CC BY
22
1061 ОБЩЕСТВО
и КУЛЬТУРА Л ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / №07 (63) 2007
Служить искусству или поставить его себе на службу — вот в чем вопрос. Задавшись им, актриса «Ленкома» Мария Миронова понимает, что на его решение может уйти жизнь. Но сложность задачи ее не столько пугает, сколько придает сил. Недавнее присуждение звания заслуженной артистки России и «Золотой Маски» за лучшую женскую роль подтверждает правильность избранного пути.
СашаКАННОНЕ
В ленкомовской «Федре» соединились времена
— Вы не раз говорили, что как актрисе вам ближе философский театр. Спектакль «Федра. Золотой колос» относится к их числу?
— Безусловно. Вообще, эта постановка для меня этапная. Она стала своего рода оформлением тех поисков, которые я вела в последние годы.
—В ее основе пьеса Расина, но действие происходит то ли в 1930-е, то ли в 1950-е годы. Почему так важно было перенести сюжет в наше время?
— При первом прочтении пьесы мне показалось, что там слишком много поэтики и таких вещей, которые недостаточно актуальны. Играть историю о какой-то греческой царице, которая мучается своими переживаниями в поэтической форме, не хотелось. Хотелось наполнить произведение современными чувствами, превратить любовную драму в трагедию нереализованных надежд. В нашем спектакле соединились все времена.
— Расин вам не мешал?
— Нет. Это грандиозный текст. Вообще без классики нет ничего в нашей жизни. По
О
J
шасси
определению, потому что не мы первые родились на этот свет.
— Но ведь пьеса как таковая вас не удовлетворяла. Может, у нас в России просто нет навыка исполнения и восприятия «высокой трагедии»? Скажем,
во Франции никому в голову не придет осовременивать Расина или Корнеля. Потому что там язык является национальным достоянием, а культура речи — синонимом культуры вообще.
— «Федра» — это миф, а не житейская ис-
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / №07 (63) 2007
общество/культура |107
тория, которая существует в привязке к определенному времени. К примеру, играя Елизавету II, соблюдать соответствующие исторические реалии необходимо, потому что это определенный персонаж, который принадлежит определенной эпохе. Контекст «Фед-ры» — миф, и нам важно было посмотреть, как он трансформируется во времени.
— Федра была вашей первой трагической ролью?
— Второй. До нее я играла Эвридику в
—А почему именно Расин, а не Еври-пид, Сенека, Анненский или Цветаева?
— Первоначально так и планировалось: составить текст как компиляцию разных авторов. Но я настояла на том, чтобы был именно Расин. Он более адаптирован к произнесению, более поэтичен, красив на слух.
— Что значит «настояла»? Ваше слово настолько весомо для режиссера?
— Я считаю, что актер не может быть просто марионеткой. Хорошие режиссеры все-
чу. Я их просто очень люблю.
— Ваше доверие основано на человеческой близости, на симпатии?
— Безусловно. Но и эстетически, профессионально они мне так же близки. Мне кажется, я их и чувствую, и понимаю. Кроме того, эстетически мне безумно близки Александр Сокуров и Павел Каплевич.
— Все они — это режиссеры-философы?
— Философ — Александр Сокуров.
«Плач палача» — модернизированный миф об «Орфее и Эвридике» (Александр Лазарев и Мария Миронова», театр «Ленком»)
«Плаче палача» в «Ленкоме».
— Но с Федрой ничто не сравнится. Это такая тяжелая роль — по тому, сколько к ней подступалось великих драматургов и великих актрис. Кто ее только не играл!
— Ее на самом деле не так много играли. Легендарная Алиса Коонен, Нифонтова и Демидова.
— ...Рашель, Бернар, Ермолова, Семенова, Комиссаржевская. История этой роли — это история европейского сценического искусства.
— Конечно, я об этом думала. Но понимала, что это театральный материал, который ставился и ставится. Не я, так кто-то другой в нем всегда будет играть.
— Ну неужели вы нисколечко не трепетали?
—Трепет—это вообще основополагающий элемент. От того, возникнет он или нет, зависит, приму я это предложение или не приму. То есть сознание величия роли для меня сила не останавливающая, а толкающая вперед.
гда существуют в диалоге с труппой.
— Разве актер не должен беспрекословно подчиняться режиссеру? Ведь он лишь часть целого, инструмент, при помощи которого воплощается идея спектакля? Этим (согласно одному шекспировскому герою) Актер отличается от Человека: он подписывается на то, что на нем будут играть, как на флейте.
— Я с этим не согласна. Когда ты приходишь на съемочную площадку и начинаешь снимать сцену — кто выстроит твою роль? Сцену — да, но ее внутреннее наполнение, самый образ актер должен создать себе сам.
— Тем не менее существуют режиссеры, которым вы доверяете абсолютно. Это Марк Захаров и Павел Лунгин. На чем основана ваша вера?
— Это люди, с которых началась моя жизнь. Вторых таких я уже никогда не встре-
Так Тартюф соблазнял Эльмиру в театре «Ленком»
— Философский театр—это прежде всего драматургия, актер, режиссер?
— Прежде всего это отношение к тому, что ты делаешь. А компоненты могут быть разными. Философский театр — это когда ни на секунду не возникает оглядки на конъюнктуру, время, коммерцию.
— Не может быть так, что любое талантливое и профессиональное искусство — философское?
— Мне кажется, нет. Это очень серьезное внутреннее отношение, которое выстраивается непросто и на которое кладется жизнь. Так происходит в случае Сокурова и Някрошюса.
— Но ведь любой художник должен получать отдачу от того, что он делает, и в конце концов — просто есть. Потому, производя что-то, он не может не
108| общество/культура
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / №07 (63) 2007
ориентироваться на успех, кассу, зрителя, а заниматься чистой философией. Чистая философия—это Сократ, который познавал мир, никак не фиксируя результатов своего познания.
— На мой взгляд, когда спектакль начинается с того, сколько мне заплатят, в какое платье я буду одета и понравлюсь ли зрителю, это уже не искусство, а коммерческая антреприза. Здесь стоят другие вопросы. Как правильно выбрать материал, как его побыстрее поставить, как распилить деньги на гонорары и сократить бюджет спектакля, сделав, скажем, не пять стульев, а четыре. Решая такие задачи, можно сделать очень милое шоу и хорошо его сыграть. А есть другой подход, некоммерческий. Так работает Сокуров, который для меня является абсолютным примером философского кино, а теперь еще и оперы, потому что недавно он поставил «Бориса Годунова» в Большом. Конечно, и Моцарт получал гонорар за свою музыку. Но для него было невозможно предать какие-то внутренние установки. Мне кажется, только таким путем можно достичь истинных целей в профессии и в жизни.
—А на мой взгляд, все проще. Все работают более или менее одинаково, в равной степени стремясь и к высшим целям, и к успеху. Но кому-то дано больше, чем другим, и его произведения гениальны.
— Дано или не дано, но у человека всегда есть выбор. Либо он нацелен на то, чтобы, как сказано в евангельской притче о талантах, получить еще больше, либо — закопать то немногое, что имеет.
—А насколько вообще важно для художника, поймут его или нет? Ведь то, что волнует лично вас, может совсем не волновать публику...
— Чем так уж мой внутренний мир отличается от мира миллионов людей, которые так же переживают уход близких людей, ежедневные проблемы и прочее? В этом смысле им до меня нет дела. Однако для того и существует мостик мастерства, каждодневного учения, чтобы эти миры соединялись. При этом само по себе такое единение — ничто, как и все сердечные муки и затраты артиста, не сумевшего этот мостик построить. Конечно, зритель важен. Зритель — это я, я — это зритель. Только на этой точке схода и можно говорить на темы, которые вечны. Поэтому мне интересен философский театр.
—Вам не кажется, что философский театр не всегда строит такой мостик?
— Конечно, не всегда. Но это направленность и стремление.
— С постановщиком «Федры» Андреем Жолдаком у вас сложились особые отношения. Вас будто притягивает к нему и одновременно отталкивает. Не-
сколько лет назад вы уже участвовали в его постановке — играли Нину Заречную в чеховской «Чайке». В обоих случаях отношения складывались драматически. Но если в первый раз вы просто спорили, на репетициях «Федры» дело дошло чуть не до разрыва контракта. Ведь вы понимали, на что идете, и все-таки согласились работать с этим режиссером еще. Это похоже на гипноз!
— Думаю, нет. Не знаю, что это, но мы понимаем друг друга без слов — по крайней мере я — на уровне ощущений и эмоций.
— Еще вы работали с Мирзоевым (спектакль «Две женщины»). Не считая кино, всего три режиссера. Почему так мало? Вас что, не приглашают?
— Приглашают, но я отказываюсь.
— По каким причинам вы говорите «да» или «нет»?
— Критерий такой: является ли эта работа искусством, можно ли что-то ею сказать или для себя открыть.
— Есть ли режиссеры, с которыми вы бы согласились работать на любых условиях?
— Миллион раз снялась бы еще у Павла Семеновича Лунгина. С огромной радостью — у Сокурова. В театре — сыграла бы у Някро-шюса.
—А из актеров — с кем бы вы хотели играть на одной сцене?
— Об этом я даже не думала, потому что для меня прежде всего важен материал. Но мне грех жаловаться. С первого моего шага на сцене «Ленкома» я была окружена такими партнерами, о каких можно только мечтать.
— Вам интереснее работать «на стороне», в молодом экспериментальном театре, или «дома», в «Ленкоме», о котором известно, чего от него ждать?
— Я так не могу сказать. В творческом плане Марк Анатольевич непредсказуем. В этом его огромное достоинство — быть непредсказуемым так много лет.
— В детстве вы мечтали о балете, но в хореографическое училище не пошли. Почему?
— Не сложилось. Такие решения принимают родители.
— И вы просто танцевали...
—Да, я очень любила классическую музыку, оперу, балет. Но сейчас на регулярные занятия остается все меньше времени. Особенно последние год-два. Жизнь увела меня в другую сторону.
— У вас интересная актерская судьба. Вы поступали в Щукинское, продолжили учебу во ВГИКе и сформировались как актриса в «Ленкоме». Ваши мастера —Любимов, Глузский, Захаров — очень разные режиссеры. Чье влияние вы ощущаете на себе больше всего?
— По прошествии лет я понимаю, что более всего на меня повлиял Марк Анатольевич Захаров. Что касается направления в театре, то ближе всего мне школа переживания — мхатовская, в которой я как раз не училась.
— Изначально вы получили как театральное, так и киношное образование, и впервые участвовали в съемках еще в 1981 году (Бэкки Тэтчер в картине Станислава Говорухина «Приключения Тома Сойера и Гекельберри Финна»). Однако по-настоящему вы пришли в кино сравнительно поздно. Почему?
— Когда вышел фильм «Свадьба», мне было 25 лет. Вы считаете, это поздно?
— Но ведь прошло более 15 лет!
— У меня были какие-то приглашения во время учебы, но я не хотела сниматься в том, что мне предлагали. К тому же как раз в тот период кино почти не снимали. Хороших фильмов было один-два.
— Зато теперь вы соглашаетесь на сериалы. Это что, хорошие сериалы?
— За все время их было всего два или три, и шла я на это, потому что мне не хотелось вгонять себя в какое-то одно амплуа. Так получилось, что после «Свадьбы» я оказалась в какой-то ячейке, совершенно мне не нужной и тесной, и стала искать роли, в которых я могла быть другой. Абсолютно разные: комические, характерные, серьезные. Это был именно поиск, а не то, что я вдруг пошла и снялась в сериалах. Все, что я делала, — я делала для чего-то. Потом мне предлагали сниматься в других сериалах — и я отказывалась. Потому что, хоть я и не до конца согласна с этой точкой зрения, все-таки отчасти актер — зависимая профессия, а мне далеко не во всех случаях хочется от кого-то зависеть.
— Конечно, зависимая! Вот человек-оркестр — он самодостаточен. Выходит себе на площадь и играет на скрипке, барабане и флейте. А актер — оглядывайся на всех: режиссера, партнеров, директора, администратора и проч.
— Актер не марионетка. Просто ему труднее, чем свободному режиссеру, художнику, музыканту, который не исполняет музыку, а ее сочиняет.
— Может, вам лучше режиссурой заняться? Вы об этом думали?
— Для меня «думать» означает «заниматься». Если бы думала — занималась бы.
— В этом году вы получили две награды: «Маску» за лучшую женскую роль и звание заслуженной артистки России (присуждено в 2006 году, церемония состоялась в начале 2007-го).
— Пожалуй, и «Маска», и «Кумир», и все остальное для меня означает лишь то, что я на верном пути. Это доказательство моей теории, что актер — нечто большее, чем просто марионетка. И
