CC BY
239
Статистические вычисления показали, что радикалистские настроения в мечетной мусульманской среде коррелируют с поддержкой независимости Чечни, с неприязнью к российским властям и с повышенной озабоченностью социальными проблемами российского общества — то есть с политизированностью религиозного сознания и социальным отчаянием. Тщательность выполнения мусульманином религиозных предписаний, таких как молитва, пост и т.д. (при контроле политического фактора с помощью соответствующих статистических методик), отрицательно связана с симпатией к радикальным идеям среди опрошенных. Из этого следует, что, будучи фактором духовного роста, религиозность способствует снижению радикализма в мусульманской московской среде.
Таким образом, для достижения дальнейшей интеграции мусульманской общины в московский социум целесообразно поддерживать тот тип мусульманской религиозности, который ориентирован на внутренний мир человека, культивирование духовного роста, а не на достижение политических целей.
«Татарский мир», М., 2003 г., № 16.
Михаил Рощин
(при участии Джульетты Месхидзе) ИСЛАМ В ЧЕЧНЕ
Проникновение ислама в Чечню происходило постепенно. Полагают, что раньше других ислам приняло население исторической Ичкерии, т.е. юго-восточной части Чечни (в верховьях рек Аксай и Хулхулау, приток реки Сунжа). Согласно данным археологических и письменных источников, в распространении ислама в Чечне можно выделить несколько этапов:
1. У111-1Х вв. - период арабо-хазарских войн;
2. Х1-Х11 вв. — проникновение ислама через исламизированные верхи половцев;
3. ХШ-Х1У вв. - проникновение ислама через Золотую Орду;
4. Конец Х1У в. - нашествие войск Тимура;
5. Конец ХУ - первая половина ХУ1 в. — проникновение ислама из Дагестана, Ирана, Крымского ханства и Османской империи.
Однако массовая исламизация населения и укоренение ислама в Чечне происходят в конце ХУ111 - первой половине Х1Х в., когда
там начинается активная народно-освободительная борьба против экспансии Российской империи. Первый этап этой борьбы связан с именем шейха Мансура (Ушурмы), предположительные даты жизни которого - 1760-1794. Он был родом из чеченского тейпа (патронимии) Элистанжхой и родился в селении Алды, имел жену и троих детей. Предполагают, что шейх Мансур получил образование в Дагестане. Его учителем был один из авторитетнейших муршидов (суфийских наставников), вероятно, Накшбандийского братства-тариката. Однако имя его учителя до сих пор неизвестно. По словам самого шейха Мансура, он получил право на проповедь и стал шейхом в 1783 г. Его отличали величественный облик, ораторский дар, строгий аскетизм, соблюдение суфийской практики «уединения» (халва) и дар чудотворства. В своих проповедях он обличал «упорствующих в невежестве», выступал ротив пороков и кровной мести и призывал к единению всех мусульман. Под влиянием его проповеди даже пожилые люди совершали обрезание.
Царские власти неоднократно пытались схватить шейха Мансура. В июле 1785 г. его дом и все селение Алды были сожжены отрядом под командованием полковника Пиери. Однако на обратном пути отряд Пиери был разбит совместными силами алдинцев и их соседей. Это событие было воспринято чеченцами как знак особого благоволения Аллаха к шейху Мансуру. С этого момента он выступает как мощная политическая фигура, причем не только в Чечне, но и шире - на Северном Кавказе. В июле 1787 г., потерпев ряд военных поражений, шейх Мансур сначала перебрался за реку Кубань, а позднее в сопровождении четырех спутников — в Анапу, в то время турецкую крепость. Там он оставался до ее взятия русскими войсками 22 июня 1791 г., продолжая призывать кавказцев к общему выступлению против России. Духовный авторитет шейха был настолько велик, что, по словам очевидцев, его присутствие во время осады крепости могло заменить собой не одну тысячу воинов. Шейх Мансур был взят в плен 6 июля 1791 г. и привезен в Санкт-Петербург. По одной версии, его отправили в Соловецкий монастырь, по другой - поместили в Шлис-сельбургскую крепость «на безысходное пребывание», где в феврале 1794 г. он заболел, а в апреле умер.
В самой Чечне преемниками шейха Мансура в 1820-е годы стали шейхи Абдул-Кадыр, Авко и Мухаммад Майртупский, а также имам Яух. Однако новый значительный подъем ислама в Чечне и народно-освободительной борьбы под его флагом связан с формирова-
нием в 1840-е годы военно-теократического государства - Имамат Чечни и Дагестана с центром сначала в Дарго, а с 1845 г. — в Ведено во главе с имамом Шамилем. В своей государственной и религиозной деятельности имам Шамиль, аварец по национальности, руководствовался идейными и организационными принципами суфийского братства Накшбандия. При нем территория Чечни была разделена без учета традиционно сложившихся вольных обществ на военно-административные районы, которыми управляли назначенные им наместники-наибы. Они были наделены правами религиозной, административной, военной и судебной власти. В их обязанности входила также «забота о заключении наивозможно большего числа браков» между жителями вверенных им районов. Эти меры носили принудительный характер. Шариат (мусульманский закон), бывший вначале консолидирующей силой, позднее способствовал ослаблению имамата. Противоречия между шариатом и адатом (народными обычаями), а также приверженность старинным доисламским традициям и родовая сплоченность чеченского населения расшатывали жесткую военно-теократическую структуру горского государства. После падения имамата и пленения Шамиля (25 августа 1859 г.) территория Чечни была включена в состав Терской области Российской империи.
В это время в Чечне все большую известность приобретает новый учитель, быстро ставший знаменитым, - шейх Кунта-хаджи Ки-шиев (сын Киши). Он родился в горном селении Исти-Су (Мелча-Хи по-чеченски) примерно в 1830 г. Кунта-хаджи позже вместе с родителями переселился в аул Илсхан-Юрт, расположенный в самом сердце Нохч-Мохка (Ичкерии). В юности он выделялся своей строгой нравственностью, трудолюбием и проницательностью. Он рано получил духовное образование и сначала был последователем Гези-хаджи, на-кшбандийского шейха из селения Зандак. В конце 1850-х годов Кун-та-хаджи совершил хадж. Видимо, в то время он стал последователем суфийского братства Кадирия, учение которого стал проповедовать по возвращении на родину, опираясь при этом на местные чеченские традиции и адат. Осуждение Кунта-хаджи всякой войны как неугодной Аллаху, призывы к смирению перед его волей, к поиску спасения в вечности праведного мира противоречили воинственной идеологии имама Шамиля, поэтому учение Кунта-хаджи в имамате было запрещено, а сам учитель подвергался гонениям. После падения имамата число последователей Кунта-хаджи стало быстро возрастать и в начале 1860-х годов достигло свыше 5000 человек. Его мирная проповедь
была весьма привлекательной для людей, только что переживших многолетнюю кровопролитную Кавказскую войну. Кунта-хаджи учил: «Война — дикость. Удаляйтесь от всего, что напоминает войну, если враг не пришел отнять у вас веру и честь. Ваша сила — ум, терпение, справедливость. Враг не устоит перед этой силой и рано или поздно признает свое поражение. Никто не в силах осилить вас и вашу правду, если вы не свернете с пути своей веры — тариката».
Обряд посвящения в мюриды (ученики) Кунта-хаджи был простым. Кунта-хаджи или его поверенный (вакил) брали вступающего в братство-тарикат за руку и спрашивали, обязуется ли он, признавая в душе святость избранного наставника (устаза), помимо пяти нормативных намазов (молитв) произносить стократно сверхдолжную краткую молитву «Ла илаха илла-Лла» («Нет никакого божества, кроме Аллаха» ) и участвовать в ритуале громкого кругового зикра, за который последователей Кунта-хаджи прозвали зикристами. Вступавший давал обязательство и свидетельствовал перед Аллахом и шейхом (устазом) или его вакилом, затем стократно повторял «Ла илаха илла-Лла» , и таким образом посвящение свершалось.
Представители официального мусульманского духовенства (например, Абдулкадыр Хордаев и Мустафа Абдуллаев) по просьбе царской администрации созывали сельские сходы и устраивали богословские диспуты с Кунта-хаджи и его вакилами. Наставник был руководителем своего вирда (направления) в Кадирийском братстве, но имамом себя не называл и от этого звания отказывался. В январе 1863 г. по распоряжению Терского генерал-губернатора Кунта-хаджи и его брат Мовсар были схвачены в Шалинском районе Аргунского округа и со специальным конвоем отправлены через Владикавказ в Новочеркасск. В своем прощальном обращении к верующим Кунта-хаджи говорил:
«Братья! Мы из-за систематических восстаний катастрофически уменьшаемся. Царская власть уже твердо укрепилась в нашем крае. Я не верю в сообщения и "разговоры"» (хабары), что из Турции придут войска для нашего освобождения, что турецкий султан (хун-кар) желает нашего освобождения из-под ига русских. Это неправда, ибо султан сам является эксплуататором своего народа, как и другие арабские правители. Верьте мне, я все это видел своими глазами. (Действительно, во время совершения хаджа Кунта-хаджи побывал в разных мусульманских странах. - М.Р.) Дальнейшее тотальное сопротивление властям Аллаху не угодно! И если скажут, чтобы вы шли в
церкви — идите, ибо они только строения, - а мы в душе мусульмане. Если вас заставляют носить кресты — носите их, так как это только железки, оставаясь в душе мусульманами. Но! Если ваших женщин будут использовать и насиловать, вас заставлять забыть язык, культуру и обычаи, - подымайтесь и бейтесь до последнего оставшегося! Свобода и честь народа это — его язык, обычаи и культура, дружба и взаимопомощь, прощение друг другу обид и оскорблений, помощь вдовам и сиротам, разделение друг с другом последнего куска хлеба».
Арест наставника послужил причиной так называемого «кинжального боя» (в русских документах это событие именуют «Шалин-ским делом»), когда с требованием освободить учителя в Шали прибыли около 3000 его мюридов. Противостояние между ними, вооруженными лишь кинжалами, и русскими войсками генерала Туманова закончилось гибелью 164 чеченцев, среди которых было шесть или восемь женщин. Место гибели мюридов стало одной из наиболее почитаемых святынь Чечни. О судьбе самого Кунта-хаджи долгое время ничего не было известно. Однако в 1928 г. в архиве Владикавказа были обнаружены документы, подтверждавшие, что учитель скончался в 1867 г. в ссылке в г. Устюжна Новгородской области.
Кунта-хаджи проповедовал не только устно, но и рассылал рукописные воззвания, называемые среди его последователей «святыми письменами». Суть учения Кунта-хаджи состоит кратко в следующем:
1. Мюрид со своим шейхом должен иметь неразрывную связь и абсолютно верить ему.
2. Сердце мюрида должно быть свободно от зависти, он не должен произносить хулу, поскольку это — страшный грех.
3. Мюрид обязан уважительно относиться ко всем людям, быть бескорыстным, всякого мусульманина считать своим братом и защищать его.
Кунта-хаджи в своих проповедях подчеркивал:
«Злого победи добротой и любовью.
Жадного победи щедростью.
Вероломного победи искренностью.
Неверного победи верой.
Будь милосердным, скромным, готовым жертвовать собой».
Если мюриды соблюдают все установления своего братства-тариката и нормы шариата, то за остальное отвечает наставникустаз — покровитель и спаситель своих мюридов в обоих мирах.
Согласно традиции, тайна учения и молитв тариката была открыта Кунта-хаджи самим Аллахом. Рассказывают, что устаз обладал даром творить чудеса (карамат), исцелял больных, мог переноситься из одного места в другое и ежедневно во время полуденного намаза невидимо присутствовать в мечети Мекки. Мюриды Кунта-хаджи верят, что он — один из 360 святых (аулия), благодаря которым держится мир, и что он вернется на землю, когда наступит определенный час. Кунта-хаджи посвящены многочисленные религиозные гимны -назмы. Могила его матери Хеды в селении Гуни (Веденский район Чечни) является почитаемым местом поклонения верующих. Там же находится родник с целебной водой, возникший, согласно традиции, в том месте, где остался след посоха Кунта-хаджи.
В 1861-1864 гг. вирд (направление) Кунта-хаджи Кадирийского тариката становится крупнейшим в Чечне (согласно оценкам, сегодня к нему примыкает примерно 60% чеченцев). Вирд был четко структурирован: в крупные села были назначены вакилы (поверенные) Кунта-хаджи, им подчинялись тамады (старшие), а последним — туркхи (глашатаи), руководившие отдельными группами рядовых мюридов.
В последней трети XIX в. из вирда Кунта-хаджи выделилось несколько самостоятельных вирдов — шейха Бамматгирея-хаджи из селения Автуры, шейха Чиммирзы из селения Майр-Туп Шалинского района и ингушского шейха Батал-хаджи из селения Сурхохи.
Основной обряд всех этих вирдов — громкий зикр (коллективное радение), начинающийся медленными телодвижениями и перемещением, переходящим в быстрый бег по кругу против часовой стрелки. Согласно традиции, громкий зикр символизирует кружение ангелов вокруг трона Аллаха. Для отправления зикра необходимо знать и соблюдать предписанные шейхом правила: особые ритмические движения, регламентированную позу, умение осуществлять контроль за дыханием. Каждый шейх разрабатывал свои, отличающиеся от других правила выполнения зикра. В промежутках между отдельными фазами зикра исполняются религиозные гимны (назмы), после которых читается дуа (молитва-просьба) на арабском и чеченском языках.
Последнее по времени ответвление последователей Кунта-хаджи — вирд Вис-хаджи Загиева (умер в 1973 г.), которого также называют «Атбасарским шейхом». Его духовным наставником был шейх Чиммирза. В 1950-е годы в период депортации чеченцев в Казахстан
Вис-хаджи сообщил мюридам Чиммирзы, что он установил в духовном мире непосредственный контакт с учителем Кунта-хаджи, и тот раскрыл ему истинный смысл своего учения и возложил на него миссию проповедовать «чистый путь». Помимо барабана, использовавшегося в ходе зикра шейхом Чиммирзой, Вис-хаджи добавил к этому также чеченскую скрипку (чондарг). Он считал, что игра на чондарге — особая благодать Аллаха, ниспосланная для очищения мыслей и смягчения чувств. Вис-хаджи проповедовал, что его последователям при условии соблюдения всех необходимых предписаний уготован Хазрат Мохк — прекрасный вечнозеленый оазис, где воздух напоен ароматом лимона. Там они соберутся в Судный день. Хазрат Мохк — это не рай (аль-джанна), а совершенно особый мир.
Большое значение Вис-хаджи придавал труду. Он учил, что Аллах обязывает трудиться ради семьи. Любая работа должна совершаться с сознанием, что это — ради Аллаха, исключая труд на табачных и винных предприятиях. Устаз запрещал женщинам выходить за мюридов другого вирда. Он сам заключал браки по достижении мюридами совершеннолетия (девушками —18, юношами — 20 лет). Вис-хаджи ввел в практику совместное совершение зикра мужчинами и женщинами. Во время коллективных и индивидуальных богослужений мюриды надевают белую папаху, поэтому вирд часто называют «вирдом белошапочников». Мужчины носят черные или темно-синие бешметы, а женщины — чухту (головную повязку, скрывающую волосы) и длинные шаровары.
Проповедь Накшбандийского тариката (братства) в Чечне восходит к шейху Мансуру, правда по не вполне подтвержденным данным устной традиции. Затем в 1840-50-е годы Накшбандия распространялась чеченскими учителями-устазами, сподвижниками имама Шамиля: Ташовом-хаджи, Умал-Ахадом и другими.
Позднее, в 1880-90-е годы в Чечне активно действовали на-кшбандийские шейхи из так называемой «аксайской династии»: Аб-дулазиз (Докку)-хаджи, Дени-шейх, Солса-хаджи, Абдулвагап-хаджи и некоторые другие. Зачинателем этой ветви шейхов был мулла Ба-шир (Абу) из селения Аксай, ныне находящегося в Хасавюртовском районе Дагестана.
Для последователей Накшбандийского тариката характерен тихий зикр, который верующий совершает «в сердце своем», т. е. про себя, либо шепотом.
Принадлежность к тому или иному вирду Кадирийского или Накшбандийского братств стало составной частью образа жизни чеченцев и, в значительной степени, определяется семейно-родственными связями. Врастание местного суфизма в чеченский образ жизни в основном завершилось к началу XX в.
Русская революция 1917 г. внесла существенные коррективы в развитие чеченского ислама. Отмечу некоторые принципиальные моменты этого сложного и противоречивого процесса.
20 января 1921 г. во Владикавказе открылся Горский учредительный съезд, собравший представителей всех народов Северного Кавказа, включая чеченцев. Съезд согласился признать советскую власть при условии признания последней шариата и адата (обычая) на Северном Кавказе и возвращения горцам ранее отобранных у них царизмом земель. Сталин, в то время народный комиссар по делам национальностей и официальный представитель Москвы на съезде, оба условия принял. В результате достигнутого соглашения возникла Горская советская республика, в состав которой была включена Чечня. Как писал известный чеченский историк Абдурахман Авторханов: «Таким образом была создана совершенно неестественная советская республика горцев с советской эмблемой на знамени и шариатской конституцией в жизни. Во всех правительственных учреждениях, школах и других публичных местах по приказу самих же большевиков вместо Ленина и членов Политбюро Российской компартии красовались портреты Шамиля и его наибов (наместников).Ряд казачьих станиц по прямому приказу Сталина и Орджоникидзе были переселены внутрь России, а чеченцам и ингушам были возвращены их исконные земли, не считая уже тех, которые были захвачены самим народом в явочном порядке».
К концу 20-х годов отношения советской власти с чеченцами оказались испорченными. Это было связано как с началом коллективизации сельского хозяйства, так и с усилением антирелигиозной политики правительства. Осенью 1929 г. в Чечне вспыхивают сразу два восстания: в селении Гойты во главе с Ахмат-муллой и Куриевым и в Шали во главе с Шитой Истамуловым. Восставшие учредили временную народную власть и потребовали от Советского правительства:
1. Прекратить незаконную конфискацию крестьянских хозяйств под видом коллективизации.
2. Прекратить произвольные аресты крестьян под видом ликвидации «кулачества».
3. Отозвать из всех районов Чечни начальников ГПУ (так тогда назывался КГБ), назначив на их место выборных гражданских лиц из самих чеченцев для расследования уголовных дел.
4. Лликвидировать назначенные сверху «народные суды» и восстановить институт шариатских судов, предусмотренный учредительным съездом Горской советской республики.
5. Прекратить вмешательство краевых и центральных властей во внутренние дела Чеченской автономной области.
Правительственная комиссия, прибывшая из Москвы, признала ошибки, но обвинила в них местных «товарищей». Она призвала повстанцев сложить оружие и разойтись по домам. Однако сотрудники ГПУ числом до 150 человек попытались задержать самого заметного лидера повстанцев Шиту Истамулова в его доме. После освобождения своими соратниками Шита призвал всех чеченцев к «священной войне» за восстановление «имамата Шамиля» и изгнание «неверных» с Кавказа.
К середине декабря 1929 г. в центры восстания Гойты и Шали были направлены четыре дивизии пехоты и 28-я стрелковая дивизия из Владикавказа. Кроме того, к операциям были привлечены три эскадрона войск ГПУ из Грозного, Владикавказа и Махачкалы. К середине января оба центра чеченского сопротивления были взяты. В Гойты штаб повстанцев во главе с их лидерами был уничтожен, а Красная Армия потеряла почти весь 82-й пехотный полк. В боях за Шали красный командарм Белов потерял силы, численно превосходившие одну дивизию, при этом Шита Истамулов с частью своих сторонников вырвался из села и ушел в горную Чечню. Позднее он и его сторонники были амнистированы центральным советским правительством. Шита даже был назначен председателем Шалинского потребительского кооперативного союза. Однако когда осенью 1931 г. Истамулов был вызван к районному начальнику ГПУ Бакланову для вручения ему официального акта амнистии из Москвы, тот выпустил в Шиту всю обойму из своего пистолета. Тяжело раненный Истаму-лов насмерть заколол вероломного начальника, но сам был добит наружной охраной ГПУ. Брат Шиты Хасан ушел в горы и со своими сторонниками до 1935 г. беспощадно мстил чекистам за убийство брата.
Примерно в то же время москвич Егоров, бывший тогда первым секретарем Чеченского областного комитета компартии, принял решение организовать свиноводческую ферму в горном селении
Дарго, где достаточно долго в прошлом находилась столица имамата Шамиля. Его чеченские коллеги всячески убеждали Егорова не делать этого, поскольку чеченцы — мусульмане, они не едят свинину и вообще считают свиней нечистыми животными. Егоров, в свою очередь, обвинил своих оппонентов в приверженности религиозным предрассудкам: «Если чеченцы не едят свинины, тем лучше для самих свиней, - не будут красть». Свиноводческая ферма просуществовала ровно один день: днем свиней привезли, ночью жители села их закололи, при этом не было украдено ни одной свиньи. Больше свиней в горы не завозили, но из Дарго вывезли около 30 «бандитов» для отправки в Сибирь.
В 30-е годы в Чечне производятся массовые аресты среди традиционных мусульманских лидеров (имамов мечетей, руководителей вирдов суфийских братств), закрываются многие мечети. Все это было связано с общим духом антирелигиозной истерии, царившей тогда в Советском Союзе. Вместе с тем большинство чеченцев продолжало хранить верность своим исламским традициям. Интересно, что с этим связан отказ от проведения мобилизации чеченцев на службу в армию в годы Второй мировой войны. В феврале 1942 г. Главное командование Красной Армии издало специальный приказ, мотивировавший освобождение чеченцев, а также ингушей от военной службы по религиозным убеждениям, поскольку они отказывались есть свинину. Вероятно, постепенно раздражение центральной советской власти против чеченцев нарастало. Как сообщает один из очевидцев того времени, «в конце 1943 г. в городе Грозном распространился слух, что чеченцы и ингуши будут выселены, но об этом только шептали друг другу». Депортация и тех, и других началась 23 февраля 1944 г. в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета Российской Советской Социалистической Республики «О ликвидации Чечено-Ингушской Автономной Республики и выселении ее населения». Указ голословно обвинял чеченцев и ингушей в коллаборационизме с немцами, хотя территория Чечено-Ингушетии не была оккупирована немецкими войсками, если не считать кратковременного занятия пограничного пункта Малгобек, в то время населенного русскими. Несмотря на разрешение чеченцам и ингушам вернуться в родные места, принятое Хрущёвым, российское правительство и парламент так до сих пор публично и не извинились перед этими репрессированными народами. Тем не менее депортация, как представляется, весьма благоприятно сказалась на сохранении религиозных тра-
диций чеченского народа. Можно даже говорить о том, что у многих соседей чеченцев из числа тех, кто не пережил трагедии депортации, за исключением, пожалуй, дагестанцев, их религиозные традиции оказались в значительной степени утраченными. Чеченские горцы, оторвавшись от родной кавказской среды и оказавшись в толще Советского Союза в Казахстане, активно взаимодействовали с местным населением, казахами и русскими, а также другими собратьями по несчастью. Все это сильно способствовало сохранению и обогащению религиозного и духовного опыта чеченцев. Многие чеченские мусульманские учителя не пережили эпохи изгнания, но они передали свои знания и традиции младшим поколениям. Интересно, что степень духовной свободы у горцев-изгнанников была выше, чем у других северокавказских горцев, не подвергшихся выселению, но зато оказавшихся под неусыпным тоталитарным контролем. Общение с православным и другим христианским населением содействовало возникновению среди чеченцев значительного внимания к Иисусу Христу, воспринимаемому, согласно мусульманской традиции, в качестве одного из пророков, и вере в его второе пришествие. Во время первой чеченской войны в сентябре 1995 г. одна из моих знакомых чеченок средних лет рассказывала мне о том, что видела сон, как разверзается небесный свод и оттуда по лестнице спускается живой Иисус. Идея о втором пришествии Иисуса Христа распространена у чеченцев, хотя и не столь широко, как среди христиан, но явно шире, чем среди других мусульман.
После возвращения чеченцев из ссылки (депортации) и восстановления Чечено-Ингушетии в 1957 г. религиозная жизнь в республике пребывала под спудом и подпала под «компетенцию» созданного еще в 1944 г. при Сталине Духовного управления мусульман Северного Кавказа. Полное отсутствие до 1978 г. мечетей придавало ей фактически нелегальный характер. Представители советской власти провоцировали конфликты между различными течениями суфийского ислама.
Постепенная легализация и оживление ислама начинаются в 80-е годы. Когда в 1989 г. в Чечено-Ингушетии, впервые после Второй мировой войны, лидером компартии становится чеченец Доку Завгаев, мусульмане в республике обретают реальную свободу. Начинается подлинное возрождение ислама: строятся мечети, восстанавливаются «святые места», куда местные верующие привыкли совершать паломничества, в Грозном и Назрани (Ингушетия) открываются
Исламские институты. Позднее, в 90-е годы широкие масштабы принял ежегодный выезд паломников в Мекку на хадж, а также выезд чеченских студентов на учебу в мусульманские, преимущественно арабские, страны.
Чеченская революция сентября 1991 г. приводит к созданию де-факто самостоятельной Чеченской Республики (Ичкерии). В республике возникает отдельное Духовное управление мусульман.
Необходимо отметить, что, в целом, чеченский народ отличается высоким уровнем религиозности. Исполнение мусульманских обрядов и чеченских традиций, связанных с исламом, - неотъемлемая часть местного образа жизни. Суфизм стал характерной чертой чеченского ислама. В силу ряда исторических причин, и в частности длительного пребывания чеченцев в изгнании, а также преследования суфийских учителей (устазов) в советское время, в Чечне сегодня больше нет живых учителей, и различными суфийскими вирдами (направлениями) руководят духовные лидеры, не имеющие прямой преемственной связи с устазами. Тем не менее основные характерные приметы местного суфизма отчетливо различимы и в наши дни.
Мужчины и женщины в Чечне обычно совершают зикр отдельно. В каждой местности группы мюридов, последователей того или иного суфийского направления, возглавляются мужчиной или женщиной -туркхом, т. е. определенным лицом, ответственным за совершение зикра, единственное исключение составляет вирд (направление) Вис-хаджи, который ввел в практику совместное исполнение зикра мужчинами и женщинами. Обостренный интерес к Чечне, вызванный войной за независимость и заметным выездом чеченцев на учебу в зарубежные мусульманские школы, привел к тому, что на мусульманском Востоке зикр вирда Кунта-хаджи стали в последнее время называть «чеченским». Одновременно он был признан мусульманскими авторитетами как самостоятельный зикр, соответствую -щий канонам ислама. Тому, кому доводилось наблюдать группы зик-ристов в чеченских селах, надолго запомнится незабываемое впечатление от исполнения зикра. Сельские мужские и женские группы мюридов во главе со своими туркхами представляют собой, как правило, прекрасные народные коллективы, сплоченные могучей религиозной идеей. Однажды с одним таким женским коллективом из поселка Комсомольский в Наурском районе я вместе с моим коллегой и другом Алексеем Кудрявцевым ехал на автобусе из Северной Чечни в оккупированный федеральными силами Грозный, чтобы принять
участие в демонстрации по случаю 4-й годовщины чеченской независимости (6 сентября 1995 г.). В течение всего нашего пути чеченки во главе с женщиной-туркхом распевали религиозные песнопения. Поражали не только глубокие чистые голоса, но и та духовная энергия, которую они разливали вокруг и от которой буквально сотрясался и дрожал потрепанный сельский автобус.
В годы первой чеченской войны (1994-1996) Чечня превратилась в зону «горячего» ислама, притягивающего к себе не только чеченцев, но и людей других национальностей, оказавшихся под его обаянием. К сожалению, это открыло путь к проникновению радикального ислама в Чечню. О том, как это произошло, я и собираюсь теперь рассказать.
Первый очаг северокавказского радикального ислама сложился в Дагестане, откуда он начал постепенно распространяться по всему Северному Кавказу. К середине 90-х годов. Дагестан стал идеологическим центром радикального ислама, а в испытательный полигон довольно быстро превратилась Чечня.
Глобальный, как мне представляется, процесс радикализации ислама затронул Чечню в значительной степени, так как по мере углубления этнополитического конфликта растет ожесточение населения Чечни, особенно молодежи, лишенной каких-либо реальных перспектив в жизни. Кроме того, не искушенной в исламе молодежи, выросшей в условиях войны, идущей с небольшим перерывом уже восемь лет, упрощенные ответы радикалов представляются ясными и убедительными. Наглядным свидетельством этого стали трагические события, связанные с захватом заложников в московском театре «Норд-Ост». Из 40 человек отряда чеченских коммандос 18 были молодые женщины, вдовы бойцов, погибших на последней войне. Очевидно, что отряд действовал не на собственный страх и риск, а по прямому указанию лидера чеченских радикалов Шамиля Басаева.
На наш взгляд, именно народный чеченский суфизм вполне мог бы стать надежным заслоном против разрастания радикального ислама, как это уже произошло в Дагестане.
