CC BY
13т. в. раппе
история поступления предметов прикладного искусства из мальмезона в коллекцию Эрмитажа
История коллекции картин из Мальмезона, приобретенная Александром I у наследников Жозефины, хорошо изучена. Гораздо меньше мы знаем о предметах прикладного искусства из Мальмезона, поступивших в коллекцию Эрмитажа. В статье приводятся архивные документы, позволяющие прояснить основные моменты в судьбе вещей, ранее принадлежавших Жозефине и Наполеону. Кроме уже известных предметов, были обнаружены новые памятники, ранее не связываемые с этой резиденцией. Выявлена роль Евгения Богарне и семьи герцогов Лейхтенбергских. Ключевые слова: Мальмезон; Жозефина; Лейхтенбергские; Богарне; ампир; наследство; инвентарь.
T. V. Rappe
The History of Admission of the Objects of Applied Arts from Malmaison to the Collection of the Hermitage
The history of the painting collection from Malmaison purchased by Alexander I from the inheritors of the Josephine is well researched. We know much less about the objects of applied arts from Malmaison which were included in the collection of the Hermitage. The article treats the archival documents clarifying the highlights in the life of things which belonged to Josephine and Napoleon. Besides the already known objects the article studies the new things which earlier had not been considered as the things related with this residence. The
article refers to some facts which make more clear the role of Eugene de Beauharnais and the family of Leuchtenberg's.
Key words: Malmaison; Josephine; Dukes of Leuchtenberg; Beauharnais; empire; inheritance; inventory.
Взаимоотношения императора Наполеона и царя Александра I, Александра и императрицы Жозефины - это летопись событий начала XIX столетия. Они во многом определяли политику двух держав и влияли на судьбы всей Европы.
О Жозефине существует множество легенд, многие из которых - исторические сказки. Очевидно лишь то, что, обладая незаурядным умом, а скорее даже чутьем, эта женщина смогла остаться в истории, окутанная разнообразными слухами и фактами.
Жозефина задавала тон светской жизни начала XIX столетия. Ее любовью было имение в Мальмезоне, где она провела лучшие свои годы до развода и трудные дни после него. В этом дворце был создан семейный очаг, который стал воплощением представления о доме эпохи ампира, и по стилю жизни, который императрица там установила, и которому пытались следовать парижская знать и вся Европа, и с точки зрения художественного оформления. Образ Жозефины, ее вкус, времяпрепровождение стали эталоном, как и ее наряды и украшения. Именно в Мальмезоне ею были собраны великолепные произведения художественного творчества, которыми меблировали дворец, и коллекции живописи, скульптуры и античного искусства, которыми украшали дом [13].
Обстоятельства сложились таким образом, что часть из этих вещей оказалась в России, в Эрмитаже. История их поступления в музей заслуживает особого внимания.
При свидании с русским царем Александром I весной 1814 г. императрица Жозефина сделала ему королевский подарок - «Камею Гонзага», в надежде, что он распорядится сохранить за ней и ее детьми значительное состояние и положение после падения Наполеона. Осенью эта камея была привезена в Петербург. Она числится в «Реестре золотым, серебряным и бронзовым медалям и другим вещам, привезенным из последней кампании» [1; 1814]. Вырезанная на сардониксе с бюстами Птоломея Филадельфа
и его супруги Арсинои II, камея за свою четырехсотлетнюю историю сменила множество владельцев. Среди них была и Изабелла д'Эсте, жена герцога Гонзага, королева Христина и императрица Жозефина, которой она досталась после итальянской компании Наполеона I. Последним коронованным владельцем стал русский император Александр I. Он получил этот драгоценный дар по праву. В судьбе Жозефины он не успел принять большое участие, зато он активно вмешался в судьбу ее детей после смерти императрицы. В мае 1814 г. Жозефина пишет мадмуазель Кошле: «Русский император, конечно, полон расположения и уважения к нам, но все это только слова. Знаете ли вы, что произойдет, как только он уедет. Они ничего не сделают из того, что ему обещали» [9; с. 423]. Однако Александр оказался надежнее, чем предполагала императрица, и он выполнил свои обязательства. Евгению и Гортензии были назначены значительные суммы денег и сохранено соответствующее положение.
Впервые Александр появляется во дворце Мальмезон 17 апреля 1814 г. Затем его встречи с Жозефиной и ее дочерью Гортензией были достаточно частыми и, как правило, не официальными. Во время кратких контактов они обсуждали и финансовые вопросы. Во всяком случае, принц Евгений отмечает, что царь Александр озабочен судьбой их семьи. Евгений пишет, что Александр надеется, что их судьба будет хорошей, однако, отмечает, что «она не будет никогда такой, какой мы заслуживаем» [9; с. 423].
Интересно, что при наступлении русской армии на Париж Жозефина эвакуировалась в Наварру и постаралась вывезти свои сокровища, лошадей и кареты. А в подкладке юбки, как утверждают документы, императрица зашила свои драгоценности, бриллианты и жемчуга. Она очень беспокоилась, что «казаки», так называли русскую армию, все разграбят, и была очень удивлена по возвращении, что Мальмезону практически не было нанесено ущерба.
Вообще пребывание русских войск в Париже мало походило на поведение завоевателей. Очевидно, это было связано с всегда присутствующим в России отношением к Франции.
Сохранившиеся серии гравюр из жизни «казаков» в Париже прекрасное тому свидетельство.
Считается, что Жозефина простудилась окончательно и уже больше не вставала 24 мая, когда царь Александр и его два брата - Николай и Михаил, посетили Мальмезон. Гортензия и Евгений показывали им галерею живописи и достопримечательности парка, такие, как черных лебедей и кенгуру. Жозефина, будучи уже больной, спустилась к ужину. Затем Александр и Жозефина открыли бал, а после этого гуляли по парку. Жозефина, как подтверждают воспоминания, была в легком платье. Этой же ночью болезнь обострилась. 29 мая 1814 г. Жозефина умерла на руках своего сына Евгения. А еще накануне, 28 мая, Александр I приезжал в Мальмезон по приглашению Гортензии.
После смерти императрицы наследство не было распродано, а перешло ее детям от первого брака - Гортензии и Евгению Бо-гарне. Но прежде, чем оно было разделено, его описали в посмертном инвентаре Жозефины [12]. В этом инвентаре, вещь за вещью, названы все предметы, включая серебро, украшения, фарфор, мебель, бронзу, картины, рисунки, античные и египетские памятники и скульптуры. Однако, если картины перечисляются с именами художников и с названиями, то описания предметов художественного творчества скорее напоминают перечень, который в редких случаях дает возможности их идентифицировать.
Жозефина очень гордилась своей галереей живописи и с удовольствием демонстрировала ее своим гостям. После смерти императрицы в тот момент, когда решалась судьба коллекции, Александр I приобрел 38 картин и 4 скульптуры Кановы. Покупки картин происходили и позже. Исследования документов, определение сохранившихся в России полотен - все это было предметом пристального внимания многих историков искусства. Исследования о произведениях прикладного искусства из Мальмезона, рассеянных по всему миру, предпринимались гораздо реже, чем изучение живописных коллекций. Тем интереснее сведения о вещах, хранящихся в Эрмитаже.
История их поступления в наш музей разнообразна и не всегда обычна.
Обратимся к 1814 г. - году смерти хозяйки прекрасного имения. Скорбя о смерти матери, дети начали описание предметов, находившихся в замке.
Для нас наибольший интерес представляет та часть наследства императрицы, которая досталась ее сыну Евгению. Среди предметов были мебель, ковры, серебро, бронза, фарфор и произведения живописи.
Евгений - личность незаурядная. Своему отчиму Наполеону он обязан титулом вице-короля Италии, которым он оставался с 1804 по 1815 гг. с Наполеоном его связывали не только родственные отношения. В военной компании императора он был не последним генералом, участвовавшим во многих походах, начиная с египетской компании. С матерью его объединяла любовь и тесная дружба. Во время русской компании, в которой участвовал Евгений, Жозефина проводила время с его женой Амалией, которая в это время ждала ребенка, в Милане, и Жозефина много внимания, как вспоминают современники, уделяла своим внукам. Правда, интересующий нас последний сын Евгения, Максимилиан, еще не родился.
После падения Наполеона и смерти матери, во многом по политическим причинам, Евгений переехал в Мюнхен, где ему был пожалован титул герцога Лейхтенбергского от отца его жены Ав-густы-Амалии Баварской. В Германии быт Евгения Богарне, герцога Лейхтенбергского, отличался большой изысканностью. Он создал вокруг себя двор, который во многом следовал французскому примеру. Умер Евгений в 1824 г. в Мюнхене. В музее Стокгольма сохранилась акварель, изображающая спальню Евгения в год его смерти [15; с. 234]. Обставленная в духе стиля бидермайер, эта спальня была украшена предметами, которые легко узнаются. В частности, на стене можно различить портрет детей Евгения, а в простенке между окнами изображена консоль.
Именно эта консоль из салона Жозефины описана в посмертном инвентаре императрицы с большой тщательностью. Под номером 1540 мы читаем: консоль на фигурах сфинксов со столешницей флорентийской мозаики [12; с. 198, N° 1540]. Именно такая
консоль находилась в спальне Евгения, она соответствует той, которая хранится в Эрмитаже.
Как же она из Мюнхена попала в Эрмитаж? У Евгения Богар-не было семеро детей. Судьба их складывалась по-разному, но все они были связаны со знатными фамилиями и королевскими домами Европы. Представители рода Богарне, герцога Лейхтенберг-ского были рассеяны по всей Европе.
Младший сын Евгения Богарне - Максимилиан Жозеф Евгений Огюст, родившийся в Мюнхене 2 октября 1817 г., также не стал исключением. Будучи в Петербурге на военных маневрах в качестве представителя баварского короля, он влюбился в дочь русского царя Николая I великую княгиню Марию Николаевну. В 1839 г. состоялась свадьба. Николай I поставил условие, чтобы Евгений переехал в Россию, потому что он не хотел расставаться с любимой дочерью. Молодой чете царем был пожалован дворец в Петербурге. Мариинский дворец, названный так по имени дочери царя, был специально выстроен для молодых супругов архитектором А. Штакеншнейдером в центре города, недалеко от Исааки-евского собора. Очевидно, именно в этот дворец были привезены все предметы из наследства отца Максимилиана.
У Максимилиана и Марии Николаевны родилось семеро детей, которые носили в России фамилию Романовских. Браки этих детей связали семью с Германией, Бельгией и Румынией. Но особенно известны среди детей были Георгий и Николай, жившие в России. Им-то и досталась часть вещей, некогда привезенных отцом из Мюнхена - и среди них те, которые происходят из Маль-мезона. Правда, после национализации имущества Лейхтенберг-ских в 1917 г. поступали они в Эрмитаж из разных дворцов, где жили представители семьи Лейхтенбергских.
В архивах Эрмитажа упоминается адрес на Английской набережной, 22, дом, известный в России как «Дом Лейхтенбергских», где в 1919 г. в квартире проживала Ольга Николаевна Лейхтенбергская, супруга Георгия, внука Максимилиана [2; 1919]. Дом часто менял хозяев и подвергался неоднократным перестройкам. В 1914 г. особняк приобрела семья Лейхтенбергских, тогда за ним и укрепилось
название «Дом Лейхтенбергских». До сих пор на решетке лифта сохранился вензель семьи. Именно в этом доме находился сервиз Диля и Герара из Мальмезона. В рукописной описи, составленной Ольгой Николаевной 10 марта 1919 г., подробно перечислены все находившиеся на тот момент в квартире ценности, и среди прочего сервиз, принадлежавший Евгению Богарне. Эта опись сделана в связи с просьбой Ольги Николаевны выдать ей охранное свидетельство на ее имущество. Такое удостоверение ей было выдано. В нем говорится, что вещи находятся «на учете и под охраной Правительства и состоят в ведении отдела по охране, учету и регистрации памятников искусства и старины Комиссариата Народного Просвещения» [2; 1919]. Их не разрешалось перемещать. Однако русская история этого периода была непредсказуема. В июне этого же года поступило заявление о переходе «Дома Лейхтенбергских» в ведение дворца Труда, и квартира Ольги Николаевны Лейхтенбергской отдавался под клуб типографии. Была составлена новая опись, где уже числится 11 ящиков с фарфором и мелкими вещами [2; 1919]. Эти ящики и были перевезены на склад в Ново-Михайловский дворец. Затем через Государственный музейный фонд сервиз поступил в Зимний дворец. Так по инициативе самой хозяйки фарфоровый сервиз оказался в Эрмитаже.
В России сервиз называют сервизом Евгения Богарне, из-за его происхождения из семьи Лейхтенбергских, а значит, от Евгения Богарне. Однако, это название оказалось лишь отчасти правильным. Благодаря последним исследованиям, с очевидностью удалось доказать, что сервиз сначала был создан для Жозефины, затем Евгений заказал свой сервиз по его образцу, правда, без настольных украшений [7; с. 25, 28]. Таким образом, сервиз с полным основанием можно назвать сервизом Евгения Богарне и Жозефины. Известно и то, что в августе 1815 г. Евгений, которому достался сервиз матери по наследству, поручил своему доверенному лицу его продать, однако он не был продан, а был отправлен в Мюнхен [7; р. 29], откуда частично и попал в Эрмитаж.
Сервиз создан на прославленной французской мануфактуре Диля и Герара. Эта мануфактура появилась в Париже в последней
четверти XVIII столетия. Ее организовали два предпринимателя - Диль и Герар. Вскоре один из компаньонов умер. Диль стал сотрудничать с вдовой Герара, женившись на ней, он сохранил имя мануфактуры. Это предприятие производило фарфор наряду с другими парижскими фирмами начала XIX столетия, которых в этот период появилось большое количество. Директору Королевской севрской мануфактуры удавалось найти нужное равновесие в соперничестве различных по уровню предприятий, производивших фарфор. Диль и Герар славились тем, что создавали предметы из фарфора, как бы имитирующие бронзу. Неуважение к материалу - это один из упреков, адресованных произведениям эпохи ампира. Действительно, именно Диль и Герар превосходно исполняли матовое и глянцевое золочение по фарфору. Особенно хорошо это видно на примере фигурок путти, использовавшихся в качестве настольных украшений сервиза из Эрмитажа. Модным в это время было также декорировать фарфор росписью с изображением пейзажей и копий с картин знаменитых мастеров живописи. Виртуозность, с которой это делали на предприятии Диля и Герара, говорит о высоком уровне мастерства. Украшение золочением, живопись по фарфору - все это использовано в эрмитажном сервизе, который связывают с Мальмезоном.
Сервиз, который находился в доме Ольги Николаевны Лейхтен-бергской, очень подробно, с перечнем сюжетов, украшавших тарелки, описан в списках вещей, находившихся на Английской набережной в доме 22. Это рукопись частично на русском,частично на французском языке. Перечислено 122 тарелки с видами городов и копиями с картин. В эрмитажном варианте сервиза сохранилось только 33 тарелки - это виды различныхгородов - Рима, Венеции, Парижа, Лондона, Петербурга, созданные на основе графических источников. Об этом свидетельствует неправильно скопированная с гравюры надпись на тарелке с видом Аничкова дворца на берегу Невы (инв. ЗФ 20116). Другая серия тарелок украшена копиями с картин, при этом часто на обороте указаны авторы копируемых произведений - это Метсю, Ван-Остаде, Берхем, Ван де Вельде, Жан Брейгель, Прюдон, Ришар и др. Сервиз дополнен
настольными украшениями в виде ваз на ножках-кариатидах. В сервиз также входит несколько резных на просвет сухарниц, треножник на античный манер, вазы-мороженицы. Чашки двух видов - в форме цилиндров - литрон - они украшены расписными сюжетными и на манер античных камей медальонами, и чашки пузатые - целиком позолоченные. Кроме того, в сервизе сохранились бокалы для мороженого на ножке. Своеобразие сервизу придают уже упоминавшиеся фарфоровые золоченые фигурки путти на квадратных и круглых пьедесталах. Именно благодаря этим фигурками удается идентифицировать сервиз в посмертной описи вещей из Мальмезона. Правда, в инвентаре Жозефины сервиз описан без этих фигурок, а они неверно причислены к другому сервизу и описаны как богатые предметы из фарфора, находившиеся в столовой на первом этаже под номерами 430-431 [12; с. 88, 89].
Вместе с сервизом в описи по адресу на Английской набережной дом 22 упоминаются еще 8 расписных тарелок с подписью Халле (На11еу) [2; 1919]. Они не разделяются с сервизом. Можно было бы предположить, что они, как и сервиз, происходят из Мальмезона. Однако документальных доказательств у нас нет. Во всяком случае, семь из восьми описанных тарелок хранятся в Эрмитаже.
Так же, как и в посмертном инвентаре Жозефины, описи предметов из семьи Лейхтенбергских в эрмитажном архиве очень кратки. Редко благодаря им удается опознать вещи. Тем более, что в них перечислено все, находившиеся на тот момент в доме. А это значит, что там есть вещи, принадлежавшие Марии Николаевне. Следует учесть, что она была страстным любителем старины. Становится очевидным, что в доме Лейхтенбергских находились не только прекрасные вещи из Мальмезона.
Так, изучая списки предметов, национализированных в 1919 г. у Николая Николаевича, внука Максимилиана, из его квартиры по адресу Торговая улица дом 12, мы среди множества перечисленных произведений лишь немногие со всей очевидностью можем считать принадлежавшими его прадеду [3; 1919].
Обращают на себя внимание 6 овальных серебряных небольших подносов, 4 без орнамента, а 2 с орнаментом и монограммой Е, такую же монограмму имели два больших подноса [3; 1919Б, 421]. Возможно, именно их можно было бы связать с Мальмезоном. Однако в этом же архивном деле мы обнаруживаем сведения, что почти все серебро, описанное у Николая Николаевича, было похищено, о чем есть докладная записка.
Именно в этой описи по адресу на Торговой улице упоминаются севрская плакетка «Битва при Маренго», стол с мозаикой на фигурах сфинксов, а также столик на орлах, теперь хранящиеся в Эрмитаже.
Известно, что национализированные вещи из коллекции Николая Лейхтенбергского были переданы в Государственный музейный фонд, образованный Советским правительством после революции. Позже из этого фонда предметы распределялись по российским музеям, и делалось это через Первый филиал Эрмитажа, который был в бывшем музее училища Штиглица.
Упомянутая в описи под номером 706 консоль с доской флорентийской мозаики попала в Эрмитаж (инв. Э 5318). Эта консоль имеет необычную судьбу. В 1799 г. ее мозаичная столешница, созданная во Флоренции по рисунку Джузеппе Цокки в 1765 г., была привезена в Париж [11; с. 105]. Здесь мебельный мастер из семьи Жакобов, Жакоб Демальте, деятельность которого была связана с Наполеоном и Жозефиной (именно он был основным поставщиком мебели для Мальмезона), из столешницы, которая имела рокайльные контуры, сделал прямоугольную. Не исключено, что эта переделка была поручена итальянскому мастеру, работавшему в Париже, мозаичисту Беллонни. На эрмитажной столешнице хорошо видны следы этой переделки. Добавленные куски лазурита в углах отличаются по цвету. Возможно, не случайно Гранжан в инвентаре Жозефины предположительно называет Беллонни автором этой мозаики [12; с. 198]. Подстолье создано в традиционном для этого времени стиле. Оно фанеровано красным деревом и имеет типичный бронзовый декор из чередующихся «крылатых» ваз и пальметт. Ножками консоли служат две фигуры сфинксов,
вырезанных из дерева и позолоченных. Подобные же фигуры мы видим в консоли, созданной для Трианона (ныне в Лувре) [6; № 106]. Прообразом этих фигур, очевидно, послужили рисунки прославленных орнаменталистов Персье и Фонтена. Хорошо определяется и дата создания эрмитажной консоли. Мебель для салона Жозефины, а именно там она стояла между окнами, была поставлена Жакобом Демальте в 1809 г. Принадлежность консоли к меблировке Мальмезона доказывает и клеймо J M M под короной, находящееся в подстолье под мозаичной доской, так клеймили вещи Мальмезона.
Кроме этой консоли, к мебели из Мальмезона относится столик геридон с мозаичной столешницей, упомянутой среди вещей Николая Лейхтенбергского под номером 582. Создание столешницы связывают с деятельностью мозаичиста Беллонни. В начале XIX в. его мастерская в Париже по производству мозаик исполняла основные заказы двора. На столешнице атрибуты наполеоновской власти - орел с распростертыми крыльями в туго скрученном лавровом венке, по кругу расположены аллегорические изображения (аллегории четырех времен года и четырех стихий). Столешница покоится на четырех золоченой бронзы ножках, завершающихся фигурами орлов, типичных для ампирной мебели этого периода. Благодаря сохранившемуся клейму - Jacob Freres Rue Meslee 76-77, столик датируется между 1798-1803 гг. - время существования мастерской с таким названием.
В отличие от консоли, мы не можем с точностью указать помещение, в котором находился эрмитажный столик. В описи предметов, оставшихся в Мальмезоне после смерти Жозефины, упоминается множество столов геридонов, но их подробных описаний не приводится. Правда, Шевалье связывает его с одним из геридонов в спальне Жозефины. В этой комнате перечислены несколько геридонов. На одном - рисунок был исполнен на синем фоне [8; с. 164]. Однако описания геридонов столь кратки, что скорее свидетельством того, что столик происходит из Мальме-зона, является его поступление из коллекции Лейхтенбергских, в которой лучшие вещи были из Мюнхена, из дома Евгения,
меблированного французскими предметами, ранее хранившимися в Мальмезоне.
От Николая Лейхтенбергского из дома по адресу Торговая 12 происходит и пласт с изображением одной из решающих битв Наполеона, созданный на Королевской мануфактуре в Севре. Пласт необычно большого размера. Он имеет надпись Bataille de Marengo 25 praivial an VIII. В этой битве Наполеон, еще будучи первым консулом, нанес решающий удар австрийской армии возле деревни Маренго на севере Италии. Сцена битвы изображена на фоне пейзажа, на первом плане различается фигура Наполеона. На втором плане видно французское войско и взятые в плен австрийцы. Живопись на фарфоре исполнена виртуозно. Именно в этот период мастера фарфора занимались усовершенствованием красок для изображения на фарфоре сцен, имитирующих живопись. На Севрской мануфактуре под руководством директора А. Броньяра этому уделялось особое внимание. Автор композиции - известный французский художник Ж.-Ф.-Ж. Све-бах, он был живописцем батальных, жанровых и пейзажных сцен на Севрской мануфактуре.
Сцена битвы заключена в овал, имитирующий мрамор. Фигуры, олицетворяющие Победу, поддерживают корону над монограммой NB. В описи вещей Николая Николаевича Лейхтенбергского 1919 г. он числился в черной бронзовой раме, ныне утраченной и замененной деревянной. Однако уже в этой описи сделана пометка, что пласт разбит на несколько частей [3; 1919]. Его реставрировали уже в мастерских Эрмитажа.
К вещам, история которых связана с Мальмезоном, следует отнести также арку от часов, которые находились в салоне на камине, там же, где стояла консоль с флорентийской столешницей. О том, что именно эрмитажная арка от часов была в Маль-мезоне, свидетельствует описание, приведенное в инвентаре Жозефины, где указано, что арка имела колонны из цветной яшмы [12; с. 198]. В эрмитажной арке они именно такие (инв. Э 5601). Однако история поступления этих часов в Эрмитаж отличается от истории других предметов, приходивших в музей через
семью Лейхтенбергских. Эта арка попала в Эрмитаж в 1936 г. и была приобретена у частного владельца, имя которого не сохранилось. В публикации Шевалье об этих часах с аркой есть интересные свидетельства. Он сообщает, что во время пребывания прусских войск в Мальмезоне они были спрятаны в парке. Затем, перед отправкой в Мюнхен с частью наследства Евгения Богарне, часы были переделаны [8; с. 154]. Возможно, что они были вывезены Максимилианом в Россию, но волею судеб попали в руки владельцев, чье имущество не было конфисковано. И уже в 1936 г. пришли в Эрмитаж через закупочную комиссию и никогда не связывались с Мальмезоном. Однако сохранившаяся на них подпись мастера Раффаэлли с уверенностью позволяет идентифицировать их с теми часами, которые находились в салоне Жозефины на знаменитом камине, украшенном мозаикой работы того же Раффаэлли. Интересен и тот факт, что существуют, по крайней мере, еще двое часов этой модели: они хранятся в Гильберт коллекшен в Лондоне и в Минералогическом музее им. А. Ферсмана в Москве [10; с. 22; 5; с. 36]. Эти часы также датированы - одни 1804, другие 1814 г. А так как известно, что мальмезонские часы были подарены вместе с камином Наполеону в 1802 г. Папой Пием VII [8; с. 154], то становится очевидным, что это были часы из коллекции Эрмитажа, на которых имеется дата 1801 г. и именно они совпадают с описанием часов с аркой, приведенном в инвентаре Жозефины.
Благодаря этому инвентарю, удается опознать еще один предмет, украшавший Мальмезон. Ранее он никогда не упоминался, и о его принадлежности к мальмезонской коллекции не было известно. Это модель Страсбургского собора из филигранного серебра. В инвентаре Жозефины она числится под номером 474 как модель собора из серебра в стеклянном футляре на подставке окрашенного в черный цвет дерева [12; с. 97]. Шевалье приводит описание Галлетти, сделанное летом 1808 г., где сказано, что в библиотеке «можно видеть модель из серебра собора в Страсбурге, подаренную городом императрице». Он же сообщает, что модель была создана серебряных дел мастером и гравером
Жаком II Третер и подарена Жозефине во время ее пребывания в Страсбурге в 1805 г. [8; с. 160]. Гранжан, комментируя вещи из инвентаря Жозефины, ссылаясь на воспоминания мадам Дю-крет 1829 г., уточняет, что эта модель Страсбургского собора исполнена из филигранного серебра. Он же пишет, что в 1815 Мальмезон не был разграблен, поэтому ссылки мадам Дюкрет на то, что завоеватели отламывали от модели куски и уносили с собой, не имеет под собой оснований. Гранжан уточняет, что эта модель вошла в часть вещей, доставшихся Евгению, и, оцененная в 106 франков, была выставлена на распродаже в 1829 г. [12; с. 97]. Возможно, именно тогда эта модель была приобретена в Россию, так как в Эрмитаж она поступила не из наследства Лейхтенбергского. Модель была занесена в эрмитажный инвентарь не позднее 1904 г. В настоящее время в Эрмитаже под инвентарным номером Э 2503 хранится филигранная серебряная модель Страсбургского собора, на которой сохранилась надпись автора модели и год ее создания (Traiteur scalptore A.D. MDCCLXXX1). Это подтверждает, что в Эрмитаже находится именно та самая модель, которая ранее украшала библиотеку Мальмезона.
Таким образом, в Эрмитаже, кроме картин, история которых достаточно хорошо известна, имеются произведения художественного творчества из коллекции Мальмезона, поступление которых в наш музей имело гораздо более витиеватый путь.
Нельзя не упомянуть о вещах из Мальмезона, некогда бывших в России, но волею судеб оказавшихся за границей. Прежде всего, это относится к уникальному туалетному прибору императрицы Жозефины из серебра мастеров одио и Бьенне, хранившемуся некогда в коллекции Лейхтенбергских, а значит, доставшемуся после смерти матери Евгению. Это сервиз, с почти метровым овальным зеркалом, поддерживаемым двумя женскими фигурами и увенчанным фигурой орла в лавровом венке, на раме J под короной и императорская и королевская короны. В прибор входило 34 предмета. Он был опубликован в 1910 г. В. Пра-ховым в журнале «Сокровища России» как предмет из коллекции
Лейхтенбергских [14; c. 165-167]. В Эрмитаж этот прибор не поступал, он, очевидно, был вывезен кем-то из многочисленной семьи Лейхтенбергских и попал в частную коллекцию. Там же был воспроизведен и другой серебряный чайный сервиз, мастера Бьенне, состоявший из самовара на ножках-сфинксах, чайника, сахарницы и молочника с кофейником, украшенных накладным орнаментом с изображением нереид, морских коньков, дельфинов и других морских чудовищ. На предметах был вензель императрицы Жозефины. Теперь, по сведениям г-на Шевалье, он хранится в той же частной коллекции, что и туалетный прибор.
Эрмитаж лишился этих вещей; к сожалению, они не вернулись и в Мальмезон.
Зато в 1867 г. Николай Лейхтенбергский во время своего визита в Париж посетил открывшуюся там выставку в Мальмезо-не. Он смог увидеть восстановленную к этой выставке по акварели и документам парадную спальню Жозефины. После этого путешествия он вернул Наполеону III кровать из спальни Жозефины, которая досталась ему по наследству от деда Евгения Богарне [8; с. 127]. Именно она занимает свое законное место в экспозиции музея, заменив выставленную там ранее кровать из Елисейского дворца.
Так скрещивались судьбы монархов и представителей их семей, так жили вещи. История их существования отражает историю развития государств и историю человеческих судеб.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Архив ГЭ. Ф. 1, оп. 11, 1814.
2. Архив ГЭ. Ф. 4, оп. 560, 1919.
3. Архив ГЭ. Ф. 4, оп. 559Б, 1919.
4. Петрова Т. А. Дворец великой княгини Марии Николаевны. СПб.,
1997.
5. Семенов В. Б. Малахит. Свердловск, 1987.
6. Alcouffe D. Le Mobilier du Musee du Louvre. Vol. I. Paris, 1993.
7. Chevalier B. Les services de Dihl et Guerhard de l'Imperatrice Josephine et du prince Eugene' in Sevres // Revue de la Societe des amis du Musee national de ceramique. № 3 (1994). P. 27-30.
8. Chevalier B. Malmaison, chateau et domaine des origins a 1904. Paris.1989.
9. Chevalier B., Pincemaille C. L'imperatrice Josephine. Paris, 1988.
10. The Gilbert Collection at Somerst House. London, 2000.
11. Gonzalez-PalaciosA. Il Tempo del Gusto. Milan, 1986.
12. Grandjean S. Inventaire après deces de L'imperatrice Josephine a Malmaison. Paris, 1964.
13. Pougetoux A. La Collection de peintures de L'imperatrice Josephine. Paris, 2003.
14. Prachoff A. Album de l'exposition retrospective d'objets d'art, de 1904, a Saint-Petersbourg, sous le haut patronage de sa majeste imperatrice Alexandra Feodorovna. Saint-Petersburg, 1907.
15. Thornton P. Authentic décor: The Domestic Interior 1620-1920. London, 1986.
