ИНТЕР-КАТЕГОРИИ ЛИНГВИСТИКИ ДИСКУРСА: КАУЗАЛЬНО-ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА
И.Ф. Ухванова-Шмыгова
Ключевые слова: лингвистика дискурса, интер-категории дискурса, каузально-генетический подход (КГП).
Keywords: linguistics of discourse, inter-categories of discourse,
the Causal-Genetic Approach (CGA).
1. Введение в контекст и контент статьи.
Всякое научное направление (и лингвистическое знание в этом отношении не является исключением) самоидентифицирует себя (свое исследовательское пространство) через:
1) исследовательский объект, репрезентированный освоенным и, тем самым, определенным набором категорий;
2) целевые установки, репрезентированные освоенным набором задач и, тем самым, определенным объемом исследовательской проблематики;
3) методологический аппарат, репрезентированный освоенным набором методик, которые определяют технологический потенциал научного направления.
Если посмотреть на каузально-генетическую исследовательскую перспективу как на методологическую программу освоения дискурсов разного типа, в том числе научного, мы можем утверждать, что у каждой из вышеназванных трех позиций есть свой глубинный смысл, свое назначение, что и определяет потенциал научного направления в контексте его дальнейшего развития.
• первая позиция характеризуется как субъект-предметная, а значит, несет в себе одновременно и предметную определенность научного направления и его открытость новой проблематике;
• вторая позиция характеризуется как субъект-субъектная, ибо находится в привязке к реальным субъектам научной деятельности и, тем самым, научному сообществу. Она зависит от силы его духа, от его видения и предвидения новых задач, требующих решения внутри научного направления (научный контент, характеризующийся определенной закрытостью научной деятельности) и за его пределами
(научный контекст, неизбежно открывающий границы научного поиска в интердисциплинарное и трансдисциплинарное пространство);
• третья позиция объединяет обе вышеназванные, находясь при этом в привязке к технологическому процессу решения проблем. С позиции технологической состоятельности научного направления значимость обретают как методология когнитивного и прагматического начал, то есть собственно научного и прикладного планов реализации научного направления, так и методология коммуникативного, то есть знаково-системного и знаково-деятельностного начал (методология 1 и методология 2). Последняя указывает на значимость и актуальность коммуникативной реализации научного направления в целом и научного сообщества в частности. В результате развития технологий знаково-ориентированых планов (методология 2) создаются системы научного кодирования и декодирования и формы (форматы и жанры) реализации данных систем. Здесь речь идет о методологической двойственности и, тем самым, об источнике и результате процесса научного познания: с одной стороны, неизбежной закрытости научного поля (наука как структурно-системное образование, преобразуемое во времени и пространстве); а с другой стороны, его неизбежной открытости (наука как субстанция функционально и динамически преобразующая время и пространство).
Иначе, наука в целом и научный дискурс в частности - это единство многих начал в их единении, борьбе, развитии, что и является источником неисчерпаемости научного знания при правильной организации условий для ее развития.
Все три позиции являют собой диалектическую целостность феноменологического плана (объектность - объективность), идеалоги-ческого (субъектность - субъективность) и деятельностного (единство субъект-предметного и субъект-субъектного планов реализации). О видении научного дискурса в трех лицах «феномен - идея -деятельность» (как, впрочем, и других типов дискурса с позиций эффективности реализации) см. в работах представителей научной школы каузально-генетического программирования дискурсов [Ухвано-ва-Шмыгова, 2014; Попова, 2008; Курчак, 2012; Савич, 2012; Турки-на, 2006].
Посмотрим в контексте вышесказанного на лингвистику сегодняшнего дня. Сохранив свой интерес к исследованиям исторического плана, сфокусировавшим внимание на реконструкции знания о микро-единицах языка (диахроническая лингвистика), современная лингвистика (открыв для себя поле синхронии) выходит на макро-знаковое пространство языка, которое успешно "пропалывает", осва-
ивая сегодня уже так называемые супер-структуры. Процесс рефлексии, то есть самоидентификации лингвистики, осознание ею своих возможностей работает здесь на преображение исследовательского объекта. Так, мы имеем дело с репрезентацией новых исследовательских единиц, освоением новых наборов категорий, постановкой иных целей, предложением новых методик и технологий, выходом на новый язык.
При этом понятно и естественно "сопротивление материала". Часть нового, зарождаемого внутри, может уходить на какое-то время вовне как бы вопреки логике его развития. Так, коммуникативистика в контексте англоязычного знания пришла в мировую науку из социального знания, а в русскоязычном контексте - из гуманитарного, изначально принимавшего социальное в качестве ее непосредственной данности, глубинной сущности. (Во многом это справедливо и для франкоязычной гуманитарной науки с ее плотным переплетением гуманитарного и социального начал). Быть вовне или остаться в контексте лингвистического знания (в согласии с национальной традицией), значительно преобразив его технологически - актуальный вопрос современной русскоязычной гуманитарной науки. Мы полагаем, что значимым для решения данного вопроса фактом является признание того, что именно лингвистика в русскоязычном научном пространстве активно занимается сегодня развитием теории дискурса, в то время как социальные науки являются, в большей степени, пользователями технологических разработок дискурс-анализа.
Наблюдая решение этого актуального вопроса в контексте развития восточно-европейской гуманитарной науки, мы обратили внимание на тенденцию сохранения во многих случаях лингвистического пути дискурсологии. Новое множится, и появляются иные тенденции: вместо отторжения происходит упорядочивание.
Так, появляется новый исторически отмеченный в лингвистике ряд, а именно: «лингвистика языка - лингвистика речи - лингвистика дискурса» [La Table Ronde, 2013]. При этом имеет место и иное (компромиссное, как мы полагаем) двусоставное решение: «(традиционная) лингвистика - функциональная лингвистика (лингвистика речи)» [Левицкий, 2012]. В этом варианте вторая ступень развития лингвистики максимально открывается, сохраняя место и коммуникативи-стике и дискурсологии, и теории дискурса. Третий вариант упорядочивания нового знания предлагают научные лингвистические школы Латвии (Латвийский университет, Рига) и Польши (Варшавский университет, Варшава), где направление дискурс-исследований видится органичным в поле прикладной лингвистики. В других ситуациях,
как например в Литве (Вильнюсский университет) дискурс-исследования попадают в поле непосредственной интердисциплинар-ности, когда под каждую диссертационную работу по данной проблематике собирается интердисциплинарный ученый совет, куда могут входить одновременно специалисты по лингвистике, литературоведению, журналистике, социальным наукам и ряду других направлений с учетом каждого конкретного случая. Мы полагаем, что каждый вариант оправдан в данном контексте (контексте активного развития дискурс-исследований в мировой научной практике) кроме одного - противостояние: вариант противостояния новому не соответствует целевым установкам научного дискурса.
Итак, мы обрисовали ряд тенденций, помогающих реконструировать контекст и сосредоточиться на контенте данной статьи. Непосредственным объектом внимания данной статьи является категориальный аппарат лингвистики дискурса (мы сохраняем приверженность идее упорядочивания лингвистического знания). Лингвистика трудом многих поколений пост-соссюровской эпохи заслужила право сохранить образ языкового знака (включая макро знаки) как двуликого Януса, одно лицо которого обращено в реальность, а другое - знаковую реальность. Уточнение образа не разрушает его суть, и вот уже перед нами трех-ликий герой: язык (систематизированная знаковая реальность) - языковое функционирование (знаковая реальность, соподчиненная правилам функционирования знаковых систем) -языковое функционирование в обществе (социальная реальность, соподчиненная правилам функционирования общества, сопряженная со знаковой реальностью в ее системной и функциональной данности). Научное направление с таким объектом исследования соподчинено одной цели - «не резать по живому», изучая живую ткань дискурса. Так перед нами синтез уже трех систем знаний - языковой, речевой, социальной. Но эти системы не сами по себе, а каждая в каждой. И именно вместе они организуют структурно-системно, функционально и динамически реализуемое основание того направления, которое мы называем лингвистика дискурса. Можно считать это направление лингвистики входящим в направление, изучающее специфику функционирования комплексных систем.
В качестве предмета нашего внимания мы выбрали группу ин-тер-категорий дискурса, которая является, как мы полагаем, прототи-пической (матричной) для категориального аппарата лингвистики дискурса.
Целевая установка статьи дескриптивно иллюстративная: привлечь внимание исследователей коммуникации и эффективного взаи-
модействия людей и институциональных структур к особому исследовательскому аппарату лингвистики дискурса и его потенциалу для решения теоретических и прикладных задач современного гуманитарного (и, тем самым, социального) знания.
2. Интер-категории лингвистики дискурса: история и потенциал.
Интертекстуальность - это дискурс-категория, вместе с которой пришло осознание того, что тексты с позиции содержания - это своего рода саморазвивающаяся система. Они как бы воспроизводят себя в жанровом и тематическом планах в последующем текстовом пространстве, множественно отражаясь в них и участвуя, тем самым, в дальнейшем конструировании всего текстового пространства.
Лингвистика текста (текстопорождения и текстовосприятия, кодирования и декодирования), сосредоточила внимание на том что есть текстуальность, каковы ее ключевые принципы, ее основание прототипического плана [Beaugrande, Dressler, 1981]. Уже общим знанием стало упоминание в этом контексте семи категорий. Шесть из них рассматриваются хотя и по отдельности, но, все же, в некоторой перекличке. Это такие пары как когезия и когерентность, информативность и ситуативность, интенциональность и приемлемость. В одиночестве остается категория «интертекстуальность». Почему?
Явившись в мир с работами Юлии Кристевой, ученицы Дерри-ды, представителя французской школы постсруктурализма и дискурс-анализа, категория «интертекстуальность» стала своего рода мостиком между лингвистикой речи / текста и лингвистикой дискурса. Приставка «интер-» понятийно задает термину как бы два берега, встречу иных начал, а вместе с этим и движение мысли, смыслов, значений, контентов, их столкновение и преобразование, превращение в нечто другое.
Значит ли это, что дискурс-лингвистика это выход лингвистики текста из статической в дихотомическую перспективу? Мы полагаем, что да. Так когезию и когерентность можно свести вместе в термине «речевая (языковая) деятельность», ибо речь идет по сути о вариантах синтагматической и парадигматической организации содержания коммуникации; информативность и ситуативность - в термин «дискурс», ибо речь идет о единстве текста и кон-текста (определение дискурса Тойном ван Дейком); интенциональность и приемлемость -в термин «интеракция». Так, категории дискурса уже по определению предстают как интер-категории.
Если присмотреться внимательно и проинтерпретировать дефиниции актуальных категорий дискурса, мы найдем открытое множе-
ство дихотомий, априори включенных в значение термина. В рамках каузально-генетического подхода (КГП) мы предложили термин «кортежное содержание». Кортежное содержание отражает и конструирует интерактивность коммуникативного процесса. Оно способствует актуализации памяти об адресатах как конкретных персоналиях и представителях определенного типа коммуниканта. Иначе, у общающихся происходит накопление информации о коммуникантах как прототипического плана (тип общающегося), так и функционального (ситуативное, контекстное знание о характере взаимодействии с другими), что дает основание для понимания также и эксклюзивности субъектов общения. Эксклюзивность ролевого выбора и наполнения роли, которую берет на себя общающийся, из возможного набора последовательностей взаимодействия создает динамику кортежного содержания. Выбор и постоянство (в том числе и в маркерах того или иного категориального содержания) становятся основанием для актуализации общего, особого, единичного.
Другие категории с заданной внутренней дихотомической организацией, разработанные представителями школы каузально-генетического моделирования дискурса и вошедшие в современную практику дискурс-исследований, это - интер-событийность (перекличка событий в процессе актуализации текстов в социальном контексте) и интер-субъектность (пересечение имен и реалий социальной жизни коммуниканта, актуальных для него или для нее в контексте ведения дискурсных практик).
Можно обратить внимание в данном контексте также на группу интер-категориальной терминологии, включенной в первый словарь дискурс-анализа, изданный в начале нашего века во Франции [Charaudeau, Maingueneau, 2002]. Среди них interaction (интеракция), interculturel (интеркультура), interdiscours (интердискурс), interlangue (интеркод), interlocuteur (со-беседник), intertext (интертекст), intertex-tualite (интертекстуальноть). Любопытен тот факт, что почти все эти термины представлены также с приставкой «интра-», а одно еще и с приставкой «транс-», как например, intradiscours, intralangue, intralo-cuteur, intratext, transtextualite. Как видим, максимально интерактивной, внутренне подвижной становится терминология матричного (для моделирования коммуникации) плана, где корень термина отражает жанр (беседа), средство (язык), процесс (дискурс) и продукт коммуникации (текст). Это обстоятельство - еще одно доказательство особой ценности данной группы терминологии дискурс-анализа для научного направления и, в частности, для понимания объекта изучения направления, характеризующегося как все во всем.
3. Интер-категориальные основания дискурса и другие актуальные тезисы КГП.
Первая публикация, представившая научной общественности основы каузально-генетического моделирования дискурса, появилась в 1993 году в журнале «Философская и социологическая мысль» под рубрикой «Логика, методология и философия науки» [Ухванова-Шмыгова, 1993, с. 10-27]. До этого логика развития каузально-генетического исследовательского подхода была описана в научном сборнике Алтайского государственного университета [Ухванова-Шмыгова, 1990]. А в настоящее время мы уже говорим о развитии подхода и его множественной апробации в процессе практического изучения и теоретического моделировании конкретных типов дискурса. Так, были построены теоретические (прототипические и функциональные) модели таких типов дискурса как дискурс элитарных средств информации - дискурс ЭСИ [Попова, 2008], дискурс медиа-лобирования [Савич, 2012], дискурс деловых переговоров [Курчак, 2012], дискурс народных сказок [Ухванова, 2012]; разработаны новые методики дискурс-анализа и синтеза, в частности метод дискурс-портретирования [Ухванова, Маркович, Ухванов, 2002], методы реконструкции дискурс-картин информационного и интерактивного планов содержания дискурса [Ухванова, Савич, Ефимова, 2009; Тур-кина, 2008]. В результате расширен и упорядочен категориальный аппарат исследований дискурса, уточнены методики, определены их верификативные возможности. С библиографией и терминологическим словарем подхода можно ознакомиться в: [Ухванова-Шмыгова, 2014]).
Факт опубликованности подхода дает нам возможность не повторяться в его презентации, а сосредоточить внимание исключительно на заявленном предмете разговора - интеркатегориальной специфике дискурса, которая весьма ярко проявляет себя в реконструкции разнообразных типов дискурса. В поисках оптимального способа описания этой специфики мы остановились на формате диалога или вопросно-ответной жанровой форме, которая помогает удерживать дискуссию с учетом сохранения фокуса внимания, а значит и интереса аудитории. При этом мы решили воспользоваться вопросами, которые были адресованы нам относительно недавно в контексте работы Международного научного семинара, проходившего в АлтГУ 14 апреля 2015 года - «Многоязычие текста в коммуникации как филолого-коммуникативная проблема», где автор участвовал заочно. Вопросы касались специфики интер-категориального аппарата
[Чувакин, 2015] дискурса и роли лингвистики дискурса в современном гуманитарном знании.
Вопрос 1: «Можно ли сказать, что КГП созвучен идеям интер-претационистов, наиболее полно выраженным в следующей фразе В.З. Демьянкова: "Значения вычисляются интерпретатором, а не содержатся в языковой форме "?»
И да и нет. Точнее, не совсем так. Все зависит от фокуса внимания и базового знания коммуникантов. Значения содержатся в языковой форме, то есть в языковых структурах, ибо в любом случае они парадигматически организованы (маркированы). Но также они репрезентированы и в речевой форме, ибо организованы (маркированы) синтагматически. Именно поэтому изначально, если аудитории не совсем понятны реалии, о которых идет речь, заинтересованный собеседник неизбежно реконструирует их из функционального потенциала языка и специфики его реализации. И в этом случае актуализируется одно из соссюровских лиц языкового знака, а именно то, которое смотрит в пространство языковой реальности. Вербальный ряд бесспорно способствует пониманию реалий, с которыми коммуниканту не приходилось встречаться воочию.
Однако одновременно значения содержатся и в когнитивной форме (ментальных структурах), и в прагматической форме (аксиологических структурах). Именно поэтому профессионалы, общающиеся на разных языках, могут, при желании и элементарных навыках социализации, удивительным образом понимать друг друга вопреки, а не благодаря навыкам общения на том или ином языке. И здесь актуальным становится второе из соссюровских лиц языкового знака, а именно то, которое смотрит в пространство реальности как таковой. КГП увидел еще два лица, то есть еще две возможные фокусировки с тем, чтобы фокус внимания был непосредственно в кадре. Они должны способствовать пониманию того, в каком именно сообществе (профессионалов) коммуникант находится (тип сообщества), а также то, какой именно рисунок взаимодействия коммуниканты «прорисовывают» своим общением.
Как видим, каждая из позиций дихотомична (двупланова), и значит, дискурс-наполняема. И дискурс здесь формируется интеркатегориально. Конечно, объем и центровка реального значения, актуализируемые коммуникантами, зависят от качества обучения (и, конечно, опыта использования коммуникантами) видеть реальность в разных фокусах внимания (то есть по существу видеть разные реальности, разные по сути миры) и переключать фокусы внимания при нео бхо димости.
Вопрос 2: «Как в КГП соотносятся контент и контекст?»
Контент часто рассмотривается лингвистами-дискурсологами как предмет разговора (или письма), то есть по сути как субъект-предметная картина мира, заключенная в реальной дискурсии (дис-курсной практике). В то же время под контекстом понимается субъектная ситуация или, шире, социальный контекст. Впрочем, чаще под контекстом языкового знака лингвист видит окружающую текстовую реальность (другие языковые знаки) или реальность окружающего (материального) мира (внешний контекст). Для КГП контент - это центр внимания, то, что в фокусе общения, контекст - его рамка; но ведь и она может стать центром внимания, контентом в поле профессионального общения тех, кто конструирует рамки. Таким образом, контекст и контент могут производить своего рода рокировку: меняться местами. С учетом четырех-дикости дискурса (а значит и восьми-окости: у каждого лика есть пара глаз) возможности рокировки преумножаются. И здесь опять речь идет об идее интер-категориальности дискурса: одно есть отражение другого и наоборот.
Не могу не удержаться от иллюстрации вышесказанной идеи. В теории пропаганды это явление (замена контента на контекст и наоборот) есть своего рода классика манипулятивной коммуникативной деятельности (подмена ярлыков, подмена понятий, подмена ролей, статусов, да и самих коммуникантов не путем вычеркивания прежних, а лишь перемещением одних с центра на периферию. Тут и фактологическая пропаганда, и эмоциональная и семантическая...). В психологии семейного общения - как прием восстанавливать общение между рассорившимися супругами («рокировка» слов, стилистической окраски, модальности в ожидании позитивной реакции адресата), и т.д.
Вопрос 3: «Факт — цель — деятельность: что есть "идея" в этой триаде? Коммуникативное намерение автора (интенция) или что-то иное?»
Три позиции, в которых репрезентируется дискурс (согласно КГП) и которые могут быть реконструированы в процессе дискурс-анализа (факт — идея — деятельность) по сути представляют собой дискурс-картины - фактологическая, идеалистическая, деятельност-ная. Будучи дискурс-картинами (то есть воплощением чего-то и знаками чего-то) они несут в себе задаваемое множество типов содержания и их маркеров - фактологическое (иконические знаки как репрезентанты мира реальности, идея соотнесенности), идеалогическое (символические знаки как репрезентанты идей реальности, идея сопричастности) и метатекстуальное (терминологические знаки как ре-
презентанты мира абстрактных знаковых систем, идея (профессиональной) деятельности). Каждый из типов идей определяет и тип взаимодействия коммуникантов, и глубину общения. Понимание того, что есть дискурс с позиции КГП, укладывается в эту триаду и принимается в единстве всех трех составляющих с учетом категориальной двойственности в пересечении и дублировании ее компонентов (содержание - маркеры содержания).
Но вернемся к вопросу. Как видим, перед нами две триады: в одной в центре находится слово «идея», а в другой «цель». Смысл идеи как центра триады с позиции КГТ мы объяснили. Что же мы видим в контексте помещения в центр триады слова «цель», где акцент на идее реализации коммуникативного намерения (интенции) адресантом с одной стороны, и идее постичь намерение с другой? КГП ближе в таком случае позиция «цели адресанта и адресата в их взаимодействии». С позиции КГП мы не ведем речь о самодостаточности авторской интенции: она всегда работает в связке с интенциями адресата, где обе цели проходят этап трансформации (адаптации) с учетом фокусировки «ликов» дискурса в их адресант-адресатной соотнесенности. В противном случае мы будем иметь дело с тем, что лингвисты называют квази-коммуникацией. Ведь целевая установка несет в контексте дискурс-реализации (в отличие от текст-реализации) идею активности, конструирования коммуникации и в плане контентной и в плане контекстной составляющих. Иначе, один делает вид, что говорит, а второй, - что слушает.
И, наконец, озвучим вопрос 4, ответ на который нам хотелось бы представить в заключительной части статьи, ибо ответ на него и есть вывод о месте интер-категориального исследовательского аппарата в учении о дискурсе. Вопрос был вербализован буквально так: «Каково место учения о дискурсе в структуре гуманитарного знания?»
Вместо заключения
1. Дискурс, будучи многосторонней и полифункциональной единицей анализа, изучается с позиции разных фокусов его проявления (категориальная определенность дискурса) и функционирования в реальной социальной среде / в реальном типе дискурса (типологическая определенность дискурса в контексте его функционирования) с опорой на активно разрабатываемый методологический аппарат (исследовательская или технологическая определенность дискурса). Иначе говоря, знаковая репрезентация дискурса в контексте его исследовательской парадигмы (теоретический аспект изучения дискурса) организована категориально, типологически и методологически,
что и способствует развитию терминологической системы данного научного направления с учетом прозрачности ее исходных системных, структурных, иерархических и функциональных параметров.
2. Многосторонность и полифункциональность дискурса, однако, создает ряд трудностей исследователю, который априори держит в уме необходимость аналитической (построение прототипических моделей типов дискурса) и синтезирующей (построение функциональных моделей типов дискурса) работы в процессе исследовательской деятельности. Разложение на составляющие и сборка работающих (актуализируемых) составляющих при этом не всегда совпадают количественно, что ведет к необходимости применения верификатив-ных исследовательских практик - поле, где встречаются индуктивные и дедуктивные подходы, равно как абдуктивные (гипотетические) и другое, что непосредственно входит в логику здравого смысла. Активно развивающийся категориальный аппарат дискурс-исследований в этом контексте (с учетом сквозной проявленности категорий содержания дискурса) становится основанием для рождения соотносимых с категориальным аппаратом технологий (методик) анализа дискурса (так освоенная категория «дискурс-портрет» открывает нам метод дискурс-портретирования, категория «дискурс-картина кортежного взаимодействия» - метод ее реконструкции и т.д. На этом основании можно утверждать, что реконструируемая нами в данной статье группа интер-категорий открывает, в определенном смысле, поле методик интеркатегориального анализа дискурса, то есть анализа, реконструирующего маркеры взаимопроявляющихся категорий в их встречном движении, что и определяет характер порождаемых конкретными дискурсиями, а значит и типами дискурсов, смыслов.
3. Учение о дискурсе с учетом его трехмерной проявленности в непосредсвенном пересечении составляющих (коммуницируемые факты, идеи, деятельность) занимает неоднозначное место в структуре гуманитарного знания. В контексте русскоязычной гуманитарной науки учение о дискурсе имеет все основания входить в поле лингвистического знания с учетом социально значимых оснований лингвистики как науки о функционировании языка в социуме. Изучение (реконструкция) социального в контексте лингвистики функционально-динамических преобразований языковой системы всегда ориентировано на отдельное и специфическое (в дискурсе есть только отдельное и специфическое), в то время как изучение социального в собственно языке как структурно-системном образовании - на общее (в языке есть только общее). Конкретный фокус внимания - общее или единичное - и есть маркер разграничения лингвистики языка и линг-
вистики дискурса. Функциональная лингвистика в этой связи видится промежуточным, принципиально важным для сохранения общей функциональной целостности этапом развития лингвистического знания.
Литература
Курчак JI.B. Дискурс деловых переговоров: опыт анализа. Минск, 2012.
Левицкий Ю.А. Общее языкознание. М., 2012.
Попова A.B. Дискурс-картины мира и кортежного взаимодействия элитарных средств информации. Минск, 2008.
Савич Е.В. Медийный дискурс лоббирования: опыт анализа. Минск, 2012.
Туркина O.A. Дискурс конфронтации: сопоставление картин мира, репрезентированных в дискурсах победителя и проигравшего в телевизионной игре «Последний герой 1» // Методология исследований политического дискурса: актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов. Минск, 2008. Вып. 5.
Туркина O.A. Исследование конфликта и конфронтации с позиций современной теории дискурса // Вести. Мин. гос. лингвист, ун-та. Сер. 1. Филология. 2006. № 1.
Ухванова-Шмыгова И.Ф. Семантика слова, предложения, текста: точки соприкосновения // Семантико-стилистические исследования слова и предложения. Барнаул, 1990.
Ухванова-Шмыгова И.Ф. План содержания текста: от анализа к синтезу, от структуры к системе // Философская и социологическая мысль. Киев, 1993. № 3.
Ухванова-Шмыгова И.Ф., Маркович A.A., Ухванов В.Н. Методология исследований политического дискурса: актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов. Минск, 2002. Вып. 3.
Ухванова И.Ф., Савич Е.В., Ефимова Н.В. Методология исследований политического дискурса: актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов. Минск, 2009. Вып. 6.
Ухванова И.Ф. Дискурс-картины мира и кортежного взаимодействия славянских сказок // Stylistyka. XXI. Styl naradowy - National Style. Opole, 2012.
Ухванова-Шмыгова И.Ф. Каузально-генетический подход в контексте лингвистики дискурса. Минск, 2014.
Чувакин A.A. Многоязычие текста в коммуникации как филолого-коммуникативная проблема: международный научный семинар // Филология и человек. 2015. №3.
Charaudeau P., Maingueneau D. Dictionnaire d'analyse du discours. Edition du Seuil,
2002.
De Beaugrande R.A., Dressler W.U. Introduction to Text Linguistics. London, 1981.
La Table Ronde. Минск, 2010. Вып. 1.
La Table Ronde. Минск, 2013. Вып. 2.