Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2016. № 2
Е.И. Сухина
ИНТЕРМЕДИАЛЬНОСТЬ В АВСТРИЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ
НАЧАЛА ХХ в.
Интермедиальность рассматривается в данной статье как свойство, внутренне присущее австрийской культуре и в высшей степени проявляющее себя в поворотные моменты истории — в частности, в начале ХХ в. Помимо органичной попытки синтеза искусств в противостоянии хаосу, интермедиальность оказывается мощным средством отчуждения. Муль-тимедийность создаваемых в культуре образов, с одной стороны, способствует отчуждению катастрофических событий переломной эпохи, а с другой — указывает пути преодоления «чужого» и возвращения к «своему».
Ключевые слова: интермедиальность, австрийская культура, «свое» и «чужое».
The article considers intermediary as an inherent feature of Austrian culture, which becomes explicit at turning points in history — in particular, in the early 20th century. Apart from making a natural attempt at a synthesis of arts to oppose the chaos of the turbulent world, intermediality turns out to be a powerful means of alienation. The multimediality of images created in culture serves different purposes, on the one hand, contributing to the alienation of the horrors of the time, while on the other hand, showing ways of overcoming the "alien" and returning to "self".
Key words: intermediality, Austrian culture, "own" and "alien".
Трудно переоценить роль взаимопроникновения и синтеза искусств в формировании культурного пространства нации. Интерактивная и синтетическая составляющие оказываются чрезвычайно важными, а при ближайшем рассмотрении — неотъемлемыми в процессе бытования и развития культуры. Моделирование культурного пространства в значительной степени осуществляется под влиянием различных сфер искусства, в ходе их взаимодействия и взаимопреображения — иными словами, под знаком интермеди-альности.
Предвестниками понятия «интермедиальность» стали исторически наиболее рано сложившееся представление о «взаимодействии искусств» и введенное в научный дискурс в 1967 г. Ю. Кристевой понятие «интертекстуальность». «Интермедиальность» вошла в состав терминологического аппарата философии, искусствоведения
Сухина Елена Игоревна — канд. культурологии, докторант факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: elenasu@mail.ru
и литературоведения в конце ХХ в. Теоретическая почва для закрепления нового термина была постепенно подготовлена в трудах, признанных классическими в области гуманитарных наук: М.М. Бахтина, Ю. Кристевой, Ж. Дерриды, Р. Барта, Ж. Женнета, А.А. Хан-зена-Леве, И. Пэха, Ю. Мюллера, Й. Шретера, И. Шпильманн, Б. Окс-нер, Х. Оостерлинга, К. Брилленбург-Вурт и др. Исследование интермедиальности активно ведется и в настоящее время, раскрывая новые грани соответствующего понятия: теоретический концепт, методология, авторская стратегия, художественный прием и т.д.
В свете бурного развития культурологии возникает потребность в изучении интермедиальности с позиций данной научной дисциплины и рассмотрении этого явления в более широком смысле как свойства культуры, специфически, в различной степени и в разном соотношении «медиумов» проявляющемся в духовном пространстве каждой нации. Так, внимание исследователей австрийской культуры издавна привлекает ее музыкальность и театральность. Показательно в этом отношении, что существительные, производные от названий видов искусств, традиционно служат для описания свойств данной национальной культуры. В. Г. Зусман пишет в связи с этим о музыкальности и театральности как о «составляющих австрийской ментальности и культуры», указывая на тесную взаимосвязь между музыкальностью и «способностью вслушиваться в других»1, а также между театральностью и «способностью играть, перевоплощаться, ощущать себя другим», которая «... в эпоху барокко глубоко укоренилась в австрийцах»2.
Интермедиальность как свойство, внутренне присущее австрийской культуре, в высшей степени проявляется в поворотные моменты истории. К их числу, несомненно, следует отнести сложное и противоречивое начало ХХ в. — период, предшествовавший Первой мировой войне, а затем и трагические годы «великого безумия»3. В преддверии войны, в предчувствии и предвосхищении ужасов меняющегося до неузнаваемости мира интермедиальность с новой силой и, что особенно важно, в новом качестве заявляет о себе в творчестве мастеров, работающих в различных сферах искусства: Арнольда Шёнберга, Эгона Шиле, Оскара Кокошки, Гуго фон Гофмансталя, Георга Тракля, Артура Шницлера и других.
С одной стороны, на переломе эпох — в период смены культурных парадигм — особое значение интермедиальности обусловлено
1 Зусман В.Г. «Вникание/вчувствование» как концепт австрийской культуры // Вопросы филологии. 2004. № 1 (16). С. 55.
2 Там же. С. 54.
3 Kemper H.-G. Georg Trakl and his Poetic Persona: On the Relationship Between Author and Work // Williams E. (Hrsg.). The Dark Flutes of Fall. Critical Essays on Georg Trakl. Columbia, 1991. P. 34.
тем, что осуществляется органичная попытка синтеза искусств в противостоянии хаосу распадающегося мира. Объединение различных «медиумов» в рамках одного художественного произведения призвано создать опору для человеческого сознания в шатком мироздании, сформировать пусть иллюзорное, но все же единство в противовес «деформированному миру»4 в начале столетия. С другой стороны, интермедиальность неожиданно обретает совершенно новое звучание, начинает служить новой цели. Отныне ее функция — отчуждение (Entfremdung) через «очуждение» (Verfremdung). По словам Н.В. Пестовой, «тотальное отчуждение в социологическом, антропологическом и теологическом аспектах разрешилось небывалым очуждением, или остранением, всего искусства»5. Как это ни парадоксально, использование в рамках одного художественного произведения выразительных средств, заимствованных из других видов искусства, привлечение совокупного «цитатного» потенциала иных «медиумов», мультимедийность создаваемых образов и картин позволяет многократно усилить эффект отчуждения. Если одним из основополагающих концептов австрийской культуры, согласно В.Г. Зусману, является «вникание, вчувство-вание»6, то интермедиальность в преддверии, а затем и на протяжении Первой мировой войны призвана преодолеть это глубинное стремление австрийской души и помочь человеку отрешиться и перестать чувствовать. В поэтической форме наиболее убедительно сформулировал эту мысль М.А. Волошин:
Не знать, не слышать и не видеть...
Застыть, как соль. уйти в снега.
Дозволь не разлюбить врага
И брата не возненавидеть!7
Для полноты исследования интермедиальность в том виде, в котором она находит выражение в австрийской культуре начала ХХ в., необходимо рассматривать в свете культурологических теорий идентичности, альтеральности и чужести. Наиболее подробно и глубоко «профили чужести»8 в австрийской культуре представлены в работах Н.В. Пестовой, которые, помимо значительного вклада в литера-
4 Пестова Н.В. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести. Екатеринбург, 1999. С. 395.
5 Пестова Н.В. Лирика австрийского экспрессионизма // Вопросы филологии. 2004. № 1 (16). С. 60.
6 Зусман В.Г. Указ. соч. С. 53—57.
7 Волошин М.А. Стихотворения, статьи, воспоминания современников. М., 1991. С. 99.
8 Пестова Н.В. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести.
туроведение, представляют собой большую ценность с точки зрения культурологического изучения эпохи.
Цель данной работы — рассмотреть интермедиальность как средство отчуждения в австрийской культуре начала ХХ в. на примере наследия выдающегося художника слова и певца меланхолии Георга Тракля (1887—1914). Данные метафоры как нельзя лучше описывают взаимопроникновение и синтез искусств в его творчестве, так как оно представляет собой «интегральный медиум», имеющий «единую мультимедийную презентацию, которая происходит при нетипичных интертекстуальных условиях и выявляет новые корреляции»9. Для уточнения характера данного феномена в том виде, в котором он проявляется в литературном наследии Г. Тракля, можно условно принять за основу типологию, предложенную Н. Исагуловым в результате объединения концепций А.А. Ханзена-Леве, И. Раевски, А.Ю. Тимашкова и Е.П. Шиньева10:
а) конвенциональная интермедиальность, предполагающая медиальное разнообразие форм, или медиальную гетероморфность художественного произведения;
б) нормативная интермедиальность, предусматривающая нормативность «медиума» — источника, т.е. наличие оригинала и его дальнейших обработок в рамках других «медиа»;
в) референциальная интермедиальность, которая проявляется в том, что текст одного «медиума» содержит цитату из другого в духе древнегреческой традиции «экфрасиса».
Если исходить из приведенной типологии, в творчестве австрийского автора в начале ХХ в. на передний план выходит конвенциональная интермедиальность. Лирические произведения Г. Тракля, созданные в преддверии глобальной катастрофы и в первый год войны, незадолго до смерти поэта (Klage (II) и Grodek, датируемые сентябрем — началом октября 1914 г.), носят гетероморфный характер, сочетая признаки живописных полотен и музыкальных произведений. Включение внелитературных элементов в художественное полотно литературного текста само по себе не новое явление, однако получающий таким образом мультимедийное воплощение концепт «чужого»11 в сложном взаимодействии с кон-
9 Определение «интегрального медиума» дает Н. Исагулов с опорой на работы А. Тимашкова и Е. Шиньева. См.: Исагулов Н. Поэтика интермедиальности в английском романе начала XX века. Донецк, 2011. С. 12—19.
10 Там же.
11 Здесь и далее «чужое» трактуется в соответствии с определением, приведенным в следующей статье: Sukhina E. Die Gestalten des Fremdlings in der Lyrik von I. Bachmann // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2012. № 3. С. 118-119.
цептом «своего» позволяет говорить о специфической функции ин-термедиальности.
Противостояние, взаимопроникновение и взаимопреображение «своего» и «чужого» в творчестве Г. Тракля можно с высокой степенью точности описать и проанализировать с применением понятийного аппарата живописи. В живописном измерении лирических произведений «чужое» проявляется в соответствии с законами изобразительного искусства на следующих уровнях:
— цвет (статика колористики);
— игра света и тени («чужесть» тени);
— портрет (отчуждение образа);
— пейзаж (отчуждение ландшафта).
Важное место в этом перечне занимает колористика. Как известно, количество работ, посвященных изучению эпитетов в произведениях Г. Тракля с литературоведческой и философской точки зрения — прежде всего эпитетов, передающих цветовую гамму12, — чрезвычайно велико. Однако при избрании культурологической перспективы угол зрения коренным образом меняется и первостепенную важность получает то, что цвет у Г. Тракля в значительной степени отчужден от соответствующего объекта — источника и носителя цвета. Мысленному взору читателя явлена чужесть цветов, имеющих мало общего с реальными цветами, доступными для зрительного восприятия. По точному наблюдению С.С. Аверин-цева, цвет в лирике Г. Тракля при ближайшем рассмотрении обнаруживает эмблематическое или геральдическое значение: «Это образность эмблематики и геральдики, не образность изображения в традиции прошлого века — реалистической или импрессионистической»13. Исследователь прослеживает глубинную связь с символикой цвета, чрезвычайно важной не только для средневекового и барочного искусства в рамках австрийской культуры, но и для католической литургики14. В продолжение мысли С.С. Аверинцева можно заметить, что Г. Тракль рисует картины мира, замершего в ожидании войны или уже потрясенного кровавой битвой, используя «статичные» цвета, т.е. «очуждая» цвет и заковывая его в статику. За счет отсутствия колористической динамики, характерной для реалистичного изображения цвета, и отказа от цветовых переходов
12 См. более подробно: Mautz K. Die Farbensprache der expressionistischen Lyrik // Deutsche Vierteljahrsschrift für Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte. VOl. 31. 1957. S. 198-240.
13 Аверинцев С.С. Георг Тракль: "poete maudit" на австрийский манер // Вопросы литературы. № 5, 1999. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/1999/5/averinc.html (дата обращения: 24.10.2015).
14 Там же.
и оттенков, свойственных импрессионизму, многократно возрастает степень психологической «дереализации» изображения, а вместе с тем и отчуждения. По словам С.С. Аверинцева, эмблематический цвет является статичным, лишенным оттенков и эквивалентным самому себе, «представая, так сказать, sub specie aetern i tatis, под знаком эсхатологического "навсегда"»15.
Ощущение сенсорной статики усиливается в связи с тем, что цвет, закрепленный за тем или иным предметом или явлением, повторяется как в рамках одного стихотворения, так и в различных произведениях на протяжении творческого пути Г. Тракля. В стихотворении Klage возникает следующая цветовая гамма: "goldnes Bildnis", "derpurpurne Leib", "die dunkle Stimme". В произведении Grodek мысленному взору читателя являются: "die goldnen Ebenen", "unter goldnem Gezweig", "rotes Gewölk", "schwarze Verwesung", "die dunkeln Flöten". Тщательно подобранная и специфически реализованная цветовая гамма создает особый эффект, вызывая одновременные и в высшей степени противоречивые ассоциации с военным образом герба или знамени и с иконографическим изображением. Обе ассоциации способствуют созданию мультимедийной, многомерной картины мира в состоянии войны и выражению мысли о фатальном отчуждении, гибели «своего» перед ликом «чужого» и поиске спасения. С одной стороны, художественное пространство лирики — как ландшафт, так и возникающие на данном фоне образы — оптически отчуждаются. С другой стороны, выбор цветовой гаммы, интенсивность красок, отсутствие колористической динамики и отказ от перспективы вызывают в памяти образ старинной иконы. Цветовая гамма не случайно подобна той, которую использовали при создании своих священных полотен греческие иконописцы. Это изображение, которое, по своей сути, изначально отстранено и отчуждено от зрителя, но в то же время, по замыслу мастера, призвано даровать надежду на спасение путем возвращения к «своему», к Богу, к самому себе. Будет ли эта возможность использована гибнущим человечеством и еще «не рожденными внуками», да и существует ли она в объективной реальности? Данный вопрос остается в творчестве Г. Тракля открытым.
К области живописи следует отнести еще один прием, искусно используемый Г. Траклем, — игру света и тени. Если рассмотреть частотность, с которой в художественном пространстве произведений Г. Тракля возникают тени, и степень их влияния на картину мира, возникающую под пером поэта, в их роли не остается со-
15 Там же.
мнений: die "Schatten lange Verstorbener", "die Schatten der Kirchenfürsten, edler Frauen", der "verlorene Schatten" des Fremdlings, die "Schatten berühmter Zeiten", der "Schatten der herbstlichen Esche", "die Geister der Erschlagenen", — даже "Schattenbezirk"! Примечательно, что тени не являются прерогативой конкретных предметов, их могут отбрасывать и абстрактные объекты; тени выступают как в виде темного отпечатка предмета или явления, так и в форме парящего призрачного духа. При анализе данного феномена необходимо обратить особое внимание на эпитеты, используемые для описания теней: "verloren", "mondverschlungen", включая цветовую гамму — "schwarz", "rot", "blau" — в произведении Offenbarung und Untergang. С учетом существенных свойств этого оптического явления, предполагающих, в частности, присутствие объекта между тенью и источником света, возникновение зрительно уловимого силуэта и наличие строго определенных цветовых характеристик (от бледно-серого до насыщенного бархатно-черного цвета), эпитеты в творчестве Г. Тракля представляются парадоксальными. Независимо от того, трактуется ли тень как оптическая противоположность света, синоним скорби и смерти в оппозициях «радость — скорбь» и «жизнь — смерть» или как потеря надежды на спасение в религиозном смысле, появление тени приводит к отчуждению образов и ландшафтов. При культурологическом прочтении в свете теорий идентичности, альтеральности и чужести тень нередко оказывается двойником субъекта или объекта, с одной стороны, сохраняющим таинственную связь с оригиналом, а с другой — уводящим из области «своего» в сферу пугающего и чарующего «чужого». Показательно, что в литературном наследии Г. Тракля наблюдаются случаи многоуровневого, или даже многомерного, отчуждения, при котором образ чужака посредством указания на его «потерянную тень в вечернем зареве» ("Fremdling! Dein verlorener Schatten / Im Abendrot...") еще больше дистанцируется от лирического «я», достигая еще более высокой степени отчуждения, как это происходит в стихотворении Der Schlaf. Метафорически можно сказать, что война не всегда эксплицитно присутствует в творчестве Г. Тракля, но на многие его произведения она отбрасывает свою тень.
Следующее понятие, которое неизменно сближает литературу и живопись, — пейзаж. Помимо традиционной функции «выражения национальной аксиологии и картины мира», по замечанию К.С. Романова16, ландшафт — в особенности ландшафт, явленный
16 См.: Романов К.С. Природа и национальный миф в творчестве русских и канадских художников // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2012. № 3. С. 87.
во взаимодействии с образом лирического героя, — выполняет специфическую функцию в произведениях Г. Тракля. Природа и человеческое тело оказываются теснейшим образом переплетены, образуя практически неразрывное единство. Образ лирического героя, фигурирующий как коллективное воплощение человечества, но при этом не лишенный индивидуального измерения, на глазах читателя как будто встраивается, вливается, вживается в окружающую природу. Ландшафт же, напротив, в процессе чудесной эманации проистекает из человеческого тела и души. Подобное взаимопроникновение и взаимопорождение можно рассматривать как несущую конструкцию в архитектонике стихотворений Г. Тракля и один из определяющих элементов его поэтики. В этой связи возникает мысль о том, что окружающий мир включается в сферу «своего», «осваивается», посредством единения с наиболее интимным проявлением «своего» — с человеческим телом, сосудом души. Однако при ближайшем рассмотрении кажущееся нерушимым единство космоса, рождающегося из постоянного взаимодействия с человеком, оказывается не более чем оптической иллюзией, ибо оно пронизано болью и страданием и отмечено признаками неминуемого распада. Глаголы с приставками "ver-" и "zer-" при описании иллюзорного синтеза природного и человеческого начал подтверждают мысль о приближении неизбежного краха: "verschlangen" ("Verschlänge die eisige Woge / Der Ewigkeit"), "zerschellen" ("Zerschellt der purpurne Leib"), "versinken" ("Sieh ein ängstlicher Kahn versinkt / Unter Sternen") в стихотворении Klage, "zerbrechen" ("...die wilde Klage / Ihrer zerbrochenen Münder") и "vergießen" ("Das vergoßne Blut, mondne Kühle") в стихотворении Grodek. Единство космоса и индивидуума, обнаруживающее признаки неизлечимого заболевания в «пейзажной живописи» Г. Тракля, в конечном итоге обречено на «сон и смерть» ("Schlaf und Tod" в стихотворении Klage).
Сакральное единство личности также распадается по мере того, как дробится человеческое тело и часть непостижимым образом отчуждается от целого — подобно тому, как это происходит в «наиболее скандальных стихах Г. Бенна, А. Лихтенштейна, Г. Гейма, А. Эренштейна, П. Больдта, Ф. Верфеля, Й.Р. Бехера»17. По замечанию Н.В. Пестовой, в экспрессионизме «традиционная синекдоха претерпевает коренное изменение: происходит абсолютизация отор-
17 Пестова Н.В. Поэтическое воплощение „категории чуждого" в лирике немецкого экспрессионизма. URL: http://avantgarde.narod.ru/beitraege/ed/np_chuzhd.htm (дата обращения: 24.10.2015).
ванности части от целого, и часть начинает функционировать пугающе автономно»18. В произведениях Г. Тракля неоднократно возникает зловещий по своей сути портрет — «глава», существующая отдельно от тела: "Stürmt den Himmel / Ein versteinertes Haupt" в стихотворении Die Nacht. "Magnetische Kühle / Umschwebt dies stolze Haupt" (Das Gewitter). "Schlaf und Tod, die düstern Adler / Umrauschen nachtlang dieses Haupt" (Klage). Отчуждение, проникшее в святую святых, в самую глубь «своего», достигает своего апогея.
Нельзя оставить без внимания и музыкальное измерение литературного наследия Г. Тракля. В лирике австрийского автора находит широкое применение прием монотонности, реализуемый посредством так называемого нанизывания ("Reihung")19 на всех уровнях анализа и затрагивающий структурные особенности, образы и мотивы в творчестве Г. Тракля. Особого внимания заслуживает в связи с этим «нанизывание» существительных и прилагательных с семантикой «радикально чуждого». Несмотря на то что объективность существования «радикально чуждого» с точки зрения психологии, философии и культурологии нередко подвергается сомнению, а точное содержание понятия вызывает оживленные споры, для целей настоящего исследования приемлемым представляется определение М. Хофманна. «Радикально чуждым», по его словам, является «то, что чуждо жизни» (Пер. — Е.С.), в крайнем своем проявлении — смерть20. В частности, в стихотворении Klage возникает цепочка "Schlaf', "Tod", "Ewigkeit" (как отсутствие времени), "Nacht". Прием монотонного «нанизывания» порождает щемящее ощущение отчуждения; мир предстает в состоянии лишения и потери — без движения, без жизни, без света и, что особенно остро ощущается, без времени.
Надвигающаяся эсхатологическая катастрофа мыслится Г. Тра-клем в музыкальном преломлении как навязчивое повторение, тягостное однообразие воспроизведения и мучительная продолжительность звучания. По словам Ф. Кафки, война началась «прежде всего, от чудовищного недостатка воображения», «поэтому он [Г. Тракль, наделенный "слишком большим" воображением. — Е.С.]
18 Там же; см. также о синекдохе: Пестова Н.В. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести. Екатеринбург, 1999. С. 253—254, 325.
19 О феномене «нанизывания» см.: Doppler A. Bemerkungen zur poetischen Verfahrensweise Georg Trakls // Frühwald W., Niggl G. (Hrsg.). Sprache und Bekenntnis. Hermann Kunisch zum 70. Geburtstag. Berlin, 1971. S. 349—359; Schneider K.L. Georg Trakl und der Reihungsstil // Weiss W., Weichselbaum H. (Hrsg.). Salzburger Trakl-Sym-posion. Salzburg, 1978. S. 115-118.
20 Hofmann M. Interkulturelle Literaturwissenschaft: eine Einführung. Paderborn, 2006. S. 16.
не мог вынести войну» (Пер. — Е.С.)21. Сила монотонности такова, что она приводит к отчуждению возникающих в сознании читателя образов и картин. В повторении таится опасное указание на чисто механический акт, застывшее мгновение вместо прогрессивного течения времени, статичное бытие в противовес динамичному развитию. В нем кроется отсутствие жизни — синоним смерти.
Музыкальность картин, создаваемых Г. Траклем, в немалой степени обусловлена сочетанием пронзительно звучащих и леденящих душу голосов и всепоглощающего молчания, приглашающего слушателя к саморефлексии и апеллирующего к чувству вины. Подобное «музыкальное сопровождение» придает произведениям Г. Тракля особое звучание. Меланхолия и боль пронизывают художественное пространство, наполняя его стенаниями и криками и напоминая о невыносимом грузе ответственности всего потерянного человечества и каждого индивидуума за содеянное. Наступает момент, когда все звуки над потрясенной «грозой» землей сливаются воедино, отдельные голоса тонут в ужасной какофонии, и источники звука становятся неразличимы. Жертва и палач оказываются одним и тем же лицом, обвинители неожиданно превращаются в обвиняемых, как это происходит в стихотворении Das Gewitter: "Der Väter gewaltiger Groll, die Klage I Der Mütter, I Des Knaben goldener Kriegsschrei I Und Ungebornes I Seufzend aus blinden Augen".
С культурологической точки зрения интересно то, что на данном фоне наблюдается парадоксальное взаимодействие «своего» и «чужого». Чувство вины, по своему определению, предполагает включение «чужого» в область «своего» в процессе принятия ответственности за объект, изначально находящийся за пределами сферы «своего», и сближения с соответствующим предметом вины. Стоит обратить особое внимание на то, что жертвы жестокого времени нередко предстают в образе членов семьи — вздыхающие «нерожденные внуки», сотрясающие воздух жалобами матери, молчаливая сестра, объятая скорбью. Возникает ощущение, что «небратское, неродственное, т.е. немирное, состояние мира», по выражению Н.Ф. Федорова, в том варианте толкования, который предлагает в своей статье Ю.В. Денисова22, поэтически преодолевается в полилоге. Однако сознание вины порождает потребность,
21 Janouch G. Gespräche mit Kafka. Aufzeichnungen und Erinnerungen. Frankfurt am Main, 1961. S. 65.
22 См.: Денисова В.Ю. «О способности письма быть графическим изображением духа времени» (Н.Ф. Федоров и Н.В. Гоголь) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2013. № 1. С. 37.
даже необходимость, избавиться от груза ответственности путем отстранения, дистанцирования. В этом смысле первый музыкальный пласт — какофония голосов — и второй пласт — всеобъемлющее молчание, на глубинном уровне присущее произведениям Г. Тракля, служат неиссякаемыми источниками отчуждения. Вздох внуков не будет услышан, так как они никогда не родятся; жалобы матерей, звучащие «темно, глухо, невнятно, низко» ("dunkel"), не возымеют действия; голос сестры никогда не зазвучит, ведь она — всего лишь бессловесная тень, витающая в «молчаливой роще» ("durch den schweigenden Hain").
В данной связи следует заметить, что «чужое» предстает у Г. Тракля, скорее, в форме глобального страдания, чем в форме глобального зла, триумф которого предопределен. По сути, взору читателя явлены последствия злодеяния без самого деяния как такового. В этом отношении П. Бридгватер справедливо сравнивает лирику Г. Тракля с молитвой: «...его военные стихотворения подобны молитве в ином смысле, чем большинство произведений фронтовой поэзии, так как Тракль молится не о том, чтобы сам он был спасен и сохранен, а о том, чтобы человечество не было уничтожено» (Пер. — Е.С.)23. Молитва являет собой одновременно путь к Богу и возвращение к себе, т.е. в область «своего» в противовес «чужому», причем в возвышенную, сакральную сферу «своего». Парадокс заключается в том, что читатель становится свидетелем подлинного апофеоза «чужести» в последних стихотворениях Г. Тракля — Klage и Grodek, т.е. именно там, где одновременно наиболее отчетливо выражено «свое» и где его присутствие ощущается особенно явственно.
В австрийской культуре начала ХХ в. в целом и в творческом наследии Г. Тракля, в частности, интермедиальность носит концептуальный характер, который для своего прояснения требует обращения к культурологическим теориям идентичности, альтераль-ности и чужести. Мультимедийность привносит дополнительные краски в созданные литераторами, художниками, музыкантами «профили чужести»24, многократно усиливая эффект отчуждения от катастрофических событий переломного времени, и в то же время указывает возможные пути возвращения к себе — к спасительному «своему» в противовес окружающему человека «чужому».
23 Bridgwater P. Georg Trakl and the Poetry of the First World War // Methlagl W., Yuill W.E. (Hrsg.). Londoner Trakl-Symposion. Salzburg, 1981. P. 97.
24 Пестова Н.В. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести. Екатеринбург, 1999.
Список литературы
Аверинцев С.С. Георг Тракль: "poete maudit" на австрийский манер // Вопросы литературы. № 5. 1999. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/ 1999/5/averinc.html (дата обращения: 24.10.2015).
Денисова В.Ю. «О способности письма быть графическим изображением духа времени» (Н.Ф. Федоров и Н.В. Гоголь) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2013. № 1.
Зусман В.Г. «Вникание/вчувствование» как концепт австрийской культуры // Вопросы филологии. 2004. № 1 (16).
Исагулов Н. Поэтика интермедиальности в английском романе начала XX века. Донецк, 2011.
Пестова Н.В. Лирика австрийского экспрессионизма // Вопросы филологии. 2004. № 1 (16).
Пестова Н.В. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести. Екатеринбург, 1999.
Пестова Н.В. Поэтическое воплощение «категории чуждого» в лирике немецкого экспрессионизма. URL: http://avantgarde.narod.ru/ beitraege/ed/np_chuzhd.htm (дата обращения: 24.10.2015).
Романов К.С. Природа и национальный миф в творчестве русских и канадских художников // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2012. № 3.
Bridgwater P. Georg Trakl and the Poetry of the First World War // Methlagl W., Yuill W.E. (Hrsg.). Londoner Trakl-Symposion. Salzburg, 1981.
Doppler A. Bemerkungen zur poetischen Verfahrensweise Georg Trakls // Frühwald W., Niggl G. (Hrsg.). Sprache und Bekenntnis. Hermann Ku-nisch zum 70. Geburtstag. Berlin, 1971.
Hofmann M. Interkulturelle Literaturwissenschaft: eine Einführung. Paderborn, 2006.
Janouch G. Gespräche mit Kafka. Aufzeichnungen und Erinnerungen. Frankfurt am Main, 1961.
Kemper H. -G. Georg Trakl and his Poetic Persona: On the Relationship Between Author and Work // Williams E. (Hrsg.). The Dark Flutes of Fall. Critical Essays on Georg Trakl. Columbia, 1991.
Mautz K. Die Farbensprache der expressionistischen Lyrik // Deutsche Vierteljahrsschrift für Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte. Vol. 31. 1957.
Schneider K.L. Georg Trakl und der Reihungsstil // Weiss W, Weichselbaum H. (Hrsg.). Salzburger Trakl-Symposion. Salzburg, 1978.
Sukhina E. Die Gestalten des Fremdlings in der Lyrik von I. Bachmann // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2012. № 3.