CC BY
129
Сер. 6. 2009. Вып. 2
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Е. Ю. Соломаха
ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ ОБМЕНА И ПРОДАЖИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО НАСЛЕДИЯ
В истории России есть опыт обмена и продажи музейных коллекций разного времени, но наиболее печально известны продажи музейных собраний конца 1929-х — начала 1930-х гг., когда за границу ушли тысячи произведений искусства и среди них всемирно известные шедевры. Хотя первые публикации об этом появились в конце 1980-х гг., эта тема не теряет своей остроты до сих пор. Многочисленные российские и зарубежные исследования, непреходящий интерес СМИ к этой теме являются тому подтверждением. И это не случайно, т. к. вопрос об отношении к художественному наследию сейчас как никогда актуален.
Художественное наследие составляет существенное ядро культуры. Отобранное предыдущими поколениями, материализованное в памятниках искусства («память мира» по А. Молю), оно символизирует устойчивые духовные ценности, на которые можно опереться в кризисных ситуациях. Но именно оно и страдает в первую очередь. Так, в эпоху кризисов происходит ломка мировоззрения и пересмотр системы ценностей, что всегда отражается на отношении к культурному наследию в целом и музейным собраниям в частности.
В эпоху войн, революций, национальных, религиозных, социальных конфликтов художественные памятники подвергались разграблению, конфискации в качестве военных трофеев, а зачастую и уничтожению как символ неприемлемых ценностных установок чуждой идеологии или другой религии. До 1815 г. захваченные противником произведения искусства можно было либо отвоевать, либо выкупить. После поражения Наполеона при Ватерлоо на Венском конгрессе было принято решение о возвращении награбленных ценностей, т. е. о первой реституции (от лат. restitutio — восстановление) — возвращении в натуре имущества (вещей), неправомерно захваченного и вывезенного одним из воюющих государств с территории другого государства, являвшегося его военным противником1. В дальнейшем это право было закреплено Гаагскими конвенциями 1899 и 1907 гг.
Наметившаяся сейчас тенденция передела музейных собраний, связанная с требованиями пересмотра прав собственности, формировавшихся в течение последнего столетия, имеет несколько аспектов. С одной стороны, процесс этот в определенной степени был спровоцирован распадом СССР и социалистического лагеря и как следствие усилением национального самосознания, сменой мировоззренческих, политических, идеологических, правовых и ценностных установок. В Чехии, Словакии, Румынии, Прибалтике было проведено возвращение собственности, отобранной во времена коммунистического режима. С другой стороны, в 1990-х гг. началась кампания по реституции художественных ценностей, перемещенных во время Второй мировой войны из музеев Германии в СССР, чуть позже встал вопрос возвращения еврейских коллекций, реквизированных нацистами. В результате был запущен процесс возврата и обмена перемещенных коллекций из бывших советских и европейских музеев. Тем не менее, несмотря на шумные международные
© Е. Ю. Соломаха, 2009
форумы, такие как Вашингтонская конференция о собственности эпохи холокоста 1998 г., специального законодательства, регулирующего права частной собственности на произведения искусства, не существует. Права собственности в этой сфере регулируются гражданским правом. Поэтому возвращение ценностей законным владельцам зачастую превращается в инструмент «черного передела» музейных коллекций и прибыльный бизнес для юристов и арт-дилеров2. Этот процесс достиг такого размаха, что в Европе поднялась волна протестов против «коммерциализации реституции». На совещании в Берлине в ноябре 2006 г. представители музеев высказали свою обеспокоенность последними процессами в области реституции, двигателем которой является коммерческий интерес арт-дилеров и аукционных домов3.
Внутри самой России и стран бывшего СССР процессы по переделу музейных собраний тоже набирают силу. Это притязания Украины на часть археологических коллекций Эрмитажа, претензии ГМИИ им. А. С. Пушкина на картины из собраний Щукина и Морозова и др. К сожалению, за лозунгом «восстановления исторической справедливости» здесь также стоят политические и коммерческие интересы.
Границы между художественным наследием как ценностью духовной и как ценностью материальной, т. е. товаром во всех смыслах, начинают стираться4. Является ли произведение искусства всецело объектом духовной культуры, или его ценность определяется прежде всего его стоимостью? Что важнее — соблюдение права собственности или доступность произведений искусства для общества? Являются ли музейные собрания неприкосновенными? В каких случаях возможны выдачи для продажи и обмена из музеев, что должно быть критерием, и кто может устанавливать эти критерии? Должна ли власть вмешиваться в этот процесс, и до какой степени возможно это вмешательство? Очевидно, что назрела необходимость выработки определенных критериев подхода к вопросу о перемещении музейных коллекций.
Опираясь на исторический опыт нашей страны, можно во всех деталях проследить, как относились к этим проблемам в разное время и каковы были последствия. Ярким примером может служить история выдач и обмена художественных памятников Эрмитажа в течение XIX в. и на переломном этапе первых послереволюционных лет.
Первая продажа эрмитажных собраний с аукциона была, как известно, проведена по приказу императора Николая I5. При подготовке к открытию Нового Эрмитажа специально назначенной комиссией были просмотрены все находящиеся в императорском собрании картины. Из 4500 картин были отобраны 1218 и проданы через аукционы А. Прево. Сейчас трудно в полной мере оценить реальные потери, связанные с этой продажей, но известно, что в число проданных картин попало несколько безусловных шедевров6. Помимо этой разовой акции в Эрмитаже существовал опыт продажи дублетов. В 1859 г. начальник I Отделения Ф. А. Жиль предложил продавать или обменивать дублеты монет и медалей, а также эстампов, имеющихся в эрмитажной коллекции для пополнения собраний. Жиль ссылался на опыт европейских музеев, где любители могут выбрать по каталогам дублетов музея то, что они хотели бы купить или обменять. Он предложил, в случае если император одобрит этот проект, приступить к изданию таких каталогов с фиксированными ценами и извещать о предстоящих продажах хранителей нумизматических кабинетов других музеев.
В ходе работы над проектом Жиль столкнулся с проблемой, которая остается актуальной для сегодняшнего дня, — как можно контролировать процесс выделения дублетов, когда речь идет о сотнях тысяч медалей и монет? Жиль считал, что единственной гарантией
может служить принцип, лучше которого пока еще не придумали в крупнейших музеях Европы: это взаимное доверие и постоянный взаимный контроль, когда все хранители работают, как в тесном семейном кругу ("activité de famille"), и все вопросы покупки и продажи решаются ими коллегиально7. Предложения Жиля были одобрены Николаем I. К 1910-м гг. был выработан определенный порядок выделения дублетов для обмена и продажи за границей, вырученные суммы шли на пополнение нумизматических коллекций и печатание каталогов8.
Совсем другой подход к выдаче коллекций был реализован сразу после революции. В это очень противоречивое и сложное время первых лет существования нового государства отношение к художественному наследию прошлого представляется крайне неоднозначным. С одной стороны, первыми декретами была законодательно закреплена неприкосновенность музейных собраний, была проведена национализация учреждений культуры в общегосударственном масштабе. С 1918 по 1923 гг. возникло 250 новых музеев. С другой стороны, к власти в массе своей пришли люди, которые в силу низкого уровня образования не понимали значения и важности сохранения культурного наследия страны. Определенное влияние на общественное мнение оказывали и манифестации идеологов Пролеткульта, которые вслед за П. Митуричем и К. Малевичем отрицали значение художественного наследия прошлого. Не было единой позиции по поводу послереволюционного переустройства художественной жизни страны и музейного строительства среди той части художественной элиты, которая приняла новую власть и пыталась оказывать на нее влияние в вопросах культуры9.
В это время была проведена первая в истории советского государства реституция. В рамках исполнения Рижского мирного договора10 с 1922 по 1927 гг. шла работа по передаче культурных ценностей Польше, в том числе и из Эрмитажа. Здесь был применен не только принцип возврата ценностей, но также компенсаторная реституция (субституция): в результате длительных переговоров удалось прийти к соглащению о замене особо ценных произведений и целых коллекций эквивалентами11. В частности, огромная работа была проведена по предоставлению Польше эквивалентной коллекции монет и медалей взамен нумизматического кабинета при Варшавском университете12, а также графического кабинета Варшавской Публичной библиотеки, находящегося в Академии художеств13. В 1919 г. Эрмитажу удалось отстоять картины из Касселя, купленные Александром I в составе Мальмезонской галереи у императрицы Жозефины, на которые Германия заявила свои права при заключении Брестского мира14.
Если к вопросу реституции в это время подошли с точки зрения международного права, то в отношении музейных собраний закон об их неприкосновенности, установленный самой властью, был нарушен. В условиях войны, голода, разрухи продажа части художественного наследия для спасения целого государства казалась не только возможной, но жизненно необходимой.
В 1921 г. в связи с жестоким неурожаем в стране разразился невиданный голод, поразивший обширную территорию страны, особенно Поволжье (крестьянское население голодающих районов достигало 30 млн человек). Для решения этой проблемы в 1921 г. был создан Помгол под председательством М. И. Калинина. В том же году Совет Народных Комиссаров принял постановление «О составлении государственного фонда ценностей для внешней торговли» под председательством Л. Д. Троцкого, согласно которому все учреждения, где имелись хранилища ценностей, кроме музеев, должны были беспрепятственно допускать представителей Наркомата внешней торговли для
оценки и отбора. Директор Эрмитажа С. Н. Тройницкий был назначен членом «тройки» по изъятию ценностей. В марте 1922 г., несмотря на декрет о неприкосновенности музейных собраний и протесты А. В. Луначарского, комиссия Л. Д. Троцкого приступила к отборам в Эрмитаже. В ее состав под председательством директора Эрмитажа вошли представители от СНК, РКИ и хранители музея15. К работе комиссии был привлечен знаменитый ювелир Агафон Фаберже, который до революции постоянно работал в качестве реставратора и эксперта в галерее драгоценностей Императорского Эрмитажа16. Все отделы, в которых хранились предметы из золота, серебра, платины и драгоценных камней, были просмотрены комиссией и, как при Николае I, разделены на категории: I — не имеющие художественного значения и следовательно подлежащие сдаче в Гохран, II — имеющие музейное значение, III — имеющие исключительную художественную ценность.
Комиссия работала до ноября. За это время были изучены коллекции резных камней в золотых оправах в Отделе глиптики, все они были причислены ко II категории и, следовательно, оставлены в музее. В Историко-художественном отделе были отобраны и причислены к I категории 1773 предмета общим весом около 180 кг17. Были обследованы также золотые и серебряные предметы собраний, поступивших в Эрмитаж на хранение после революции: Гофмаршальской части18, Зимнего дворца, собраний Голицина, Воронцова, Паскевича, Бобринского, Худекова, Долгорукова, Юсупова, Куракина, а также из древлехранилища Александро-Невской лавры. Из этих собраний было отобрано 1847 предметов общим весом около 1100 кг19. Помимо этого, по отдельному акту из Отделения драгоценностей были переданы комиссии 4 предмета, имеющие музейное значение, принадлежавшие русским императорам. Это были: золотое блюдо с бриллиантами Александра II, золотой кубок, украшенный бриллиантами, поднесенный Николаю I сербским князем Милошем Обреновичем, золотая табакерка с 60 бриллиантами от 4 до 1,5 карата, подаренная Мах-мутом II Николаю I в честь заключения Адрианопольского мира в 1829 г., золотая звезда, украшенная тафельштейном и 8 бриллиантами20. В обмен Эрмитаж получил из Гохрана веера и драгоценные камни для починки эрмитажных вещей. Тогда же, в октябре 1922 г., музею удалось, наконец, добиться передачи части остававшихся до этого времени в Москве ценных предметов прикладного искусства из Гофмаршальской части, которую поделили между Эрмитажем и Оружейной палатой.
Практически сразу после начала работы комиссии Тройницкий доложил на Совете Эрмитажа о нерациональности постановки дела. Уже тогда, понимая неизбежность выдач, он признавал «по обстановке момента» для спасения голодающих возможным продажу части коллекций музея, о чем считал необходимым широко известить в России и за границей, особенно в Америке, Лондоне, Париже и Берлине. Тройницкий составляет подробный проект, где формулирует предложения по реализации музейных предметов, которые, с его точки зрения, должны были сократить ущерб для Эрмитажа, с одной стороны, и принести при этом максимальную выгоду для государства — с другой. Он посылает проект в Ленинградское отделение Главнауки и одновременно направляет Л. Д. Троцкому через начальника Военных сообщений Республики М. М. Аржанова, почетного члена Совета Эрмитажа.
Опираясь на существующий в музее опыт, Тройницкий предложил рассматривать в качестве предмета продажи дублеты прикладного искусства из запасников Эрмитажа, кладовых Зимнего дворца и других музеев. Но в отличие от Жиля, он расширил это понятие, отнеся к дублетам также предметы, которые не являются точным повторением
и даже существенно отличающиеся по индивидуальным признакам, но дублирующие музейный материал в отношении полноты определенных серий. Он предложил наметить к продаже западноевропейское серебро из Гофмаршальской части, он особенно отметил французское серебро XVIII в., которое почти все было утрачено во время Французской революции. Тройницкий считал, что, сохраняя единственное в мире собрание, в то же время можно выручить очень крупную сумму, снабдив заграничные музеи предметами, на рынке почти не встречающимися.
Помимо серебра, он предложил выделить из дублетов Эрмитажа и фарфоровой кладовой Зимнего дворца целый ряд предметов из западноевропейских и русских сервизов, также являющихся большой редкостью в музейных собраниях Европы.
Тройницкий отмечал, что уникальность предложенных им к продаже предметов создает определенную трудность при оценке и продаже через аукционы, и полагал, что лучше продавать их по твердо установленным ценам. Крайне важным для успеха этой торговли он считал определенный порядок продаж и издание научных иллюстрированных каталогов дублетов. В эти каталоги он предполагал включить также дублеты, не происходящие из Эрмитажа, что, с одной стороны, должно было поднять их стоимость, а с другой — гарантировало покупателям их подлинность.
В завершении записки Тройницкий подчеркивал: «Конечно, нечего говорить о том, что использование не только целых собраний Эрмитажа, но и отдельных предметов должно иметь место только в случае крайней, скажу прямо, трагической необходимости, так как даже временное изъятие какого-либо объекта из научного пользования нанесет тяжелый удар не только русской науке, но и всему культурному делу, которому служат все музеи. <...> К этому должен прибавить, что художественная ценность только перечисленных собраний Эрмитажа такова, что оплатить их реально, в полной стоимости, не в состоянии ни одно государство в мире, и их пришлось бы продавать за бесценок или зачитывать в уплату долгов»21.
Как видно из проекта, Тройницкий предлагал осуществлять эти продажи в целом по принципам, сходным с предложенными ранее Жилем: во-первых, продавать только дублеты, при этом вводя определенные ограничения, во-вторых, производить отбор силами самих хранителей, в-третьих, осуществлять продажи по твердо установленным ценам, в-четвертых, составлять научные каталоги всех предлагаемых к продаже предметов и последнее и самое важное, как и Жиль, он видел основными покупателями музеи.
Сразу после утверждения проекта в Эрмитаже приступили к выделению дублетного фонда и составлению каталогов, подготовку которых торопил заместитель особоуполномоченного СНК Северной области. Из сервизной кладовой Зимнего дворца в Эрмитаж были перевезены фарфоровые сервизы, всего 13 000 предметов22. К 12 июня 1922 г. предназначенный для первой категории дублетов находящийся в Эрмитаже фарфор был приведен в порядок и каталогизирован, хотя не известно, были ли напечатаны каталоги. Каталог дублетов серебра был издан: в Эрмитаже сохранились фрагменты четвертой корректуры каталога 1926 г., без обложки с пометкой «антикварное серебро»23.
Формально можно сказать, что выдачи в Гохран в 1922 г. не нанесли значительного ущерба собраниям прикладного искусства музея, тем более, что речь шла о «трагической необходимости» — спасении миллионов жизней. К тому же, после революции в музей поступило огромное количество произведений искусства из национализированных частных коллекций, реквизированных у церкви предметов, а также вещей, которые Эрмитаж покупал в антикварных магазинах и получал из пригородных дворцов. Но был создан
прецедент нарушения закона о неприкосновенности музейных собраний и главное — сама идея рассматривать музейные собрания в качестве возможного золотовалютного резерва для решения финансовых и политических проблем государства сводила ценность художественных памятников к их материальной стоимости. Именно тогда, в 1922 г., произошло кардинальное изменение в понимании назначения и использования художественных ценностей со стороны власти, и последовавшие в 1928-1933 гг. продажи из музеев были следствием этого.
Проект С. Н. Тройницкого был использован сначала в 1926 г., когда начались продажи внутри страны «имущества немузейного значения» через Госфонды24, а затем в 1928-1933 гг., когда проходили массовые выдачи в Госторг для продажи за границей25. Не желая этого, к сожалению, он сам в некоторой степени способствовал тому, что его предложения, тщательно разработанные в записке, с подробным перечислением всех групп предметов, при других масштабах продаж, для других целей в условиях экономической депрессии конца 1920-х гг. привели к продаже не только дублетов, но к распродаже уникальных предметов прикладного искусства и шедевров живописи, скульптуры, графики. Можно ли поставить ему это в вину?26 Вряд ли. Когда в стране миллионы людей умирали от голода, а дилемма Достоевского о «замученном ребеночке» сидела в голове у каждого русского интеллигента, правильно организованная продажа дублетов, вероятно, казалась ему верным решением. Проект Тройницкого не был, да и не мог быть реализован в том виде, который был им предложен в 1922 г. при изменившемся отношении к культуре, а главное, изменившемся мировоззрении. Категории и представления о ценностях века XIX не подходили к категориям века XX.
На примере истории Эрмитажа становится очевидным, что принцип законности является необходимым условием, но недостаточным в решении вопросов, связанных с культурными ценностями. Продажи были законны, т. к. основанием было решение соответствующих правительственных органов. Но вместе с тем они являли собой пример вопиющего пренебрежения национальными интересами, поскольку это привело к безвозвратной утрате огромного количества объектов культурного общенационального достояния, коими, без сомнения, являлись экспонаты государственных музеев.
Обмены и продажи в интересах самого музея были возможны в стабильных условиях XIX в., но, как показывает история, во времена кризисов даже мелкие нарушения принципа неприкосновенности музейных коллекций ведут к их разорению27. «Музеи представляют собой живые организмы и насильственная передача каких либо музейных предметов или собраний из одного музея в другой является столь же болезненной и опасной операцией как переливание крови от одного человека другому»28, — эти слова были сказаны директором Эрмитажа С. Н. Тройницким еще в 1922 г.
Художественное наследие требует деликатного и бережного подхода с точки зрения не только существующих законов о сохранении музейных собраний (они были тогда и есть сейчас), но с точки зрения сохранения национального культурного наследия как «неприкосновенного запаса», который нельзя трогать ни при каких обстоятельствах. Именно они призваны формировать духовность нации. Об этом тогда же, в 1922 г., писали председателю Временного комитета по науке и заместителю председателя СНК А. И. Рыкову члены Оргбюро конференции центральных государственных музеев: «Распродавать предметы из музеев, — значит лишать страну самого ценного из всего, что отобралось и накопилось в ее культуре в течение веков. Культурные ценности имеют то свойство, что творят новые, еще более ценнейшие»29.
1 Впервые была проведена после поражения французов при Ватерлоо, Венский конгресс обязал Францию вернуть художественные ценности их законным владельцам. Всего было возвращено более 5000 уникальных произведений, включая Гентский алтарь Ван Эйков и статую Аполлона Бельведерского.
2 Акинша К. Реституция художественных ценностей // Отечественные записки. 2005. № 1 (21). С. 25.
3 На совещании были озвучены следующие данные. С 1933 г. нацисты конфисковали или вынудили продать около 100 тыс. произведений искусства, большинство из которых до сих пор не возвращено владельцам. На данный момент иски от наследников бывших владельцев рассматриваются 1000 музеев Германии. Оспариваются права музеев на приблизительно 100 полотен эпохи немецкого экспрессионизма (по данным ЛтЙпАо. сот.).
4 Ж. Бодрияр определяет это как новую «фрактальную» стадию существования понятия ценности, когда не существует более равноценности, когда невозможно провести расчеты в терминах безобразного, истинного или ложного, т. к. отсутствуют координаты и точка отсчета. Более не работает закон стоимости, т. к. нет критериев самой стоимости. (Бодрияр Ж. Прозрачность зла. М., 2006. С. 9-11, 30.)
5 Соколова И. А. Дело «О продаже с аукционного торга картин и других предметов, хранившихся в кладовых Эрмитажа и Таврическом дворце» // Пинакотека. М., 2007. № 24-25. С. 114-119.
6 В каталоге есть весьма громкие имена, но в какой степени они соответствовали реальности, теперь сказать трудно. После революции удалось купить обратно «Натюрморт с атрибутами искусств», выполненный Шарденом по заказу И. Шувалова для Академии художеств, в коллекции Ротшильда оказалась его же картина «Девочка, играющая в волан».
7 АГЭ. Ф. 1. Оп. 1. 1859 г. Д. 10. Л. 5-12.
8 Каждый раз, когда речь шла об очередном запросе о продаже дублетов монет и медалей от фирм или частных лиц, в Эрмитаже назначалась «Особая комиссия по продаже и обмену дублетов, принадлежащих Императорскому Эрмитажу», в которую входил председатель Императорской Археологической комиссии, директор Эрмитажа и хранители нумизматического отделения. В случае сомнений о целесообразности продажи или несоответствия цен вопрос решался на уровне Хозяйственного отдела Министерства двора. Продажи дублетов за границу осуществлялись чаще через фирмы Адольф Гесс во Франкфурте на Майне и братьев Еггер в Вене. Фирма принимала на себя половину расходов по печатанию аукционных каталогов, вторую половину оплачивал Эрмитаж. Фирма получала 10 % от продажи. Остальные деньги поступали через кассу Министерства Императорского двора в Эрмитаж (АГЭ. Ф. 1. Оп. 5. 1910 г. Д. 37. Л. 94).
9 Борьба, которая развернулась в 1919-1920 гг. вокруг эвакуированных во время Первой мировой войны в Москву коллекций Эрмитажа, размещенных в Большом Кремлевском дворце, Оружейной палате и Историческом музее, отражает все противоречия, существовавшие в московских и петроградских художественных кругах.
10 Рижский мирный договор между РСФСР и УССР с одной стороны и Польшей с другой стороны о прекращении войны был подписан 18 марта 1921 г. Согласно этому договору Польше возвращались военные трофеи и культурные ценности, вывезенные начиная с 1772 г.
11 В 1922 г. из Эрмитажа была передана 21 картина Белотто с видами Польши. Все картины были предварительно отреставрированы. В результате сложных и длительных переговоров удалось отстоять, например, картину Фрагонара «Поцелуй украдкой», предложив польской стороне соответствующий эквивалент.
12 Коллекция была конфискована в 1831 г., каталог этой коллекции был составлен Шардиусом и Постельсом при конфискации этой коллекции. В 1925 г. была выработана наконец инструкция, подписанная обеими сторонами, по выдаче Польше эквивалента взамен этой коллекции (АГЭ. Оп. 17. Д. 75. Л. 22).
13 Генеральное соглашение по выдаче польской делегации художественных предметов из фондов Эрмитажа и переданных в Эрмитаж в 1926 г. из других хранилищ было подписано в ноябре 1927 г. Туда вошли военные трофеи из Властовиц, фамильные портреты семьи Зыбер-Платер, картины из Лазенок, коллекция мраморов Паца, собрание князя Ефстафия Сапеги, археологические предметы, предметы из Общества друзей наук в Варшаве, предметы, конфискованные у польских повстанцев, предметы из замка в Несвиже (АГЭ. Оп. 17. Д. 75. Л. 158-168).
14 Пиотровский М. Б., Соломаха Е. Ю. Эрмитаж и Брестский мир (Записка Д. А. Шмидта) // Эрмитажные чтения памяти Б. Б. Пиотровского. Тезисы докладов. СПб., 2002. С. 5-23.
15 АГЭ. Оп. 5. Ед. хр. 234. Л. 8-9.
16 Там же. Оп. 17. Ед. хр. 48.
17 Здесь приведены современные меры веса, в актах выдач указаны пуды, фунты и золотники.
18 Часть имущества Зимнего дворца не была эвакуирована в 1917 г. и поступила на хранение в Эрмитаж, другая часть оставалась до 1922 г. в Москве.
19 АГЭ. Ф. 1. Оп. 5. Д. 231.
20 Там же. Д. 255. В акте также указано, что из табакерки предполагалось вынуть бриллианты и, заменив их стразами, вернуть табакерку в музей. Эта практика часто использовалась для того, чтобы обезличить камни. Тем не менее, надо отметить, что случаи замены ни разу не были выявлены при многочисленных современных проверках эрмитажного собрания драгоценностей.
21 АГЭ. Ф. 1. Оп. 5, Д. 234, Л. 237-240.
22 Там же. Д. 236, Л. 69-70.
23 В каталоге есть описание вещей, размеры, но нет иллюстраций и цен. Помимо европейского серебра в каталог включены также византийские и сассанидские вещи. Практически все предметы, включенные в это издание (сохранилось 124 стр.), были проданы во время кампании 1928-1933 гг.
24 Так, в 1926 г. в Госфонды были выделены: серебро на сумму 39 307 руб., фарфор из императорских сервизов (в среднем одна тарелка оценивалась в 2,5 руб.).
25 В итоге этой кампании из музея ушло 17 200 предметов прикладного искусства, в том числе большое количество уникального фарфора и западноевропейского серебра.
26 Кстати, в Эрмитаже в конце 1920-х гг. многие действительно считали его «главным вдохновителем продаж»: «В Эрмитаже определенно говорят, что пока Тройницкий был директор, Эрмитаж был цел, но когда... Тройницкого пришлось убрать из Эрмитажа, то теперь в виде мести делает все от него зависящее, чтобы продавать» (Из дневника Е. Г. Ольденбург // ПО Архива РАН. Ф. 208. Оп. 2. Д. 57. Л. 12).
27 Пиотровский М. Б. Об истории распродажи эрмитажных коллекций // Государственный Эрмитаж. Музейные распродажи 1928-1929. Архивные документы. СПб., 2006. С. 8.
28 АГЭ. Ф. 1. Оп. 5. Д. 234. Л. 239.
29 Проданные сокровища России. М., 2000. С. 281.
