CC BY
168
2012
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 6
Вып. 1
ДИССЕРТАЦИОННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
УДК 1(091) А. В. Кучеренко
ИСТОЧНИК АПРИОРНОГО МОРАЛЬНОГО ЗАКОНА В ЭТИКЕ И. КАНТА
Проблема происхождения морального закона — одна из наиболее сложных и запутанных в кантоведении, и она имеет различные варианты решения. Среди источников морального закона обычно указывают веру, практический разум и волю, где они сами из себя спонтанно порождают моральный закон; чаще всего — законодательствующий практический разум. И он вполне мог бы претендовать на эту роль, если бы не прямое указание Канта на то, что никакой чистый разум, полагаясь только на самого себя, не способен создать моральный закон.
Вера или воля, создающие закон для самих себя, где они сами же ему и подчиняются, создают круг в доказательстве, в котором причина и следствие меняются местами. Такую позицию можно найти у В. Винельбанда (относительно веры) и П. Наторпа (относительно воли).
Р. Отто считает недоступной для понимания область священного, в которой расположен и моральный закон. «Как таковое священное содержит в себе совершенно своеобразный момент, — пишет он, — ускользающий от рационального, а потому оно... само по себе недоступно для понятийного постижения» [1, S. 5]. Рациональное осмысление священного, согласно Р. Отто, невозможно. Но это противоречит концепции Канта.
Примером одного из вариантов монистического решения вопроса о природе морального закона может служить высказывание П. Наторпа, согласно которому «основания должного или основания того, почему добро есть добро, остается искать лишь в самой воле и в ее собственном внутреннем законе» [2, с. 87].
Другой, наиболее распространенный вариант представляет М. А. Булатов, утверждающий, что моральный закон порожден разумом отдельного индивида. «Но откуда происходит сам закон, — пишет он, — кто является законодателем? <...> Закон морали исходит от отдельного индивида, хотя, правда, не из его личного интереса, а из разума, имеющего дело со всеобщим и необходимым, а потому и имеет значимость для всех людей» [3, с. 67]. Так, моральный закон появляется из интереса чистого разума отдельного индивида ко всеобщему и необходимому.
© А. В. Кучеренко, 2012
В. И. Красиков, рассуждая о морально-практической сфере, высказывается следующим образом: «...именно здесь разум выступает как законодательствующий разум — законом, который он дает себе, служит нравственный закон» [4, с. 33]. Зафиксируем, что моральный закон внутри практического разума, а не вне его, он создается практическим разумом, а не познается им как находящийся в умопостигаемом мире.
Благодаря использованию какого понятия сам Кант определяет соотношение морального закона и практического разума: рассудок «создает» или «познает» моральный закон? Он пишет: «.понятия моральные, познаваемые (курсив мой. — А. К.). самим чистым рассудком» [5, с. 288-289], и далее: «...нравственная философия, поскольку она дает первые принципы суждения, познается (курсив мой. — А. К.) только чистым рассудком и сама принадлежит к чистой философии» [5, с. 290]. Из высказывания В. Ф. Асмуса «чистый практический разум есть непосредственно законодательствующий разум» [6, с. 13] можно сделать вывод, что практический разум непосредственно и создает моральный закон. Но в таких основных работах Канта, посвященных этике, как «Основоположение к метафизике нравов» и «Критика практического разума», мы при всем желании не найдем словосочетания «практический разум создает моральный закон» и даже не встретим ничего подобного по смыслу. Относительно создателя морального закона Кант недвусмысленно высказывается в «Критике способности суждения»: «.действительность высшего творца, создателя моральных законов (курсив мой. — А. К.), в достаточной степени установлена только для практического применения нашего разума и теоретически ничего не определяет в отношении его существования» [7, с. 299]. Тем не менее необходимый дуализм между суждениями «практический разум познает моральный закон» и «практический разум создает моральный закон» следует, на мой взгляд, сохранить в следующем гипотетическом умозаключении: «.практический разум, познавая нормы морального закона, расположенные вне его чистой формы, создает их понятийные определения, опираясь на требование принципа общегодности, следуя подсказке сердца, в котором он изначально записан». Этим мы не нарушим кантовский этический дуализм, поскольку Кант пишет о том, что есть «чистое моральное законодательство, через которое воля божья первоначально запечатлена в нашем сердце» [8, с. 338].
Кант напрямую не связывает этику с необходимостью признания бытия Бога, поскольку этические нормы, согласно его воззрению, могут существовать в индивидуальном сознании и без веры в Бога как, например, у атеиста.
Вполне определенную позицию занимает Г. Н. Гумницкий: «Творцом морального закона, с его (Канта. — А. К.) точки зрения, является "чистый разум"» [9, с. 73]. Близкое, но не идентичное по смыслу суждение находится у Я. А. Слинина: «Итак, нравственный закон опирается исключительно на разум. В той же книге (Критике практического разума. — А. К.) Кант пишет: "Чистый разум сам по себе есть практический разум и дает (людям) всеобщий закон, который мы называем нравственным законом". Этот закон — суждение разума» [10, с. 172]. Далее Я. А. Слинин приводит цитату Канта относительно источника нравственного закона, где Канта интересует ответ на вопрос «"откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе?" Где? Ответ Канта на этот вопрос нам уже известен: в ноуменальном мире, к коему причастны и мы как существа разумные. Именно оттуда исходит голос практического разума в виде категорического императива, в виде безусловного повеления долга» [10, с. 173]. Таким образом, разум черпает нравственные нормы из ноуменального, умопостигаемого мира.
Как соотнести суждения Канта о том, что практический разум является самостоятельно априорно законодательствующим, со следующими его высказываниями: «Если бы этот закон (моральный. — А. К.) не был дан в нас, — пишет Кант, — мы не могли бы его как таковой выдумать никаким разумом или навязать произволу» [8, с. 276]? Или, например: «Мы мыслим это существо (Бога. — А. К.) как творца и правителя мира в силу порядка природы и морали, ибо об этих его законах мы можем непосредственно (курсив мой. — А. К.) приобрести знание, которым разум затем может пользоваться для своего собственного применения» [8, с. 325]. Возможно, что имеющее место в этике «законодательство разума» распространяется только на волю и только исключительно для нее он является законодателем, но не законодателем по отношению к моральному закону, а лишь его познавателем. О чем говорят высказывания Канта, согласно которым Бог «открыл нам свою волю через моральный закон в нас» [8, с. 374] или «является основателем и творцом основного закона (морального. — А. К.)» [8, с. 379]? Не указывается ли здесь, что создателем морального закона является Бог, а разуму отводится роль лишь познающего этот закон? Следуя идее Канта, необходимо признать, что один и тот же моральный закон объединяет Бога и человека как его создателя и того, кто должен ему следовать. «Моральный закон для воли всесовершеннейшего существа есть закон святости, — пишет Кант, — а для воли каждого конечного разумного существа есть закон долга, морального принуждения и определения его поступков уважением к закону и из благоговения перед своим долгом» [11, с. 497].
Моральный закон в этике Канта является своеобразным камнем преткновения для исследователей его творчества и предполагает всего два решения по поводу условий его появления, тогда как характеристика его общего содержания не вызывает разногласий.
Первый вариант определения причины появления морального закона. Он создается законодательствующим чистым практическим разумом человека (реже — волей или верой) и является продуктом исключительно автономных действий самого разума. Поэтому область морали, якобы, по мнению Канта, включающая в себя свод общегодных априорных норм в моральном законе, существует независимо от морально законодательствующего Бога. В качестве иллюстрации данной трактовки можно привести высказывание В. А. Жучкова: «В Критике практического разума он (Кант. — А. К.) показывает, что мораль не только возможна без каких-либо религиозных санкций, но и совершенно автономна и самодостаточна» [12, с. 83].
Второй вариант. Моральный закон не является продуктом деятельности практического разума, поскольку разум его лишь познает, понятийно оформляя значения норм закона, и только в силу этого он является законодательствующим разумом по отношению к воле, принуждая ее следовать закону. Сам же закон начертан Богом в сердце каждого человека, и в силу этого он априорен, дан ему изначально до всякого опыта общения.
Второй вариант можно подкрепить высказываниями самого Канта.
Обратим внимание на следующее кантовское словосочетание: «моральность закона, познанная (курсив мой. — А. К.) через разум» [8, с. 347], где моральный закон разум не создает, а именно «познает» «моральность закона». Бесконечное число раз Кант высказывается о том, что есть «Бог как моральный творец мира» [8, с. 383]. Это относится ко второму варианту, в котором Бог является творцом морального закона. Как можно оставить без внимания мысль Канта о том, что «мораль неизбежно ведет к религии» [8, с. 265]?
Если следовать допущению, что чистый практический разум, опираясь лишь на собственные формальные свойства и возможности, создает нормы морального закона, то кантовское так называемое «моральное доказательство бытия Бога» становится невозможным. Ведь его моральное доказательство опирается на такую реальность, как свобода воли с ее способностью двигаться в направлениях двух детерминант, одной из которых является внешний по отношению к ней моральный закон. Действительно, причем здесь тогда Бог, если моральный закон создает человек, только в согласии со своей волей и своим разумом?
Указывая на общность спекулятивного и практического разумов, Кант пишет, что «практический разум имеет в своей основе ту же самую познавательную способность, что и спекулятивный, поскольку оба суть чистый разум» [11, с. 519]. У спекулятивного и практического разумов один и то же принцип архитектоники, но он направлен на различные объекты (законы природы и моральный закон).
Поясняя разницу между теоретическим и практическим разумами, Кант в «Критике практического разума» говорит как бы о зеркальном отражении принципов действия одного разума по отношению к другому [11, с. 523]. Если в теоретическом разуме движение идет от частных чувственных данных к общему и всеобщему, то в деятельности практического разума все происходит с точностью до наоборот — от принципа всеобщего к определению соответствующей ей частной максимы, которой должно следовать, а затем эта максима требует для воли преодоления себялюбивой склонности.
В. Виндельбанд умственную зрелость человечества видит в опытном научном знании [13, с. 442]. Э. Кассирер делает невольный и косвенный выпад в сторону феноменологии, поскольку, по его мнению, чрезмерный акцент человека на своей сущности (сущности чистого сознания) ведет его к ограниченному мировосприятию и трактовке всего через тождество с самим собой, т. е. к антропоморфизму [14, с. 171].
Ф. Г. Якоби высоко ценил кантовский дуализм, разделивший науку и добродетель, обеспечив тем самым возможность утверждения бытия Бога с помощью идеи свободы. «Один лишь дуализм Платона и Канта позволяет, по убеждению Якоби, — отмечает С. А. Чернов, — теоретически убедительно дать место свободе и всему тому, что имеет свободу своим принципом» [15, с. 18].
Интерпретируя представление Канта о Боге, Э. Кассирер приходит к заключению, что Бог представляет для него идеальную форму всех вещей, идею исчерпывающей совокупности всего опытного знания. В трактовке Э. Кассирера идея бытия Бога для спекулятивного разума как «постулат познания» [16, с. 192] полностью вытесняет идею бытия Бога для практического разума. У Канта «Бог, будучи как идеал совершенства принципом познания, в то же время составляет в качестве реально существующего принцип становления всякого совершенства вообще» [5, с. 290]. Тем самым кантов-ский Бог (будучи не только моральным законодателем) выступает общим принципом и своеобразным идеалом сведения всех законов мироздания к общему исходному центру, устанавливающему гармоничное всеобъемлющее целое в системе законов природы, а заодно и законов познавательного процесса.
В. А. Малахов указывает, что «субъект мог бы рассчитывать на осуществление высшего блага лишь при условии, что в самой природе заложена возможность совпадения ее, природы, собственных законов с законами нравственности, что, согласно Канту, предполагает существование творца» [17, с. 115]. Здесь вновь возможность творца мира вытекает из существующего в нас морального закона.
Свобода (произвол, автономия) воли указывает лишь на факт существования морального закона (раздваивающего устремления воли на две внешние по отношению к ней детерминанты), сосредоточившего в себе совокупность формальных (присутствующих в виде принципов) априорных моральных норм.
Литература
1. Otto R. Das Heilige. Über das Irrationale in der Idee des Gottlichen und sein Verchältnis zum Rationalen. Gotha, 1926. 258 S.
2. Наторп П. Основные начала этики // Наторп П. Избранные работы / сост. В. А. Куренной. М.: Территория будущего, 2006. С. 85-100.
3. Булатов М. А. «Практический разум», философия истории и теория целесообразности // Критические очерки по философии Канта. Киев: Наукова думка, 1975. С. 62-109.
4. Красиков В. И. Архитектоника трансцендентализма // Кантовские чтения в КРСУ (22 апреля 2004 г.); Общечеловеческое и национальное в философии: II международная научно-практическая конференция КРСУ (27-28 мая 2004 г.). Материалы выступлений / под общ. ред. И. И. Ивановой. Бишкек, 2004. С. 29-36.
5. Кант И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант И. Соч.: в 8 т. М.: Чоро, 1994. Т. 2. 429 с.
6. Асмус В. Ф. Этика Канта // Кант И. Соч.: в 6 т. М.: Мысль, 1965. Т. 4, ч. 1. С. 5-65.
7. Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Соч.: в 8 т. М.: Чоро, 1994. Т. 5. 414 с.
8. Кант И. Религия в пределах только разума // Кант И. Трактаты. СПб.: Наука, 2006. С. 259424.
9. Гумницкий Г. Н. Теория морали И. Канта и некоторые проблемы марксистской этики // Вопросы теоретического наследия Иммануила Канта. Калининград, 1977. Вып. 2. С. 53-81.
10. Слинин Я. А. Этика Иммануила Канта // Перов Ю. В., Сергеев К. А., Слинин Я. А. Очерки истории классического немецкого идеализма. СПб.: Наука, 2000. С. 154-207.
11. Кант И. Критика практического разума // Кант И. Соч. на немецком и русском языках: в 4 т. М.: Московский философский фонд, 1997. Т. 3. С. 277-733.
12. Жучков В. А. Проблема знания и веры в философии Канта // Вера и знание. Соотношение понятий в классической немецкой философии / отв. ред. Д. Н. Разеев. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. С. 87-94.
13. Виндельбанд В. Философия XIX века // От Канта до Ницше. История новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками. М.: Канон-пресс, 1998. С. 417-468.
14. Кассирер Э. Натуралистическое и гуманистическое обоснование философии культуры // Кассирер Э. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998. С. 155-182.
15. Чернов С. А. Свобода: знание или вера? // Вера и знание. Соотношение понятий в классической немецкой философии / отв. ред. Д. Н. Разеев. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. С. 8-26.
16. Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПб.: Университетская книга, 1997. 447 с.
17. Малахов В. А. Проблема нравственной свободы в этике Канта // Критические очерки по философии Канта. Киев: Наукова думка, 1975. С. 109-124.
Статья поступила в редакцию 15 сентября 2011 г.
