CC BY
31
УДК [355:808]:316.77
С. Э. Зверев
Инвективы как жанровая особенность воинского дискурса
Впервые на основе анализа текстов эпических, литературных произведений, исторических источников исследуется история проникновения инвективы в воинский дискурс. Отмечается, что инвектива активно использовалась в жанре боевого вызова в устной традиции древности и средневековья и в письменных формах Нового и Новейшего времени. Инвективы в боевом вызове способствовали психической саморегуляции бойца, снижению уровня восприятия угрозы, исходящей от противника, подавлению его воли, унижению, выведению из равновесия. На основании источников можно полагать, что инвективы не опускались до явного сквернословия. Задачей, решаемой боевым вызовом, была своеобразная презентация воина: благородства его происхождения, доблести и силы, поэтому герои были очень сдержанны в выражениях. Изучение жанра боевого вызова дает хорошие примеры для организации современного воинского дискурса.
Ключевые слова: инвектива, сквернословие, жанр боевого вызова, воинский дискурс, коммуникация, культура речи
Sergei E. Zverev Invective as genre feature of military discourse
For the first time on the basis of the analysis of epic texts, literary works, historical sources examines the history of the penetration of invective in military discourse. It is noted that the invective was used extensively in the martial challenge in the oral tradition of antiquity and the middle ages and in the written forms of New and Latest time. Invective in martial challenge contributed to the psychic self-regulation of the fighter, reducing the level of perception of the threat posed by the enemy, to suppress his will, humiliation, loss of balance. On the basis of the sources we can assume that the invective did not fall to explicit profanity. Problem solved combat challenge was a kind of presentation of the warrior: nobility origin, valor and strength, so the characters were very reserved in expressions. The study of the martial challenge provides good examples for modern military discourse.
Keywords: invective, profanity, military discourse, communication, culture of speech
Культура речи и сквернословие, как известно, несовместимы, что не мешает, к сожалению, этому явлению занимать прочные позиции в современном российском воинском дискурсе; имеются даже приверженцы и «теоретики» такого рода коммуникации. «И мне странно читать в уставе приказ „В атаку, вперед!" - писал в мемуарах известный политик генерал А. И. Лебедь. - Смею утверждать, что в такой редакции она звучит только при проведении учебных атак. Ни разу в жизни не слышал сам, специально интересовался этим вопросом у ветеранов, и они подтвердили: да, в настоящую атаку этой сухой фразой людей не поднять. Мат является основой управления общевойсковым боем» [1, с. 307]. Столь откровенное оправдание мата руководителем высокого ранга способно ошеломить неподготовленного читателя.
Сквернословие нельзя смешивать с широко распространенными с древности ритуальными инвективами, которые в изобилии рассыпаны по страницам эпических произведений. Герои «Илиады» не гнушались ими, бросая вызов противнику, с которым сходились в поединке. Этот архаический жанр воинского дискурса служил
морально-психологическому обеспечению боя, в современных терминах. Гордая похвальба своей мощью, доблестью и неуязвимостью, соединенная с едкими насмешками и издевательствами над врагами, были неотъемлемыми атрибутами боевого вызова.
Единоборство гераклида Тлеполема и сына Зевса Сарпедона начинается с резкой инвективы Тлеполема, который, будучи внуком верховного божества греческого пантеона, пробует подбодрить самого себя соображением, что хоть Сарпедон и ближе его по родству к Громовержцу, а значит, должен был бы унаследовать больше божественной силы, не так уж могуч и к тому же, труслив:
Что у тебя за нужда, Сарпедон, советчик ликийцев,
Ежиться здесь и дрожать? Ничего ведь в боях ты не смыслишь
Кто это лжет, будто сын ты эгидодержавного Зевса?
Нет, несравненно слабее мужей ты, которые раньше
На свет родились от туч собирателя Зевса-
Кронида [2].
Сарпедон, напротив, немногословен, что свидетельствует о его полной уверенности в своих силах, он кратко сулит противнику отправить того в Аид, и слово его не расходится с делом. Герои, отличавшиеся опытностью в словесных поединках, могли сразу предложить противникам перейти к схватке, чтобы попусту не растрачивать время и силы на взаимные оскорбления: «Не побегу от тебя, не в спину ты пику мне всадишь», - обрывает инвективы Ахиллеса Гектор [2].
Жанр боевого вызова представлен и в древнеиндийском эпосе. Повествование о грандиозном сражении в «Махабхарате» не обходится без описания схваток, начинающихся со словесной перепалки воинов. Например, прежде чем сойтись с Шихкандином в поединке, герой Бхишма отпускает в его адрес обидное замечание: «Будешь ли ты разить или нет, ни за что не стану я с тобой сражаться. Ибо как Творец тебя создал, так и <остался> ты Шикхандини» [3]. Шихкан-дин немедленно приходит в ярость, поскольку Бхишма присоединяет к его имени окончание, указывающее на женский род. Насмешка особенно задевает за живое, поскольку изначально Шикандина сотворили женщиной, и только позже он сам предпочел «сменить пол», быть мужчиной. Вывести из себя противника - эта задача также решалась боевым вызовом.
Герой древнеиранского эпоса «Шах-намэ» юный богатырь Сухраб перед боем пытается запугать противника, почти теми же словами, что и античные рыцари Гомера. Как Ахиллес перед схваткой с Гектором пытался подавить его волю: «Ближе иди, чтоб скорее предела ты смерти до-стигнул!» [2], так и Сухраб сулит Хаджиру смерть от своей руки, что тот парирует инвективой:
«На что надеешься? Куда стремишься?
Или драконьей пасти не боишься?
И кто ты, предстоящий мне в бою,
Скажи, чтоб смерть оплакивать твою?»
И отвечал ему Хаджир: «Довольно!
Сам здесь падешь ты жертвою невольной
Знай - я Хаджир. О юноша незрелый,
Я отсеку главу твою от тела...» [4]
Сюжет поэмы позволяет понять, что боевым вызовом попутно решалась еще одна задача: понять, кто стоит перед поединщиком и подобает ли скрестить с ним оружие. Пока не изобрели геральдику, оставалось только расспросами убеждаться в благородстве и славе противника. Эпические герои были очень требовательны в
этом смысле, для них было мало чести обагрять себя кровью простых воинов, тех просто избивали без счета. Сохранялась опасность не узнать знакомого или родственника - такая судьба постигла, например, никогда не встречавшихся прежде Сухраба и его отца Рустама, не пожелавшего признаться молодому витязю, что он сам прославленный богатырь, чтобы не добавлять тому цены лавров и мотивации в стремлении к победе.
Эпос и литература раннего европейского средневековья свидетельствует о сохранении в воинском дискурсе жанра боевого вызова, наполненного инвективами в адрес противников. Следует отметить, что с возникновением основных монотеистических религий вооруженное противостояние переместилось из среды профессионального воинства, родовой аристократии в широкие народные массы, что ознаменовалось крайним ожесточением сторон. Героями эпических произведений все чаще стали становиться простые люди, волею судеб взявшие в руки оружие, мстившие врагам за поругание и разорение семьи, гибель или пленение родичей и соотечественников. Соответственно, инвективы в значительной степени утратили изощренность, стали проще и грубее.
Герой византийской поэмы «Армурис» (IX в.), например, допрашивая захваченного «языка», совершенно не стесняется в выражениях, честя того «вздорным сарацином» и сопровождая свой вопрос мощной зуботычиной. Прежде чем обрушиться на вражеское войско, он в лучших традициях героической словесности представляется врагам, не забывая помянуть их недобрым словом, самой, пожалуй, распространенной инвективой в адрес иноверцев:
К оружию, поганые собаки-сарацины!
Скорей наденьте панцири, скорей седлайте
коней,
Не медлите, не думайте: Армурис перед вами,
Армурис, сын Армуриса, отважный ратоборец!
[5, с. 158].
В русских былинах неверного Калина-царя «собакой» именуют буквально через слово настолько привычно, что он и сам себя устами сказителя в разговоре с Ильей покорно величает таким же образом:
Не служи-тко ты князю Владимиру,
Да служи-тко ты собаке царю Калину [6, с. 75].
Русские богатыри, герои былин и сказок, в массе своей также «люди из народа», казаки-порубежники, взявшие на себя ратный труд за-
щиты родной земли от непрошеных гостей из Великой Степи. Их речь далека от рыцарской куртуазности; даже Добрыня Никитич, известный среди прочих соратников своей вежливостью, умением с молодцом съехаться-разъехаться «и молодцу честь воздать» [7], так обращается к встреченному им татарину:
Уж ты гадина, едешь, да перегадина!
Уж сорока, ты летишь, да белобокая!
Да ворона ты летишь, да пустоперая,
Пустопера ворона да позагуменью!
Не воротишь на заставу караульнюю!
Ты уж нас молодцов, видно, нечем считашь?
[7, с. 69].
После столь выразительного приветствия встреченный богатырем Сокольник задает До-брыне порядочную взбучку; потом достается и Илье Муромцу (!), по законам жанра обратившемуся к поединщику с подобными словами. Только молитва к Пречистой Божьей матери спасает «стара казака» от неминуемой смерти.
Пример показывает, что пустая похвальба и кичение богатырской силой, выражающиеся в брани, в отечественной эпической традиции неявно осуждаемы и всегда наказуемы. Русские на протяжение веков вели борьбу за свою территорию против многочисленных, сильных и агрессивных соседей. Монгольское вторжение привело к почти совершенному уничтожению профессиональных воинов - княжеских дружинников. Моральный урон, который претерпело русское воинское сословие, оказавшееся неспособным выполнить свой долг - защитить народ от захватчиков, оказался сильнее физических потерь. Русские воинские эмблемы не стали геральдикой, а воинская повесть как литературный жанр прониклась духом жертвы «за други своя». В свете этой жертвы все зримое, осязаемое, плотяное не казалось существенным: сила и воинское умение не спасали - даже самого сильного русского былинного богатыря выручает то молитва, то крест, удачно оказавшийся на пути вражеского копья.
В совершенно других условиях происходило формирование западного рыцарства - в ходе завоевательных походов, носивших нередко откровенно грабительский характер. Даже возвышенные цели Реконкисты не исключали внимания к вполне земным интересам. В «Песне о моем Сиде» (XI в.), например, описание воинских подвигов рыцаря Руя Диаса Кампеадора (Ратоборца) сопровождается почти таким же простодушным восхищением, как и исчисление награбленного им у мавров добра. Нравы, по крайней мере в период раннего средне-
вековья, были довольно грубы. Чего стоит эпизод из «Песни», когда каррьонские инфанты, почитая свой брак с дочерями Сида, навязанный им королем, неравным, избивают несчастных чуть не до смерти ременными плетями, колют до крови шпорами и бросают умирать в лесу. Возможно, именно поэтому усилиями трубадуров создавался миф, а в рыцарской литературе пропагандировался идеал рыцаря без страха и упрека, непоколебимо верного сюзерену, изысканно галантного в служении Даме, несгибаемого перед лицом неприятеля, милостивого к побежденным. В этой связи инвективы, судя по всему, стали рассматриваться как подобающие только дискурсу неблагородных противников-иноверцев. В «Песне о Роланде» (XI в.) - библии рыцарства - оскорбительные выпады исходят исключительно из уст противников франков, как например от племянника сарацинского короля Аэльро перед началом битвы:
Эй, трусы, ждет вас ныне смертный бой.
Вас предал ваш защитник и оплот:
Зря бросил вас в горах глупец-король.
Падет на вашу Францию позор,
А Карл простится с правою рукой [8, с. 377].
Не было для рыцаря худших грехов, нежели трусость и предательство. Обязательства вассалов и сеньоров были взаимными, поэтому Аэльро, чтобы посеять неуверенность во франкском войске, стремится опорочить их сеньора-короля подозрением в предательстве, а воинов унизить обвинением в трусости. Злоречие, однако, сарацину не помогло, он был тут же проколот копьем славного Роланда, сопроводившего свой удар надлежащей отповедью наглецу.
В исландских сагах воины-поединщики обмениваются очень схожим набором инвектив («трусы», «собаки»), что заставляет предположить здесь своего рода продолжение древней традиции. Так, в «Саге о Гисли, сыне Кислого» (Х в.), схватка между главным героем-изгнанником и преследующими его врагами начинается с такого обмена любезностями:
Эйольв сказал Гисли:
- Мой тебе совет, больше не убегай, чтобы не приходилось гоняться за тобою, как за трусом. Ведь ты слывешь большим храбрецом. Давно мы с тобой не встречались, и хотелось бы, чтобы эта встреча была последней.
Гисли отвечает:
- Нападай же на меня, как подобает мужу, ибо я больше не побегу, и твой долг напасть на меня первым, ведь у тебя со мною больше счетов, нежели у твоих людей.
- Мне не нужно твоего позволения, - говорит Эйольв, - чтобы самому расставить людей.
- Вернее всего, - говорит Гисли, - что ты, щенок, вовсе не посмеешь померяться со мною оружием [9, с. 339].
Эольв, видя такую уверенность в себе Гисли, действительно не стал искушать судьбу и расставил своих людей в таком порядке, чтобы самому оказаться за их спинами; этим он сохранил свою жизнь, но не спасся от позора, ибо Гисли в одиночку уложил восьмерых из двенадцати напавших на него, снискав себе бессмертную славу.
Нередко реальные рыцарские поединки развивались в полном соответствии с эпической традицией. Во время осады крепости Птолема-иды в Третьем крестовом походе «христианские и мусульманские воины, подобно героям Гомера, вызывали друг друга на единоборство и обременялись взаимными ругательствами. Борцы обеих сторон прежде вступления на поприще приветствовали друг друга речами» [10, с. 480-481], - по словам французского историка Г. Мишо. Ругательства, скорее всего, представляли собой обычные инвективы, вроде тех, что употреблялись эпическими героями, недаром историк указывает, что это была форма приветствия.
Полулегендарный ответ казаков на фирман турецкого султана, наполненный насмешками и пародийными инвективами, сосредоточенными в основном, в «титуле»-обращении, может считаться письменной формой боевого вызова. Заметим, что инвективы, использованные в тексте, вполне литературные, хоть казаки и не могли похвастать благородным происхождением, как греческие родоплеменные вожди, индийские цари или рыцари-крестоносцы.
Известно множество вариантов ответа турецкому султану как запорожских, так и чигиринских казаков. Подлинность их достоверно не установлена. Мы приводим выдержки из списков с письма, датируемые XVIII в. Ответ запорожских казаков: «Я, славный запорожских воинств атаман, подчиненных мною на порогах храбрыми молотцами в совете и тебе, султану, пишу, и великой твой титул превозношу: Ты, султан, проклятаго врага враг, великой диаволской друг, надежной товарищ, антихристов сенатор, любцыферов адьютант, бесовский полковник, сатанинский генерал, бесовский король, над <дь>яволами император, российское подножие, греческий кухмистер, вавилонский кузнец, иерусалимской каменщик, египецкой купец, македонский коваль, сурманский букур, антихристов понент, страж горба отца своего». Ответ
чигиринских казаков: «Султан, сын проклятаго султана турскаго, внук сатанин, товарищ диавол-ский, привидение демонское, наследник адскиа бездны, турское падение, татарская погибель, греческий повар, вавилонский бронник, иерусалимский харчевник, ассирийский винокур, Великаго и Малаго Египта свинопас, александрийский кат, армейский пес, слепец всего света, аспид вселютейший, скорпиа смертотворная, волк и хищник, шпынь и скаред всего света, всех живущих на земли извощик, наследник тартара преглубокаго, обладатель всего адскаго пространства, лстивого и лживаго Махомета гонец, распятаго бога противник, веры его гонитель, смех и игралище христианское, басурманская погибель и скорбь» [11, с. 352-353].
Художественно переосмысленное явление ритуальных перепалок на поле боя между поляками и запорожцами нашло отражение и в знаменитой повести Н. В. Гоголя:
И крепок был на едкое слово Попович.
- Вот, погодите, обрежем мы вам чубы! -кричали им сверху.
- А хотел бы я поглядеть, как они нам обрежут чубы! - говорил Попович, поворотившись перед ними на коне. Потом, поглядевши на своих, сказал: - А что ж? Может быть, ляхи и правду говорят. Коли выведет их вон тот пузатый, им всем будет добрая защита.
- Отчего ж, ты думаешь, будет им добрая защита? - сказали козаки, зная, что Попович, верно, уже готовился что-нибудь отпустить.
- А оттого, что позади его упрячется все войско, и уж черта с два из-за его пуза достанешь которого-нибудь копьем!
Все засмеялись козаки [12].
Здесь мы видим скорее парирование оскорбительных выпадов неприятеля, чтобы не дать прийти в уныние соратникам. Все воители испокон века старались привести войска в бодрое настроение. Задолго до возникновения системы нервно-мышечного обучения Томаса Ханны было подмечено, что человек со здоровой психикой, находящийся в хорошем настроении, лучше управляет своим телом, рефлексы, помогающие адекватно реагировать на внешние раздражители, не затормаживаются под воздействием страха или боевого стресса. Вот и в приведенном примере казак Попович перед тем как отпустить шутку, сначала оглядел ряды своих и, видимо, прочитал на их лицах некоторое смущение, вызванное угрозой поляков, что и заставило его принять неотложные меры психической регуляции, как сказали бы теперь.
Дружный смех товарищей свидетельствовал, что его усилия не пропали даром.
В период Великой Отечественной войны возникла остроумная стилизация под ответ казаков султану - письмо защитников Одессы главнокомандующему румынской армией И. Антонеску, в котором встречаются следующие язвительные инвективы: «Не тебе с дурною головою выступать против нас войною. Огнем и мечом расправимся с тобою. Запомни, что наша Одесса, как и вся Украина, будет только советской, а не твоей, боярской. Об этом ты, фашистский холуй, и Гитлеру отрапортуй» [13, с. 122]. Послание от гарнизона советской базы, расположенной на п-ове Ханко, авторство которого принадлежало, по его собственному утверждению, поэту М. Дудину, финскому главнокомандующему К. Маннер-гейму звучало резче. Боевому комсомольскому задору, безапелляционности суждений, вообще отличающей молодость, можно только позавидовать: «Красная Армия бьет вас с востока. Англия и Америка - с севера, и не пеняй, смрадный иуда, когда на твое приглашение мы - героические защитники Ханко - двинем с юга!» [14, с. 517]. Как видим, до сквернословия дело все же не доходило; инвективы «холуй» и «иуда» литературного свойства, хотя советские войска в том и другом случае находились в очень тяжелых обстоятельствах, фактически, в условиях осажденной крепости, окруженной превосходящими силами противника. Известно и несколько вариантов стилизованных партизанских писем Гитлеру, текст которых содержит многочисленные инвективы матерного характера, но поскольку партизанские отряды не являются регулярными воинскими формированиями, текст указанных посланий не может быть отнесен к воинскому дискурсу и здесь не анализируется.
В пособии для слушателей академии РККА бывший царский офицер комдив А. М. Пе-ремытов на основе анализа речевой деятельности красных командиров делал вывод, справедливость которого недостаточно осознается некоторыми военачальниками в наши дни: «Нужна военным работникам культура слова» [15, с. 69]. Культура слова как свидетельство общей культуры и развития личности, действительно, способно приравнять перо к штыку, ибо война есть, в первую очередь, противоборство человеческих воль и интеллектов и только во вторую - более или менее организованное применение оружия. Слово - маркер силы духа бойца: его спокойствия и хладнокровия, уверенности в собственных силах, превосходства над неприятелем.
В современной разработке «Основы победы в бою», выпущенной Генеральным штабом по опыту войны в Сирии, отмечается, что целые районы осажденной Пальмиры освобождались в результате прямых переговоров армейских командиров с главарями террористов [16, с. 29]. Такие переговоры мало отличаются от поединка, в которых сходились на поле боя герои древности. Чтобы победить в нем, военнослужащий должен в совершенстве владеть речью, нормами военного и национального речевого этикета, уметь оперировать оттенками смысла и тона, чтобы придать силу, остроту и выразительность высказыванию. Всему этому учит история развития жанра боевого вызова воинского институционального дискурса.
Список литературы
1. Лебедь А. И. За державу обидно. Москва: Моск. правда, 1995. 464 с.
2. Гомер. Илиада / пер. В. Вересаева. URL: http: // az. lib.ru (дата обращения: 12.02.2018).
3. Махабхарата. Кн. 6. Бхишмапарва, или Книга о Бхишме / подгот. В. Г. Эрман. URL: http: // advayta-veda. ucoz. ru (дата обращения: 12.02.2018).
4. Фирдоуси. Шах-намэ. URL: https: // litmir.me (дата обращения: 12.02.2018).
5. Памятники византийской литературы IX-XIV вв. / под ред. Л. А. Фрейберг. Москва: Наука, 1969. 352 с.
6. Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердин-гом летом 1871 г. / Акад. наук СССР, Ин-т рус. литературы (Пушкинский Дом), Сектор фольклора. Москва; Ленинград, 1950. Т. 2: Кижи; Выгозеро. 810 с.
7. Ончуков Н. Е. Печорские былины. Санкт-Петербург, 1904. X, XLVI, 424 с.
8. Литература средних веков: хрестоматия. Санкт-Петербург: Амфора, 2009. 864 с.
9. Корни Иггдрасиля. Москва: Терра, 1997. 638 с.
10. Мишо Ж. Ф. История крестовых походов / сочинение Г. Мишо, члена Акад. фр.; перевел с фр. нового изд., пополн. и испр. И. Бутовский. Санкт-Петербург: Воен. тип. Гл. штаба его император. величества, 1823. Ч. 2: Содержащая в себе повествование второго и третьего крестовых походов. 720 с.
11. Каган-Тарковская М. Д. Переписка запорожских и чигиринских казаков с турецким султаном: в вариантах XVIII в. // Тр. Отд. древнерус. лит. / АН СССР. Москва; Ленинград: Наука, 1965. Т. 21. С. 346-354.
12. Гоголь Н. В. Тарас Бульба. URL: http // az. lib.ru (дата обращения: 12.02.2018).
13. Кузнецов Н. Г. Курсом к победе. Москва: Голос, 2000. 622 с.
14. Зверев С. Э. Военная риторика Второй мировой: речевое воспитание войск в межвоенный период и годы войны. Санкт-Петербург: Алетейя, 2014. 568 с.
15. Военный учебно-научный центр Военно-морского флота «Военно-морская академия им. Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова». Рукописный фонд библиотеки. Перемытов А. М. Июльская операция Западного фронта / Воен. акад. Рабоче-крестьян. Крас. Армии. Москва, 1934. Рукоп.
16. Основы победы в бою. Москва: Генерал. штаб Во-оруж. сил РФ, 2017. 32 с.
References
1. Lebed' A. I. It's shame for state. Moscow: Moskovskaya pravda, 1995. 464 (in Russ.).
2. Homer; Veresaev V. (transl.). Iliad. URL: http: // az. lib. ru (accessed: Febr. 12. 2018) (in Russ.).
3. E'rman V. G. (ed.). Mahabharata. Book 6. Bhismadeva, or Book about Bhishma. URL: http: // advayta-veda. ucoz.ru (accessed: Febr. 12. 2018) (in Russ.).
4. Ferdowsi. Shah-Name. URL: https: // litmir.me (accessed: Febr. 12. 2018) (in Russ.).
5. Frejberg L. A. (ed.). Monuments of Byzantine literature 9-14th centuries. Moscow: Nauka, 1969. 352 (in Russ.).
6. Gil'ferding A. F. (ed.). Onega epics, recorded by A. F. Gil'ferding in summer of 1871 / USSR Acad. of Sciences, Inst. of Russ. Literature (Pushkin House), Folklore Sector. Moscow; Leningrad, 1950. 2: Kizhi; Vygozero. 810 (in Russ.).
7. Onchukov N. E. Pechora epics. Saint Petersburg, 1904. X, XLVI, 424 (in Russ.).
8. Literature of middle ages: reader. Saint Petersburg: Amfora, 2009. 864 (in Russ.).
9. Roots of Yggdrasil. Moscow: Terra, 1997. 638 (in Russ.).
10. Misho Zh. F.; Butovskij I. (transl.). History Crusades / essay by G. Misho, member of French Acad.; transl. from the French new ed., updated and corrected. Saint Petersburg: Military Printing House of General Staff of His Imp. Majesty, 1823. Part 2: Containing narrative of second and third Crusades. 720 (in Russ.).
11. Kagan-Tarkovskaya M. D. Correspondence Zaporozhye and Chigirin Cossacks with Turkish Sultan: in versions of 18th century. Proc. of Dep. of Ancient Literature / USSR Acad. of Sciences. Moscow; Leningrad: Nauka, 1965. 21, 346-354 (in Russ.).
12. Gogol' N. V. Taras Bulba. URL: http // az. lib.ru (accessed: Febr. 12. 2018) (in Russ.).
13. Kuznecov N. G. Course to victory. Moscow: Golos, 2000. 622 (in Russ.).
14. Zverev S. E'. Military rhetoric of World War II: speech education of troops in interwar period and years of war. Saint Petersburg: Aletejya, 2014. 568 (in Russ.).
15. Military training and research center of Navy «Admiral of Fleet of Soviet Union N. G. Kuznetsov Naval Academy». Manuscript fund of library. Peremytov A. M. July operation on Western Front / Military Academy of Workers' and Peasants' Red Army. Moscow, 1934. Manuscript (in Russ.).
16. Victory foundations. Moscow: General staff of Armed Forces of Russian Federation, 2017. 32 (in Russ.).
