CC BY
230
УДК 821.161.1
ББК 83.3(2=Рус)5
Х 25
Хаткова И.Н.
Историческая тема в русской литературе 1830-годов и романы Ф.В. Булгарина
(Рецензирована)
Аннотация:
В статье рассматривается творчество Ф.В.Булгарина - одной из ключевых фигур русской литературной жизни и журналистики второй четверти XIX века. Романы «Димитрий Самозванец» и «Мазепа» анализируются в контексте общего интереса русского общества к вопросам истории и исторического развития России. Прослеживаются типологические связи произведений Ф.В. Булгарина и романов Вальтера Скотта.
Ключевые слова:
Журналистика, исторический роман, вальтер-скоттовские принципы и приемы, художественное повествование, историческое правдоподобие, исторические и вымышленные персонажи, романтический герой, периферия повествования, протагонист, этнографическая точность.
Со второй половины 20-х годов Х1Х века возрастает и обостряется интерес к вопросам истории, исторического развития России. Различные концепции русского исторического процесса нашли своё отражение в историческом романе 30-годов Х1Х века. Можно условно обозначить три направления:
1) дидактическое, представленное Загоскиным, Булгариным, Масальским и генетически восходящее к исторической прозе Карамзина, к его сентиментальноморалистической повести на историческую тему;
2) романтическое, представленное Полевым, Лажечниковым, отчасти Лермонтовым, восходящее к историческим повестям Бестужева-Марлинского;
3) реалистическое, представленное Пушкиным.
Сдвиг приоритетов в русской литературе в 1820-е и даже 1830-е годы, подъем художественной прозы в целом и романа в особенности в эти годы был вызван, однако, не только интересом к прошлому России, но и растущим интересом к ее настоящему.
Как пишет Г. М. Фридлендер: «Широкая популярность исторической тематики в русском романе на рубеже 20-х и 30-х годов была связана, в конечном счете, со стремлением исторически осмыслить современность. Обращение к жанрам исторической повести и романа в эти годы было вызвано желанием подойти к анализу вопросов настоящего и будущего с учетом опыта прошлой исторической жизни русского общества»[1].
Одним из создателей русского исторического романа можно назвать Ф.В.Булгарина (1789-1859), журналиста, издателя и прозаика.
В 1929 году Б.Эйхенбаум писал: «Имя Ф. Булгарина в достаточном количестве и достаточно убедительно предавалось позору, но ни разу его деятельность и его фигура не была выяснена исторически и фактически. Независимо от своей доносительской роли он сыграл большую роль в истории русского журнализма (что признавали и его враги)»[2].
Сейчас все больше укрепляется понимание его как литератора, воплотившего в себе важные тенденции русской литературы своего времени и в ряде важных аспектов определившего дальнейшее ее развитие.
Булгарин, очень чувствительный и к материальному успеху, и к писательской славе, превосходно чувствовал конъюнктуру рынка. В нем выработалось чутьё на
сенсацию, жадность к действительным фактам, политическая гибкость и беспримерное чувство вкуса толпы, вкуса заказчика, который должен оплатить его беллетристические старания и новации. Это был талант Булгарина, который в нем все же отрицать нельзя, потому что природа наградила его хваткой памятью, наблюдательностью и немалым даром риска, всегда необходимым в журналистском деле.
Только что закончив нравоописательный приключенческий роман «Иван Выжигин», он принимается за исторический роман «Димитрий Самозванец», подогреваемый слухами о работе Загоскина над «Юрием Милославским». Громадный роман был написан едва ли не за три месяца. Он имел очень большой по тому времени тираж (около двух тысяч экземпляров), и в том же 1830 году потребовалось второе издание.
Было еще одно обстоятельство, придававшее для посвященных скандальный привкус вновь появившемуся роману. В 1825 году была написана Пушкиным на тот же сюжет трагедия «Борис Годунов». И сам Пушкин, и его ближайшее окружение усмотрели в романе Булгарина ряд заимствований из еще не напечатанной трагедии. Булгарин счел нужным написать письмо Пушкину, в котором попытался защитить свой роман.
Вполне вероятно, что трагедия Пушкина послужила для Булгарина толчком к созданию его собственного исторического романа. Тем более, что сам он интересовался исторической беллетристикой, писал исторические повести и еще в 1823 году читал на заседании «Вольного общества любителей российской словесности» отрывок из своей работы «Марина Мнишек, супруга Димитрия Самозванца», напечатанной полностью в «Сочинениях Фаддея Булгарина» в 1827 году задолго до появления «Димитрия Самозванца» и публикации «Бориса Годунова».
Необходимо сказать и о влиянии романов Вальтера Скотта, принципы и приемы которого Булгарин последовательно осуществил в своем романе. Прежде всего, следует отметить обилие диалогов, которые иногда превращаются в многостраничные, почти самостоятельные драматические сцены.
Свои взгляды на исторический роман Булгарин изложил в предисловии к первому изданию. Он ставит вопрос об историческом правдоподобии своего романа. После Скотта обязательным для исторической беллетристики стало правдивое, с большими или меньшими допусками, изображение событий, как они были описаны в исторических сочинениях и исторических источниках. «Завязка романа, - пишет Булгарин, - история. Все современные гласные происшествия изображены мною верно, и я позволял себе вводить вымыслы там только, где история молчит или представляет одни сомнения... Вымыслами я только связал истинные исторические события и раскрыл тайны, недоступные источникам»[3].
Надо отметить, что Булгарин здесь достаточно глубоко и точно формулирует сущность художественного открытия, сделанного Скоттом: связь между научным фактом и художественным воображением, синтезированную в историческом романе. На деле изучение истории было у Булгарина не очень тщательным. Основным источником для него, как и для большинства русских исторических писателей начала XIX века, была «История государства Российского» Карамзина. Читал Булгарин и польских историков, о которых упоминает в примечаниях, и опубликованные к тому времени сообщения иностранцев о событиях Смутного времени. В частности, важным источником для него, как и для Пушкина, были записки капитана Маржерета «Состояние Российской империи и великого княжества Московии»[4]. По мнению Булгарина, важна не тщательность исторических изучений, важен принцип: история лежит в основе художественного повествования. Соблюдая этот принцип, Булгарин снабдил свой роман историческими примечаниями и ссылками на источники.
В создании характеров героев перед Булгариным возникли сложные задачи, так как он далеко отошел от типовой композиции романов Скотта, у которого на первом плане
находятся вымышленные персонажи. В «Димитрии Самозванце» все основные и многие второстепенные персонажи - исторические личности.
Это относится, прежде всего, к главному герою романа - Димитрию Самозванцу. С одной стороны, положение Самозванца похоже на положение героев Скотта. Он также находится между двумя лагерями: русскими и поляками. Но, с другой стороны, герой Булгарина не ищет своего места между ними, а использует оба и даже третий лагерь (запорожских казаков) в своих честолюбивых целях.
Писатель сделал своего Самозванца романтическим героем байроновского типа, и романтические штампы преобладают в его изображении. Следовать байроническому образцу оказалось легче, чем более сложному, привязанному по времени и среде герою скоттовских романов. Необузданные страсти кипят в душе Лжедимитрия, он противоречив и борется сам с собою. Герой Булгарина, в отличие от скоттовского, всегда одинок, зол, конфликтует с окружающим миром, который тоже враждебен герою.
Как известно, непременным атрибутом романтического героя является любовь. Хотя Самозванец Булгарина, как и герои Скотта, тоже влюблен в двух женщин, но, как байронический герой, он знает только крайности: бездны и небеса, ад и рай, добро и зло. При этом душа его, безусловно, тяготеет к злу.
Неудача постигла Булгарина и в изображении другого исторического героя и важнейшего персонажа романа - Бориса Годунова. Когда Скотт отодвигал своих исторических персонажей на периферию повествования, он, держа их в полутени, имел возможность более свободно, по своему усмотрению, изображать их характеры, не подвергаясь упрекам в несоблюдении исторической достоверности.
У Булгарина было свое собственное представление о царе Борисе, расходившееся с тем образом мудрого и трагического Годунова, который был создан Карамзиным в «Истории.» и который был художественно воплощен Пушкиным в его трагедии «Борис Годунов». Булгарин показывает его робким, скрытным и жестоким интриганом. Он выступает как вторая, но более мелкая ипостась Самозванца, он такой же узурпатор престола [5]. И если Лжедимитрий был изображен как жестокий, но не лишенный романтического величия злодей и авантюрист, то Годунов у Булгарина стал просто заурядным и бледно написанным честолюбцем, примитивным и тенденциозным.
После Вальтера Скотта стремление к этнографической точности стало обязательным для исторического романиста. Следуя традиции детально описывать быт и нравы народа, среди которого происходит действие, Булгарин очень живо и выразительно обрисовал общественную и частную жизнь русских XVII столетия. В таких описаниях он оказывается гораздо сильнее, чем в изображении человеческих характеров.
К скоттовскому влиянию могут быть отнесены также фольклорные, точнее стилизованные под фольклор, песни, которые Булгарин обильно вставляет в текст повествования.
Одной из проблем, вызывавших острую полемику, был язык художественного произведения, посвященного исторической теме [6]. С точки зрения Пушкина, «местный колорит» (в том числе «исторический колорит») должен выражаться безыскусственным, резким, пусть тяжелым и непонятным, пускай даже мало пристойным, языком действующих лиц. Еще в 1823 году Пушкин писал Вяземскому: «...я желал бы оставить русскому языку некоторую библейскую похабность.. .Грубость и простота более ему пристали»[7]. О «Борисе Годунове» он говорил: «В моем «Борисе» бранятся по-матерну на всех языках. Эта трагедия не для прекрасного полу»[8].
Но Булгарин для своего исторического романа избрал иной путь. В «Предисловии» к роману он, очевидно, полемизируя с принципами пушкинского просторечия, писал: «.я не хотел передать читателю всей грубости простонародного наречия, ибо почитал это неприличным и даже незанимательным. .грубая брань и жесткие выражения русского (и всякого) народа кажутся мне неприличными в книге .речи, введенные в книгу из питейных домов, не составляют верного изображения народа»[9]. Булгарин стремится к
созданию некоего среднего стиля, сохраняющего аромат эпохи и этнографии, но лишенного грубой лексики и тяжелого синтаксиса, затрудняющих восприятие текста. В этом вопросе взгляды Булгарина были ближе к Вальтеру Скотту, чем пушкинские. Сущность размышлений у них одна: язык исторического романа должен стремиться к некоему среднему стилю, избегая крайностей.
Булгарину удалось достичь поставленной цели. Роман написан гладко, читается легко, даже современный читатель не ощущает устарелости языка. Современная автору критика отметила это достоинство романа.
Полемизировал Булгарин и с идеологической концепцией «Бориса Годунова». Он изменил пушкинскую концепцию, упростил и примитизировал ее. Народ у Булгарина не «к смятенью тайно склонен», как у Пушкина, а искренне привязан к царю, но только при условии, что в жилах государя течет потомственная царская кровь. Вместо трагического пушкинского финала роман Булгарина заканчивается восхвалением царствующей династии - истинной спасительницы отечества.
В 1833 - 1843 гг. появился второй и последний исторический роман Булгарина «Мазепа». После жестокой ссоры с Пушкиным по поводу «Бориса Годунова» Булгарин решительно подчеркнул уже в предисловии, что его новый роман не имеет никаких точек соприкосновения с произведениями Пушкина: Но, анализируя историческую концепцию романа Булгарина, необходимо иметь в виду и пушкинскую «Полтаву» и поэму К. Рылеева «Войнаровский».
Рылеев в своей поэме противопоставил Мазепу Петру I. В этой оппозиции для поэта было важно, что Петр был «тираном», носителем идеи «самовластья». Поэтому борьба Мазепы с Петром становится «борьбой свободы с самовластьем», борьбой за свободу.
Пушкин в «Полтаве» подошел к конфликту Мазепы с Петром с прямо противоположных позиций. Для Пушкина прав Петр, укреплявший и расширявший Российскую империю. Мазепа же - злобный, коварный, «презирающий свободу», готовый «кровь лить как воду» «изменник русского царя».
Отношение Булгарина к этим проблемам сложнее и интереснее. Естественно, Булгарин, в соответствии с уже прочно сложившимся мифом, прославляет Петра, изображает его работником на верфи, обучающим мастерового тесать бревна или поучающим своей дубинкой проворовавшегося чиновника. В то же время он очень смело и ясно говорит о том, что Петр действовал вопреки мыслям, желаниям и чаяниям русского народа.
Автор, сочувствующий преобразованиям Петра и европеизации России, объясняет противодействие народа его деятельности национальной спесью и присущей русским уверенностью в превосходстве своем над иностранцами.
Так же осторожно подходит Булгарин к изображению восстания Мазепы против Петра. Не имея способности изобразить всю сложность ситуации в живых художественных образах, Булгарин подходит к проблеме исторически. Он говорит о местном украинском патриотизме, существовавшем в XVII - XVIII вв. С одной стороны, казаки ненавидели поляков, с которыми их разделяла вера и память об их прежнем государстве. С другой - казаки не любили русских, стоявших в образе жизни и образовании ниже украинцев и угрожавших их вольности, давним привилегиям. С точки зрения Булгарина, в то время украинцы были правы.
С этой позиции и изображена в романе попытка Мазепы выступить против Петра. Стремясь защитить интересы Украины, ее внутреннюю независимость Мазепа вступает в союз со шведским королём Карлом XII и польским королём Станиславом Лещинским. Этот союз представлялся Мазепе залогом благоденствия страны. Но с точки зрения большинства казаков, чужеземцы, союзники поляков, были врагом более сильным, чем русские. Этим объясняется отпадение половины войска от Мазепы.
Таким образом, в политической и идеологической концепции своего романа Булгарин менее односторонен, чем Рылеев и Пушкин. Он следует принципам Скотта в большей степени, чем другие писатели.
В предисловии к роману Булгарин изложил свои взгляды на этот жанр, определил основные требования к роману. (Он говорит, что, по мнению многих любителей чтения, от романа требуется одна занимательность происшествий, основное назначение -забавлять. Но занимательность, будучи вещью необходимой в романе, должна быть только путеводительницею к главной цели). Роман должен служить автору средством либо к развитию какой-либо философской идеи, либо к раскрытию тайн человеческого сердца, либо к пояснению характера исторического лица. В своём романе «Мазепа» Булгарин определил задачу и цель: представить очерки характера Мазепы. По словам Булгарина: «Лорд Байрон и А.С. Пушкин воспользовались лучшими эпизодами из жизни Мазепы: романтическою любовью его в юности и старости, с занимательными и ужасными последствиями сей необузданной страсти. Я почел благоразумным не входить в соперничество с столь отличными дарованиями и не коснулся того, что уже изображено английским и русским поэтами»[10]. Но исторический и человеческий характер Мазепы оставался загадочным. Необходимо отметить, что конечной целью и мечтой Мазепы было не только процветание и счастье своего отечества. Большую роль играли и личное самовозвышение, честолюбие и жажда власти.
Это человек, обладающий острым умом, широкими познаниями в науках, искусством в государственных делах. Булгарин отмечает, что Мазепа управлял войском самовластно, но блистательно. В то же время при всём своём уме и ловкости Мазепа не имеет друзей, потому что, по мысли автора, дружба приобретается сердцем, а не головою. Он обладает дипломатическим талантом, прекрасным знанием людей, но всё это сочетается с чудовищным коварством, философски обоснованной лживостью. Глубокий ум и сильная душа Мазепы не могли обуздать двух страстей, управлявших им и подчинивших себе всё. Это властолюбие и женолюбие. Для удовлетворения этих страстей Мазепа жертвовал всем - честью, дружбой, жизнью.
В повествовательную ткань романа органично вписаны блестящие батальные сцены, живые описания быта и нравов давно прошедшей эпохи. Писатель обращался к обширной историографии на разных языках. Булгарин считал важной частью и непременным условием исторического романа документализм.
Следование роману Скотта проявляется и в форме булгаринского произведения, разделенного на главы, каждая из которых снабжена эпиграфом.
Несколько сложнее обстоит дело с сюжетным построением романа. Главных героев эпохи - Петра I и Карла XII - в соответствии с принципами скоттовского повествования Булгарин убирает на периферию своего романа. Но свой роман он назвал «Мазепа», что никогда не встречалось у Скотта. Он никогда не называл свои романы именами исторических лиц и не делал их главными героями. У Булгарина Мазепа тоже не является протагонистом, он лишь организует действие, вокруг него движутся все персонажи романа, он направляет события.
Главная сюжетная линия посвящена отношениям Огневика и Натальи. Именно Огневик и может рассматриваться как главный герой романа.
Он молод, красив, умен, доверчив, оказывается между двумя враждующими историческими лицами: Мазепой и полковником Палеем, как это бывает с героями Скотта, Огневик влюблён.
Однако вся эта вальтер-скоттовская атмосфера и беспорядочное нагромождение авантюрных ситуаций, зловещих приключений и кошмаров, свойственных европейскому готическому роману, не сделало «Мазепу» значительным явлением русской исторической беллетристики.
Булгарин как родоначальник массовой литературы, как первый коммерческий писатель, вероятно, не раз будет поминаться в истории рядом с именами своих великих
современников. Это был один из первых примеров на Руси прямого использования печатного слова для нужд власти.
Примечания:
1. Фридлендер Г.М. История русского романа: в 2 т. Т. 1. Нравоописательный роман. Жанр романа в творчестве романтиков 30-х годов. М.; Л., 1962. С. 251.
2. Осповат А.Л., Тименчик Р.Д. «Печальну повесть сохранить.». М., 1987. С. 333.
3. Альтшуллер М.Г. Эпоха Вальтера Скотта в России. Исторический роман 1830-х годов. М., 1996.
4. Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986. С. 225-286.
5. Рассадин С. Драматург Пушкин. М., 1977. С. 4-58.
6. История русской литературы XIX века: библиографический указатель / под ред. К.Д. Муратовой. М.; Л., 1962. С. 407.
7. Пушкин А С. Собр. соч.: в 15 т. Т. 13. Письма. 1815-1827. М., 1998. С. 108.
8. Там же. С. 317.
9. Альтшуллер М.Г. Указ. соч.
10. Булгарин Ф.В. Сочинения. М., 1990. С. 369.
