Интертекст в произведениях Н. Эрдмана Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

24

Lingua mobilis № 7 (33), 2011

ИНТЕРТЕКСТ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Н. ЭРДМАНА Н. А. Пелипас

Статья посвящена актуальной проблеме интертекстуального изучения художественного произведения. Каждому автору присущ сугубо индивидуальный способ использования интертекстуальности в произведении. Роль интертекстуальности в читательском восприятии произведений Н. Эрдмана практически не раскрыта. Для творчества Н. Эрдмана предпочтительным средством ввода интертекстуальности является референция.

Ключевые слова: интертекст, интертекстуальность, аллюзия, цитата, реминисценция, референция.

Интертекстуальность сегодня позиционируется как признак вербального творчества. Р. Барт считает, что всякий текст «соткан из цитат, отсылок, отзвуков».

Изучение обширной литературы по проблеме интертекстуальности позволяет сделать вывод о том, что, несмотря на множественность ракурсов, в которых изучается феномен интертекстуальности, большинство исследователей сходятся во мнении о том, что общим условием реализации принципа интертекстуальности является наличие «текста в тексте», мотивы, фрагменты, язык или сюжет которого транспонируется автором в собственный текст и используются им для порождения нового смысла.

Актуальность темы диктуется тем, что на данный момент творчество Н. Эрдмана является недостаточно изученным. В частности, роль интертекстуальности в читательском восприятии произведений этого автора практически совсем нераскрыта. Каждому автору присущ сугубо индивидуальный способ использования интертекстуальности в произведении. Создателем теории интертекстуальности принято считать М. М. Бахтина - именно его ранний труд «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» вдохновила Ю. Кристеву на создание термина «интертекстуальность» [Кристева, 2004]. В своей работе М. М. Бахтин приходит к выводу, что, создавая художественное произведение, автор имеет дело не с простой действительностью, а с действительностью оцененной и оформленной, что порождает

Язык художественной литературы

25

предпосылки для «размыкания» произведения и его вхождения в историю и культуру [Бахтин, 1975]. Российские лингвисты, изучающие работы М. М. Бахтина, позже объединили введенные им термины «полифоничность», «разноречие», «чужое слово» понятием «теория диалогизма» [Арнольд, 1997; Ильин, 1998; Лукин, 2005 и др.].

В целом, можно сказать, что интертекстуальность - это «устройство, с помощью которого один текст перезаписывает другой текст, а интертекст - это вся совокупность текстов, отразившихся в данном произведении как в явном виде (например, цитаты), так и в неявном (например, аллюзии) [Пьеге-Гро. С. 48]. Определенный образ читателя моделируют, как правило, цитаты и реминисценции. Восприятие читателя активизируется в результате сопоставления образов одного произведения с другим, т. е. с претекстом. Автор рассчитывает на объем знаний читателя и его историко-культурную память. В текстах Н. Эрдмана мы видим преобразование цитат, часто связанное не только со свободой передачи «чужого текста», но и с усилением обобщенности передаваемого смысла, изменением характера оценок или в некоторых случаях новой интерпретацией образа. В произведении «Самоубийца» Н. Эрдман аллюзивный пласт ориентирует в основном на русскую классическую литературу. Вспомним монолог Виктора Викторовича «Я не мыслю себя без советской республики» - пародия на знаменитое отступление из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя, подпись Егорушки под доносом на Калабушкина «35 тысяч курьеров» напрямую отсылают нас к «Ревизору». Аллюзии пародийного характера привносят в тексты Н. Эрдмана постмодернистскую иронию.

Элементы «чужих» текстов в прозе Н. Эрдмана многофункциональны. Их использование очень редко ограничивается только орнаментальной функцией. Цитаты и реминисценции прежде всего выполняют главную для прозы Н. Эрдмана функцию типизации, усиливают типичность образов или описываемых явлений. Н. Эрдман использует как точные, так и модифицированные цитаты при этом часто выражают и авторские оценки:

Авторская оценка обычно выражается не прямо, а на основе образных параллелей и представлений, центром притяжения которых служит персонаж и связанные с ним реалии или явления. Цитаты и реминисценции могут выступать как завершающая смысловая интенция текста или его части Образы, связанные с «чужими» текстами, порождают в произведениях Эрдмана новые смыслы,

26

Lingua mobilis № 7 (33), 2011

выражая одновременно ироническую экспрессию. В одном и том же фрагменте текста часто объединяются образы, восходящие к разным источникам и обладающие разной стилистической окраской. Их сочетание обусловливает стилистическую разноплановость, полифонию и ритмическое разнообразие контекста.

Совмещение разных интертекстуальных элементов делает драму Эрдмана более объемной и передает авторскую экспрессию разным типам в их взаимодействии. Благодаря цитатам язык Н. Эрдмана оказывается и «смещающим», и «смешивающим времена» «Чужой» текст, как правило, служит знаком той или иной культуры. Интертекст в драме Н. Эрдмана определяется не только темой произведения или изображаемой в нем ситуацией, но и характером героя или образом рассказчика.

Таким образом, интертекст в драме Эрдмана выполняет характерологическую функцию и играет важную роль в развертывании основной мотивации. В некоторых случаях он выступает как ключ к подтексту. В этом смысле «Мандат» Н. Эрдмана несёт в себе один знак времени, объединенный одной цитатой интертекста. «Мандат» можно считать первым серьезным опытом в драматургии в попытке осмыслить мир во всем его многообразии на языке драмы как рода литературы. Писатель выбирает для своего произведения монтажный принцип построения действия. Действие «Мандата» построено как попытка человека с помощью текста организовать реальность. В «Мандате» существует две сюжетные линии, между которыми ослаблена причинно-следственная связь, каждая из них оказывается равноправной по отношению к другой, каждая вызвана собственными обстоятельствами. Первая сюжетная линия связанна с замужеством Варвары Сергеевны Гулячкиной, вторая - интрига, разворачивающаяся вокруг выхода замуж Насти Пупкиной, кухарки Гулячкиных. Появление монтажного принципа построения сюжета в «Мандате» связано с общими тенденциями развития драмы как рода литературы в первой половине ХХ веке. Монтаж ориентирует на фрагментарное освоение «сгустков» действительности с помощью интертекста, позволяет выявить типологическую близость эпизодов, реплик героев, дает различные варианты одной реальности. В «Мандате» Павел Гулячкин мечется между жизнью и смертью, «расстреляют - не расстреляют», при этом он изначально безразличен новой власти, его жизнь - ноль, ничто. Для Гулячкина же, естественно, она является и высшей ценностью, которую он ставит на карту, играя роль коммуниста, чтобы выгоднее выдать замуж свою

Язык художественной литературы

27

сестру. Трагизм смешного у Эрдмана оттеняется юмористическим. Настя Пупкина собирается выйти замуж, не зная, что ее приняли за великую княжну. Одна и та же ситуация «непонимания-неузнавания-переодевания» воспроизводится одновременно в трагикомическом и юмористическом ключе. Сюжетная линия Насти Пупкиной в принципе носит откровенно водевильный характер, тогда как семантика ситуации «Гулячкин - коммунист» определяет основной содержательный пласт пьесы и генетически связана с жанром сатирической комедии, форму которой открыл Н. Гоголь, в новой эстетической ситуации трансформировавшейся в трагикомедию. В «Самоубийце» Н. Эрдмана также развиваются два параллельных сюжета. Во-первых, интрига вокруг будущего самоубийства Подсекальникова. Самоубийство Феди Питунина - вторая интрига, выносится во внесценическое пространство, смерть персонажа, который ни разу не появляется на сцене, - закономерный итог в реализации обстоятельств, в которые поставлен максимально типизированный человек.

Перед нами предстает лишь след жанровой формы и возможно - трагедии, в пьесе трагическое невозможно реконструировать через формальные признаки. В «Мандате автором используется такой сюжетный ход как «Текст вместо человека». Гулячкин выписывает себе документ, как бы дающий ему право на достойное существование. Павел Сергеевич, находящийся на периферии жизни, выписывая себе мандат, стремится стать частью интертекста. Таким образом, человек в момент соприкосновения со смертью, стремится превратиться в текст, продвигаясь к ахронному существованию. В эстетическом пространстве трагикомедии идея культурного бессмертия подвергается деконструкции: после смерти человека остается «пустой» текст, который символизирует собой абсурд мироустройства (лишенная смысла записка Питунина: «Подсекальников прав. Действительно жить не стоит»), открыто профанирует форму официальных документов. Отказывается стреляться во имя кого-либо Подсекальников, отрекаясь от своей предсмертной записки. «Жизнь вне текста» становится для них формулой свободы в абсурдной действительности, способом сохранения себя как физической субстанции.

На основании проведенных анализов интертекстуальных вхождений можно сделать вывод о том, что для творчества Н. Эрдмана предпочтительным средством ввода интертекстуальности является референция, однако, стоит отметить, что остальные инструменты

28

Lingua mobilis № 7 (33), 2011

инертекстуальности также используются достаточно широко. Причиной подобного предпочтения, на наш взгляд, является то, что референция, в сущности, представляет собой компромиссное решение в выборе между цитатой и аллюзией как инструментами интертекстуальности. Она не разрывает стиль авторского повествования как цитата, но является эксплицитной в отличие от аллюзии и поэтому распознается читателями гораздо чаще.

Список литературы

1. Эрдман, Н. Мандат [Текст] / Н. Эрдман // Пьесы. Стихи. Интермедии. Письма. Воспоминания современников. - М.,1990. - С. 79.

2. Узун, С. Почти книжка [Текст] / С. Узун. - М. : АСТ-Москва, 2008. - 320 с.

3. Арнольд, И. В. Интертекстуальность - поэтика чужого слова [Текст] / И. В. Арнольд // Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. - СПб. : Образование, 1999. - С. 350-362.

4. Арнольд, И. В. Импликация как прием построения текста и предмет филологического изучения [Текст] / И. В. Арнольд // Вопросы языкознания. - 1982. -№ 4. - С. 83-91.

5. Барт, Р Избранные работы: Семиотика. Поэтика [Текст] / Р Барт. - М. : Прогресс, 1994. -615 с.

6. Бахтин, М. М. Человек в мире слова [Текст] / М. М. Бахтин. -М. : Лабиринт, 1995. - 356 с.

7. Кристева, Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики [Текст] / Ю. Кристева. - М. : РОССПЭН, 2004. - 352 с.

List of literature

1. Jerdman, N. Mandat [Tekst] /

N. Jerdman // P'esy. Stihi. Intermedin Pis'ma. Vospominanija sovremennikov. - M.,1990. - S. 79.

2. Uzun, S. Pochti knizhka [Tekst] / S. Uzun. - M. : AST-Moskva,

2008. - 320 s.

3. Arnol'd, I. V. Intertekstual'nost'

- pojetika chuzhogo slova [Tekst] / I. V. Arnol'd // Semanti-ka. Stilistika. Intertekstual'nost'.

- SPb. : Obrazovanie, 1999. - S. 350-362.

4. Arnol'd, I. V. Implikacija kak priem postroenija teksta i pred-met filologicheskogo izuchenija [Tekst] / I. V. Arnol'd // Voprosy jazykoznanija. - 1982. - № 4. - S. 83-91.

5. Bart, R. Izbrannye raboty: Semiotika. Pojetika [Tekst] / R. Bart. - M. : Progress, 1994. -615 s.

6. Bahtin, M. M. Chelovek v mire slova [Tekst] / M. M. Bahtin. - M.

: Labirint, 1995. - 356 s.

7. Kristeva, Ju. Izbrannye trudy: Razrushenie pojetiki [Tekst] / Ju. Kristeva. - M. : ROSSPJeN, 2004.

- 352 s.

Язык художественной литературы

29

8. Лукин, В. А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум [Текст] / В. А. Лукин. - М. : Ось-89, 2005. - 560с.

9. Пьеге-Гро, Н. Введение в теорию интертекстуальности [Текст] / Н. Пьеге-Гро. - М. : ЛКИ, 2008. - 240 с.

8. Lukin, V. A. Hudozhestvennyj tekst: Osnovy lingvisticheskoj teo-rii. Analiticheskij minimum [Tekst] / V. A. Lukin. - M. : Os'-89, 2005.

- 560s.

9. P'ege-Gro, N. Vvedenie v teo-riju intertekstual'nosti [Tekst] / N. P'ege-Gro. - M. : LKI, 2008.

- 240 s.