CC BY
18
УДК 343.9.01
DOI 10.24411/2078-5356-2019-10225
Савченко Ирина Александровна Irina A. Savchenko
доктор социологических наук, кандидат психологических наук, доцент, профессор кафедры психологии и педагогики
Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3);
профессор кафедры философии, социологии и теории социальной коммуникации Нижегородский государственный лингвистический университет имени Н.А. Добролюбова (603155, Нижний Новгород, Минина, 31а)
doctor of sciences (sociology), candidate of sciences (psychology),
associate professor, professor of the department of psychology and pedagogics Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950);
professor of the department of philosophy, sociology and the theory of social communication Dobroljubov state linguistics university of Nizhny Novgorod (31a Minina st, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603155)
E-mail: teosmaco@rambler.ru
Снегирева Людмила Анатольевна Lyudmila A. Snegireva
кандидат психологических наук, доцент, начальник кафедры психологии и педагогики Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
candidate of sciences (psychology), associate professor, head of the of the department of psychology and pedagogics
Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950)
E-mail: sla_sq@mail.ru
Устинкин Сергей Васильевич Sergey V. Ustinkin
доктор исторических наук, профессор, директор
Приволжский филиал Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук (603000, Нижний Новгород, пер. Холодный, 4); декан факультета международных отношений, экономики и управления
Нижегородский государственный лингвистический университет имени Н.А. Добролюбова (603155, Нижний Новгород, ул. Минина, 31а) doctor of sciences (history), professor, director
Volga Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences (4 Kholodnyy lane, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603000); dean of the faculty of international relations, economics and management
Linguistics University of Nizhny Novgorod (31a Minin st., Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603155)
E-mail: sv.ustinkin@gmail.com
© Савченко И.А., Снегирева Л.А., Устинкин С.В., 2019
Истоки коррупции в эмпирическом измерении Corruption sources in empirical measurement
Цель статьи — компаративный анализ понимания источников коррупции различными группами населения. Выявлены и проанализированы сходства и отличия в восприятии проблемы коррупции сотрудниками сферы правопорядка и лицами гражданских профессий, курсантами образовательных учреждений МВД России и студентами вузов. Предпринята попытка научного объяснения выявленных противоречий.
Ключевые слова: коррупция, коррупционное поведение, сотрудники органов внутренних дел, лица гражданских профессий, курсанты, студенты, администрирование, менталитет, профессиональная деформация, корпоративная среда.
Article purpose is a comparative analysis of understanding of corruption sources by various population groups. Similarities and differences in corruption problem perception oare revealed and analysed on the example of police officers and persons of civilian professions, cadets of educational institutions of the Ministry of Internal Affairs of Russian Federation and students of higher education institutions. An attempt of a scientific explanation of the revealed contradictions is made.
Keywords: corruption, corruption behavior, police officers, persons of civilian professions, cadets, students, administration, mentality, professional deformation, corporate environment.
В понимании причин коррупционного поведения представителями различных областей социально-гуманитарного знания: экономики, юриспруденции, управленческого администрирования [1, с. 158—159], с одной стороны, и психологии, социологии и политологии, философской и социальной антропологии [2, с. 11 — 12] — с другой, обнаруживаются определенные концептуальные отличия [3]. Констатация различий в научных объяснениях причин коррупции позволяет думать, что аналогичные различия могут наблюдаться и среди представителей различных групп населения: гендерных, социально-статусных, этнокультурных, профессиональных и возрастных.
Именно на профессиональных и возрастных различиях в понимании причин коррупционного поведения сфокусировали внимание авторы настоящего исследования в ходе проведения анкетного опроса с рабочим названием «Истоки коррупционного поведения».
Критерием дифференциации профессиональных групп стала задействованность индивида в деятельности правоохранительных органов. Выборка респондентов была поделена на две большие категории: (сотрудники (будущие сотрудники) органов внутренних дел и представители (будущие представители) гражданских профессий. В возрастном аспекте выборка также разделилась надвое: лица, уже работающие в своей профессии (как сотрудники ОВД, так и люди гражданских профессий) и лица, на данный момент овладевающие своей профессией.
Анкетное исследование было проведено в четырех выборках. Первую выборку составили действующие офицеры полиции в количестве 164 человек в возрасте от 23 до 52 лет, представляющие различные регионы Приволжского федерального округа: Нижний Новгород и Нижегородскую область, республику Мордовию, Самарскую область, Кировскую область, Пермский край. Вторая выборка включила в себя 132 представителя широкой общественности (возраст — 23—54 года) — людей гражданских профессий, также проживающих в Приволжском федеральном округе: Нижнем Новгороде, Дзержинске, Кирове, Перми, Саранске, Чебоксарах, Саратове и Самаре.
Третью выборку составили 143 будущих сотрудника полиции: курсантов и слушателей 2—4 курсов Нижегородской академии МВД России (возраст — 18—22 года). В четвертую выборку вошли 139 студентов 2—4 курсов гражданских вузов г. Нижнего Новгорода (возраст — 18—22 года).
Вторую и четвертую выборки можно охарактеризовать как «гражданские», внешние по отношению к деятельности полиции. Первую и третью — как «ведомственные», представляющие действующих и будущих сотрудников полиции.
Как мы видим, представленные выборки распределяются в двух плоскостях: профессиональной и возрастной. Первую и вторую выборки (сотрудники и работники) можно условно назвать «взрослыми»; а третью и четвертую (курсанты и студенты) — молодежными.
Результаты опроса и их обсуждение.
Опрашиваемым предстояло ответить, каковы, по их мнению, истоки коррупционного поведения. Респондентам предлагались утверждения, где высказывалось мнение о какой-либо детерминанте коррупционного поведения, и предлагалось высказать свое отношение к тому, что эта детерминанта действительно является основной. Ответы ранжировались по пятибалльной шкале: (1) «Полностью согласен», (2) «Частично согласен», (3) «Трудно сказать, согласен или не согласен», (4) «Частично не согласен», (5) «Совершенно не согласен».
нального опыта в наименьшей степени склонны считать детерминантой коррупционного поведения экономический фактор, заключающий в себе особенности экономической системы в государстве. Более того, именно среди сотрудников немалая доля респондентов (14,1%) в принципе отрицает значимость экономического фактора в коррупционном поведении.
Рис. 1. Оценка респондентами правильности утверждения «Причины коррупционного поведения нужно искать в особенностях законодательства, правосудия и пенитенциарной системы в той или иной стране» (%)
Как видно из диаграммы на рисунке 1, половина всех респондентов частично согласна с тем, что «причины коррупционного поведения нужно искать в особенностях законодательства, правосудия и пенитенциарной системы в той или иной стране. Весьма примечательно, что курсантами было представлено наименьшее число респондентов, несогласных с данным утверждением (2,3%), в то время как количество сотрудников, не склонных абсолютизировать законодательно-правовые источники коррупции, является наибольшим среди всех групп респондентов — 15,6%. Вероятно, курсанты на стадии обучения профессиональной деятельности в ОВД склонны к некоторой абсолютизации законодательно-правовых источников коррупции. Действующие же сотрудники в силу профессионального опыта склонны к осознанию того, что помимо безусловно важных юридически детерминированных источников коррупционного поведения имеют место и другие, например, социокультурные.
Диаграмма на рисунке 2 наглядно иллюстрирует, что сотрудники правоохранительной сферы опять же в силу накопленного профессио-
Рис. 2. Оценка респондентами правильности утверждения «Истоки коррупции — в особенностях экономической системы в государстве» (%)
Обратим внимание на то, что в «гражданских» выборках (лица гражданских профессий и студенты) больше представлены те, кто в принципе не уверен, есть у коррупционного поведения экономические причины или нет. Это говорит о том, что представители «ведомственных» выборок (сотрудники ОВД и курсанты) в силу действительной или получаемой профессии в большей степени рефлексируют проблемы коррупции.
Рис. 3. Оценка респондентами правильности утверждения «Причины коррупции нужно искать в неправильном администрировании в организации» (%)
Искать причины коррупции в исключительно неправильном администрировании в организации (диаграмма на рисунке 3; ответ «полностью согласен») в несколько большей степени склонны представители гражданских выборок,
в то время как количество частично согласных с утверждением, приведенном в диаграмме 3, примерно одинаково в трех выборках.
У сотрудников ОВД подтвердилась уже наметившаяся тенденция не возводить в абсолют внешние по отношению к культуре и внутреннему миру личности факторы коррупционного поведения. В данный условиях вполне закономерно, что 9,4% офицеров полиции в принципе отрицают действие административного фактора коррупционного поведения, в то время как в других категориях респондентов ответ «совершенно не согласен» не представлен или представлен в очень слабой степени (2,6% студентов).
лица гражданских профессий) мы наблюдаем более явное единодушие в данном вопросе.
Рис. 4. Оценка респондентами правильности утверждения «Источники коррупции нужно искать в особенностях общественного мировоззрения, менталитета, национального характера» (%)
Данные, представленные в диаграмме на рисунке 4, свидетельствуют о редком единодушии всех категорий респондентов к социокультурным факторам коррупционного поведения. Так, абсолютное большинство представителей четырех выборок либо полностью, либо частично согласны, что источники коррупции следует искать в особенностях общественного мировоззрения, менталитета, национального характера. В данном случае зафиксированное единодушие в ответах, вероятнее всего, можно объяснить именно мировоззренческой и ментальной общностью большинства респондентов. Как известно, в русской культуре и даже повседневном дискурсе понятия ментальности и национального характера традиционно считаются весьма значимыми.
Мы видим, что во всех группах большая часть респондентов согласна (полностью или частично) с тем, что причины коррупции действительно нужно искать в особенностях корпоративной среды (диаграмма на рисунке 5). Тем не менее в гражданских выборках (студенты и
Рис. 5. Оценка респондентами правильности утверждения «Причины коррупции нужно искать в особенностях корпоративной среды, в которой работает коррупционер. Такая среда способствует профессиональной (корпоративной) деформации» (%)
Неодинаковое отношение к феномену профессиональной деформации обнаружилось в ведомственных выборках. Так, 9,4% сотрудников ОВД не согласны с тем, что данный фактор способствует коррупции, в то время как ни один курсант так не считает. Данный фактор коррупционного поведения считают ведущим 37% курсантов и только 26,6% сотрудников ОВД. На наш взгляд, подобное распределение ответов требует дополнительных пояснений.
Понятие профессиональной деформации было введено в научный оборот П. Сорокиным [4, с. 303—304], который подчеркивал, что эффект профессиональной деформации в той или иной степени свойственен многим профессиям: предпринимательским, административным, управленческим, педагогическим, медицинским и, конечно же, правоохранительным и правоприменительным. Между тем в отечественной науке наибольшее исследовательское освещение проблема профессиональной деформации уже в течение многих десятилетий получала [5] и продолжает получать [6] в работах, направленных на изучение специфики деятельности правоохранительных органов. Обширный исследовательский опыт в изучении вопросов профессиональной деформации способствовал тому, что проблема профессиональной деформации стала предметом активного обсуждения в образовательном процессе юридических вузов, прежде всего, в вузах МВД России [7]. Это в какой-то степени объясняет повышенное внимание курсантов к фактору профессиональной деформации.
дагогическим знаниям, полученным в образовательном процессе, склонны рефлексировать влияние комплексов на коррупционное поведение: около 26% курсантов полностью (4,8%) либо частично 23,3% согласны с тем, что комплекс может детерминировать коррупционную активность. Что касается офицеров полиции, то среди них в наибольшей степени (7,8%) представлены те, кто полностью признает комплексно-компенсаторный фактор коррупционного поведения.
Рис. 6. Оценка респондентами правильности утверждения «Склонность к коррупционной деятельности — врожденная патология» (%)
Данные, представленные в диаграмме на рисунке 6, говорят о том, что во всех категориях респондентов абсолютное большинство не может согласиться с натуралистическим (природ-но детерминированным) объяснением коррупционного поведения. Однако респонденты все же задумываются над этим вопросом. Например, в гражданских выборках число «сомневающихся» несколько больше, чем в ведомственных выборках. В то же время среди курсантов количество полностью отрицающих врожденную предрасположенность к коррупции является наибольшим по отношению к трем другим выборкам. По видимому, такое мнение обусловлено знаниями, полученными в процессе обучения и воспитания, а также определенным оптимизмом в отношении профилактики и коррекции коррупционного поведения (поскольку теоретически «скорректировать можно все, что не заложено генетически»). В то же время примерно 15% офицеров полиции полностью или частично согласны с действием природной детерминанты корруционного поведения. По всей видимости, сотрудники, которым приходилось в профессиональной деятельности сталкиваться с преступлениями коррупционного характера, в ряде случаев, анализируя причины, которые могли подтолкнуть индивида на подобное коррупционное деяние, не могли обнаружить реального мотива и в отдельных ситуациях объясняют коррупцию природным началом.
Как видно из диаграммы на рисунке 7, объяснять коррупционное поведение глубинными комплексами и внутренней ущербностью склонны немногие. Однако в гражданских выборках процент тех, что отрицают действие внутренних комплексов, выше. В этих же выборках больше число тех, кому сложно оценить влияние комплексов на коррупционное поведение. Весьма важно, что курсанты, благодаря психолого-пе-
Рис. 7. Оценка респондентами правильности утверждения «Коррупционер — глубоко ущербный, закомплексованный человек, который коррупционными действиями компенсирует свою ущербность» (%)
Респондентам предлагалось оценить степень взаимосвязи опыта нужды и бедности в детстве с коррупционным поведением в зрелом возрасте (рисунок 8). В данном случае мы убедились в том, что внутри каждой выборки мнения крайне разнообразны.
Рис. 8. Оценка респондентами правильности утверждения «Как правило, в детстве будущий
коррупционер познал настоящую нужду. Став взрослым, этот человек в коррупции ищет "гарантии от возможной бедности"» (%)
И все же мы отчетливо видим, что сотрудники ОВД в наименьшей степени склонны объяснять коррупционную активность стремлением
обрести «гарантии от возможной бедности». Это вновь объясняется профессиональным (в данном случае, бесценным) опытом офицеров полиции, многие из которых могли в процессе выполнения служебных обязанностей убедиться, что коррупционерами далеко не всегда становятся люди, познавшие нужду, — многие коррупционеры вышли из вполне благополучных семей.
Представленные в диаграмме (рисунок 9) данные являются, на наш взгляд, весьма важными. Они свидетельствуют о зрелой гражданской позиции, преобладающей во всех четырех категориях респондентов. Полное или частичное согласие с утверждением, что «коррупционное поведение никак не связано с материальным состоянием родительской семьи будущего коррупционера» свидетельствует о том, что граждане в своем большинстве не склонны «наклеивать ярлыки» и каким-либо образом объяснять поведение коррупционера материальным состоянием его семьи (богатством либо, наоборот, бедностью).
искать в особенностях семейного воспитания будущего коррупционера в детстве. Среди лиц гражданских профессий оказалось более всего тех, кому «трудно сказать» (40,6%). Очевидно, что такая неуверенность связана с позицией родителя, воспитателя собственного ребенка, который, конечно, не всегда уверен, что он делает правильно, а что — нет. Родитель, как правило, выбирает лучшие пути воспитания своего ребенка, но при этом, безусловно, может и сомневаться в собственном выборе.
Рис. 9. Оценка респондентами правильности утверждения «Коррупционное поведение никак не связано с материальным состоянием родительской семьи будущего коррупционера» (%)
Вместе с тем, заметим, что в ведомственной выборке действующие сотрудники ОВД более четко сформировали свою позицию (42,2% «полностью согласных»), в то время как позиция курсантов находится в стадии формирования (37% «частично согласных» и 16,3% «полностью согласных») и будет сформирована окончательно в процессе будущей профессиональной деятельности.
Особенности семьи будущего коррупционера не исчерпываются ее материальным благополучием или, напротив, неблагополучием. В диаграмме на рисунке 10 представлена степень согласия респондентов с утверждением, что истоки коррупционного поведения следует
Рис. 10. Оценка респондентами правильности утверждения «Истоки коррупционного поведения следует искать в особенностях семейного воспитания будущего коррупционера (в детстве)» (%)
В то же время среди полностью или частично согласных с тем, что родительское воспитание так или иначе влияет на формирование личности коррупционера, больше курсантов (60,4%) и офицеров полиции (53,1%). По видимому, в данном случае решающую роль сыграли психолого- педагогические знания, которые курсанты получают в образовательном процессе, а офицеры — в процессе профессионально-служебной деятельности.
Тем не менее обратим внимание на то, что среди офицеров полиции в наибольшей степени (23,4%) представлены те, кто полностью не согласен с тем, что семейное воспитание в детстве каким-либо образом влияет на коррупционное поведение во взрослом возрасте. Это можно объяснить тем, что офицерам полиции знакомы случаи, когда человек становился коррупционером несмотря на то, что личности его родителей, обстановка в семье никак не располагали к формированию преступной личности.
Вопрос о том, насколько особенности нынешней семьи коррупционера (диаграмма на рисунке 11) воздействуют на его коррупционное поведение, обнаружил заметные разногласия во всех четырех респондентских группах. Достаточно интересно, что именно
участники «взрослых выборок» — сотрудники ОВД (26,6%) и лица гражданских профессий (26,6%) — оказались «наиболее сомневающимися» в данном вопросе. Наиболее «осведомленными» в данном случае оказались курсанты: половина из них (51%) полностью или частично согласна с тем, что «причины коррупции нужно искать в нынешней семье коррупционера», поскольку «именно ближайшее окружение (супруги, дети) подталкивают человека к коррупционному деянию».
Рис. 11. Оценка респондентами правильности утверждения «Причины коррупции нужно искать в нынешней семье коррупционера. Ведь именно ближайшее окружение (супруги, дети) подталкивают человека к коррупционному деянию» (%)
В рамках данного опроса мы не стремились установить, насколько специфические черты личности влияют на становление индивида как коррупционера, поскольку ответ на этот вопрос — тема нашего следующего исследования.
Подводя итоги проведенной работы, отметим, что эмпирический поиск позволил понять многоплановость коррупции как социального явления, так и отражения в общественном сознании. Мы увидели, насколько неоднозначно трактовались респондентами причины коррупции, и убедились, что более осведомленные категории респондентов (в первую очередь, сотрудники ОВД) с большей долей уверенности склоняются к тому, что истоки коррупции часто имеют феноменологическое объяснение и социокультурную основу.
Примечания
1. Архипов Д.Н. Причины современной экономической преступности в ракурсе инновационного док-тринального анализа // Юридическая наука и прак-
тика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2017. № 3 (39). С. 158—159.
2. Треушников И.А. «Коррупционная среда» и российская государственность на современном этапе // Вестник Нижегородской правовой академии. 2017. № 13 (13). С. 11—12.
3. Савченко И.А., Снегирева Л.А., Устинкин С.В. Причины коррупции в кросс-методологическом измерении // Власть. 2018. № 5. С. 146—149.
4. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. 543 с.
5. Чуфаровский Ю.В. Психология в оперативно-розыскной деятельности (установление и развитие контактов с субъектами заинтересованности). М.: Право и закон, 1996. 128 с.
6. Борисова С.Е. Профессиональная деформация личности сотрудников Госавтоинспекции // Вестник Московского университета МВД России. 2015. № 10. С. 352—356.
7. Караваев А.Ф., Марьин М.И., Петров В.Е. Основы психопрофилактики профессиональной деформации личности сотрудников органов внутренних дел: учебное пособие. Омск: Омская академия МВД России, 2007. 168 с.
References
1. Arkhipov D.N. Causes of modern economic crime in the perspective of innovative doctrinal analysis. Legal science and practice: Bulletin of the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of internal affairs of Russia, 2017, no. 3 (39), pp. 158—159. (In Russ.)
2. Treushnikov I.A. «Corruption environment» and Russian statehood at the present stage. Bulletin of the Nizhny Novgorod law Academy, 2017, no. 13 (13), pp. 11—12. (In Russ.)
3. Savchenko I.A., Snegireva L.A., Ustinkin S.V. Causes of corruption in cross-methodological dimension. Power, 2018, no. 5, pp. 146—149. (In Russ.)
4. Sorokin P.A. Person. Civilization. Society. Moscow: Politizdat Publ., 1992. 543 p. (In Russ.)
5. Chufarovsky Yu.V. Psychology in operative-search activity (establishment and development of contacts with subjects of interest). Moscow: Law and regulation, 1996. 128 p. (In Russ.)
6. Borisova S.E. Professional deformation of the identity of traffic police officers. Bulletin of the Moscow University of the Ministry of internal Affairs of Russia, 2015, no. 10, pp. 352—356. (In Russ.)
7. Karavaev A.F., Maryin M.I., Petrov V.E. Fundamentals of psychoprophylaxis of professional deformation of the personality of employees of internal Affairs: textbook. Omsk: Omsk Academy of the Russian interior Ministry Publ., 2007. 168 p. (In Russ.)
