CC BY
82
УДК 398.2(470.344)+398.3(470.344]«18»
ИССЛЕДОВАНИЕ ДЕМОНОЛОГИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ И ПОВЕРИЙ О ЗНАХАРЯХ ЧУВАШИИ В ТРУДАХ УЧЕНЫХ XIX ВЕКА
STUDYING DEMONOLOGICAL TALES AND LEGENDS ABOUT SORCERERS OF CTUVASHIA IN THE WRITINGS OF THE SCIENTISTS OF XIX CENTURY
М. Ю. Черноярова
M. Y. Chernoyarova
ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И. Н. Ульянова», г. Чебоксары
Аннотация. Автор статьи анализирует опубликованное и неопубликованное научное наследие В. К. Магницкого, Н. И. Золотницкого, В. Сбоева, связанное с их фольклорно-этнографической деятельностью, в частности, с изучением устной религиозной прозы русского населения Чувашии о знахарях. В связи с этим исследуются работы, в которых дается представление о магической практике русских и чувашских знахарей и ее влиянии на жизнь крестьян XIX века.
Abstract. The author analyzes the published and unpublished scientific heritage of V. K. Magnitsky, N. I. Zolotnitsky, V. Sboyev. The heritage is related to the authors’ folklore and ethnographic activity, in particular to their studying oral religious prose of the Russians in Chuvashia about the sorcerers. In connection with this study the works on the magic practice of the Russian and Chuvash sorcerers and the impact on the lives of the peasants of XIX century are investigated.
Ключевые слова: Магницкий, Золотницкий, Сбоев, русский фольклор, знахари, колдуны.
Keywords: Magnitsky, Zolotnitsky, Sboev, Russian folklore, sorcerers, wizards.
Актуальность исследуемой проблемы. Известные краеведы и этнографы чувашского края В. К. Магницкий, Н. И. Золотницкий, В. Сбоев интересовались традиционной культурой крестьянского населения Чувашии. Ученые-этнографы и фольклористы в основном рассматривали приводимые ими сведения о знахарях и колдунах в восприятии чувашских крестьян [7, 8]. Демонологические рассказы и поверья, в которых отразились суеверные представления русских крестьян о знахарях и колдунах, остаются же практически не исследованными.
Также до сих пор не переизданы дореволюционные сборники, публицистические заметки В. К. Магницкого, практически не востребованы рукописные материалы его фонда, хранящиеся в Центральном государственном архиве Чувашской Республики. Все это обусловило актуальность данного исследования, в котором предполагается осуществить анализ деятельности ученых по собиранию и изучению устной религиозной прозы русского населения Поволжья о знахарях, еще не становившейся предметом отдельного исследования. Впервые предпринята попытка исследования данной проблемы в сравнительном аспекте.
Материал и методика исследований. В статье был использован сравнительноисторический метод, позволяющий сопоставить мнения исследователей XIX столетия об особенностях мифологических рассказов и поверий о людях, наделенных сверхъестественными способностями. Кроме того, сравниваются магические функции русских и чувашских колдунов, а также их влияние на жизнь крестьян Поволжья.
Результаты исследований и их обсуждение. Во второй половине XIX в., когда после реформ в деревне начались серьезные социально-экономические перемены и значительно выросло число самосудов над предполагаемыми колдунами, к изучению колдовства и знахарства в контексте обычного права обратились этнографы и юристы. В те же годы в разных регионах России наблюдались эпидемии кликушества, понимаемого в народе как колдовская порча, что привлекло внимание медиков к этому феномену. На волне этого интереса любители этнографии и фольклора уделяли серьезное внимание данному явлению и оставили много ценных наблюдений. Одним из них был педагог и этнограф Н. В. Золотницкий, известный в основном как собиратель чувашского фольклора. Его «Корневой чувашско-русский словарь» был удостоен Золотой медали Российского географического общества (1879). В меньшей степени он исследовал русский фольклор Чувашии. Традиционной культурой русского населения, проживающего на территории Чувашии, интересовался В. К. Магницкий, известный краевед и этнограф чувашского края. Он активно собирал и изучал демонологические рассказы и поверья, в которых отразились языческие воззрения русских крестьян [5].
Интерес В. К. Магницкого и Н. И. Золотницкого к демонологическим рассказам о колдунах и знахарях был вызван также их религиозно-миссионерской деятельностью. Они являлись членами братства святого Гурия. Православное братство было ориентировано на распространение христианства в крае и усиление религиозного образования. В соответствии с целями братства ученые уделяли большое внимание искоренению языческих представлений крестьян и укреплению христианской веры. Кроме того, церковь преследовала колдунов и знахарей: «Святейший Синод составлял именные списки знахарей, ворожей и колдунов... Выборным и головам то и дело спускали распоряжения об искоренении знахарей» [8, 28-29].
Труды Н. И. Золотницкого являются ценным источником сведений об особенностях религиозного сознания русских крестьян XIX века. В своей статье «Сибирские шаманы и чувашские йомзи» он сопоставляет деятельность русских и чувашских знахарей и приходит к выводу о том, что их функции были очень похожи: «В настоящее время ворожба и гадания разного рода, а также любовные приворотные и отворотные наговоры составляют, как и у русских знахарей, самую доходную статью чувашских йом-зей. Затем йомзей приглашают на свадьбы, на родины и к больным; здесь они также играют роль русских “знахарей”, предохраняя и избавляя своим влиянием и известными им наговорами новобрачных от порчи, новорожденных - от сглаза, больных - от недугов» [2, 204].
По свидетельству В. К. Магницкого, основным занятием русских знахарей было лечение крестьян и животных: «Жившая в селе Беловоложском в кухарках старая дева из деревни Собакиной Свияжского уезда, слывшая в селе за колдунью и мастерицу вылечивать девичью беременность, незадолго до смерти своей открыла мне следующий употреблявшийся ею наговор от порезов: “На море на кони, на острови на Буени, тут лежит
бел-горюч камень. Из камня не высекати огня, из раба не будучи руды. Руда запекися, уста затворися, руки опустися, ноги подсекися”. Проговорив этот наговор над порезанным местом до трех раз, она затем дула на это место» [б, 150].
В чувашских и русских поверьях о колдунах ученый-этнограф также находит много общего: «В деревне Масловой умирающий йомзя перед смертью выбирает кого-нибудь из своих семейных себе в наместники; подозвав к себе избранного, он его благословляет. Умирающий колдун, по верованиям в селе Тюрлеме, должен, безусловно, избрать себе преемника из остающихся жить, иначе ему на том свете будет плохо. Принявший от него наследство обязательно должен испортить сам если не человека, то хоть какую-нибудь скотину» [б, 159]. Мотив передачи колдовской силы, описанный в данном поверье, был характерен как для чувашского, так и для русского фольклора. Несмотря на то, что русские и чувашские крестьяне отличали знахарей и колдунов, считая, что в основном только колдуны вступают в сношение с нечистой силой и наносят вред человеку, в древние времена этого различия не наблюдалось: «Когда-то в язычестве знахарь и колдун были одним лицом. А когда круг действий шамана свелся, с одной стороны, к порче, с другой -к излечению, понемногу начали вырисовываться образ бесноватого колдуна и образ знахаря, могущего хорошо приспособиться к разным религиям, очень часто в зависимости от потребностей он исполнял то одну, то другую роль» [7, 218]. На это указывает и
A. К. Салмин: «Хотя знахари при личной беседе уверяют, что порчей они никогда не занимаются, имеются сведения обратного порядка: они могут насылать болезни, порчу, а также колдовать» [8, 28]. Это объясняет, почему в записанном В. К. Магницким тексте знахарь после смерти так же, как и колдун, испытывает страшные мучения и хочет передать свою колдовскую силу - его мучают нечистые духи.
Сравнивая русские и чувашские заговоры знахарей, В. К. Магницкий приходит к следующему выводу: «Вера в силу наговоров не менее чуваш присуща и русским простолюдинам. В селе Беловоложском Чебоксарского уезда между бывшими барскими крестьянами распространено искусство с помощью наговоров “заламывать” (уничтожать нападающих летом на раны домашнего скота червей). Этим искусством славился покойный крестьянин Кузьмин Морнов. Он осуществлял свое искусство заочно, не прикасаясь к заболевшему животному, спросив лишь обращавшегося к нему за помощью, какой шерсти животное, а между тем на другой же день после просьбы черви у животного пропадали. Морнов произносил свой заговор над растущим по оврагам мордвинником, для чего он выходил без нижнего белья рано утром, а после наговора перевязывал семянную головку мордвинника ниткой... Одновременно с Морновым тем же искусством занимались крестьянки Шошорина и Семенова» [б, 157-158]. Мотив раздевания, засвидетельствованный ученым, повсеместно встречается в мифологических рассказах российских крестьян. Они верили, что колдуны, вступая в связь с потусторонним миром, изменяли свою сущность. Исследовательница Т. В. Краюшкина пишет о мотиве наготы следующее: «Нагота или частичное обнажение в культуре многих народов были связаны с выполнением ритуальных действий, которые, считалось, приобщали человека к иному пространству. Ритуальное обнажение предшествует переодеванию. Изменение образа важно для контакта с представителями иного мира (демоническими существами)» [3, 279-281].
Ученых-этнографов позапрошлого столетия интересовала также проблема влияния колдунов и знахарей на жизнь народа. Сопоставляя русские и чувашские суеверия,
B. К. Магницкий приходит к выводу, что русские колдуны и знахари также пользовались
в народе большим авторитетом, как и чувашские «йомзи». Однако чувашские знахари продолжали участвовать не только в проводимых ими обрядах, но и в общественной жизни общины: очень часто с ними советовались при принятии каких-либо важных решений: «Большинство жизненно важных событий не обходится без совета знахарей» [8, 18]. Об этом также пишет и Н. В. Золотницкий: «Суеверных обрядов у чувашей меньше, чем у русского простонародья. Одни из них исполняются самими членами семейства для общепринятого порядка, для совершения же других приглашается йомзя или требуется совет от него. Молва об опытности того или другого йомзи в совершении обрядов и о получаемой от него пользе быстро разносится по окрестным и дальним чувашским селениям, возбуждает большой запрос на его практику и доставляет йомзе значительный доход и большой почет в обществе чувашей» [2, 204]. По словам Н. В. Золотницкого, жительница Ядринского уезда, вдова Маги Мигулы, после смерти мужа осталась без средств к существованию, но колдовские умения превратили ее в богатую женщину.
По свидетельству В. К. Магницкого, влияние «йомзей» было настолько велико, что даже русские жители прислушивались к их мнению: «Русские, поселившиеся среди чуваш в самом незначительном количестве, как видно из сопоставления их обрядов с чувашскими, явились на новое местожительство с таким миросозерцанием, которое, в сущности, ничем не отличалось от чувашского и потому не только не могло ничем повлиять на миросозерцание чуваш, но даже по некоторым вопросам они сами до сих пор подчиняются авторитету чувашских йомзей» [4, 220]. В рукописях В. К. Магницкого мы обнаружили записанный им в выселках Новорусово-Синьял мифологический рассказ, в котором повествуется о том, как жители села со смешанным русско-чувашским населением искали причину поджогов, обратившись к услугам йомзей: «По поводу этих пожаров в окрестности распространился говор, что накануне каждого пожара позади загоревшихся первыми зданий появлялась какая-то таинственная женщина, которая все что-то высматривала и которую видели многие местные жители. Появлялась-де она перед закатом солнца, а после заката неизвестно куда исчезала. Чтобы доискаться, кто такая была эта женщина, жители деревни пригласили трех самых авторитетных знахарей (йомзь) из числа известных в окружности. Йомзи, собравшись, потребовали себе чашу с водой, посмотрели в нее и объявили следующий ответ: «Под корнем вяза, росшего близ деревни, несколько лет тому назад была скрыта одной матерью незаконнорожденная девочка. Эта девочка теперь достигла брачного совершеннолетия, она-то по вечерам и ходит позади строений жителей, высматривая себе жениха. Навещать деревню она будет до тех пор, пока в ней останутся от пожаров только восемь домов. В одном из них она и найдет себе жениха» [1]. Ученый записал рассказ, свидетельствующий о том, что еще в конце XIX века люди верили в то, что «заложные» покойники могут навредить человеку, изменить его судьбу. Помочь в столь запутанном деле могли только йомзи, так как они, по мнению русских и чуваш, обладали пророческим даром, даром предвидения. Однако сам исследователь развенчивает народные суеверия. Как следователь-юрист он объясняет события реалистично: «По официальным же сведениям причиной пожаров были следующие события: в деревне было несколько новожилов, переселившихся из разных сельских обществ. Жили в деревне они тихо и мирно уже несколько лет. Но вот старожилы задумали новых поселенцев из деревни изгнать. Началось судьбище. Старожилы дело выиграли и стали настаивать на выселении новожилов. Эти-то последние и отомстили старожилам поджогами» [1]. В. К. Магницкий как
православный миссионер пытается всеми силами разоблачать народные суеверия. Сходство русских и чувашских представлений о колдунах и знахарях он объясняет общностью социальных и бытовых условий существования людей разных национальностей, проживающих совместно или по соседству.
Н. В. Золотницкий также пишет о том, что русские крестьяне часто обращались к услугам чувашских йомзей. В качестве примера автор приводит два случая, рассказы о которых бытовали среди местного населения: «Один случай был недавно в Ядринском уезде и записан со слов русского человека, проживающего между чувашами и занимающегося портняжеством» [2, 208]. В этом рассказе речь идет о том, как русский портной смог избавиться от подозрения в краже с помощью чувашской «йомзи». Рассказ свидетельствует о том, что простолюдины в XIX веке, несмотря на обращенность в православную веру, продолжали верить в силу знахарей, общающихся с миром языческих духов, причем, не только русских, но и чувашских. Во втором рассказе говорится о том, как русские крестьяне захотели вызвать дождь с помощью чувашского «йомзи»: «Другой случай был в сороковых годах в Цивильском уезде и передан нам лицом, заслуживающим полного доверия. Русские, живущие среди чувашского населения, ввиду продолжительной засухи, сильно повлиявшей на произрастание трав и хлебов, долго толковали между собой: “А дождя-то все нет как нет! Что станем делать? Xоть бы чуваши по-своему сделали чуклянье (моление), все бы моштатца (может статься) стали перепадать дожди. Они, ведь на это доки (мастера) - умеют, как и чем, что нужно молить”. Некоторые отозвались, что не худо бы “поднять иконы и отслужить в поле молебен”, но продолжительные суеверные толки о чувашских чукляньях и о всезнайстве йомзей так настроили русских мирян, что они решили послать к известному им йомзе Ибрайке депутацию за советом, что предпринять по случаю засухи?» [2, 209]. Но хитрый Ибрайка, взяв деньги, отказался им помогать, так как депутаты обругали его «поганое чуклянье» (он усомнился в действенности церковного молебна и крестного хода): «У вас есть свои попы, а вы лезете к чувашскому йомзе спрашивать, как молить о дожде: стало быть, вы сами понимаете, что чувашская вера лучше нашей; убирайтесь от нас - мы вас не зовем в свою веру» [2, 210]. Под «поганым чукляньем» русские крестьяне подразумевали обряды типа «чук» (массовые обрядовые действия и моления с коленопреклонением и приношением жертв определенным духам с целью получения благополучия в жизни). Этот случай является для автора лишним доказательством того, как низко упал в сознании русских людей авторитет церкви. Вера людей в чудесную помощь христианских икон подменяется желанием попробовать силу языческих обрядов «чук». Подобного рода случаи говорят о противостоянии в сознании людей православной веры и языческих представлений, о сопротивлении чувашей влиянию христианской религии. По этому поводу ученый горестно замечает: «А между тем Ибрайка, без сомнения, воспользовался этим случаем и, разглашая его повсюду, умел поднять в глазах чувашей значение йомзи и старой чувашской веры. Ввиду подобного факта у всякого мыслящего человека невольно возникает, а в людях, посвятивших себя миссионерскому служению, по необходимости должно возникнуть самое искреннее желание безотлагательно озаботиться поднятием умственного и нравственного уровня русского народа ради правильного просвещения чувашей и других инородцев» [2, 210]. Автор статьи искренне полагает, что с помощью миссионерской работы можно искоренить религиозные предрассудки народа. В рассказе чувствуется неприятие русскими крестьянами алчности «йомзи», его желания заработать на бедах простых лю-
дей. Как отмечает Д. Мессарош, чувашские крестьяне в своих мифологических рассказах также очень часто обличают знахарей за их обман: «И чуваши везде ругают их за вымогательство. Есть и у них пословица о бессовестности знахарей: “Кто не ленится, становится мастером. Кто не стыдится, становится знахарем”. В Вампукассах же слышал я такой случай о махинациях знахаря» [7, 218-219].
Н. И. Золотницкий в своих трудах утверждает, что предрассудки больше распространены среди русского населения. Однако не приводит этому никаких доказательств. В отличие от В. К. Магницкого он утверждал, что вера в пророческую функцию йомзей начинает постепенно угасать: «Они [чуваши] уже не верят в пророческие предсказания, которыми йомзи, по преданию, когда-то славились, ныне они уже не пускаются к предсказаниям подобного рода. Сами чуваши давно уже не имеют слепого доверия, да и самый бог Пигамбар, сообщавший йомзям пророческие сведения, по понятиям чуваш прежнего времени, превратился уже в покровителя домашнего скота и укротителя хищных зверей» [2, 204].
О падении авторитета чувашских йомзей пишет и В. Сбоев в своем труде «Заметки о чувашах»: «Они из опасения видеть неисполненными свои приказания, уже и не смеют и заикнуться о жертвоприношениях. Теперь они советуют ищущим их помощи либо сходить в село Ишаки для поклонения тамошней чудотворной иконе Святителя Николая, либо поставить Спасителю известного достоинства свечу в приходской церкви» [9, 42]. Однако, по нашему мнению, более прав Н. В. Золотницкий, который считал, что за «йомзями» сохранилась их старинная функция посредников между богами и людьми. Только на этот раз в условиях двоеверия они становятся теперь также медиаторами между миром людей и представителями христианского культа: «Если в церкви села Ишаки, или в других храмах, встречаются чувашин или чувашка, ставящие свечи, то можно с уверенностью сказать, что и здесь они действуют по совету йомзи во всем, то есть сколько именно нужно белого или желтого воску, в какую цену, какой иконе (тора) должны поставить и даже с какими словами обратиться к иконе. Эти обращения иногда имеют характер наставлений, например Асту-га, Мигула-тора и т. д. “Смотри же ты, Микола-бог! Может быть, сосед мой, Максимка, что-нибудь наговорил тебе на меня или станет ябедничать, так ты его не слушай: я ему ничего худого не сделал и зла не желаю, - сам он - негодяй, хвастун и коштан: он тебя не почитает, а только лицемерит, а я, вот, от души свечу поставил”» [2, 206]. Однако, по мнению этнографа, чуваши перенимали православие чисто механически, не забывая о своей древней языческой вере. Современные исследователи даже утверждают, что сами знахари считали себя богами на земле: «Знахари, объясняют информаторы, и есть божества. В знахарской деятельности происходит смешение и взаимозаменяемость знахарей, божеств и духов» [8, 26]. Следовательно, для чувашских «йомзей» языческое капище было заменено христианским храмом, посредством которого и происходило теперь общение с богами.
Таким образом, мы можем сделать следующие выводы. В период оживления научной мысли в Поволжье В. К. Магницкий, Н. В. Золотницкий и В. Сбоев изучают фольклор и особенности быта представителей разных национальностей в сравнительном аспекте. В их трудах впервые была поставлена проблема взаимовлияния русских и чувашских представлений о знахарях и колдунах, отразившихся в мифологических рассказах и поверьях. В основном исследовали деятельность знахарей и «йомзей», так как они, в отли-
чие от колдунов, не скрывали своих занятий. Деятельность чувашских знахарей была более многофункциональна, так как языческая вера чувашей сохранилась в ее архаической форме: «йомзи» продолжали использовать некоторые жреческие функции.
Знаменитые исследователи культуры чувашского края продолжили изучение религиозных верований местных жителей и в дальнейших своих трудах. Они осознавали необходимость изучения культуры народов в их взаимопроникновении и взаимовлиянии, а не изолированно друг от друга.
Являясь членами братства святого Гурия, В. К. Магницкий, Н. В. Золотницкий много сил и времени посвятили миссионерской деятельности по укреплению православия, поэтому они считали необходимым изучать и языческие представления русских и чувашских крестьян, так как одним из важнейших направлений просветительской деятельности членов братства святого Гурия стало их искоренение. Эта сторона деятельности способствовала активизации их научных изысканий. Ученые исследуют синкретизм религиозных представлений крестьян, многочисленные бытующие в народе поверья о демонологических существах, «заложных» покойниках, знахарях и колдунах.
Резюме. Полученные в ходе изучения данные взаимно согласуются, реально отражают состояние исследуемой нами проблемы и свидетельствуют о том, что труды ученых являются ценным источником не только для краеведов, этнографов, но и для филологов, так как авторы, собирая местный фольклорный материал, оставили немало важных наблюдений об основных темах и мотивах русских мифологических рассказов о знахарях и колдунах чувашского края.
ЛИТЕРАТУРА
1. Государственный исторический архив Чувашской Республики (ГИА ЧР). - Ф. 334. - Оп. 14. -Д. 1 (б). - Л. 180.
2. Золотницкий, Н. И. Сибирские шаманы и чувашские йомзи / Н. И. Золотницкий // Избранные труды : статьи, лингвистические исследования, словари, письма, отчеты, разные документы / сост. В. Г. Родионов. - Чебоксары : Изд-во Чуваш. ун-та, 2007. - 526 с.
3. Краюшкина, Т. В. Мотивы тела и телесных состояний человека в русских народных волшебных сказках Сибири и Дальнего Востока / Т. В. Краюшкина. - Владивосток : Дальнаука, 2009. - 388 с.
4. Магницкий, В. К. Материалы к объяснению старой чувашской веры / В. К. Магницкий. - Казань : Тип. Имп. ун-та, 1881. - 268 с.
5. Магницкий, В. К. Нравы и обычаи в Чебоксарском уезде / В. К. Магницкий. - Казань : Тип. губернского правления, 1888. - 118 с.
6. Магницкий, В. К. Песни крестьян села Беловоложского Чебоксарского уезда Казанской губернии / В. К. Магницкий. - Казань : Университетская тип., 1877. - 167 с.
7. Мессарош, Д. Памятники старой чувашской веры / Д. Мессарош. - Чебоксары : ЧГИГН, 2000. - 360 с.
8. Салмин, А. К Колдуны и знахари / А. К. Салмин. - Чебоксары : Институт туризма и сервиса, 2002. - 36 с.
9. Сбоев, В. Заметки о чувашах / В. Сбоев. - Чебоксары : Чуваш. кн. изд-во, 2004. - 142 с.
