CC BY
102
Knap-Dlouha, P., Stefkova, M.: Twee aspecten van translatie in de juridische praktijk gebaseerd op de theorie van Raksanyiova. IN: STEFKOVA, M. (red.): V^zie Translatologie. Bratislava 2010. P.
Nord, Ch.: Fertigkeit Ubersetzen. Editorial Club Universario Alicante 2002.
Raksanyiova, J.: Cielena priprava na prekladatelske povolanie. IN: Raksanyiova,
Jana (red.): Sest’ aspektov translacie. AT PUBLISHING, Bratislava 2008.
Raksanyiova, J.: Translatologicke kompetencie adepta
prekladatel’stva. Bratislava, 2009.
Raksanyiova, J., Stefkova, M.: Terminologische ondersteuning bij juridisch vertalen van nationale rechtsteksten uit en in weinig verspreide talen. IN: Neerlandistische ontmoetingen, Wroclaw : ATUT, 2008. S. 371-379/
Sandrini, P.: Terminologiearbeit im Recht. Deskriptiver
begriffsorientierter Ansatz vom Standpunkt des Ubersetzers. Vienna: TermNet 1996.
Sandrini, P.: Translation zwischen Kultur und Kommunikation: Der Sonderfall Recht. IN: Sandrini, P (red.): Ubersetzen von Rechtstexten. Fachkommunikation in Spannungsfeld zwischen Rechtsordnungen und Sprachen. Tubungen, Narr/ S. 11-37.
Schmiedtova, M.: K niektorym problemom cinnosti tlmocmka a prekladatela z pohladu Ministerstva spravodlivosti SR. IN: Guldanova, Z. (red.): Teoria a prax sudneho prekladu a tlmocenia, Bratislava 2010. S 7-12.
Stefkova, M.: Terminologicke trendy v odbornom preklade. IN: Terminologicke forum II: socioterminologia, textova a prekladova terminologia ( CD ROM), Trencin : TU A. Dubceka, 2009 s. (1-8)
Zakon c. 618/2003 Z. z. o autorskom prave a pravach suvisiacich s autorskym pravom zo 4. decembra 2003
Zakon c. 382/2004 Zb. o znalcoch a tlmocnikoch.
Norma ISO 860:2007 Terminology work - Harmonization of concepts and terms.
Norma ISO/TR 22134:2007 Practical guidelines for socioterminology.
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
В.В. Борисова1
Башкирский государственный педагогический университет им.
М. Акмуллы
ИНТЕРМЕДИАЛЬНОСТЬ В «ДНЕВНИКЕ ПИСАТЕЛЯ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
В статье как феномен интермедиальности рассматривается «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского. В его стиле комбинируются слово, зрительный образ и ритм. Особенности визуальной поэтики и речевой формы анализируются на материале очерка «Похороны общечеловека».
Ключевые слова: Ф.М. Достоевский, «Дневник писателя», интермедиальность, интердискурсивность, эмблематический и ритмический коды.
V.V. Borisova
Bashkir State Pedagogical University named after M. Akmulla
INTERMEDIALISM IN «A WRITER’S DIARY» BY FYODOR DOSTOYEVSKY
The paper considers Fyodor Dostoyevsy’s «A Writer’s Diary» as a case of intermediality. His style is a combination of word, visual image and rhythm. Particulars of Dostoyevsky’s visual poetics and his speech form are discussed on the example of Dostoyevsky’s essay «Funeral of the Common Human».
Keywords: Fyodor Dostoevsky, «A Writer’s Diary», intermediality (intermedialism), interdicursivity, emblematic and rhythmic codes.
Проблема интертекстуальности и интермедиальности в творчестве Достоевского специально обсуждалась на XIII
1 Борисова Валентина Васильевна, доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой русской литературы Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы (г. Уфа), член Международного и Российского общества Ф.М. Достоевского.
симпозиуме Международного общества Достоевского в Будапеште в 2007 году. Думается, что она актуальна до сих пор и в отношении «Дневника писателя». Современное состояние его изучения дает возможность для обобщения и расширения научных представлений о его стиле, имеющем интердискурсивную природу.
Под интердискурсивностью в данном случае понимается взаимодействие художественного языка с дискурсами, расположенными вне его поля - религиозным, философским, публицистическим и т.п. Действительно, «Дневник писателя» -синкретическое в дискурсивном отношении произведение, и его синкретизм обусловлен чрезвычайной многогранностью творческой индивидуальности самого автора.
В этом плане заслуживают внимания связи словесного текста Достоевского, художественно-публицистического по своему преимущественному характеру, с другими видами искусства: прежде всего с визуальными, изобразительными и выразительными.
Соответственно поэтика интердискурса в «Дневнике писателя» может быть рассмотрена, на наш взгляд, с учетом интермедиального аспекта текстов, входящих в его состав, в частности, с учетом их визуального, эмблематического и ритмического кода, запрограммированного автором.
Под эмблематическим кодом, обращение к которому помогает читательскому постижению авторского замысла, имеется в виду старинная словесно-графическая триада: вербализованная картинка (рюШга), надпись-имя (^огрйо) и подпись-толкование (subscriptю).
Ритмический же код аналогичен эмоционально-музыкальной партитуре, актуализируемой исполнителем, в данном случае, читателем, испытывающем мощное суггестивное воздействие текста, искусно организованную магию слова.
Итак, в «Дневнике писателя» комбинируются слово, зрительный образ и ритм, в результате чего возникает некое новое, синтетическое единство. Присутствие визуальных и музыкальных элементов в вербальном ряду порождает особый художественный эффект.
Данные положения можно подтвердить на примере анализа и интерпретации целого ряда репрезентативных произведений из
журнала Достоевского. В первую очередь их отличает визуальная поэтика, эмблематичность образов как результат следования художественной традиции словесного рисования (р^а poesis).
Особенно примечателен в этом отношении, напр., очерк «Похороны общечеловека», который можно рассмотреть с разных точек зрения, в зависимости от выбранного теоретического дискурса.
На наш взгляд, данный текст Достоевского предельно эмблематичен, другие исследователи представляют его как словесную икону (Т.А. Касаткина); возможна его интерпретация и в контексте экфразиса.
Эти дискурсы друг другу не противоречат: перед нами разные языки описания одного и того же художественного феномена визуализации словесного образа. Нельзя не отметить, что она носит прямо и открыто заявленный сознательный характер, то есть мы имеем дело с целенаправленной художественной стратегией писателя, назвавшего свое произведение «картинкой с “нравственным центром”».
Он ее действительно «рисует». Так, разворачивая историю жизни и смерти доктора Гинденбурга, Достоевский восклицает: «Если б я был живописец, я именно бы написал этот «жанр», эту ночь у еврейки-родильницы» [Достоевский, 1983, с. 91]. Далее он, по сути, исполняет свое желание и уподобляется Рембрандту в искусстве композиции света и персонажей. Он помещает их в точку пересечения вертикальной перспективы («Всё это видит сверху Христос...») и выстраивает по горизонтали сцену с христианином и евреем.
При этом писатель демонстрирует великолепное знание законов живописи. Сознавая преимущества наглядного изображения, он подчеркивает, что для собственно художника здесь содержится «роскошь сюжета». В свой подробный, по сути, искусствоведческий комментарий писатель включает и «перетасовку [...] нищих предметов и домашней утвари в бедной еврейской хате», и организацию «интересного освещения», и крупным планом выписанные фигуры: «восьмидесятилетний
обнаженный и дрожащий от утренней сырости торс доктора может занять видное место в картине, не говорю уже про лицо старика и про лицо молодой, измученной родильницы, смотрящей на своего
новорожденного и на проделки с ним доктора» [Достоевский, 1983, с. 91].
Достоевский добросовестно описывает все атрибуты в предлагаемом сюжете, крупным планом выделяя то, что сам назвал «нравственным центром» в картине: «христианин принимает
еврейчика в свои руки и обвивает его рубашкой с плеч своих...». «Всё это видит сверху Христос...», - заканчивает повествование автор, тем самым обозначая необходимую для эмблемы вертикальную перспективу.
Она дополняется - уже как бы по горизонтали - зеркальной сценой, также чрезвычайно важной для выражения центральной идеи: «бедный жидок вырастет и, может, снимет и сам с плеча рубашку и отдаст христианину, вспоминая рассказ о рождении своем». В центральной точке этого своеобразного композиционного креста оказывается образ «общечеловека» как живой иконы.
Заключающее главку приглашение автора «написать» живописное полотно выглядит уже несколько избыточным: художник слова великолепно реализовал его живописные возможности, нарисовав яркую и колоритную «картинку». По сути, он сам представил ее словесный аналог. По мнению венгерского исследователя Валерия Лепахина, подобное «описание живописного произведения в условном наклонении» может быть отнесено к экфрасису-проекту, или на другом основании - к экфрасису-переводу и экфрасису-толкованию [Лепахин, 2007, с. 120-121].
Но писатель не ограничивается здесь только визуальной репрезентацией образов: с языка прозы он практически переходит к стихотворной форме речи, усиливая ее музыкальное звучание за счет использования приемов синтаксического параллелизма, лексических повторов, переходящих в анафоры и эпифоры, упорядоченных и симметрично отделенных друг от друга колонов.
Если изменить графический вид соответствующего текста, то он легко раскладывается на стихи:
Эти русские бабы и бедные еврейки целовали его ноги в гробу вместе, теснились около него вместе, плакали вместе.
Пятьдесят восемь лет служения человечеству в этом городе, пятьдесят восемь лет неустанной любви соединили всех хоть раз над гробом его в общем восторге и в общих слезах.
Провожает его весь город, звучат колокола всех церквей, поются молитвы на всех языках.
Пастор со слезами говорит свою речь над раскрытой могилой.
Раввин стоит в стороне, ждет и, как кончил пастор, сменяет его и говорит свою речь и льет те же слезы.
Ведь пастор и раввин соединились
в общей любви,
ведь они почти обнялись
над этой могилой
в виду христиан и евреев.
В результате концовка всей главки, посвященной обсуждению «еврейского вопроса», приобретает особый, ударный характер, способствуя дидактическому закреплению заветной идеи Достоевского о возможности всеобщего христианского братства.
Такое соединение визуальности и музыкальности является органичным в поэтике многих произведений из «Дневника писателя», что особенно очевидно в словах, характеризующих не только дискурс героя, но и автора: «Я начинаю видеть и слышать какие-то странные вещи» [Достоевский, 1980, с. 42]. Это особое видение и слушание художника слова.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 21 / Ф.М. Достоевский. - Л.: Наука, 1980. - 551 с.
Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 25 / Ф.М. Достоевский. - Л.: Наука, 1983. - 470 с.
Лепахин, В. Виды экфрасиса в романах Достоевского / В.
Лепахин // ХШ Симпозиум Международного общества Достоевского. Ф.М. Достоевский в контексте диалогического
взаимодействия культур. - IDS. Budapest: University ELTE -Institute of Slavic and Baltic Philology, 2007. - Р. 120-121.
