES OF THE NATURAL HUMANITARIAN AXIS OF THE RUSSIAN
GEOGRAPHY
Yu.N.Golubchikov
M. V. Lomonosov Moscow State University
human geography, area studies, geography, anthropogeography.
The natural humanitarian unity of geography was destroyed at the turn of the 1920s and 30s and continued to live in the area of literature and journalism. In ancient and highly addictive science be lost initially inherent in its synthesis of philosophy, science and art. In the West, the development of geography led to the creation and adoption of human geography, which differs in principle "unorthodox" and heterogeneity. In Russia, the humanitarian branches of geography was at the outer boundary of the geographical knowledge. To paraphrase the aphorism of Claude Levi-Strauss, one can say that XXI century will be the century of human geography, or geography will not be at all.
Разгром генетики или кибернетики многократно описан и хорошо известен. Гораздо менее освещено уничтожение в советский период тех «неглавных наук», что не расширяли мир наших вещей, не усиливали власть человека над природой. К числу их принадлежат антропогеография и краеведение.
До конца 1920-х годов российская географическая наука развивалась естественно -гуманитарным путем. В ее основе лежала русская антропогеографическая школа, ведущая начало с работ Карла Бэра. Развивалась немецкая антропогеографическая традиция, представленная именами Иоганна Гердера, Рихтгофена, Карла Риттера, Фридриха Ратцеля, Альфреда Геттнера. Осмысливались традиции французской школы географии человека Элизе Реклю и Видаль-де-ля-Блаша.
Страноведение было направлено на познание стран и местностей, исходя из сосуществования и взаимодействия всех царств природы. В антропогеографическом освещении природа подавалась взаимообусловлено с укладом, бытом и стилем мышления населяющих стран людей. Таковой подавалась она в многотомных страноведческих
изданиях «Россия» [1899-1914] и «Живописная Россия» [1881-1890], выходивших в конце девятнадцатого - начале двадцатого веков. В отсутствии человека кроется недолговечность сходных по целям и задачам изданий «Советский Союз» и «Природные условия и естественные ресурсы СССР», выпускавшихся в 60-х - начале 70-х годов. Человека как такового главами о населении экономике не заменить.
На базе страноведения формировалось учение о ландшафте Л.С. Берга [3; 5]. Человек рассматривался в ландшафте в двух аспектах: как фактор воздействия на ландшафт (антропогенный аспект) и как объект воздействия природного ландшафта на самого человека (антропогеографический аспект). Больше половины публикаций в научных географических журналах были посвящены географии человека и этнографии различных регионов [13].
Землеописание, или землеведение, рассматривалось как мироведение. Родиноведение (отчизноведение) было своего рода «малым мироведением». Так именовалось в дореволюционные времена массовое научно-культурное движение, направленное на понимание собственного места рождения или проживания. Наука о всей России называлась отечествоведение или отчизноведение. Она в свою очередь рассматривалась как часть землеведения, или мироведения.
В 1920-е гг. слово «родина» у новой власти оказалось не в чести и название «родиноведение» сменилось на более нейтральное — «краеведение». Оно было своего рода “малым страноведением” и объединяло людей в стремлении познания данного края [2; 4; 7; 8]. Научное руководство краеведением осуществлялось Академией наук. Возглавлял эту работу секретарь Академии наук, академик С.Ф. Ольденбург. По многим уездам выходили объемные краеведческие сборники. Издавались журналы «Краеведение», «Советское краеведение», «Экскурсионное дело», «Московский краевед», «Северная Азия», «Советский Север», «Живая старина».
Говоря словами советника Президиума РАН академика РАН Б.С.Соколова: «научное краеведение было в сфере серьезного внимания со стороны Российской Академии наук уже с 20-х годов ушедшего столетия и сейчас требует особого внимания, поскольку затрагивает самые глубины провинциальной России, где скрыты корни ее нравственности и корни многих направлений культуры, научно-хозяйственного опыта, предпринимательства» [26].
В работах Н.М.Дронина [13], Ю.Г.Симонова [25] раскрывается как оказалось разрушенным антропогеографическое направление в российской географии. На рубеже 1920-30-х годов над отечественной географией разразилась самая сокрушительная из идеологических бурь. Последовательно и принципиально проводилась линия разграничения законов природы и законов общества. Строгие голоса предупреждали, что любые попытки смешения естественных и общественных законов в одной концептуальной схеме недопустимы.
Физическую географию было предложено считать естественнонаучной дисциплиной, руководствующейся положениями диалектического материализма и эволюционизма. Экономическая география была объявлена общественной наукой, базирующейся на фундаменте исторического материализма и политэкономии. Любые попытки объединить законы исторического и диалектического материализма в одной концептуальной схеме жестко подавлялись.
В соответствии с разделением политэкономии на политэкономию капитализма и политэкономию социализма экономическую географию было предложено разграничить на экономическую географию капиталистических стран и советскую экономическую географию, ибо закономерности развития этих двух систем различаются коренным образом. Структура науки, таким образом, выстраивалась на основе узкомарксистской схемы смены общественно-экономических формаций. Впоследствии это разграничение
нашло отражение в структуре географического факультета МГУ, где появляются кафедры экономической географии СССР, экономической географии зарубежных социалистических стран, экономической географии капиталистических и развивающихся стран. Структура науки, таким образом, строилась на основе схемы смены общественноэкономических формаций с полным игнорированием каких-либо глобальных или цивилизационных черт. В этом подходе, как указывал А.С.Панарин, евроцентричный прогресс со времен Просвещения описывался как восходящая лестница времени. Различия же страновые, континентальные и пространственные были лишены какого бы то ни было значения [20].
На образованном в 1925 году первом в истории России географическом факультете Ленинградского университета значились кафедры «Общего землеведения» (заведующий проф. А.А. Григорьев) и «Страноведения» (заведующий проф. Л.С.Берг). В учебных планах географического отделения Московского университета в 1926 г. фигурировало три основных направления: физическая география, география человека и страноведение. В направление «география человека» включались такие дисциплины как систематика и география человеческих рас, описательное народоведение, география колоний, этнография СССР, география переселенческих районов, методика краеведения, история культуры и, наконец, экономическая география [13; 30]. Как своего рода “малое страноведение” развивалось краеведение [2; 4].
В 1929 году учебное направление «география человека» ликвидируется на географическом отделении МГУ. На географическом факультете Ленинградского университета кафедры «общего землеведения» и «страноведения» объединяются в 1931 году в новую кафедру физической географии. «Цикл «физической географии» был направлен на подготовку специалистов по геоморфологии и к нему не было претензий. Но кого мог выпустить цикл “география человека”...? Еще больше сомнений вызывал цикл “страноведение и краеведение”, в учебном плане которого не было курсов специализации, за исключением только “музееведения”» [24, с. 25].
Л.С.Берг был вынужден покинуть Ленинградский университет и до 1938 г. работал в ихтиологической лаборатории Зоологического музея. С возвращением Л.С.Берга в университет его критика вновь активизировалась. На это раз за воззрения, изложенные в выпущенной им в 1922 г. книге «Номогенез» [6]. Автора упрекали в идеализме и органической трактовке природы, в зарубежном интересе к антидарвинизму, спровоцированном английским переводом книги «Номогенез», в цитировании фашистских палеонтологов [31]. Дело тут еще в том, что дарвинизм стал важнейшей частью диалектического материализма, и любое противодействие ему воспринималось как покушение на основы партийной идеологии.
Антропогеография была объявлена примером исторически замкнутой, погибшей школы [16]. Конкуренцию с диалектическим и историческим материализмом ей было не выдержать. «Антропогеография того времени была поисковой дисциплиной — отмечает Ю.Г.Симонов. — И вот ее объявляют буржуазной и никому не нужной. Несомненно, что из того, что было тогда в этой области известно, она являлась начальной частью будущей науки. Антропогеография рождалась как часть целого, без которой жизнь географии целой стать не могла» [25, с. 333].
Естественно-гуманитарное по самому своему существу краеведение также не вписывалось в схему строго разделения естественных и общественных законов. В 1930 -е годы многие из любителей своего края были обвинены в «великорусском шовинизме» или «местном буржуазном национализме». В то же время ужесточается доступ к крупномасштабным картам. А карта для краеведа, что ноты для музыканта - основа краеведческой работы. Но почти все годы существования СССР все карты масштаба
крупнее 1:2500000 были засекреченными, а карты, публиковавшиеся в открытой печати, были существенно искажены.
Засекреченной отчасти оказалась и конкретная краеведческая информация. Основоположник музея землеведения МГУ Ю.К.Ефремов сетовал, что Министерство культуры своими циркулярами и рекомендациями нивелировало и шаблонизировало краеведческие музеи под тематику партийного строительства. Сотни краеведческих музеев оказались похожи один на другой. «Ряд музеев вынужден прятать в фондах ценнейшие коллекции, лишь бы соблюсти заданный им шаблонный процент соотношения определенных разделов тематики. Ужгородский музей славился на всю Европу коллекциями бронзы и нумизматики, но все это был убрано в фонды» [ 14, с. 16].
С разгромом отечественных школ антропогеографии и краеведения их построения в значительной степени оказались вытесненным в сферу художественной литературы и публицистики. То официозное движение, которое оформилось к 1970-м гг. под названием «краеведения» правильнее было бы именовать историей КПСС в данном городе или районе. Это уже была полная утрата интереса к краеведению у народа.
Из многомерной географии человека в СССР выжила только одна дисциплина -«экономическая география», созданная марксистско мыслящими молодыми учеными во главе с Н.Н. Баранским. Ландшафтоведение же оказалось чисто природной дисциплиной и даже в этом виде вплоть до 1955 г. подвергалось идеологическим атакам. Инициатором их выступал давний недруг Л.С.Берга академик А.А.Григорьев, который сам в свою очередь был впоследствии ошельмован за смешение законов физической и экономической географии в рамках выдвинутой им парадигмы единого географического процесса [ 13; 31; 32].
Хотя в дальнейшем ситуация внутри и вокруг науки значительно смягчилась, волны идеологических воздействий по-прежнему захлестывали географов. Первым главным критерием при выдвижении на должность старшего научного сотрудника или доцента были не профессиональные качества, не знание английского или компьютера, а членство в КПСС. При этом вступить туда увлеченному той же «географией человека» было практически невозможно. Зато потерять работу в институте или университете вполне возможно.
В древнейшей и увлекательнейшей науке утратился изначально присущий ей синтез философии, науки и искусства. Естественно -гуманитарное единство географии оказалось раздробленным на множество дисциплин. Физико-географическая характеристика страны или части света стала преподносится так, будто не существует ни народов, ни населения, ни их истории. В физической географии исчез человек, остался лишь антропогенный фактор, в экономической географии - не осталось природы, остались только природные ресурсы.
Сетка экономико-географического районирования перестала накладываться на физико-географическую. Курс физической географии перестал логически предшествовать курсу экономической, а курс экономической географии не продолжает курс физической. Это два разных курса. Изучать их стало возможным совершенно порознь. И уж вовсе отдаленными оказались они от курса истории.
Физическая география лишилась своих геодетермитнистских,
антропогеографических, страноведческих, историко-культурных и этнографических составляющих. Но и экономической географии они оказались не нужны. С тех пор под этим названием стала выступать экономико-отраслевая география, оперирующая, прежде всего, хозяйственно-управленческими или формально-правовыми системами. Культурные единства если и возникали, то чаще всего безлико и анонимно, без органичной связи с ландшафтно-сакральными ценностями. «Не менее гибельным для природы оказалось
непризнание еще одной науки, якобы псевдонауки,- геополитики» - отмечал выдающийся географ ХХ века Ю.К.Ефремов [15, с. 44].
До гуманитарной ли тут было географии! В тех условиях предпочтительнее было избегать прямых соприкосновений между физико-географическими и экономикогеографическим ветвями географии. Легче было себя чувствовать или там или там. Но рассмотреть с этих двух ветвей этно-цивилизационные процессы, географию религий и культур географы были уже не в состоянии. Были, конечно, исключения, но им было нелегко. Тот же Л.Н. Гумилев в силу известных причин предпочитал не приближаться к современности ближе XVIII века [18].
Многие географы уходили в узкопрактические изыскания или блуждали далеко за пределами своей науки, находя себе удовлетворение в применении арсенала физико-химических или социолого-статистических методов. За идеал стали приниматься принципы позитивизма и редукционизма.
Надо заметить, что позитивизм оказался бедой не только отечественной географической мысли. Вся вторая половина XX века вошла в историю географии как время глобального распада на ряд слабовзаимодействующих дисциплин и торжествующего парада появления все новых -измов, -ведений и -оологий. Чем дальше отстояли они от естественно-гуманитарной оси географической науки, тем легче там работалось, тем серьезнее все выглядело.
В.А.Анучин сетовал, что подготовка географов высшей квалификации в значительной мере оказалась в руках специалистов, имеющих подчас весьма далекое отношение к географии. "Чем больше изолированы отрасли географии одна от другой, тем для таких "географов" лучше: никто не будет "мешать" заниматься своей специальностью, тем легче будет удалять географические дисциплины из учебных планов географических факультетов, усиливать внутри них центробежные тенденции" [1, с. 141]. По выражению В.А.Анучина, «географы становятся второстепенными дублерами» других соответствующих дисциплин [1, с. 140]. Почти каждой кафедре географического факультета стало возможным поставить в связь и в соответствие аналогичную кафедру на другом факультете, с подчас более продвинутыми там результатами.
Вместе с тем в структуре географических факультетов почти не появилось комплексных кафедр, скажем, освоения экстремальных территорий, культурной географии, районных планировок, региональной политики, военной географии, глобалистики, географии человека, эстетической географии, пейзажеведения, географии рас и народов. В СПбГУ исчезла кафедра североведения, а в МГУ — кафедры географии полярных стран. В столичных вузах нет даже таких кафедр как общего землеведения, и общей физической географии или истории географических открытий. Созданная в 1948 г. на географическом факультете МГУ кафедра истории географии превратилась в кабинет истории географических открытий, а затем и он исчез из структуры факультета. На географическом факультете МГУ впервые с 1959 года появляется в 2005 году новая кафедра рекреационной географии и туризма.
Появление новых идей в географии связывалось с применением количественноматематических методов. Тенденция измерить все, что поддается измерению, наблюдалась во все мире и во всех отраслях географии на протяжении 1970 -х — 1990-х годов. При этом мало осознавалось, что многосторонний аппарат математики создан для объектов, принципиально отличающихся от тех, с которыми приходится иметь дело в географии. В процессе математизации знания переход к точному количественному исследованию новых материальных объектов и систем предполагает разработку новых математических теорий. Так, для классической механики характерно применение обычного дифференциального исчисления, для классической электродинамики — векторного анализа, для аэродинамики — теории функций комплексного переменного.
Теория относительности вызвала тензорный анализ и теорию искривленных пространств Римана, квантовая и ядерная физика — функциональный анализ и теорию гильбертовых пространств, теория элементарных частиц — теорию групп и обобщенных функций. Математизация экономики породила теории оптимального управления, игр, принятия статистических решений, массового обслуживания динамического и линейного программирования [12, 1981].
На роль формально-логического метода, созданного как будто специально для физической географии, выдвигался информационно-кибернетический подход. Но его применению и исторически, и логически в науке предшествовал энергетико -физический подход. В.Н.Солнцев [27] в связи с этим утверждал, что анализ информационных процессов в геосистеме впереди и станет возможным лишь с достаточно глубоким познанием термодинамической их сущности.
С физикой тоже связывались большие надежды. Считалось, что как для описания сложных технических и всех существующих биологических систем в принципе вполне достаточно известных нам основных законов, так и для познания функционирования геосистем любого ранга необходимы их основные физические принципы и схема их организационных связей [28].
По мнению Ю.Н. Гладкого и А.Н. Петрова [11], с обретением физической и экономической географиями излишней механистичности и статичности в ходе количественной революции с ее формализованными методами нарастал протест. Он утверждал гуманитарную географию, поставившую в центр своего внимания холистческий подход с целостным познанием человека. Украинский ученый А.В .Гладкий [9; 10] в этом свете связывает главную причину исчезновения комплексности с утратой географией своего философско -гносеологического содержания и с общей дегуманизацией географического знания.
Среди нерешенных общих проблем географии, проблему ее единства В.С.Преображенский именовал первой. «Любопытно, но не оправдано: в Москве ни в Институте географии, ни на геофаке МГУ в послевоенные годы не было создано ни академических сводок, ни монографических работ, обосновывающих единство географии» - писал великий классик [22, с. 100-101 ]. Он также отмечал, что ландшафтоведение не выживет, если не будет считаться не общегеографической, а лишь физико-географической наукой и не станет рассматривать человека по отношению к ландшафту не как внешнюю силу, а как его компонент [21].
В.В.Преображенский, Т.Д.Александрова, Л.В.Максимова [23] приходят к выводу, что развитие гуманитарной географии на Западе привело к появлению знаний, которые трудно идентифицировать с какой-либо из традиционно выделяемых отечественной наукой отраслей. Почти каждый западный университет имеет кафедру гуманитарной географии. На географию человека перемещается все последние десятилетия центр внимания западной университетской школы.
Классики современной гуманитарно-географической мысли Дерек Грегори и Ноел Кастри указывают на принципиальную «неортодоксальность» и гетерогенность гуманитарной географии по сравнению с большинством других дисциплин. Гуманитарные географы не ограничиваются ни одной из философий и ни одной из теорий. Методологический плюрализм в гуманитарной географии в порядке вещей, предметное разнообразие — норма. Интеллектуальное вдохновение черпается здесь из всевозможных сфер. В то же время в сфере самой гуманитарной географии трудятся ученые из других областей, художники, фотографы, режиссеры, журналисты. Открытость становится всеобщей для всех живых интеллектуальных дисциплин. Границы между ними уже не охраняются с той энергией, что лет тридцать назад. Подобно многим другим наукам,
гуманитарная география ведома теперь иными, менее структурированными метафорами, которые придают ей более подвижный и живой смысл исследования [ 29, р.хху- ххуі].
Распад на ряд слабо взаимодействующих дисциплин для географии особенно опасен. Будучи окруженной такими мощными научными соседями, как геология, биология, геофизика, экономика, социология, она просто не выживет, если не сумеет очертить свой естественно-гуманитарный предмет. Но заявив о нем, география найдет не только более серьезное признание, но и, возможно, сможет выступить лидером нового интеграционного постдисциплинарного знания. Соответствующая новой эпохе постмодерна идеология уже выработана в недрах географической науки и заключена в известной географам парадигме, которую без особых, вероятно, ошибок можно выразить словами: «все связано со всем и представляет собой настолько единое целое, что между любыми понятиями и явлениями можно всегда обнаружить связь».
Между тем, в России гуманитарное направление оказалось у внешней границы географического знания. «Мы не описательная наука, мы не землеописание, мы изучаем пространственные системы и пространственные закономерности различного типа и уровня» - утверждают иные географы. Описание почвенного разреза считается наукой, а описание населенного пункта с окружающими его лесами и водами именуются «экстенсивными хорологическими зарисовками», «фотографическими слепками» и считаются «достоянием истории». Пожалуй, ни в одной науке не найти столь яростного открещивания от породившего ее начала, в чем-то близкого к юношескому максимализму.
Лишь немногими российскими географами подчеркивается центральное и общенаучное положение гуманитарной географии, подобное тому, которое занимает общее землеведение среди физико -географических наук [9; 11; 23]. Процессы
гуманизации современной отечественной географии протекают довольно болезненно. В.Н.Калуцков [17], Д.В.Николаенко [19] отмечают, что на гуманизацию географии влияют сложившиеся научные традиции, включая институциональные формы организации науки, и традиции географического образования. Вместе с тем в каждой географической области, в каждой её научной дисциплине (даже очень, казалось бы, далеко от гуманитарных вопросов) существуют точки роста, влияющие на процесс гуманизации науки. Перефразируя афоризм Клода Леви-Стросса, можно сказать, что в географии XXI век будет веком гуманитарной географии, или географии не будет вообще.
Литература
1. Анучин В. А. Теоретические основы географии. М.: Мысль, 1972. 432 с.
2. Барков А. С. О научном краеведении. Еще о научном краеведении // Вопросы методики и истории географии. — М. Изд-во АПН РСФСР, 1961. С. 71-83.
3. Берг Л.С. Предмет и задачи географии // Изв. Русского Г еографического общества, 1915, том 51. С. 463-475.
4. Берг Л. С. Предмет и задачи краеведения // Как изучать свой край. Л., 1925.
5. Берг Л. С. Ландшафтно-географические зоны СССР. Ч. 1. —Л., 1930 —402 с.
6. Берг Л.С. Труды по теории эволюции. — Л.: Наука, 1977 — 388 с.
7. Большаков А. М. Введение в краеведение. М., 1927.
8. Владимирский Н. К пониманию краеведческого движения // Краеведение. 1924. №3.
9. Гладкий О.В. Географія і втрачена єдність // Наукові записки Вінницького педунверситету. Сер. Географія. - 2010.- Вип.21, с. 63-67.
10. Гладкий Ю.Н. Гуманитарная география в зеркале антропогеографии // Региональные исследования, 2010, № 1 (27), с. 5-15.
11. Гладкий Ю.Н., Петров А.Н. Гуманитарная география: понятийный статус и самоидентификация. // Известия РАН, сер. географическая, 2008, № 3, с. 15-25.
12. Голубчиков Ю.Н. Энергетико-физический подход к изучению природных комплексов // вопросы географии. Сб. 117. Геофизика ландшафта. М.: Мысль, 1981. — С. 88-95.
13. Дронин Н.М. Эволюция ландшафтной концепции в русской и советской физической географии. — М.: ГЕОС, 1999. 232 с.
14. Ефремов Ю.К., Калинин Ф.П., Юньев И.С. Значение краеведения для советской географии // Материалы к Ш съезду Географического общества СССР. Доклады по проблеме «Состояние географии в средней и высшей школе в связи с реформой среднего и высшего образования». Л.:ГО СССР, 1959. 24 с.
15. Ефремов Ю. К. Об охране пространства // Известия РГО 1997. Вып. 3. С. 44-46.
16. Забелин И.М. Очерки истории географической мысли в СССР 1917-1945. — М.: Наука, 1989. 256 с.
17. Калуцков В.Н. Ландшафт в культурной географии. — М.: Новый хронограф, 2008— 320 с.
18. Куркчи А. И. Л. Н. Гумилев и его время // Л. Н. Гумилев Поиски вымышленного царства. —М.: Институт ДИ-ДИК. 1997. С. 23-78.
19. Николаенко Д.В. Сочинения. 3-е издание на CD-ROM. Санкт-Петербург - «Амадеус». 2002. сайт: http://www.hiv-aids-epidemic.com.ua/content1.htm
20. Панарин А. С Глобальное политическое прогнозирование в условиях стратегической нестабильности. — М. УРСС. 1999. — 272 с.
21. Преображенский B.C. Острые проблемы ландшафтоведения на рубеже веков // Изв. РАН. Сер. Геогр. 1998, № 3. С. 14-19.
22. Преображенский В.С. Я — географ. М.: ГЕОС, 2001, 292 с.
23. Преображенский В. С, Александрова Т.Д., Максимова Л. В. География в меняющемся мире. Век XX. —М.: ИГАН, 1997. 273 с.
24. Саушкин Ю.Г. Студенческие годы в Московском университете. Из неопубликованной книги «Географическое мышление». — Смоленск: Универсум, 2001. С. 15-42.
25. Симонов Ю.Г. История географии в Московском университете: события и люди. Том 1. — М.: Городец, 2008. — 504 с.
26. Соколов Б.С. Строки вольных размышлений // Вестник РАН. 2000. № 9.
27. Солнцев В.Н. Системная организация ландшафтов. М., Мысль, 1981.
28. Хильми Г.Ф. основы физики биосферы. Л., 1966.
29. Gregory D., Castree N. Editor’s Introduction // Human Geography. Vol.1. (Ed. by D. Gregory and N. Castree). Los Angeles. London. New Delhi. Singapore. Washington. SAGE. 2012. - p. xxv-Ixxviii
30. Shaw, D.J.B. and Oldfield, J. Landscape science: a Russian geographical tradition. Annals of the Association of American Geographers, 2007. Vol. 97 (1). P. 111-126.
31. Shaw D.J.B. & Oldfield, J.D. Totalitarianism and Geography: L. S. Berg and the Defence of an Academic Discipline in the Age of Stalin // Political Geography, 2008. Vol. 27 (1). P. 96-112.
32. Shaw D.J. B. and Oldfield, J.D. Scientific, Institutional and Personal Rivalries among Soviet Geographers in the Late Stalin Era // Europe-Asia Studies, 2008a. Vol. 60 (8). P. 1397 — 1418.
