CC BY
63
ния. Прослеживается связь между высоким уровнем когнитивного компонента коммуникативной компетентности студентов всех трёх групп (9,75; 8,75 и 5,8 баллов соответственно) и увеличением количества студентов на высоком и среднем уровнях самообразовательной деятельности.
Полученные в ходе обучающего эксперимента результаты, представленные в работе [5], позволяют сделать вывод о том, что использование проектной технологии обучения формирует у студентов более
чёткое представление о сущности самостоятельной работы, самообразовательной деятельности, о способах и приёмах их осуществления. Следовательно, использование проектной технологии обучения позволяет сформировать самообразовательную компетентность, то есть потенциальную готовность студента постоянно поддерживать и повышать в дальнейшем, по мере необходимости, уровень владения иностранным языком в процессе самообразования.
Библиографический список
1. Баронова В.Б. Проектные технологии в обучении иностранному языку в неязыковом вузе [Электронный ресурс]. Преподаватель высшей школы в 21 веке. Международная науч.-практ. интернет-конференция URL: http://www.t21.rgups.ru/doc2010/4/05.doc (дата обращения 03.10.2012).
2. Гавриленкова И.Л. Развитие учебно-познавательных компетенций с помощью метода проектов [Электронный ресурс]. Форум Астраханского государственного университета. URL: http://www.forum.aspu.ru/viewtopic.php (дата обращения 04.10.2012).
3. Дощанова Б.М. Метод проектов при обучении иностранным языкам в условиях кредитной системы [Электронный ресурс]. Publishing house Education and Science s.r.o. URL: http://www.rusnauka.com/23_WP_2011/Philologia/1_91149.doc. htm (дата обращения 29.09.2012).
4. Егорченкова Е.Я., Завьялова А.Г., Кравченко А.Р. Формирование самообразовательной компетенции по иностранному языку у студентов неязыкового вуза // Иностранные языки в школе. 2003. № 3. С. 21-25.
5. Землинская Т.Е. Использование метода проектов с це-
лью формирования готовности студентов к самообразованию по иностранному языку // Научно-технические ведомости СПбГПУ. 2006. Вып. 4. С. 125-128.
6. Кочетурова Н.А. Метод проектов в обучении языку: теория и практика [Электронный ресурс]. Институт дистанционного обучения. Новосибирский государственный технический университет. URL: http://www.itlt.edu.nstu.ru/article4.php (дата обращения 04.10.2012).
7. Минина С.В. Метод проектов и мотивации изучения иностранного языка [Электронный ресурс]. Филолингвия. URL: http://filolingvia.com/publ/154-1-0-797 (дата обращения 10.10.2012).
8. Новые педагогические и информационные технологии в системе образования / под ред. Е.С. Полат. М.: Академия, 2003.156 с.
9. Шешенина М.А. Проектная технология в изучении иностранного языка как средство повышения продуктивности образовательного процесса [Электронный ресурс]. Информационно-просветительский портал Ханты-Мансийского автономного округа. URL: http://var/db/files/16191 .in-yaz-angl-7.doc (дата обращения 19.10.2012).
УДК 294.321
ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ ЦЕНЗУРЫ БУДДИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Л
© Н.В. Цыремпилов1
Институт монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН, 670047, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.
Впервые в отечественной науке дается анализ попытки российских властей распространить цензурное законодательство на религиозную литературу бурятских буддистов. Значительная часть этой литературы на монгольском и тибетском языках проникала на территорию Российской империи из заграницы. На основе архивных материалов показана неудача попытки цензурирования буддийской литературы, рассмотрены причины этой неудачи. Библиогр. 20 назв.
Ключевые слова: тибето-монгольский буддизм; Российская империя; духовная цензура; буддийское духовенство; буддийская литература.
HISTORICAL REALIA OF BUDDHIST LITERATURE CENSORSHIP IN RUSSIAN EMPIRE N.V. Tsyrempilov
Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies, SB RAS, 6 Sakhyanova St., Ulan-Ude, Republic of Buryatia, 670047.
The paper pioneers the analysis of Russian authority attempts to expand political censorship on the religious literature of Buryat Buddhists. Considerable part of this literature written in Mongolian and Tibetan penetrated Russia from abroad. Based on archival materials the author has considered how and why the attempts to impose censorship of Buddhist literature failed.
1 Цыремпилов Николай Владимирович, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, тел.: +79148456822, e-mail: tsyrempilov@gmail.com
Tsyrempilov Nikolai, Candidate of History, Senior Researcher, tel.: +79148456822, e-mail: tsyrempilov@gmail.com
20 sources.
Key words: Tibeto-Mongolian Buddhism; Russian empire; religious censorship; Buddhist clergy; Buddhist literature.
Духовная цензура в России восходит ко времени Петра I, когда созданный первым российским императором Святейший Синод взял на себя функции надзора за содержанием печатной литературы, главным образом приходящей из-за рубежа. В связи с усилением в 80-х гг. XIX в. надзора за литературой, поступавшей из-за рубежа, Комитет цензуры иностранной литературы Главного управления усилил свою работу по проверке содержания поступавших книг и журналов, в том числе религиозного содержания. Как сообщает в своей статье исследователь российской цензуры И. Фут, литература, которая подвергалась государственной цензуре, «печаталась на десятке разных языков: иврите и идише (около 30% от общего числа), армянском, немецком и французском». По сведениям того же автора, под контролем цензурных органов находилась также литература на польском, литовском, английском, чешском, турецком, финском и эсперанто [21, с. 112].
Цензура в Российской империи касалась даже господствующей церкви, которая сама пристально следила за содержанием проповедей, публицистических выступлений и книг, создаваемых православным духовенством. Цензурные функции были поручены особым комитетам при правительственных ведомствах и крупнейшим духовным академиям, при которых с начала XIX в. создавались цензурные академические комитеты [17, с. 83-84]. Особое внимание цензурных органов привлекала духовная литература, поступавшая из-за рубежа. Регулирующие постановления и институты создавались для контроля за католической, протестантской, еврейской, армянской, исламской духовной литературой. Малоизвестным является факт, что и буддийская литература на тибетском и монгольском языках также некоторое время подвергалась в России цензурированию. Цель данной статьи -дать анализ этому явлению и выяснить, каковы причины того, что эти попытки оказались неудачными. Но прежде чем перейти к рассмотрению этого вопроса, следует охарактеризовать само явление буддийской книжности в Российской империи.
К сожалению, ни один из доступных к настоящему времени письменных источников или архивных документов не позволяет с определённостью выявить дату возникновения первой дацанской книгопечатни в Забайкалье. Сведения О.М. Ковалевского о собственной печатной продукции Цонгольского и Гусиноозерского дацанов в 1820 г. фиксируют уже свершившийся факт [16, с. 209]. Некоторые основания для предположения, что бурятские книгопечатни стали производить книги ещё до начала XIX в., даёт, например, ряд изданий, хранящихся в фондах ЦВРК ИМБТ СО РАН. Они напечатаны на плотной пористой бумаге старого образца, имевшей хождение в России до середины XIX в. Однако в этот период времени бурятские дацаны могли лишь воспроизводить издания ургинских и пекинских печатных домов.
Как известно, стоимость производства буддийской
литературы в Китае, Тибете и Монголии была весьма высока. О ней можно судить по некоторым сохранившимся свидетельствам современников. В диссертации Д.Б. Дашиева цитируются слова английского путешественника начала XIX в. Кохрэна о том, что «буряты закупили 30 телег ламаистских книг за 1200 голов скота» [12, с. 23]. Не только дороговизна буддийских книг, производившихся за пределами российских границ, но и неудовлетворённость содержанием поступающей литературы привели настоятелей дацанов к мысли о создании собственных книгопечатен, организации переводной деятельности и написании своих оригинальных трудов. Вплоть до последней четверти XIX в. мы не имеем в распоряжении документов, отражающих темпы и динамику развития книгопечатания в Забайкальских дацанах. Однако факты, зафиксированные в докладной записке Хамбо-ламы Гомбоева, адресованной графу Эсперу Ухтомскому, говорят о том, что к 1887 г. около двух третей всех дацанов имели свои книгопечатни, использовавшие ксилографический метод тиражирования книг. Список Гомбоева демонстрирует следующие объемы печати в крупнейших монастырях Забайкалья в 1887 г. [6, с. 75]:
Количество
наименований
Название монастыря печатных изданий на тибетском и монгольском языках
Цугольский дацан 169
Гусиноозерский дацан 97
Джидинский (Сартульский) дацан 52
Эгитуевский 44
Чесанский 30
При этом нужно учитывать возможность занижения реальных объёмов издания в официальных сводках глав церкви. Остаётся невыясненным вопрос, какой процент издававшихся в бурятских дацанах книг производился по завозным формам (барам), а какое количество баров изготавливалось в самих бурятских дацанах. В ряде случаев доски копировались с пекинских баров, полностью сохраняя все признаки оригинального пекинского, ургинского или тибетских изданий, лишь заменяя китайскую пагинацию монгольской. Одним из последних свидетельств размаха дацанской книжности в Забайкалье является докладная записка Щербатского, поданная в 1929 г. в ЦИК: «Такого рода досок ... в одном только Агинском дацане, который располагает самой большой печатней в Бурято-Монгольской АССР, до ста тысяч штук. Десятки тысяч досок имеются также в дацанах Цугольском, Гусиноозерском и в других. При этом необходимо заметить, что значительная, если не большая, часть этих досок не имеет собственно религиозно-культового содержания, представляя собою клише
для печатания самых разнообразных тибетских и отчасти монгольских сочинений. В число их входят тибето-монгольские словари, грамматики, повествовательные и поэтические произведения и руководства по поэтике, многочисленные и интересные сочинения по истории, медицине, астрономии и философии... редчайшие экземпляры важнейших памятников тибетской науки, философии, литературы и искусства... Встречаются также и рукописи, которые вообще имеются в одном экземпляре и отсутствуют даже в самом Тибете... Между тем они в настоящее время подвергаются риску полного уничтожения. Местные организации не имеют ни сил, ни средств, ни достаточной компетенции, чтобы осуществить охрану и использование этих рукописей» [цит. по: 20, с. 52].
Если сравнить объёмы выпуска печатной буддийской литературы на монгольском языке с ситуацией в других центрах монгольского книгоиздания - в Пекине, Чахаре и Урге, можно сделать уверенный вывод о том, что к концу XIX в. Забайкалье становится одним из центров буддийского книгопечатания в тибето-монгольском буддийском культурном пространстве. Библиографические справочники, издававшиеся крупнейшими дацанами Бурятии (Агинским, Цугольским, Анинским), не дают исчерпывающей информации об объёмах и тиражах печатной продукции; существует лишь предположение о реальном количестве издававшихся книг, колеблющемся от 600 до 1700 наименований. Этот список включает тибетские и монгольские книги, а также книги с досок, доставлявшихся из Пекина и Урги, или копировавшихся с них. Можно уверенно говорить лишь о том, что к концу XIX в. объёмы дацанского книгопечатания в Забайкалье достигли определённого максимума.
В XX в. буддисты Забайкалья предпринимают попытки вывести дацанское книгоиздание на более развитый уровень, используя прогрессивные технологии печати. Так, в 20-х гг. прошлого века виднейшим бурятским религиозным просветителем Агваном Доржи-евым основана первая в Забайкалье типография европейского образца, в которой использовалась технология подвижного шрифта. «Наборы тибетского и монгольского шрифтов были приобретены в Петербурге. Ацагатских молодых лам обучили профессии наборщиков и корректировщиков для издания книг и газет на монгольском языке...» [14, с. 125]. Позднее такая же типография была открыта при издательстве «Наран», основанном Агваном Доржиевым с целью выпуска просветительской буддийской литературы и продвижения новой системы монгольского письма.
Сам факт издательской деятельности бурятских дацанов, а также объёмы закупки религиозной литературы из-за рубежа рассматривались властями как тревожный синдром, требующий контроля и ограничения. Буддийская литература попала под пристальное внимание цензурных органов сравнительно поздно - в конце XIX в. Причины этого внимания были как внутренние, так и внешние. Возможно, определённое влияние на правительственные меры по ограничению издательской деятельности буддийских дацанов и вве-
дение цензуры на буддийскую литературу оказали миссионеры и консервативные публицисты, которые старательно и методично формировали в российском обществе образ буддизма как враждебной антиправославной силы, «подобной движению панисламизма» [10, с. 345]. Другие авторы говорили об «антирусской» настроенности лам, их нелюбви «ко всему русскому», «тайных распоряжениях» против православной веры, якобы распространявшихся среди бурят [15, с. 626]. Ламство считалось «главной противодействующей силой» делу христианизации в Сибири [11, с. 599], «сильным оплотом против деятельности миссии» [15, с. 626], характеризовалось как «фанатичное и упорное во вражде к христианству» [9, с. 734].
Другой троп, характерный для православной публицистики конца XIX в, - «злонамеренное ламство», направляющееся из-за рубежа. Православные авторы один за другим выказывали свою убеждённость в том, что «ламы вербуются», наращивают своё лобби в высших эшелонах власти, что уже выработан план подготовки миссионеров для обращения Европы в буддизм в десятилетний срок [5, с. 32]. Эти тревоги находили всё больше сочувствия в русском обществе в канун русско-японской войны в связи с опасностью воздействия зарубежных проповедников на степень лояльности приграничного буддийского населения. Важную роль в культивировании таких тревог играла и проблема шпионажа иностранных государств на восточных окраинах Российской империи, в котором подозревались незаконные мигранты, в том числе и из Цинской империи [19, с. 155]. Православные миссионеры искусно играли на этих настроениях, настойчиво продвигая в консервативной прессе мысль о необходимости если не полного запрета буддийского книгопечатания и импорта буддийской литературы, то, по крайней мере, установления жёсткого контроля над её распространением.
Впервые официальный контроль над импортируемой религиозной литературой буддистов был установлен правительством в рамках «Положения о ла-майском духовенстве в Восточной Сибири» 1853 г. Параграф 59 этого положения предписывал: «Бурха-ны, разные письменные изображения, молитвы, духовные книги, поясы и проч., выписываются из-за границы собственными лишь средствами дацанов чрез Кяхтинскую таможню, по особым, каждый раз, представлениям о том Хамбы Ламы к Забайкальскому Военному Губернатору и по ближайшему усмотрению сего последнего» [цит. по: 13, с. 62].
На деле механизмы контроля оказались непрописанными и, как следствие, эта норма Положения лишалась смысла. Лишь незначительная часть книг проходила по официальным представлениям, тогда как основной поток литературы поступал из-за рубежа в обход таможенного контроля на огромном протяжении плохо охранявшейся границы. Чиновник Азиатского департамента Министерства иностранных дел князь Эспер Ухтомский писал по этому поводу следующее: «Теперь таможня в Иркутске. Если уж Правительство хочет наблюдать за получаемыми из-за границы предметами культа, то поручить это следует
Кяхтинскому коммисару, хотя, во-первых, надо заметить, что пожелай только инородцы, они и так свободно провезут все, необходимое с религиозной точки зрения, а во-вторых, еще в 1874 году Хамбо Мархаев доносил Губернатору, что продавать заграничные изделия местные ламы находят совершенно излишним, ибо прихожане сами приобретают, что нужно, и множество вещей делается дома, в Забайкалье» [4, л. 277].
До 1880 г. Сибирское генерал-губернаторство официально запрещало дацанам производить собственную печатную продукцию. Практиковались штрафы, выговоры и конфискация баров и книг. Так, в своей монографии К.М. Герасимова приводит следующий факт: «В официальных источниках сведения о книгопечатании в бурятских дацанах появились только с 1877 г., когда селенгинский епископ Мар-тиниан сообщил о типографии в Цугольском дацане. При следствии было обнаружено 1012 березовых дощечек-баров и матриц с монгольским и тибетским текстом. Типография была опечатана, бары «арестованы», ширетуй получил выговор, но тогда же Забайкальский военный губернатор высказал предположение, что разрешение книгопечатания в бурятских дацанах прекратило бы надобность покупать книги за границей» [8, с. 61].
В стремлении снизить зависимость бурятских буддистов от иностранной религиозной литературы в 1880 г. «министр внутренних дел дал разрешение на печать книг в Агинском и Цугольском дацанах с условием предварительного просмотра оттисков и заблаговременной регистрации вновь заводимых баров» [7, с. 82]. Однако эта мера установления контроля над содержанием религиозной литературы неизбежно упиралась в проблему недостатка квалифицированных специалистов в области религиозной литературы на монгольском и тибетском языках и невозможность установления эффективного контроля.
В 1880-х гг. в Министерстве внутренних дел по представлению Хамбо-ламы составлялся особый перечень книг, разрешенных к изданию. Но, как отмечает Ухтомский, проводивший ревизию дацанов в Забайкалье в 1887 г., эта норма была крайне противоречивой: «...по странной случайности, некоторые кумирни имеют право распространять буддийские писания, другие - почему-то нет, хотя дощечки с вырезанными буквами везде того же содержания. Мало того, местами они опечатаны, и к ним не дозволено прикасаться. Стесненные таким образом дацаны безуспешно хлопочут о дозволении пользоваться своими дощечками» [4, л. 183, 183 об.].
В Российском государственном историческом архиве удалось найти только два документа, свидетельствующих о начале цензурирования буддийских книг. Бурятские буддисты с 20-х гг. XIX в. находились в ведении Министерства внутренних дел, потому то цензура буддийской литературы и была поручена Центральному цензурному комитету Департамента духовных дел иностранных исповеданий. Инициатором введения цензуры буддийских книг выступило Главное управление по делам печати Министерства [1]. 21 мая
1898 г. в цензурный комитет из Иркутской таможни поступили две первые посылки с буддийскими книгами. Но вскоре комитет возвратил книги в Департамент, сославшись на невозможность проведения цензуры в связи с отсутствием специалистов, владеющих монгольским и тибетским языками [2]. Между тем книги из Иркутской таможни, по всей видимости, продолжали поступать, достигнув к 1911 г. количества 1700 экземпляров [18]. Только в 1906 г. директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий находит выход из создавшегося положения, рекомендовав заведующему Главным управлением обратиться за консультациями к профессору Восточного факультета Санкт-Петербургского университета А.М. Позднееву и приват-доценту Рудневу [1]. Фактически цензура буддийской литературы началась только в 1907 г., когда А.М. Позднеев приступил к проверке литературы.
Однако в ноябре 1907 г. по распоряжению Министра внутренних дел арестованные ранее печатные формы подлежало вернуть в дацаны. В 1909 г. на особом совещании в Иркутском генерал-губернаторстве, посвящённом вопросам изменения законодательства по управлению вероисповедными делами бурят-буддистов, был поднят вопрос о цензуре буддийских книг. На заседании было предложено законодательно закрепить за буддийским духовенством право печати религиозной литературы после прохождения светской цензуры [3, л. 44]. Но по предложению участвовавшего в работе заседания начальника отделения Департамента духовных дел иностранных исповеданий И.М. Платонникова было решено избавить буддистов от обязанности предоставлять книги для прохождения цензуры, но при этом возложить на бандидо Хамбо-лам и настоятелей дацанов прямую ответственность за содержание публикуемой литературы. От цензуры были избавлены не только те буддийские книги, которые печатались непосредственно на территории Российской империи, но и те, что ввозились из сопредельной Цинской империи. По утверждению того же Платонникова, «на Совещании по вероисповедным делам буддистов-ламаитов, бывшем под председательством графа Игнатьева, было установлено, что печатные произведения, проникавшие в Сибирь из Китая, никогда не были агитационного характера, поэтому нет надобности в установлении особой цензуры для таких произведений». [3, л. 45].
Это утверждение нашло поддержку в лице участвовавшего в обсуждении профессора А.М. Позднеева, учёного, непосредственно осуществлявшего цензурную экспертизу буддийских книг. Только один из заседателей высказал возражения по вопросу отмены цензуры. Чиновник особых поручений при иркутском генерал-губернаторе А.П. Церерин представил следующие аргументы в пользу сохранения цензуры: «Если до сего времени из Китая не проникали к нам печатные произведения агитационного характера, то нельзя ручаться, что и в будущем таких произведений не будет. Между тем в настоящее время, насколько мне известно, Япония распространяет среди монголов тенденциозные произведения печа-
ти, цель которых привлечение к ней симпатий азиатских народностей и призыв к борьбе с представителями белой расы. Проникновение такой литературы в среду наших бурят крайне нежелательно по понятным причинам. Поэтому необходимо установить контроль над всеми печатными произведениями, проникающими к нам из Монголии и Китая...» [3, л. 45].
Однако данная точка зрения поддержки со стороны других заседателей не нашла, и в итоге собрание обратилось в Министерство внутренних дел с рекомендацией об отмене цензуры буддийской литературы и возложении ответственности за содержание книг на Хамбо-ламу [3].
Так, не успев начаться, закончилась история цензуры буддийской литературы в Российской империи. Причиной тому стали не только неспособность властей отладить механизм цензурирования на фоне недостатка специалистов, но и общий кризис института цензуры в России. Система идеологической цензуры Российской империи к концу XIX в. стала захлёбываться от вала печатной литературы, поступавшей из-
за рубежа и производившейся внутри России. Государство уже к 80-м гг. XIX в. обнаружило неспособность контролировать печатное слово, цензурные комитеты при этом не находили ни достаточной материальной, ни организационной поддержки со стороны правительства. По словам И. Фута, «Российская цензура была последним в Европе примером классической бюрократической цензурной машины. Решение об упразднении в 1905 г. предварительной цензуры и предоставлении ограниченной свободы печати, как, без сомнения, и в ряде других стран, было скорее прагматичным, чем принципиальным: признавалось, что новая технология и массовое производство уже не позволяли контролировать печать традиционными цензурными способами» [20, с. 129].
С 1907 г. буддийские сочинения более не подвергаются цензуре и каким-либо другим ограничениям, но спустя два десятилетия уже большевистский режим развяжет открытую войну с буддийской книжностью, в результате которой значительная часть книжного наследия бурят-буддистов будет подвергнута уничтожению.
Библиографический список
1. Российский государственный исторический архив (РГИА). Фонд 821. Опись 133. Ед. хр. № 1857 (Граф Муравьев А. Извещение о представлении буддийских книг для прохождения цензуры в Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий; л. 1а).
2. РГИА. Фонд 821. Опись 133. Ед. хр. № 1857 (Предложение Директора Департамента Духовных Дел Иностранных Исповеданий о привлечении к цензуре профессоров Санкт-Петербургского университета; л. 3а).
3. РГИА. Фонд 821. Опись 150. Дело 426 (Протокол заседания по вопросу об изменении Положения по управлению вероисповедными делами бурят-ламаитов, состоявшегося в Иркутске 25 сентября 1909 г.; л. 1-60).
4. РГИА. Фонд 821. Опись 133. Дело 420 (Князь Ухтомский Э.Э. Очерк развития ламаизма на восточно-сибирской окраине и наиболее целесообразное средство для борьбы с ним; л. 86-277).
5. Бернюкевич Т.В. Буддизм в российской философской культуре: «чужое» и «свое». М.: 2009.
6. Галданова Г.Р., Герасимова К.М., Дашиев Д.Б. Митупов Г.Ц. Ламаизм в Бурятии XVШ-нач. XX в. Новосибирск: Наука, 1983.
7. Гармаева Х.Ж. Книгопечатание в бурятских дацанах на монгольском языке: дис. ... канд. ист. наук. Улан-Удэ, 2001.
8. Герасимова К.М. Ламаизм и национально-колониальная политика царизма в Забайкалье в XIX и начале XX веков. Улан-Удэ, 1957.
9. Гурий иеромонах. Православная миссия среди ламаитов и меры к ее наилучшей постановке. По трудам Казанского и Иркутского миссионерских съездов // Православный собеседник. Казань, 1911. Июнь. С. 417-442.
10. Гурий иеромонах. Православная миссия среди ламаитов и меры к ее наилучшей постановке. По трудам казанского и иркутского миссионерских съездов // Православный собе-
седник. 1911, Март. С. 322-345.
11. Гурий иеромонах. Православная миссия среди ламаитов и меры к ее наилучшей постановке. По трудам Казанского и Иркутского миссионерских съездов // Православный собеседник. Казань, 1911. № 5. Ноябрь. C. 534-562.
12. Дашиев Д.Б. Бурятская дидактическая литература: проблемы жанрового состава: дис. ... канд. ист. наук. Улан-Удэ, 1997.
13. Ермакова Т.В. Буддийский мир глазами Российских исследователей XIX - первой трети XX века (Россия и сопредельные страны). СПб.: Наука, 1998.
14. Жамсуева Д.С. Агинские дацаны как памятники истории культуры. Улан-Удэ, 2001.
15. Институт бандидо Хамбо-ламы у бурят в его отношении к ламаизму и миссии. // Православный собеседник, издаваемый при Казанской духовной академии. Казань, 1911. Ноябрь. С. 611-626.
16. Ковалевский О.М. О забайкальских бурятах. Казанский вестник. 1829. Ч. 27. Кн. 11-12.
17. Котович Ал. Духовная цензура в России (1799-1855 гг.). СПб.: Типография «Родник», 1909.
21. Прокопьев В.Б. Буддизм и культура Бурятии. Институт Хамбо-ламы Итигэлова [Элекронный ресурс]. URL: http://etegelov.ru/conf-1/reports/51-doc-4/ (дата обращения 07.06.2012).
18. Синиченко В.В. Правонарушения иностранцев на востоке Российской империи во второй половине XIX - начале XX веков. Иркутск: Изд-во Вост.-Сиб. ин-та МВД России, 2003.
19. Терентьев А.А. История буддизма в России // Буддизм России. 2003. № 37. С. 49-53.
20. Фут И. П. Циркуляры цензурного ведомства 1865-1905 гг. // Цензура в России: история и современность: сб. науч. трудов. Вып. 3. СПб., 2006.
