CC BY
29
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
Протоиерей Георгий Митрофанов
Из истории Русской Православной Церкви ХХ века
(К вопросу о взаимоотношениях Московской Патриархии и русской церковной эмиграции в период 1920-1927 гг.)
Опубликовано: Христианское чтение. 1991. № 1. С. 10-30
© Сканирование и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2013. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
Издательство СПбПДА Санкт-Петербург 2013
ИЗ ИСТОРИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
Свящ. Георгий Митрофанс»
ИЗ ИСТОРИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
XX ВЕКА
(К вопросу о взаимоотношениях Московской Патриархии и русской церковной эмиграции в период 1920—1927 гг.)
Предисловие
ВА!Д|ЦАТЫИ век, явившийся периодом глубоких » разнообразных перемен в российской действительно* сти, был в то же время ознаменован событием, в котором исторической переменчивости русской государственности и культуры было противопоставлено духовное постоянство приверженного церковному преданию Русского Православия. Этим событием • стал открывшийся летом 1917 г.. и вынужденно завершивший свою деятельность осенью 1918 г.. Поместный Собор Православной Российской Церкви, посредством которого духовная значимость православной традиции оказалась зримо явленной в жизни страны, исполненной противоречивых предчувствий и суетных исканий на пороге нынешнего» столетия.
Уже самим фактом своего созыва Поместный Собор 1917— 191-3 гг. восстанавливал со времени «синодальной» реформы императора Петра I более чем на 200 лет прерванную российскими самодержцами древнейшую церковную традицию регулярного созыва Соборов в качестве высшего органа церковной власти каждой Поместной Церкви. Пользуясь полнотой прав, предоставленных Поместному Собору Церковными канонами, Собор 1917—11918 гг. на своих заседаниях поставил и в своих определениях во многом разрешил те проблемы, которые накопились в различных сферах церковной жизни к началу XX века. При этом следует подчеркнуть, что характер принятых на Поместном Соборе решений определялся отнюдь не секулярным общественным реформизмом, свойственным той эпохе, но издревле присущим Православной Церкви богословским и каноническим традиционализмом.
Среди всего многообразия определений и постановлений, принятых Поместным Собором 1917—19Ш гг., особое место заняла группа определений, касавшихся восстановления в Русской Церкви, отвечав/шей духу и букве православных канонов и в то же время учитывавшей требования современной церковной жизни, формы высшего церковного управления. Важнейшие принципы, полагавшиеся Поместным Собором в основание высшего церковного управления Русской Церкви, были сформулированы в «Определении по общим положениям о высшем управлении Православной Российской Церкви», принятом 4 ноября :1917 г. Око возрождало в органах высшего церковного управления Русской Церкви освященное многовековой практикой церковной жизни творческое соединение начал соборной и перво-святительской власти. Это определение утверждало следующее:
«1. В Православной Российской Церкви высшая власть — законодательная, административная, судебная и контролирующая — принадлежит Поместному Собору, периодически, в определенные сроки созываемому в составе епископов, клириков и мирян.
2. Восстановляется Патриаршество, и управление церковное возглавляется Патриархом.
3. Патриарх является первым между равными ему епископами.
4. Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору»1.
Конкретное осуществление начал соборной и первосвятитель-ской власти в деятельности как Поместного Собора, так и уп-
1 Примечания см. в конце статьи.
равляющих Русской Церковью в междусоборный период Святейшего Патриарха, и возглавляемых им Священного Синода и Высшего Церковного Совета четко регламентировалась в трех других определениях о высшем церковном управлении, принятых на Поместном Соборе в декабре 1917 г.2 Принимая эти определения, Поместный Собор учитывал неизбежность возникновения в церковной жизни таких спорных ситуаций, которые могут быть не предусмотрены принятыми на Соборе законодательными актами, и кроме того, исходил из очевидного факта, что историческая обстановка, сложившаяся тогда в России, может сделать 'невозможным регулярный созыв Поместных Соборов в обозримом будущем. В этой связи в «Определение о круге дел, подлежащих ведению органов высшего церковного управления» было внесено положение, закреплявшее в ряде случаев за Свят. Патриархом и возглавлявшимися им. Свящ. Синодом и Высшим Церковным Советом право разрешать «все недоразумения и вопросы, порожденные неполнотою и неясностью законоз и соборных определений»3.
События, происходившие в государственной и общественной жизни России, уже в первые месяцы работы Поместного Собора поставили Русскую Православную Церковь в положение, по своей сложности и драматизму, не имевшее аналогов в историческом прошлом Русского Православия. С приходом к власти партии большевиков в России утвердилась государственная идеология, провозгласившая преодоление религии в качестве одной из своих основных исторических задач. Уже в первые месяцы своего существования Совет Народных Комиссаров принял ряд законодательных актов, направленных на ограничение некоторых существенных прав Русской Церкви. Таковыми стали, прежде всего, декреты — от 11 декабря 1917 г. о конфискации у Русской Церкви всех учебных заведений; от 17 и 18 дека'бря 1917 г. о непризнании юридических прав за церковным браком; от 16 января 1'9'18 г. о ликвидации духовников в вооруженных силах страны; от 20 января 1918 г. об отмене государственных дотаций и субсидий Церкви и духовенству и, наконец, принятый 20 января и опубликованный 23 января 1918 г. декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах, осуществивший ке только исторически беспрецедентное: отделение Церкви от государства и национализацию всех церковных имуществ, но и поставивший служение Русской Церкви в жесткие условия разнообразных запретов и ограничений4. Активное и широкомасштабное проведение этих декретов в жизнь, нередко сопровождавшееся актами произвола со стороны представителей власти, общий разгул стихийного насилия, царивший в стране в услови-
ях политического хаоса и надвигавшейся гражданской войны, привели подавляющее большинство членов Поместного Собора х убеждению, что над Русской Православной Церковью нависла угроза открытых и массовых гонений.
Избранный на Поместном Соборе 5 ноября 1917 г. предстоятелем Русской Церкви Свят, Патриарх Тихон (Беллавин) обратился 19 января 1918 г. с Посланием к архипастырям, пастырям; и всем верным чадам Русской Церкви, в котором охарактеризовал события, происходившие в России, ка^с гонение на Церков&у и предал анафме всех тех христиан или хотя бы «по рождению» своему» принадлежащих к Церкви лиц, которые творили насилие над невинными людьми или принимали участие в мероприятиях власти, направленных против Православной Церкви5. Поддержав послание Свят. Патриарха, Поместный Собор 25 января 1918 г. принял постановление, в котором была дана следующая оценка декрета о свободе совести:
«1. Изданный советом народных комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения.
2. Всякое участие в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви (в последование 73 правилу Свв. Апостол и 13 шравилу VII Вселенского Собора)»6.
Жесткая позиция, занятая в отношении Русской Православной Церкви Советским правительством, и ответная реакция на эту позицию Поместного Собора сделали неизбежным возникновение конфликта между Церковью и государством, чреватого для Церкви не только возможностью закрытия Поместного Собора, но и перспективой ликвидации всех органов высшего церковного управления. Именно в этот действительно критический для высшей церковной власти в России момент Поместный Собор принял поистине промыслительное решение, не только достойно увенчавшее собрание определений Собора о высшем церковном управлении, но и сделавшее возможным само существование этого управления на протяжении более чем 25 тяжелейших лет русской церковной истории, которые отделяли Поместный Собор 1917—1918 гг. от ближайшего Поместного Собора 1945 г. Сущность этого решения была изложена в кратком выступлении товарища председателя Поместного Собора от мирян князя Е. Н. Трубецкого, произнесенного на заседании 25 января 1918 г. почти сразу же после принятия соборного по-
становления относительно декрета о свободе совести. Оно стало одним из важнейших на Соборе. «Позволю себе^ — заявил Е. Н. Трубецкой,—огласить поступившее в связи с экстренным переживаемыми нами событиями предложение за подписью •36 лиц. Работами Отдела о высшем церковном управлении не •Предусмотрен был один пункт, всю важность и значение которого вы усмотрите сами: не говорилось о местоблюстителе патриаршего престола, т. е. о таком лице, к которому, за отсутствием Патриарха, временно переходила бы вся полнота патриаршей власти... Об условиях выбора, а потом о самом избрании, о правах местоблюстителя сейчас нет никакой возможности говорить: об этом хорошо рассуждать в мирное, спокойное время. Но представьте, что Церковь останется без Патриарха и не будет Собора! Местоблюститель заменил бы в этом случае Патриарха... лучше всего было бы предоставить самому Патриарху указать ряд местоблюстителей, чтобы власть от одного, в случае надобности, автоматически переходила бы к другому, временно, — впредь [до издания особых правил о местоблюстителе. Важно, чтобы Эти лица были указаны Патриархом, а не Собором. Почему Патриархом, а не Собором? Да лицо, избранное Собором, оглашается, становится известным. Между тем это лицо не должно быть никому известно: оно будет обладать только грамотой Патриарха, которая даст ему возможность бесспорно заместить Патриарха. Я предлагаю принять это предложение без дальнейших прений... Нужно немедленно принять меры, чтобы Церковь ни на один момент не оставалась без высшей церковной власти. Вот заявление 36 членов Собора:
«Необычайные условия переживаемого времени требуют немедленного замещения должности местоблюстителя патриаршего престола, к коему на случай отсутствия Патриарха временно переходит полнота патриарших прав. Ввиду отсутствия о сем ¡правил, изданных Собором, и невозможности ждать до их издания и производства самых выборов, на что потребовалось бы много времени, нижеподписавшиеся предлагают Собору:
Просить Святейшего Патриарха незамедлительно назначить самому временного местоблюстителя и лиц, заменяющих его в случае отсутствия, впредь до установления Собором самого порядка избрания и производства самых выборов на означенную должность. Означенное наше заявление просим обсудить спешно в закрытом заседании Собора».
К этому присоединяю, что эта мера уже предлагалась Патриарху. Патриарх отвечал, что он не уполномочен на это Собором. Мы предлагаем Собору принять наше заявление и просйть Его Святейшество о назначении местоблюстителей»7.
Решение Поместного Собора о назначении Свят. Патриархом Тихоном местоблюстителей патриаршего престола с полнотой патриаршей власти и неуклонное следование первосвятителя Тихона этому решению на протяжении всего периода своего правления создали в Русской Православной Церкви такую форму высшего церковного управления, которая, проявив в чрезвычайно сложных внешних условиях поразительную жизнеспособность, обеспечила сохранение в русской церковной жизни подлинного канонического преемства в высшей церковной иерархии.
Подводя главный итог результатам законотворческой деятельности Поместного Собора 1917—191'8 гг. в области высшего церковного управленйя, необходимо отметить, что создание постоянных органов высшего церковного управления в лице возглавлявших Свят. Патриархом Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета, четкое определение их прав и обязанностей, избрание их состава и разработка особой формы Патриаршего местоблюс?ительства обеспечили Русскую Православную Церковь канонически правильной высшей церковной властью. Все решения, принимавшиеся этой властью и содержавшиеся в постановлениях и указах органов высшего церковного управления, а также в посланиях Свят. Патриарха Тихона и его законных преемников — Патриарших Местоблюстителей, следует признать сообразующимися с соборной волей Русской Церкви и сохраняющими законную силу до тех пор, пока то или иное из этих решений не будет отменено на одном из последующих Поместных Соборов Русской Православной Церкви.
В данной статье будет предпринята попытка рассмотрения и характеристики ряда важнейших постановледаий и посланий высшей церковной власти Русской Православной Церкви, в которых получил свое достаточно полное отражение один из наиболее сложных вопросов русской церковной истории XX века — вопрос о взаимоотношениях центрального руководства Русской Православной Церкви, находившегося в Москве и возглавлявшегося Свят. Патриархом Тихоном и его каноническими преемниками, и группы русских епископов, руководившей значительной частью русской церковной эмиграции и принявшей в 1920-х гг. название Русской Православной Церкви за границей или Русской Синодальной Церкви, которые и будут употребляться нами для обозначения этой церковной группы. Сложность данного вопроса заключается прежде всего в том, что уже сам факт возникновения Русской Церкви за границей создал весьма своеобразную ситуацию, трудно разрешимую с точки зрения сложившихся к тому времени в Русской Православной Церкви канонических представлений. И хотя руководство Московской Патриархии
сумело в своих официальных установлениях уже в первые ¡5—6 лет существования Русской Церкви за границей определить конкретные формы взаимоотношений с ней, развитие этих взаимоотношений в последующие годы, осложненное бесплодной политической полемикой и различием в понимании исторических задач Православной Церкви в современном мире, пошло по пути, на котором между Русской Православной Церковью (Московским Патриархатом) и Русской Православной Церковью за границей было утеряно не только каноническое, но и евхаристическое единство церковной жизни.
Следует отметить, что образовавшаяся в 1921 г. и возглавляемая с Г922 г. Архиерейским Синодом Русская Православная Церковь за границей никогда не являлась единственной церковной группой, объединявшей в своих рядах русских православных христиан, которые в |разньге периоды вливались в состав русской эмиграции. Наряду с Русской Церковью за границей, обозначаемой часто в полемической литературе также названием «карлов а цк а я церковь», в русской эмиграции уже с 1920-х гг. существовали две другие церковные группы, известные в настоящее время как Русский Западноевропейский Экзархат Вселенской Патриархии и Православная Церковь в Америке, а также никогда не порывавшие канонической связи с Московской Патриархией русские православные приходы.
Однако в рамках данной статьи основное внимание будет уделено именно тем документам Московской Патриархии, которые так или иначе касались деятельности прежде всего Русской Православной Церкви за границей. При этом для более полного представления о характере взаимоотношений Русской Православной Церкви и Русской Церкви за границей в статье будут рассмотрены некоторые важные документы, исходившие от руководства Русской Православной Церкви за границей, в которых позиция этой церковной группы по отношению к Русской Православной Церкви оказалась изложенной наиболее четко и определенно. Учитывая то, что разбираемые в статье указы, постановления и послания руководства как Русской Православной Церкви, так и Русской Православной Церкви за границей, появившиеся более 60 лет назад, крайне редко публиковались «впоследствии, и то. лишь в трудно доступных для широкого читателя изданиях, как правило, выходивших за границей, наиболее важные из этих документов публикуются без всяких сокращений в качестве приложения к данной статье.
Хронологической границей исторического периода, к которому относятся рассматриваемые документы, из'бран 1927 г. Это связано прежде всего с тем, что именно в 1927 г. произошел офи-
циальный разрыв канонических отношений между Русской Православной Церковью и Русской Православной Церковью за границей, обозначивший начало нового этапа в их взаимоотношениях, основанных с этого времени на литургическом разобщении и церковно-историческом противостоянии. Кроме того, именно к концу 1927 г. в документах, появившихся в Русской Православной Церкви и Русской Церкви за границей, была сформулирована основная и до сего времени мало изменившаяся аргументация обеих сторон, доказывающая духовную правоту сделанного ими церковно-исторического выбора.
Одной из важнейших проблем, стоявших перед Русской Православной Церковью как в период работы Поместного Собора 19*17—1918 гг., так и сразу же после его окончания, явилась необходимость определить отношение Царкви к политическим событиям, происходившим в это время в России. Разрешение этой сложной проблемы во Многом не только обусловило характер развития отношений мзжду Русской Церковью и утвердившимся в эти годы в России Советским государством, но и во многом предопределило перспективу взаимоотношений Русской Православной Церкви и Русской Православной Церкви за гра-лнцей.
Если на Поместном Соборе 1917—1918 гг., <как это отмечалось выше, Русская Церковь определенно выразила свое резко отрицательное отношение к политике Советского государства в области религии, то по мере дальнейшего осуществления этой политики в условиях охватившей страну гражданской войны руководство Русской Церкви сочло необходимым дополнить свою критическую оценку антицерковных мер новой власти определением позиции Церкви по отношению к различным силам, участвовавшим в гражданской войне. Удостоверившись в том, что даже объявленное на Поместном Соборе отлучение от Церкви участников кровавых насилий над невинными людьми и осквернения церковных святынь не приостановило междоусобную брань, Свят. Патриарх Тихон пришел к убеждению, что происходившая в стране гражданская война независимо от характера политических лозунгов и личных мировоззренческих убеждений тех или иных ее участников представляла собой величайшую духовную и национальную трагедию всего русского народа, в которой Русская Православная Церковь не имела нравственного права выступать на стороне какого-либо одного из враждующих лагерей. Это убеждение Свят. Патриарха Тихона легло ?, основу его исторического Послания к архипастырям Русской Церкви от 25 сентября/8- октября 1919 г., 'которое не только определило позицию Московской Патриархии в годы граждан-
ской войны, но и ясно провозгласило ставший краеугольным для всей дальнейшей деятельности Свят. Патриарха Тихона принцип невмешательства Церкви в переставшую после 1917 г. руководствоваться христианскими ценностями государственную а политическую жизнь России.
Обрисовав в Послании сопровождавшие гражданскую войну «ужасы кровавой расправы враждующих между собой лагерей» и возложив ответственность за них на всех участников междоусобной брани, Свят. Патриарх Тихон указал, что все служители Церкви «по своему сану должны стоять выше и вне всяких политических интересов, должны памятовать канонические правила Святой Церкви, коими Она возбраняет Своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежность к каким-либо партиям»... Показательно, что, сохраняя критическое отношение £ политике Советского правительства в. области религии и выпуская свое Послание в момент, когда* как правило, не допускавшее враждебных действий по отноше«-нию к Православной Церкви белое движение переживало период своих наибольших военных успехов, Свят." Патриарх Тихон счел необходимым подчеркнуть в Послании от 25 сентября* /& октября 1919 г. необходимость последовательного проведения Церковью принципа аполитизма в отношении всех борющихся сторон даже тогда, когда на Русскую Церковь все чаще-обрушивались беспричинные политические репрессии. «...Много уже Архипастырей, и пастырей, и просто клириков сделались жертвами кровавой политической борьбы,— писал Свят. Патриарх Тихон. — И все это, за весьма, быть может, немногим» исключениями, только потому, что мы, служители и глашатаи Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению Советского строя. Но Мы с решительностью» заявляем, что такие подозрения несправедливы: установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает Себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение»8.
Провозглашение в 1919 г. Свят. Патриархом Тихоном и последовательное проведение с этого времени руководством Московской Патриархии принципа аполитичности не смогли разрешить всех проблем, стоявших в это время перед Русской Православной Церковью. Связано это было не только с тем, что вопреки позиции, занятой Свят. Патриархом Тихоном, Советское!-правительство продолжало рассматривать Православную Церковь в качестве своего политического противника, но и с тем»
что разДСЛУШшая страну линиями многочисленных фронтов на отторгнутые друг от друга территории гражданская война делала невозможными нормальные церковно-административные связи между аысищй церковной властью в Москве и отдельными епар-х^нади, которое оказались нд территориях, занятых лротивника-ми болыцевщсов.
Сознавая большую опасность, грозящую Русской Церкви в связи с возможным параличом епархиальной власти, Свят. Патриарх Тихон, Свящ. Синод и Высший Церковный Совет на своем объединенном заседании в ноябре 1920 г. принялц постановление,, четко определявшее полномочия епархиальных архиереев в случае отсутствия у «их связи с высшим церковным управлением и даже при условии полного прекращения деятельности органов высшего церковного управления. При этом следует отметить, что, принимая подобное постановление, руководство ЗДосковскрй Патриархии учитывало уже имевшийся « 1920 г. опыт управления отторгнутых от .канонического центра ецархий посредством органов так называемого «Временного Высшего Церковного Управления», образовавшихся в этих епархиях из представителей местных епархиальных управлений для разрешения некоторых вопросов, входивших в компетенцию высшей церковной власти. 'Возникавшие стихийно и часто вне всякой связи друг с другохМ [как это, например, имело место в ноябре г. при образовании Сибирского ВВЦУ во главе с архиепископов Омским Сильвестром (Ольшанским) или в мае 1919 г. при образовании Южного ВВЦУ, возглавлявшегося сначала архиепископом Донским Митрофаном (Симашкевичем), а с ноября 1919 г. — митрополитом Киевским Антонием (Храповицким)] эти органы не обладали ясным представлением о круге тех вопросов, которые могли входить в их компетенцию и в соответствии с канонами нуждались в признании уже принятых ими на себя церковно-админисгративных полномочий со стороны руководства Московской Патриархии. Таким образом, отвечавшее настоятельной потребности упорядочить и активизировать жизнь русских епархий, отторгнутых внешними обстоятельствами от высшей церковной власти, постановление Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20' Ноября 1920 г. за № 362 с самого начала было обращено к уже сформировавшимся в русской церковной жизни органам управлении, которые объединяли под своим руководством группы епархий, находившихся на канонической территории' Русской Православной Церкви, хотя и не имевших связи с высшей церковной властью.
Дальнейшее развитие событий привело к тому, что сравни-
мое по своему историческому значению лишь с решениями Поместного Собора 1917—191$ гг. о Патриаршем Местоблюсти-тельстве постановление от 7/20 ноября 1920 г. сьпграига чрезвычайно важную роль в жизни Русской Церкви 20-х гг., выразившуюся, в частности, в том, что именно это постановление было провозглашено руководством Русской Православной Церкви за границей важнейшим каноническим документом Московской Патриархии, обосновывающим создание и функционирование высшего церковного управления за границей. Однако прежде чем перейти к подробному рассмотрению данного постановления в связи с тем значением, которое оно имело для возникновения органов высшего церковного управления Русской Православной Церкви за границей, следует в общих чертах обрисовать историю образования самой этой церковной группы.
Разгром белого движения на юге России, завершившийся осенью 1920 г. эвакуацией из К|)ыма армии генерала П. Н. Врангеля и сопровождавшийся многотысячным потоком гражданских беженцев из России, создал на территории Турции и некоторых балканских стран один из наиболее многочисленных очагов русской эмиграции 20—30-х гг. Организация церковной жизни среди сотен тысяч русских православных христиан, оказавшихся в этом районе, легла на плечи небольшой группы православных архиереев, являвшихся в годы гражданской войны членами Южного, Ставропольского и Крымского Высших Церковных Управлений и покинувших Россию вместе с отступившей за границу армией генерала Врангеля.
Следует подчеркнуть, что многообразие внешних проблем, связанных с организацией церковной жизни в эмигрантской среде, с самого начала усугублялось для этой группы епископов неопределенностью их канонического положения, обусловленного пребыванием этих епископов за пределами канонической территории Русской Православной Церкви, ибо, покинув свои епархии, эти епископы в соответствии с церковными канонами формально лишались права осуществлять свое епископское служение где бы то ни было без благословения на это Свят. Патриарха Тихона. Сознавая неопределенность своего канонического положения и не имея возможности восстановить сношения с Московской Патриархией, русские епископы, находившиеся в Константинополе, в ноябре 1920 г. на совещании в составе митрополита Антония (Храповицкого), митрополита Платона (Рождественского), архиепископа Анастасия (Грибановекото), архиепископа Феофана (Быстрова) и епископа Вениамина (Федчерн-кова), приняли решение о создании на территории Константинопольской Патриархии Высшего Русского Церковного Управле-
ния за границей для организации духовного окормления русских православных.христиан, находившихся на этой территории. При этом предполагалось, что осуществление деятельности ВРЦУ за границей станет возможным лишь при условии благословения этой деятельности Вселенской Патриархией. В результате обращения русских епископов за подобным благословением в Константинопольскую Патриархию митрополитом Антонием была получена грамота от 2 декабря '1920 г. за № 9044,. позволявшая осуществлять деятельность ВРЦУ за границей на территории Константинопольской Патриархии и в других странах «под высшим управлением Вселенской Патриархии, для надзора и руководства общей церковной жизнью русских церковных колоний».
Обращение русских епископов в Константинополе во Вселенскую Патриархию без благословения Свят. Патриарха Тихона и получение ими грамоты, формально подчинявшей этих епископов Вселенской Патриархии, также явились каноническими нарушениями и рассматривались самими русскими епископами в Константинополе лишь как обусловленные особыми историческими обстоятельствами, временные меры, призванные нормализовать церковную жизнь в одной из многочисленных групп русских эмигрантов. Поэтому, когда менее чем через три месяца Сербская Патриархия по инициативе находившегося в это время в Сербии архиепископа ЕвЛогия (Георгиевского) пригласила русских епископов в Константинополе на свор территорию, не ставя перед ними условия "подчиняться Сербскому Патриарху, ВРЦУ за границей в марте 1921 г. было переведено в г. Сремски Карловцы, являвшийся резиденцией Сербских Патриархов. При этом ВРЦУ за границей пришлось допустить еще одно каноническое нарушение в связи с тем, что перемещение группы русских епископов на территорию Сербской Православной Церкви было осуществлено без благословения взявшей их всего лишь три месяца назад под свой омофор Вселенской Патриархии.
Таким образом, не» имевшие связи с высшей церковной властью Русской Православной Церкви, но в то же время оказавшиеся на территории других Поместных Церквей, где любая форма церковной деятельности должна была получать благословение местной высшей церковной власти, русские епископы все же решили пойти по уже оправдавшему себя в русской церковной практике в период гражданской войны пути самостоятельного создания органов Временного Высшего Церковного Управления, которые, по мнению этих епископов, не должны были подчиняться какой-либо иной, в том числе и территориальной
высшей Церковной власти, кроме руководства Московской ГЦт-?риархии, на восстановление связи с которой русские епископы *з изгнании продолжали надеяться.
Организованное в ноябре 1920, г. еще до получения его членами постановления Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 г. за № 302 ВРЦУ за границей восприняло этот документ в качестве подтверждения правомочности своего создания и с 1922 г. во многих официальных документах Русской Синодальной Церкви за границей, имевших отношение к истории ее возникновения, постановление от 7/20 ноября 1920 г. использовалось как главное свиде^ел^РТ-зо отношения Русской Православной Церкви, возглавлявшейся Свят. Патриархом Тихоном, к деятельности русских епископов за границей.
Учитывая то, что полный текст этого постановления прилагался к данной статье ниже, мы 'попытаемся рассмотреть, лиШь некоторые из составлявших его пунктов, в которых вопросы о Действиях епархиальных епископов в случае расстройства высшей церковной власти Русской Православной Церкви и об условиях создания и Деятельности ВВЦУ в тех или иных епархиях нашли сйое наиболее полное отражение.
«1. В случае, если Священный Синод и Высший Церковный Совет по каким:либр причинам прекратят свою церковно-адми-нистратцвную деятельность,—указывалось в первом пункте постановления, — епархиальный Архиерей за руководстреннымц цо службе указаниями и за разрешенйем дел, по правилам, восходящим к Вйсшему Церковному Управлению, обращается непосредственно к Святейшему Патриарху иди к тому лицу или учреждению, какое будет Святейшим Патриархом для этцго указано»10. Как показал дальнейший ход событий уже через несколько лёт после принятия данного постановления, в результате прямого давления, оказывавшегося государственной властью на руководство Московской Патриархии, Высший Церковный Совет действительно практически прекратил свою деятельность, а Свящ. Синод имел возможность лишь нерегулярно проводить свои заседания. Вся полнота высшей Церковно-административ-кой власти реально перешла к Свят. Патриарху Тихону, незадолго до смерти указавшему конкретных епископов, одному из которых в качёстве Патриаршего Местоблюстителя следовало воспринять власть предстоятеля Русской Церкви после кончинк Свй1\ Штриарха. Необходимо йр^нкть, что ВРЦУ за граней и сменивший его в 1922 г. Архиерейский Синод в качестве руководящих органов Русской Православной Церкви за границей всегда подчеркивали свою приверженность выполнению этого
пункта постановления, предписав поминовение за богослужением в качестве предстоятеля Русской Православной Церкви за границей Свят. Патриарха Московского Тихона и Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и сохраняя вплоть до 1927 г. связь с руководством Русской Православной Церкви. Однако, далеко не всегда, как это будет показано ниже, решения Свят. Патриарха Тихона и его преемников, касавшиеся деятельности Русской Синодальной Церкви, исполнялись ее руководством с той неукоснительностью, которая подразумевалась 2* тексте постановления от 7/20 ноября 1920 г.
Если первый пункт рассматриваемого нами постановления предполагал такую ситуацию, которая сложилась в отношениях ■между Русской Православной Церковью и руководством Русской Церкви за границей в 1922—27 гг., то во втором и третьем пунктах определялись пути образования ВВЦУ в условиях, во многом напоминавших момент создания ВРЦУ за границей. «¡2. В случае, если епархия, — отмечалось далее в постановле-■нии, — вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п. окажется вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением или само Высшее Церковное управление во главе с Святейшим Патриархом почему-либо прекратит свою деятельность, епархиальнйй Архиерей немедленно ©ходит в сношение с Архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции, церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях (в виде ли Временного Высшего Церковного Правительства, или митрополичьего округа, или еще иначе). 3. Попечение об организации Высшей Церковной Власти для целой группы оказавшихся в положении, указанном в п. 2, епархий составляет непременный долг старейшего в означенной группе по сану Архиерея»11.
Действительно, оказавшиеся «вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением» русские епископы в Константинополе, иступив в переговоры .между собой, создали в 1921 г. упомянутое в постановлении «Временное Цысшег Церковное Правительство» в виде ВРЦ^ за границей. При этом в соответствии с третьим пунктом постановления главное «попечение об организации» этого органа /проявил старейший по хиротонии в этой группе .архиереев митрополит Антоний (Храповицкий). Между тем и во втором и в третьем пунктах постановления речь шла не об епархиальных епископах, покинувших свои епархии и оказавшихся на канонической территории других Поместных Церквей, '<х об епархиях Русской Православной Церкви, которые вместе со своими правящими епископами «вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п.» могли оказаться
«вне всякого общения с Высшим, Церковным Управлением». Подобная формулировка в постановлении отнюдь не случайна» ибо, в соответствии с церковными канонами, епископ, пребывавший в своей епархии, сохранял всю полноту архиерейской власти, даже если его епархия, входившая в каноническую территорию. поставившей этого епископа Поместной Церкви, отторгалась силой внешних обстоятельств от этой Церкви. Совершенно иным, как мы уже отмечали выше, было положение группы русских епископов в Константинополе, которые в силу самовольного оставления ими своих епархий канонически лишались права осуществлять епископское служение и в связи с пребыванием их на территории других Поместных Православных Церквей не имели возможности совершать богослужение и проповедовать без благословения местной высшей церковной власти. Таким образом, применимость указаний второго и третьего пунктов постановления Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от '7/20 ноября 1920 г. за № 362 к созданию в ноябре ¡1920 т. ВРЦУ за границей, а значит, и обоснование этим документом последующей деятельности руководящих органов Русской Православной Церкви за границей изначально представлялись весьма спорными.
Но око ль бы проблематичной ни представлялась каноническая обоснованность создания ВРЦУ за границей, следует подчеркнуть, что сама по себе деятельность русских епископов за границей, направленная на упорядочение церковной жизни в эмигрантской среде, не только являлась нравственно оправданной, но при условии строгого согласования этой деятельности в дальнейшем со Свят. Патриархом Тихоном могла получить твердую каноническую основу через благословение руководством Русской Православной Церкви того или иного органа высшей церковной власти за границей. Именно такая перспектива и представлялась наиболее целесообразной для большинства русских епископов за границей, продолжавших считать себя архиереями Русской Православной Церкви и начавших летйм 1921 г. подготовку «Собрания представителей Русской Православной Церкви за границей», призванного не только ввести в единое церковное русло жизнь русских православных христиан в изгнании, но и подчеркнуть неразрывную каноническую связь всего русского епископата за границей с церковной иерархией Московской Патриархии.
Открывшееся в ноябре 1921 г. и получившее впоследствии наименование «Русского Всезаграничного Церковного Собора», это собрание объединило в своем составе представителей значительной части русской эмиграции, не ограничиваясь первона-
чально окормлявшимися ВРЦУ за границей русскими христианами, которые проживали в балканских странах и Турции. При этом необходимо подчеркнуть, что наряду с епископами и клириками на собрании были представлены и миряне, составлявшие почти две трети участников собрания и представлявшие как церковные приходы, так и некоторые общественно-политические организации русской эмиграции.
В перечне документов, принятых на Русском Всезагранич-ном Церковном Соборе и посвященных главным образом решению вопросов церковно-административного характера, следует выдели 1ь Послание Собора «Чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим», которому суждено было сыграть неожиданно большую и весьма негативную роль в дальнейшем развитии отношений Русской Православной Церкви за границей с Русской Православной Церковью. Этот документ, обращенный, как явствует из его названия, к русским православным христианам в изгнании и содержавший в основной своей части выдержанное в возвышенных религиозных тонах архипастырское обращение чисто церковного характера, имел в своей заключительной части положение, которое не могло не придать всему Посланию определенною политическую направленность. «...Да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли, — говорилось в Послании, — да вернет на всероссийский Престол Помазанника, сильного любовию народа, законного православного Царя из Дома Романовых»12.
Уже в процессе обсуждения текста Послания на Соборе значительная часть его членов выступила за исключение этого положения и отказалась участвовать в голосовании по вопро!су о принятии текста Послания в качестве официального документа Русского Всезаграничного Церковного Собора, выразив свое особое мнение в соответствующем заявлении. «...Постановка вопроса о монархии с упоминанием при том и династии, — указывалось в заявлении, — носит политический характер и, как таковая, обсуждению Церковного Собора не подлежит»13. Показательно, что среди 34 членов Собора, подписавших это заявление, были представлены люди, придерживавшиеся весьма разнообразных политических взглядов. Одним из них были вообще чужды монархические убеждения, другие, будучи монархистами, исходили из провозглашенного великим князем Михаилом Александровичем в акте от 4 марта 1917 г. принципа, что только российскому народу «надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном Собрании установить образ правления и новые основные законы государства Росеий-ского»1'', и потому занимали позицию так называемого «непред*
решенчества», наконец, третьи, являясь искренними сторонниками восстановления на российском престоле династии Романовых, не считали возможным выступать за восстановление династии от имени всех русских православных христиан в изгнании, волю которых должен был выражать Русский Всезаграничны» Церковный Собор. Однако главным мотивом, объединившим всех участников подписания вышеизложенного заявления, явилось убеждение в необходимости строго следовать намеченному на Поместном Соборе 1917—1918 гг., провозглашенному в Послании Свят. Патриарха Тихона от 25 сентября/® октября 1919 г. и твердо проводившемуся руководством Московской Патриархии с 19И9 г., курсу на отказ от общеобязательной политики и последовательное неучастие Русской Церкви в деятельности каких бы то ни было политических сил. «Я полагаю, — говорил на Соборе возглавлявший группу из 34-х членов архиепископ Евлогий (Георгиевский), — ...что России необходим Царь законный, из Дома Романовых, и, если бы я присутствовал не на Соборе, а на каком-либо политическом собрании, я горячо ратовал за эту мысль, но я продолжаю утверждать, что мысль эта всецело в сфере политических воззрений и поэтому она не может быть предложена для обсуждения на Церковном Соборе»15.
Показательно, что среди членов Собора, выразивших особое мнение относительно «Послания чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим», оказались 6 из 12 присутствовавших на Соборе архиереев, в том числе такие выдающиеся русские архипастыри, как архиепископы Евлогий (Георгиевский) и Анастасий (|Грибановский), епископ Вениамин (Федченков), 14 из 22 представителей духовенства и 14 мирян. Таким образом, вопреки воле половины епископов и большинства духовенства, присутствовавшего на Русском Всезаграничном Церковном Соборе, это Послание было принято благодаря поддержке большинства мирян, количественно доминировавших на Соборе.
Столь своеобразная позиция большинства -мирян, участвовавших в Соборе, была связана с тем, что среди них весьма активную деятельность развили представители Высшего Монархического Совета, основная часть которых была кооптирована на заседания Собора его председателем митрополитом Антонием (Храповицким). Будучи политической организацией, не выражавшей не только настроения большинства русской эмиграции, но даже широких кругов русских монархистов, Высший Монархический Совет в целях упрочения позиций по отношению к своим противникам в эмигрантской среде с самого начала гао-
пытался утвердить в органах высшей церковной власти за границей как свои политические .взгляды, так и своих непосредственных представителей. Во многом благодаря деятельности представителей Высшего Монархического Совета в качестве членов Собора 1921 г. и в дальнейшем в качестве функционеров ВРЦУ за границей и Архиерейскоо Синода крайне правая политическая направленность стала все более доминировать как в официальных документах, так и в практической деятельности Русской Православной Церкви за границей.
Выразительным проявлением этой направленности явилось выпущенное в феврале 1922 г. «Послание Мирной Конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора», вызвавшее наряду с «Посланием чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим» серьезные осложнения в отношениях между руководством Московской Патриархии и ВРЦУ за границей. Обращенное к открывшейся в Генуе в апреле 1922 г. международной конференции, это Послание, вышедшее за подписью председателя ВРЦУ за границей митрополита Антония, ставило своей целью не допустить участия в конференции представителей Советского правительства, которое всячески стремилось добиться на ней своего дипломатического и экономического признания.
. Исходя из того, что полный текст «Послания Мирной Конференции» приводится в данной статье в качестве приложения, остановимся лишь на некоторых наиболее принципиальных положениях этого Послания. Подчеркнув, что события, происшедшие в России в предшествующие годы, поставили русский народ в положение, при котором он «не может поднять голоса и лишен физической возможности дать себя услышать просвещенной Европе и всему миру», Послание обозначило в качестве единственного подлинного выразителя чаяний народа России русскую эмиграцию, «в которой воплотились и интеллект, и активная воля русского народа» и которая «объединилась за границей на церковном Соборе в Сербии». Именно этот церковный Собор, согласно Посланию, «единогласно уполномочил свой президиум обратиться к Мирной Конференции с мольбой о спасении» русского народа, которую попыталось донести до международного сообщества «Послание Мирной Конференции»16.
Оставляя в стороне в высшей степени спорные утверждения Послания о том, что именно русскому зарубежью дано было в это время выразить историческую волю русского народа, а Русскому Всез а гр а ни ч н ому Церковному Собору удалось сформулировать в своих заявлениях политические взгляды всей русской эмиграции, следует подчеркнуть, что ни о каком единоглас-
ном решении уполномочить президиум Собора обратиться к Генуэзской конференции в соборных документах не сообщалось. Подобное решение вообще не могло иметь места на Соборе уже потому, что закрытие его заседаний состоялось 19 ноября/2 декабря 1921 г., в то время как первые официальные сообщения о предстоящей Генуэзской конференции появились лишь в январе 1922 г. Тем не менее исполненный искреннего, хотя и далекого от реального понимания российских событий стремления выступить на защиту гонимых православных христиан России, митрополит Антоний и рассчитывавшие утвердить в официальных документах Русской Православной Церкви за границей политические установки Высшего Монархического Совета функционеры ВРЦУ за границей попытались усилить значение «Послания Мирной Конференции», произвольно придав ему характер Обращения Русского Всезаграничного Церковного Собора.
Основные требования ВРЦУ за границей к 'мировому сообществу были выражены в Послании с достаточной категоричностью и определенно не оставляли сомнений в том, что его авторы были склонны воспринимать Послание прежде всего как политический документ, призванный существенно повлиять как на развитие международных отношений в Европе, так и на внутреннее положение Советского государства. «Если на Конференции или после Конференции, — говорилось в Послании, — выяснится, что большевистская власть в России признана полноправной, то в одном государстве за другим начнутся большевистские перевороты, которые, как это всем известно, настойчиво подготовляются интернационалом во всех народах... признание большевиков правительствами... усыпит совесть аморальных революционных элементов населения, ибо... европейская дипломатия до сего времени не решалась пачкать себя общением с торжествующими преступниками, убийцами своего Вернейшего Венценосного союзника, с предателями родной армии, с истребителями родного народа... Народы Европы! Народы мира! Пожалейте наш добрый, открытый, благородный по сердцу народ русский, попавший в руки мировых злодеев! Не поддерживайте их, не укрепляйте их против Ваших детей и внуков! А лучше помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевизм — этот культ убийства, грабежа и богохульства из России и всего мира»17.
Таким образом, уже на самом раннем этапе существования Русской Православной Церкви за границей среди первых официальных обращений, принятых ее высшими органами, оказались документы, которые своей острой политической направлен-
н остью не только формально противоречили последовательно проводившемуся Свят. Патриархом Тихоном с 1919 г. курсу невмешательства Русской Церкви в политическую борьбу, но и реально не могли не осложнить положение Русской Православной Церкви перед лицом Советского государства, оказывавшего, активное давление на все стороны церковной жизни в России.
Как же были восприняты Московской Патриархией усилия* русских епископов в изгнании по созданию ВРЦУ за границей и принятые под руководством этого органа первые официальные документы Русской Церкви за границей? Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, следует хотя бы в нескольких словах охарактеризовать ситуацию, в которой находилась Русская Православная Церковь в 1921—1922 г.
Продолжение следует
ПРИМЕЧАН ИЯ
I Священный Собор Православной Российской Церкви. Собрание определений и постановлений. М., 1918. Вып. I. С. 3.
2 Там же, с. 4—16. «Определение о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России»; «Определение о Священном Синоде и Высшем Церковном Совете»; «Определение о круге дел, подлежащих ведению органов высшего церковного управления».
3 Там же, с. 16.
4Гидуляиов П. В. Отделение Церкви от государства. Полный сборник декретов, ведомственных распоряжений и определений Верхсуда РСФСР и других Советских Социалистических Республик. М., 1926. С. 615—617.
5 Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Кн VI Вып. I. М., 1918. С. 4—Г».
6 Там же, с. 72.
7 Там же, с. 73—74.
8 Филиппов А. Послание патриарха Тихона к духовенству от 25 сентября/8 октября 1919 г. М„ 1920. С. 8—10.
9 Троицкий С. В. О неправде карловацкого раскола. Разбор книги нрот. М. Польского «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей». Париж. 1960. С. 95.
10 Постановление Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 г., № 362 (Приложение 1).—Церковные ведомости. 1926. № 17—18. С. 6.
II Там же.
12 Послание Русского Всезаграничного Церковного Собора 1921 г. «Чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим» (Прило-
жение 2). Никон (Рклицкий), архиепископ. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галпцкого. Т. VI. Изд. Северо-Американ-(Ской и Канадской епархии. 1960. С. 29.
" Заявление 34 членов Собора (Приложение 3). Там же, с. 30.
' 14Регельсон Лев. Трагедия Русской Церкви 1917—1945 гг. Париж. '1977. С. 202.
15 Никон (Рклицкий), архиепископ. Указ. соч. Т. VI. С. 31.
16 Послание Мирной Конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора (Приложение 4).
У Там же, с. 22—23.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная академия Русской Православной Церкви - высшее учебное заведение, осуществляющее подготовку священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области богословия, регентов церковных хоров и иконописцев.
На сайте академии
www.spbda.ru
> сведения о структуре и подразделениях академии;
> информация об учебном процессе и научной работе;
> события из жизни академии;
> сведения для абитуриентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Руководитель проекта - ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор - проректор по научно-богословской работе протоиерей Димитрий Юревич. В подготовке электронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии. Материалы распространяются на компакт-дисках и размещаются на сайте журнала в формате pdf.
На сайте журнала «Христианское чтение»
www.spbpda.ru
> электронный архив номеров в свободном доступе;
> каталоги журнала по годам издания и по авторам;
> требования к рукописям, подаваемым в журнал.
