CC BY
130
УДК 930.1 Рогаева Ирина Евгеньевна
ассистент кафедры истории и регионоведения Института социально-гуманитарных технологий Национального исследовательского Томского политехнического университета
ИСТОРИЯ ИМПЕРСКОЙ РОССИИ СКВОЗЬ ПРИЗМУ СОВРЕМЕННОГО АН ГЛО-АМ ЕРИКАНСКОГО РОССИЕВЕДЕНИЯ [1]
Резюме:
Изучение позднеимперского периода истории России сегодня переживает новый подъем. Американские и британские исследователи все чаще прибегают к методам и подходам, сформировавшимся в рамках «новой истории империи». История Российской империи периода конца XIX - начала XX вв. -наиболее востребованный в последние десятилетия объект исследований западных русистов. Свидетельством тому служит множество публикаций в специализированных американских и британских научных изданиях, посвященных анализу именно этого фрагмента российской истории. Автор проводит анализ наиболее популярных научных трендов, сформировавшихся в рамках «новой истории империи» в современном англо-американском россиеведении, которые представляют собой особый интерес к исследованию истории окраин и периферии Российской империи, проблем российского фронтира, русификации и христианизации полиэт-ничной страны, истории национального вопроса и национальной идентичности в имперской России. Основной целью работ американских и британских историков сегодня является преодоление идеологически ангажированных концепций прошлого. На сегодняшний день этот поход к изучению истории имперской России является доминирующим в среде зарубежных исследователей российской истории.
Ключевые слова:
Великобритания, США, историография, россиеведение, русистика, история России, Российская империя.
Rogaeva Irina Evgenevna Assistant,
Department of History and Regional Studies, Institute of Social and Humanitarian Technologies, National Research Tomsk Polytechnic University
THE HISTORY OF THE RUSSIAN EMPIRE IN TERMS OF THE CONTEMPORARY BRITISH AND AMERICAN RUSSIAN STUDIES [1]
Summary:
Studying of the Russian history of the late Empire period is experiencing a new upsurge at present. American and British researchers are more frequently turning to the methods and approaches that have been formed in the frameworks of "the new history of the Empire". During the recent decades the history of the Russian Empire of the late XIX - early XX centuries has been the most popular research subject of the foreign historians. It is evidenced by numerous academic papers concerned with just that period of the Russian history published in specialized American and British scientific journals. The author analyzes the most popular scientific trends under "the new history of the Empire" in the contemporary American and British Russian studies: the history of remote areas and periphery of the Russian Empire, the Russian frontier, the problems of Russification and Christianization of the multi-ethnic country, the history of inter-ethnic relations and national identity in the imperial Russia. Today the main purpose of the works of the American and British historians is to overcome the ideologically biased conceptions of the past. At the moment this approach to the study of the Russian Empire history is dominant among the foreign researchers of the Russian history.
Keywords:
UK, USA, historiography, Russian studies, Russian philology, Russian History, Russian Empire.
Англо-американская школа россиеведения традиционно является одной из сильнейших школ зарубежной русистики. Распад Советского Союза и завершение холодной войны инициировали в западном научном сообществе процесс пересмотра устоявшихся концепций и парадигм истории России. Коллапс советской системы снизил идеологический накал, сопровождавший изыскания в рамках советологии и россиеведения, что позволило зарубежным специалистам взглянуть на объект исследования менее предвзято. Порожденный этим кризис тоталитарной и ревизионистской парадигм привел к возникновению в начале 1990-х гг. своего рода методологического вакуума, который, надо признать, заполнился довольно быстро. К рубежу тысячелетия англо-американская русистика подошла с багажом подходов и концепций.
В период, последовавший за исчезновением с политической арены Советского Союза, ряд научных журналов, прежде освещавших проблемы советологии, был вынужден трансформироваться в связи с исчезновением основного объекта исследования. Так, в 1993 г. старейший журнал английского советоведения Soviet Studies был переименован в Europe-Asia Studies. Вслед за этим появились новые издания, избравшие в качестве основного направления россиеведческие исследования: в 1993 г. в Лос-Анджелесе стал выходить журнал Russian History, с 1996 г. в Калифорнии издается Soviet and Post-Soviet Review, с 2000 г. выходит Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History в Блумингтоне [2, с. 412].
Журнал Kritika - ровесник XXI столетия, что позволяет считать анализ его материалов наиболее показательным в сфере выявления новых тенденций американской историографии. Журнал интересен не только своим посвящением критическому исследованию российской и евразийской истории и культуры, что ясно из самого названия, но и тем, что на его страницах регулярно разворачиваются дискуссии, проводятся форумы и освещаются многочисленные проблемы русистики.
Распределение хронологических пристрастий русистов, публиковавших свои работы на страницах американского журнала Kritika в период с 2000 по 2013 гг., говорит об устойчивом интересе к проблемам российской истории конца XIX - начала XX вв. Публикации по иным периодам российской истории заметно уступают своим числом работам по истории позднеимперской России, что наглядно показано на рисунке 1.
«Kritika: Explorations in Russian and Eurasian
Конец XIX - начало ХХвв
■ Середина XIXb
Начало XIXb Вторая половина XVIIIb Первая половина XVIIIb XVII в
■ IX-XYIbb
Рисунок 1 - Процентное соотношение числа публикаций, посвященных различным историческим периодам в выпусках журнала Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History с 2000 по 2013 гг.
Британский журнал Europe-Asia Studies, в целом посвященный, скорее, проблемам постсоветского пространства и истории СССР, тем не менее уделяет должное внимание досоветскому периоду, хоть и в меньшей мере, чем американская Kritika. Анализ публикаций Europe-Asia Studies позволяет сделать аналогичные предыдущим выводы о распределении научного интереса британских ученых в пользу позднеимперской России, что продемонстрировано на рисунке 2.
«Europe-Asia Studies»
■ Конец XIX - начало ХХвв
■ Середина XIXb Начало XIXb
■ Вторая половина XVIIIb I ^эвая половина XVIIIb
Рисунок 2 - Процентное соотношение числа публикаций, посвященных различным историческим периодам в выпусках журнала Europe-Asia Studies с 2000 по 2013 гг.
Полученные данные подтверждает исследование отечественного ученого А.А. Сальниковой, анализировавшей публикации начала 2000-х гг., увидевших свет на страницах ведущих американских журналов (American Historical Review, Journal of Modern History, Russian Review, Slavic Review),
- 261 -
History»
в котором автор приходит к выводу о бесспорном лидерстве сюжетов российской истории конца XIX и начала XX вв., доля которых в разы превышает количество материалов, посвященных периоду между первой половиной XIX в. и началом XI в. [3, с. 163].
Ревизия истории России указанного периода вызвала к жизни значительное число работ по истории имперского периода, что позволило говорить о возникновении нового направления -«новой истории империи» [4]. В этом ключе выполнена работа британского русиста Д. Ливена «Империя: Российская империя и ее соперники» [5], в которой автор предпринимает попытку переосмысления места и роли Российского государства через сравнение с Британской, Османской и Габсбургской империями. Последовательно сравнивая с указанными государствами сначала Российскую империю, а затем и Советский Союз, автор тем не менее не ставит целью установить какие-либо твердые научные законы, общие для истории всех империй. Основной его задачей является выявление некоторых закономерностей развития империй для наилучшего понимания конкретных исторических событий [6, с. 343-344].
Если Ливен сосредоточил свое внимание на придании нового смысла политическим аспектам жизни империй, то в контексте все той же, новой имперской истории ряд иных научных трендов приобрели особое значение и постепенно выходят на первый план в современных работах зарубежных русистов. Направленность современных исследований существенным образом отличается от тех тенденций, что определяли подходы к изучению истории России во времена холодной войны, идеология которой представляла объект исследования источником постоянной агрессии. Если тогда наиболее популярным трендом являлась политическая история, сейчас же акценты значительно сместились в сторону cultural studies - культурной истории [7, с. 108]. Именно в ней значительная часть историков стала искать ответы на вопросы как злободневные, так и давно ставшие традиционными, видя в культуре, по словам профессора Принстонского университета Л. Энгельштейн, «не отражение глубинных социальных структур и властных отношений, а наоборот - источник политических стилей и даже силу, руководящую судьбами наций» [8].
Тем не менее работа Дж. ЛеДанна «Великая стратегия Российской империи: 1650-1831» [9], увидевшая свет спустя более чем десятилетие после окончания холодной войны, выполнена вполне в духе ушедшей эпохи. Книга ЛеДанна построена на концепции планомерной реализации некой грандиозной стратегии силовой экспансии Российского государства на пространствах Евразии. Следует заметить, что работа ЛеДанна является скорее редким исключением в современной англо-американской историографии, чем попыткой возврата к тенденциям прошлого.
Сегодня все больше исследователей-русистов обращаются к освещению не столь популярной ранее проблемы истории периферии Российской империи. Территорию российских окраин больше нельзя отнести к terra incognita исторической науки. В два последних десятилетия появилось множество аналитических инструментов и подходов: от концепции «фронтира» и «по-граничья» до теории «внутренних колоний» и «насильственной русификации», применяемых к процессу завоевания и интеграции регионов Центральной Азии, Польши, Украины и Волго-Кам-ского региона [10, с. 4]. На передний план стали выходить исследования регионов империи, история взаимоотношения центра и периферии и устройство местных органов власти [11].
Исследователи обращаются к истории покоренных народов - жителей территорий, вошедших в состав Российской империи по итогам многочисленных войн. Так, журнал Kritika в 2014 г. целиком посвящает зимний номер теме российского фронтира. В 2006 г. увидело свет масштабное коллективное исследование под редакцией Дж. Бербэнк, М. фон Хагена и А. Ремнева, озаглавленное «Российская империя: территория, население, власть. 1700-1930» [12]. Книга охватывает самые разные аспекты жизни имперской России, а затем и Советского Союза: от вхождения Башкирии в состав империи до эволюции национального сознания донских казаков, от интеграции денежной системы Польши в общеимперскую экономику до особенностей местного управления в Финляндии. Авторы стремятся продемонстрировать многообразие полиэтничной России со всевозможных ракурсов. Лейтмотивом всего труда является идея о пагубности политики насильственной русификации и о том, что основными принципами благополучного существования империи прежде всего являются полиэтничность и мультикультурализм, но, как замечает британский исследователь Д. Ливен, смысл существования любой империи - это власть в самой ее грубой и традиционно военной форме [13].
В этом контексте исследование проблем национального вопроса, истории и культуры народов империи также обрело новое звучание. Доминирующим является мнение американских русистов о кризисе национальной идентичности, переживаемом значительной частью населения империи, что в конечном счете стало одной из причин, ускоривших гибель Российской империи. Так, Дж. Кадио, проведя анализ статистических данных, пришла к выводу, что вплоть до революции 1917 г. большая часть населения России всё еще определяла свою идентичность, полагаясь на этноконфессиональные и сословные характеристики [14]. Д. Сондерс, в целом разделяя точку
зрения Дж. Кадио, подчеркивает, что причина, не позволившая всему населению Российской империи в полной мере осознать себя россиянами, кроется в непоследовательной политике царского правительства [15]. Исследуя вопрос формирования национальной идентичности, Р. Сюни указывает на целенаправленную политику центральной власти, сознательно ориентированную на создание и поддержание различий между разными этносами, подчеркивание превосходства русского населения империи и неполноценности других этнических групп [16, с. 488]. Его тезис об отсутствии равенства между жителями империи, хотя бы формально зафиксированного в общеимперском законодательстве, частично опровергает Г. Витарбо, демонстрируя на примере военной реформы Д.А. Милютина политику, уравнивающую в правах и обязанностях доминирующее русское население и прочие народы империи [17].
Таким образом, в американской русистике сложилось достаточно устойчивое мнение об отсутствии выраженной национальной идентичности у большей части населения империи. Российская империя к началу XX в. представляла собой скорее конгломерат подданных императора разных религий, сословий, этносов, чем нацию в полном смысле этого слова, связанную общим культурным пространством и осознанием общей истории. Устанавливаемая сверху идеология «православия, самодержавия, народности» была во многом искусственной и не смогла связать многообразное население империи в единое целое.
В конечном итоге, несмотря на утверждение редакции журнала Kritika о том, что тридцать лет назад история Российской империи была более популярна, чем сегодня [18], следует повторить, что в последнее десятилетие число издаваемых работ, посвященных проблемам именно этого периода, стабильно выше, чем по остальным разделам отечественной истории. Интерес к позднеимперской истории России во многом объясняется стремлением исследователей как в России, так и за океаном связать воедино две грандиозных вехи в истории Российского государства. «Новая история империи» с ее стремлением переосмыслить наследие советологии, сгладить перегибы в подходах и методах историописания ставит себе целью выявить черты преемственности между дореволюционной и послереволюционной Россией во всех сферах жизни общества, а не только имевшие место коренные изменения и разрывы, что помогает глубже понять российскую историю XX в. [19, с. 412]. Предпринятая зарубежными русистами попытка переосмысления российской истории подтверждает суждение о том, что любая история пишется не только по архивам, но и по уже созданным историческим работам, в первую очередь на основе исследований непосредственных учителей. Историк не столько стремится написать принципиально новые истории, сколько «перерассказать» старые на базе новых данных или интерпретаций [20].
Появление в два последних десятилетия ряда новых исторических журналов способствует ускорению обмена знаниями между исследователями в разных странах мира, возникновению диалога между научными сообществами, ранее разделенными железным занавесом. В истории остается все меньше белых пятен. Историческая наука становится все более свободной от идеологического наследия прошлого.
Сформированное в послевоенные годы направление в англо-американской научной мысли, изучающее историю России и Советского Союза, в начале 90-х гг. XX в. получило серьезнейшее потрясение, которое, однако, смогло пережить. Произошедший кризис породил новые направления в американской русистике. За последние десятилетия западная историография обогатила общемировую копилку знаний новыми концепциями в области истории культуры, политики, национальной идентичности, религиозной толерантности и тому подобному. Новая история империи позволила иначе взглянуть на уже знакомые проблемы. Был взят курс на преодоление идеологически ангажированных концепций. На сегодняшний день этот поход к изучению истории имперской России является доминирующим в среде американских и британских исследователей российской истории.
Ссылки и примечания:
1. Работа подготовлена при финансовой поддержке Гранта РФФИ № 12-06-33018 мол_а_вед «Тенденции развития современного мирового россиеведения: исследовательские парадигмы, дискурсивные жанры и использование ИКТ-ресурсов как концепт модернизации исторической науки и образования» (исполнитель).
2. Олегина И. Изучение истории России в США и Великобритании: новые тенденции и наследие советологии // Исторические исследования в России - II. Семь лет спустя / под ред. Г. Бордюгова. М., 2003. С. 411-448.
3. Сальникова А.А. Кто и как будет изучать российскую историю в США в XXI веке: о формировании образа историка-россиеведа в американской историографии // Россия и современный мир. № 1. 2003. С. 157-170.
4. Большакова О. Новая политическая история России : Современная зарубежная историография : аналит. обзор. М., 2006. 98 с. (История России).
5. Lieven D. Empire : The Russian Empire and Its Rivals. New Haven, 2000. 486 p.
6. Там же.
7. Потапова Н. Исторические журналы США: интеллектуальные трансформации последнего десятилетия. // Laboratorium : журн. соц. исслед. № 1. 2012. С. 101-136.
8. Энгельштейн Л. Повсюду «Культура»: о новейших интерпретациях русской истории XIX-XX вв. [Электронный ресурс] // Новая Русская Книга. 2001. № 3-4. URL: http://www.guelman.ru/slava/nrk/nrk9/12.html (дата обращения: 07.08.20l4).
9. LeDonne J.P. The Grand Strategy of the Russian Empire, 1650-1831. Oxford, 2004. 261 р.
10. Siberia : Colony and Frontier // Kritika : Explorations in Russian and Eurasian History. 2013. Vol. 14. № 1. P. 1-4.
11. Evtuhov С. Voices from the Regions : Kraevedenie Meets the Grand Narrative // Kritika : Explorations in Russian and Eurasian History. 2012. Vol. 13. № 4. Р. 877-887.
12. Burbank J., Von Hagen M., Remnev A. Russian Empire : Space, People, Power, 1700-1930. Bloomington, 2007. 560 p.
13. Lieven D. Russian Empire : Space, People, Power, 1700-1930 / J. Burbank, M. von Hagen, A. Remnev // Russian Review. 2008. Vol. 67. № 4. P. 706.
14. Cadiot J. Searching for Nationality : Statistics and National Categories at the End of the Russian Empire (1897-1917) // Russian Review. 2005. Vol. 64. № 3. P. 440-455.
15. Saunders D. Regional Diversity in the Later Russian Empire // Transactions of the Royal Historical Society. 2000. Vol. 10. P. 143-163.
16. Sany R.G. Nationalities in the Russian Empire // Russian Review. 2000. Vol. 59. № 4. P. 487-492.
17. Vitabo G. Nationality Policy and the Russian Imperial Officer Corps, 1905-1914 // Slavic Review. 2007. Vol. 66. № 4. P. 682-701.
18. Some Paradoxes of the "New Imperial History" // Kritika : Explorations in Russian and Eurasian History. 2000. Vol. 1. № 4. P. 623-625.
19. Олегина И. Указ. соч.
20. Трубникова Н.В. Ревизия наследия позитивизма в исследованиях современной французской историографии // Известия Томского политехнического университета. 2006. Т. 309. № 6. С. 206-210.
