CC BY
69
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2015. № 2
Анатолий Иванович Костин,
доктор философских наук, профессор, кафедра сравнительной политологии факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова (Россия), e-mail: [email protected]
Владимир Сергеевич Изотов,
кандидат политических наук (Россия), заместитель начальника отдела коммуникативных технологий Евразийской экономической комиссии, e-mail: [email protected]
ИНТЕГРАЦИОННЫЕ СИСТЕМЫ В ПАРАДИГМЕ ГЛОБАЛИСТИКИ: ОБНОВЛЕНИЕ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПОДХОДОВ
Статья написана в обновленной исследовательской парадигме глобалистики, упраздняющей представления о глобализации как о нарастающей однотипности мира. Фиксируется планетарный тренд — сегментация глобального пространства на несколько конкурирующих мегарегионов (интеграционных систем). Процессы объединения государств в интеграционные системы формируют принципиально новую топологию пространства. Планетарная структура ближайшего будущего видится авторам как интеграционно-конфронтационный полицентризм. Внутри интеграционных систем особого внимания исследователей требует взаимное соотношение (детерминирование) политики, экономики и идеологии, составляющее «интеграционный треугольник». Отмечается значительный потенциал для исследований в области идеологии интеграционных систем. Анализируются «точки уязвимости» новой реинтеграционной системы на постсоветском пространстве — Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Обращается внимание на важность содержательного анализа политических рисков евразийской интеграции. В заключение намечены пути для дальнейших исследований интеграционной проблематики инструментами политологии и глобалистики.
Ключевые слова: глобализация, мировая политика, глобалистика, интеграция, интеграционная система, «интеграционный треугольник» интеграционно-конфронтационный полицентризм, политические пространства, «интеграционный треугольник», идеология, «мягкая сила», «умная сила», политические риски, ЕАЭС.
Anatoly Ivanovich Kostin,
Doctor of Philosophy, professor, Comparative Political Science Program, Department of Political Science, Lomonosov Moscow State University (Russia), e-mail: [email protected]
Vladimir Sergeevich Izotov,
Kandidat of Political Science (Russia), Deputy Head of Communication Technologies Section, Eurasian Economic Commission, e-mail: [email protected]
INTEGRATION SYSTEMS IN THE PARADIGM OF GLOBAL STUDIES: UPDATING RESEARCH APPROACHES
The authors of this article use a new paradigm of global studies, in which the idea of globalization as a process of making a uniform world is deemed outmoded. The main trend of development on the planet is identified as a segmentation into several mega-regions (integrated systems) which will compete with each other. The processes of the unification of states into integrated systems form an entirely new topology of global space. The planetary structure of the near future is seen by the authors as an integration-confrontational polycentricity. Within the integrated systems, special attention goes to the mutual correlations (determinateness) of politics, economics and ideology - a "triangle of integration." There is considerable potential for research in the field of ideology of systems integration, the authors maintain. The article analyzes the "point ofvulnerability" of the newly reintegrating system in the former Soviet space: the Eurasian Economic Union (EEU). Attention is drawn to the importance of meaningful analysis of the political risks of Eurasian integration. In conclusion, the authors of the article outline prospects for further research on the integration process using the methods of political science and global studies.
Key words: EEU, global studies, ideology, integration, integration-confrontational polycentricity, political risks, "smart power," "soft power," "triangle of integration," world policy.
Несколько лет назад авторы данной статьи, анализируя отражение кризиса 2008 г. в мировом политическом пространстве, прогнозировали изменение масштаба глобальных процессов1, активизацию региональных интеграционных стратегий в условиях девальвирования однополярной системы. Высказали предположение, что важнейшие действия будут осуществляться в рамках децентрализованных экономических парадигм, подразумевающих
1 Костин А.И., Изотов В.С. Глобальный кризис в зеркале мировой политики // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2009. № 5. С. 30-40.
конструирование новых или трансформацию существующих региональных объединений, способствующих эффективному решению «частных» государственных вопросов за счет участия в интеграционных системах.
Процессы экономической, политической и культурной интеграции формируют принципиально новую топологию планетарного пространства. Соответственно наука о международных отношениях, глобалистика и ряд смежных дисциплин, от политической философии до геополитики, перенастраивают методологию и исследовательский аппарат на изучение интеграционных процессов.
Как отмечал Иммануил Валлерстайн, парадигма «национального (экономического) развития», выдвинутая после Второй мировой войны, сменилась нацеленностью на наднациональное экономическое развитие в рамках интеграционных объединений2. Государства, реагируя на глобальные риски, вынуждены начать коллективную игру в пространствах транснациональной интеграции для решения национальных проблем. При этом создаваемые системы национальных государств не дополняют друг друга, как это планировалось в послевоенной экономической парадигме, а начинают остро конкурировать между собой. Динамика глобализма, во многом обусловленная этими процессами, и формирует одну из магистральных тенденций современности.
Устойчивым трендом глобалистики и международных отношений становится изучение и прогнозирование перестройки политической и регионально-экономической модели мира. Актуализация же парадигмы глобалистики, отвергающей представления о глобализации как о нарастающей однотипности мира, связана с несостоятельностью обязательного для всех либертаристского трека и основана на прогнозах о сегментации пространства на несколько мегарегионов по модели ЕС, с наднациональными институтами, правовыми нормами, финансовой политикой и собственной валютой.
Ключевой характеристикой процессов, рассматриваемых как основное следствие глобализации, является «несовпадение пространств». Политические, экономические и идеологические ареалы утратили географическое соответствие, нарушив упорядоченность и управляемость в мировой политике. До этого теории связывали «равновесие мира» с сотрудничеством между государствами и множеством новых акторов международных отношений3. Сегодня такой
2 Валлерстайн И. После либерализма: Пер. с англ. / Под ред. Б.Ю. Кагарлицкого. М.: Едиториал УРСС, 2003. С. 222
3 См., например: Rosenau J.N., CzempielE. Governance without Government. Order and Change in World Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1992; Ferguson N. A World without Power // Foreign Policy. 2004. No. 143. July/August. P. 32-39.
подход устаревает и на первое место выходят взаимодействия между крупными интеграционными системами, соотношение политики, экономики и идеологии в которых может быть различным. Такие союзы, как ЕС, НАФТА, МЕРОКСУР, АСЕАН, АПТ (АСЕАН+3), вбирают в себя государственные суверенитеты и начинают конкуренцию за глобальное влияние. При этом модель и опыт ЕС берутся за основу как наиболее успешный пример интеграции. На постсоветском пространстве внимание приковано к Евразийскому экономическому союзу (ЕАЭС) — обновленной реинтеграционной системе, созданной на базе Таможенного союза и Единого экономического пространства.
«Интеграция» понимается здесь как объединение двух и более стран в широкую системную общность через поэтапное делегирование суверенитета надгосударственным структурам. Главный принцип: «вместе — сильнее». Основная цель — повышение статуса в глобальной иерархии стран и интеграционных систем. В статье используется термин «интеграционная система» как наиболее точно отражающий системный характер крупных интеграционных объединений во всей сложной взаимосвязи трех основных факторов — экономики, политики, идеологии. Соответственно вводится понятие «интеграционный треугольник», вершинами которого являются политика, экономика и идеология.
Как представляется, взгляд на интеграционные процессы с точки зрения теории международных отношений и глобалистики способен оказать воздействие на становление новых и пересмотр устоявшихся теорий в рамках трех классических парадигм международных отношений. Исследователи внешней политики государств, ее роли в намечающейся перегруппировке центров влияния сегодня не могут игнорировать фактор вовлеченности стран в интеграционные системы. Кроме того, с учетом их возрастающей роли в мировой политике и экономике возможна трансформация подхода к вопросу «акторности» и к дискуссионной проблеме «эрозии» суверенитета государств. Эволюция суверенитета может рассматриваться не в традиционном смысле его «ослабления», обусловленного перераспределением ресурсов власти от правительств к новым игрокам мировой политики (ТНК, НПО, НКО, инвестиционные фонды, рейтинговые агентства), а с точки зрения «поднятия» суверенитета и его диссолюции в наднациональных экономических суперструктурах. В этой связи примечательны усилия стран, направленные на снижение степени зависимости от транснационального капитала в интеграционных системах. Согласно теориям интеграции, объединенные системы эффективнее протекционируют собственную
экономическую (и политическую!) сферу от наступления международных монополий.
Наконец, с точки зрения глобалистики начавшийся процесс деления мирового пространства на сферы влияния интеграционных систем может быть рассмотрен в свете возможных ответов на вызовы глобализации как необратимого, неоднозначного и противоречивого процесса. Интересно сопоставить такой подход с теориями «мифологической глобализации», описывающими политико-экономическую динамику современности (в противовес апологетике глобализации) как ярко выраженную регионализацию с усиливающейся иерархичностью интеграционных блоков. Подходы, в которых глобализация рассматривается только как очередной этап экономической интернационализации, все еще сохраняют значимость. Некоторые исследователи продолжают отстаивать точку зрения, согласно которой современный уровень политической и экономической кооперации не выше, чем в конце XIX в.
На наш взгляд, необходимо концептуализировать интеграционные процессы как множественные политические, экономические, социокультурные и институциональные формы; задать параметры для исследования интеграционных систем в пространстве глобализации; создать определенные идентификаторы — переменные,
позволяющие обновить аналитические подходы к проблеме.
* * *
Теоретические исследования соотношения политических и экономических факторов интеграционных процессов связаны с тремя основными теориями — неофункционализмом, теорией коммуникаций и «межправительственным подходом». Концепции получили развитие в западной политической науке с конца 50-х гг. прошлого века и стали «теоретической производной» от двух фундаментальных процессов — мировой деколонизации и многоуровневой интеграции в ЕС. В работах зарубежных исследователей интеграция была представлена как процесс, в ходе которого участники национальной политической жизни склоняются к тому, чтобы переориентировать свое доверие, устремления и поведение на новый, наднациональный центр власти, институты которого уже наделены определенной юрисдикцией или реально претендуют на ее получение4.
Прослеживается четкая связь интеграционных подходов с теориями транснационализма, акцентирующими пространственное измерение политики. Независимо от политического или экономиче-
4 Транснациональные политические пространства: явление и практика / Отв. ред. М.С. Стрежнев. М.: Весь мир, 2011. С. 171.
ского «наполнения» интеграция всегда создает качественно новое пространство. При этом особое значение приобретает наднациональное взаимодействие, в том числе в рамках коалиций. В отечественной политической науке этот подход интерпретируется и развивается в работах П.А. Цыганкова5.
Исследования эволюции и перспектив интеграционных процессов получили наибольшую популярность во второй половине XX в. в теории неофункционализма. Логику развития интеграции по мере ее приближения к финальной стадии стали описывать англоязычным термином "spillover", подразумевающим распространение («перелив», «выплескивание») экономических эффектов интеграции на другие сферы — политические, социальные, культурные. Неофункционализм, его методология и основные гипотезы приобрели значительное влияние в академической среде. Ведущие ученые этого направления — Джеймс Капоразо, Эрнст Хаас, Томас Рисс, Мария Коулес и др.6
Перспективный исследовательский подход к интеграционным процессам нашел крупный американский политолог прошлого столетия Карл Дейч, поместив в фокус внимания зависимость между интеграцией и социальной коммуникацией7. Рассматривая интеграцию как форму организации социума, он анализировал ее способность формировать крупные социально-психологические пространства. Дейч пришел к выводу, что интеграция при успешном сочетании ряда факторов содействует формированию политических сообществ. При этом важнейшими нормативными ценностями становятся правила, обычаи и ценности в «пространстве культуры». Общность культуры фиксирует их отличие от внешнего окружения и обеспечивает повышенный уровень доверия и взаимодействия в своем кругу8. Понимание кооперативного взаимодействия как многоуровневого процесса, происходящего в едином смысловом пространстве, дало основания Дейчу использовать в теории интеграции ряд базовых положений своей знаменитой «коммуникативной теории», в частности
5 См., например: Цыганков П.А. Транснационализм в науке о международных отношениях: Вклад Дж. Ная и Р. Кохэна // Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост. П.А. Цыганков. М.: Гардарики, 2002. С. 147-151.
6 Haas E. Beyond the Nation-State: Functionalism and International Organisation. Stanford: Stanford University Press, 1965; Risse Th. Neo-Functionalism, European Identity, and the Puzzles of European Integration // Journal of European Public Policy. 2005. No. 12. P. 291-309; Caporaso J.A. European Union: Dilemmas of Regional Integration. Boulder: Westview Press, 2000.
7 О «плюралистической» концепции К. Дейча касательно интеграционных систем см.: Цыганков П.А. Международные отношения: Учебное пособие. М.: Новая школа, 1996.
8 Транснациональные политические пространства... С. 172.
такие понятия, как «комплементарность», «коммуникативные сети», «информационные потоки». В дальнейшем эти идеи органично вошли в группу идеологем «европеизма», обращенного к надго-сударственным институтам на основе чувства сопричастности к историческому прошлому, некогда существовавшему в правовой и лингвистической ойкумене Pax Romana. Ценный вывод Дейча заключался в том, что степень политической интеграции зависима от разделяемых ценностей в сфере национальной, массовой и политической культуры и чувства принадлежности к единому сообществу. Важно отметить, что, согласно теории Дейча, в интеграционных системах, формирующихся на основе чувств «общности» и «сопричастности» граждан к процессам принятия решений и надгосударственного управления, политические риски минимизируются. Именно этого, как будет отмечено далее, недостает евразийской интеграционной системе — ЕАЭС. Применительно же к ЕС российский исследователь Юрий Борко отмечает: «Подавляющее большинство стран Западной Европы подошли к рубежу двух столетий, создав, по сути, новую культуру общественных и межгосударственных отношений и такую систему регулирования, которая позволяла "снимать" накапливающиеся противоречия в обществе и государстве»9.
Третья теория, известная как «либеральная межправительственная школа», в какой-то степени оппонировала представленным выше наднациональным подходам. Ее сторонники отстаивают свои взгляды c точки зрения государственного центризма. Процесс интеграции воспринимается ими как большая многосторонняя игра по собственным правилам, производным от режимов успешного межправительственного сотрудничества. Поведение государств во много вынуждено и подчинено растущей экономической взаимозависимости как главному «эффекту глобализации». Национальные правительства рассматриваются в качестве рациональных агентов, действующих в интересах собственной выгоды. Государства вынуждены постоянно находить «соломоновы решения», снижающие агрессивное влияние внешней среды и чувствительные к запросам среды внутренней. В последнем случае действия во многом подчинены интересам олигархических элит и электоральным факторам. При этом, как будет показано ниже, такое влияние (точнее, его потенциальная угроза) обусловлено антисепаратистским фактором, работающим на сохранение системы. Внутри этой достаточно разнородной группы теорий можно выделить работы американских авторов Эдварда Луттвака и Рихарда Розекранса. Первый из них
9 Борко Ю.А. Свет и тени европейской интеграции // Россия в глобальной политике. 2007. Т. 5. № 1. С. 46-59.
еще в 1970-е. гг. экстраполировал геополитический анализ на процессы экономического соперничества и сотрудничества государств. Луттвак в своих работах наметил новый маршрут движения глобальных процессов «от геополитики к геоэкономике»10. Розекранс также интерпретировал международные отношения как соперничество торгово-экономических блоков, подготавливающее мир к эре «реал-экономики». В рамках такого подхода вопрос о соотношении, первичности и детерминации политических и экономических факторов решался в пользу последних. Одной из причин стало то, что интеграционные объединения, чья роль в международных отношениях постоянно растет, давали исследователям все больше оснований для макроэкономической интерпретации мировых процессов, исключая из анализа сферу политики.
Отдельное направление исследований сконцентрировалось на характере взаимодействия внутри мегарегионов, претендующих на роль полновесных центров глобальной структуры. Для значительной их части характерен скепсис по отношению к ЕС. Эрозия суверенитета внутри европейской интеграционной системы рассматривается в контексте экономического кризиса и сепаратистских тенденций.
Показательно мнение Михаэля Мардера, профессора философии Баскского университета. Испанский ученый обращает внимание на феномен «расщепления суверенитета» в европейской интеграционной системе, ставший особенно очевидным после долгового кризиса 2009-2013 гг. Речь идет уже не о распаде классической модели суверенитета, а об угрозе прямой экономической зависимости стран, которые должны быть защищены интеграционными структурами. Неожиданно выяснилось, что государства, нуждающиеся в помощи, должны играть по правилам, частично сформулированным извне, т.е. из враждебного неинтеграционного глобального пространства. При этом контроль над макроэкономической политикой, важнейшей составляющей суверенитета, переходит к «тройке» кредиторов — ЕК, ЕЦБ, МВФ. Важно, что последняя организация не принадлежит к европейским наднациональным структурам, которым страны добровольно делегировали часть полномочий при вступлении в ЕС. Таким образом создаются прецеденты вмешательства в интеграционные объединения, в результате которых суверенитет экономически слабеющих стран расщепляется на несколько частей. Ярким примером являются внешние «антикризисные» стратегии по отношению к Португалии, Греции, Республике Кипр. По мнению
10 См., например: LuttwakE. From Geopolitics to Geo-Economics: Logic of Conflict, Grammar of Commerce // The National Interest. 1990. No. 20. P. 17-23; Idem. Turbo-Capitalism: Winner and Losers in Global Economy. London: Orion Books, 1999.
Мардера, парадокс ситуации состоит в том, что директивные органы, управляющие европейской интеграцией, избирательно присвоили себе важные элементы экономического суверенитета. Фактически часть суверенных прав с надгосударственного (интеграционного) уровня передана на глобальный уровень, к «тройке» кредиторов и даже к международным рейтинговым агентствам. Последние могут решающим образом влиять на экономическую политику, избегая при этом политической, юридической и финансовой ответственности за возможные ошибочные оценки11.
Пессимистические сценарии европейской интеграции периодически генерируются и в США. Один из форсайтов в рамках доклада «Глобальные тенденции 2030: альтернативные миры», подготовленного Национальным разведывательным советом, прогнозирует «предельное сжатие» процесса евроинтеграции. Аналитиками смоделирован сценарий «стагнация», при котором из еврозоны может выйти Греция и другие страны на периферии ЕС. Прогноз также предполагает, что в коалиционных правительствах европейских стран будет увеличиваться доля партий националистической и ультраправой ориентации. Интеграционной производной от политических изменений станет ситуация, при которой к 2020 г. в Европе сохранится лишь небольшая зона свободной торговли. Последние события повышают степень внимания к подобным прогнозам. Результаты выборов в Европарламент в мае 2014 г. выявили радикализацию наднационального поля наряду с усиливающимся сепаратизмом ряда регионов, прежде всего Шотландии, Каталонии, Фландрии.
Последние события в ЕС запустили процесс обновления исследований политических кризисов внутри интеграционных систем. При этом наблюдается парадокс, заключающийся в том, что благополучные регионы ЕС, воспользовавшись благами интеграции (доступ к центральному финансированию, свобода перемещения граждан, услуг, капиталов) пытаются через сепаратизм подорвать механизмы, обеспечивавшие этот самый экономический рост.
Например, Великобритании пока удается сохранять единство, апеллируя к внешним угрозам, к общему европейскому «пространству ценностей и деятельности». Именно на этом построил антисепаратистскую риторику премьер-министр Дэвид Кэмерон в обращениях к шотландцам накануне референдума в сентябре 2014 г. Смысловой код обращений Лондона к Эдинбургу был достаточно ясным: за пределами национального государства — геополитическая
11 Marder M. Rating Sovereignty // Humanitarian News. 2012. 12 Now. URL: http:// www.humanitariannews.org/20121112/rating-sovereignty
пустота, вакуум власти, гоббсовская «война всех против всех», возможно, без защитного зонтика НАТО12.
Как доказывает в одной из своих фундаментальных работ известный макросоциолог Ульрих Бек, современные национальные государства поддерживают форму во многом благодаря постоянной информации об угрозах. Признанная дефиниция угроз ведет к глобальным нормам, переговорам и совместным действиям13. Если соотнести это с тем, что вопросы автономий перед центральными правительствами ставят, как правило, зажиточные регионы, можно сделать следующее предположение. В ближайшее время сохранение европейских государств, действующих как взаимозависимые агенты в наднациональном интеграционном поле, будет обусловливаться соотношением и восприятием в сознании избирателя экономических выгод от сепаратистских обособлений и предсказуемых последствий от внешних рисков. В свете сказанного сохраняет актуальность концепция выдающегося политического философа Александра Панарина, закрепляющая антагонизм двух сценариев постмодерна — «циви-лизационного» и «геополитического». Первый из них постулирует упорядоченный, структурированный мир с возвышающейся над ним надгосударственной суперсистемой, подчинение которой создает стабильное пространство предсказуемости. Геополитический сценарий исходит из прогнозирования другой реальности, в которой государства — изолированные организмы ведут борьбу за выживание.
У центров управления интеграциями независимо от их расположения — в Брюсселе, Москве, Пекине или Бразилиа — существует последовательная логика цепной передачи суверенитета. Сначала монополию на власть и насилие необходимо передать государству, а оно в свою очередь передаст ее вместе с большей частью суверенных прав в наднациональные институты. В складывающейся ситуации европейские структуры пытаются препятствовать сепаратизму путем институциональных угроз. Показательны слова европейского экс-комиссара по вопросам торговли и юстиции Вивиан Рединг по поводу референдума в Каталонии: «Через несколько секунд после голосования за независимость Каталония будет вне Союза. Вы будете вне системы евро. Вы будете без гражданства ЕС»14. Идеология Брюс-
12 Несмотря на проигрыш сторонников независимости на референдуме 18 сентября 2014 г., высока вероятность дальнейшего обострения отношений между Лондоном и Эдинбургом. Не исключено, что в Великобритании намечается беспрецедентное изменение государственного устройства: от монархии — к конфедерации.
13 Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-историческая экономия. М.: Прогресс-Традиция, 2007. С. 71.
14 Vice-President Reding's Remarks on Catalan independence Barcelona, 23 February 2014 // European Commission. Press Release Database. URL: http://europa.eu/rapid/ press-release_SPEECH-14-152_en.htm
селя прослеживается в высказываниях испанских властей, которые неоднократно подвергали сомнению будущий статус Шотландии в ЕС в случае успеха референдума о независимости. В определенной мере политическая практика борьбы с сепаратизмом в ЕС служит иллюстрацией рассмотренного выше теоретического подхода «либеральной межправительственной школы».
Таким образом, экономическая регионализация Европы все сильнее попадает в зависимость от внешних геополитических рисков, многие из которых являются непросчитанными последствиями глобализации. Среднесрочная перспектива внутри интеграционных пространств выглядит следующим образом. Вовлеченные страны, осознавая собственную уязвимость, будут все чаще принимать решения, побуждающие к наднациональным политическим действиям. При этом возможности маневра для небольших стран и субрегионов будут сокращаться. Состоятельным европейским квазигосударствам, нацелившимся на независимость, придется делегировать полномочия. Возможно, в ущерб локальному ВВП и высокой покупательной способности. А крупные экономические метрополии — интеграционные центры, используя сочетание внешних геополитических и внутренних институциональных угроз, будут удерживать их в орбите влияния.
Таким образом, соотношение рисков закрепляется в пользу внешних факторов. В том числе в форме угроз — от периферийных геополитических конфликтов до экономических шоков. Эта ситуация может быть описана в терминах «победы политики над экономикой» с точки зрения конкуренции соответствующих факторов в интеграционных системах.
* * *
Устойчивый интерес исследователей интеграционных систем вызывает соотношение, зависимость и степень взаимной детерминации в них «экономического» и «политического». Отдельного изучения требует и идеологический компонент интеграционных процессов.
Рассматривая отношения между государством как политической властью и крупным капиталом как властью денег в терминах «ме-таборьбы за власть» (У. Бек), исследователи закономерно приходят к вопросам сосуществования, баланса и борьбы национальных и интернациональных систем, первая из которых отождествляется с классической властью государства, вторая — с ресурсами ТНК и трансграничного капитала в целом. Вопрос имеет фундаментальный характер и, по сути, постулирует начало пересмотра правил игры в мировом политико-экономическом пространстве.
Европейский опыт содержит достаточно материала для эмпирических исследований трансформации экономической интеграции в политическую. Пример ЕС как единственной в мире системы, эволюционировавшей до стадии наднациональной политической интеграции, стал идеальной исследовательской моделью. Точкой отсчета начавшегося процесса «политизации» ЕС принято считать 1990-е гг. Именно тогда два ключевых события — запуск механизма единого внутреннего рынка и учреждение экономического и валютного союза дали значительный «эффект перелива» интеграции в политическую сферу.
Вопрос об интеграционном взаимодействии политики и экономики с точки зрения философии глобалистики может быть сведен к ключевой социоэкономической «дилемме Нового времени» — соотнесению благосостояния с правами человека. Исторически проблема была поставлена во времена накопления капитала и первых шагов развития соответствующей общественно-экономической формации. Современность заставляет отвечать на этот вопрос с акцентами постмодерна. Однако принцип «социоэкономической дилеммы» интеграции остается прежним.
Как представляется, можно говорить о двух допущениях. Первое состоит в том, что экономический рост и производное от него благосостояние делают привлекательными и закрепляют в обществе права человека и демократические ценности. Другая точка зрения предполагает обратное: демократизация и права человека являются первичными и необходимыми предпосылками для расцвета экономики.
Здесь необходимо зафиксировать важность цивилизационного и пол итико-культурного контекста. Очевидно, что экономическая интеграция и институт политики по-разному соотносятся в обществах в зависимости от социальных и исторических традиций. Важную роль играют и модели политической культуры. Западная, латиноамериканская, восточноазиатская и евразийская (по локации основных интеграционных центров современности) политические культуры содержат разные, зачастую противоположные трактовки соотношения политики, экономики, идеологии.
Например, исследователи, придерживающиеся практики сравнительного анализа при изучении интеграционных процессов, отмечают, что в азиатских обществах политика является прерогативой господствующей элиты и практикуется в качестве патронажно-клиентских и неформальных отношений, практически непроницаемых для общественного мониторинга элитных сообществ. Открытая политическая конкуренция приравнивается к нарушению социального порядка. Одной из задач восточноазиатского подхода к интеграции является ограничение взаимозависимости стран —
участниц интеграционного процесса сферой экономики, сохранение полного государственного суверенитета и невмешательство по идеологическим мотивам во внутренние дела15.
Заметим также, что в экономических интеграционных системах, формируемых авторитарными режимами (посттоталитаризм, конкурентный и консолидированный авторитаризм, бюрократический авторитаризм, гибридные режимы и т.д.16), наблюдается другой показательный феномен — изъятие из интеграционных соглашений стратегических отраслей экономики, которые прямо или опосредованно контролируются властными элитами через сети высшего государственного менеджмента. В определенной степени это характерно и для евразийской реинтеграционной системы, о которой речь пойдет далее.
Оригинально трактует проблему Ульрих Бек. Пытаясь найти степень корреляции между политическим и экономическим началами в интеграционных системах, немецкий макросоциолог ставит ряд вопросов, касающихся будущих структур глобального управления и экологического императива. Является ли, например, законным инструментом исключение из какой-либо зоны свободной торговли стран, нарушающих демократические правила игры и Декларацию прав человека? Можно ли обязывать государства — члены некой зоны свободной торговли соблюдать нормы экологического режима? Можно ли принятие решений об экспорте и импорте поставить в зависимость от степени соблюдения прав человека и экологических норм?17 Очевидно, что каждый из вопросов требует дополнительных исследований в полидисциплинарной парадигме, объединяющей такие науки, как политология, глобалистика, экополитология, социология международных отношений.
Проанализируем несколько точек зрения на соотношение политического, экономического и идеологического начал в интеграционных системах. Фактически это попытка ответить на вопрос о том, что детерминирует интеграцию, определяет ее качество и глубину — экономика, политика или идеология?
Выделим два подхода, которые условно можно назвать версиями детерминированной интеграции, являющимися наднациональными
15 Смоляков В.А. Политическое измерение экономической интеграции (сравнение европейской и восточноазиатской моделей) // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2010. № 3. С. 25.
16 О дефинициях режимов см. в частности: Levitsky St., Way L.A. Competitive Authoritarianism: Hybrid Regimes After the Cold War. Cambridge: Cambridge University Press, 2010. P. 12-13. Общим для всех разновидностей подобных систем является практика различного рода ограничений в демократическом участии, в том числе в электоральных процессах.
17 Бек У. Указ. соч. С. 396.
моделями управления. «Дилемма Нового времени», перенесенная в современность, диктует новое прочтение старых гипотез. Первая из них состоит в том, что интеграция поддерживает и сопровождает появление устойчивых демократических форм политических систем. Согласно этой версии, рост, основанный на расширении экономического взаимодействия и взаимозависимости как основного интеграционного эффекта, укрепляется единством модернизирующихся политических систем. В рамках этой модели, исследуемой в том числе и российскими учеными, «экономика предшествует политике»18. Концепция национального суверенитета трансформируется, предполагая передать надгосударственному бюрократическому аппарату избранные компетенции, не затрагивающие, однако, всех экономических, политических и социальных практик.
По канонам первой гипотезы строилась интеграция в Северной, Центральной и Южной Америке (НАФТА, АЛБА, МЕРКОСУР) и Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Западные ученые (А. Пшеворски, М. Алварес, Д. Робинсон) подтверждают ее теориями, описывающими региональную экономическую кооперацию во второй половине прошлого века. На базе этой модели, с учетом плюсов и минусов европейской интеграции, основана и стратегия объединения постсоветского пространства, приведшая элиты трех стран к созданию ЕАЭС.
Вторая гипотеза детерминированной интеграции основана на допущении обратной причинной связи, при которой «политика предшествует экономике». В этом случае интеграция начинается с модернизации политических институтов (как правило, через процессы «быстрых транзитов»), ускоряющей экономическое развитие. Адепты такого подхода утверждают, что укрепляющееся политическое единство приводит к снижению национальной конкуренции и гармонизирует суверенитеты, «поднимая» их на надгосударствен-ный уровень.
Эмпирические данные политической транзитологии дают возможность предположить, что второй вариант работает для малых стран под большим «демократическим зонтиком». Наиболее релевантным примером являются демократические транзиты стран Центрально-Восточной Европы и Балтии конца 1980-х — начала 1990-х гг. В России в этот период в политической элите модель отстаивали Б. Ельцин, Е. Гайдар, А. Чубайс.
В настоящее время систем, строго детерминированных экономикой, политикой или идеологией на стадии создания, не существует. Тем более что второй вариант, примером которого являются страны ЦВЕ и Балтии, представляет собой беспрецедентный в истории
18 См., например: Воскресенский А. Социальные порядки и пространство мировой политики // Полис: Политические исследования. 2013. № 2. С. 8.
интеграции переход «из системы в систему». По поводу генезиса МЕРКОСУР, важности политических и экономических факторов при его образовании также существуют различные мнения, рассматриваемые ниже. Поэтому правильнее говорить о вариативном соотношении политики и экономики в уже существующих объединениях. Прежде всего, это связано с ускоряющимися изменениями интеграционных систем под действием связанных факторов глобализации. Соответственно меняется соотношение между вершинами «интеграционного треугольника».
При исследовании этого соотношения авторам представляется более убедительной точка зрения, признающая детерминанты политических интересов в региональной интеграции. Однако сложность процессов иллюстрирует обратная сторона вопроса. Исследователи обращают внимание на то, что политический контекст может быть не только ускорителем, но и препятствием для интеграции, несмотря на очевидные выгоды. Предположение трудно проверяемое эмпирически, но заслуживающее внимания в качестве экстраполяции на процессы постсоветской интеграции, где наднациональные инициативы исходят не столько из предпринимательской среды, сколько от высшего политического руководства стран.
Что касается западноевропейской интеграции, то ряд исследователей обращает внимание на то, что исходными импульсами послевоенной интеграции были не столько экономические, сколько политико-психологические предпосылки. Задачи экономического восстановления и сотрудничества выступали изначально, скорее, маскировкой военно-политических страхов19. Важность политического фактора иллюстрирует пример СЭВа, распавшегося буквально за несколько дней после ликвидации соответствующей надстройки.
Кроме того, в интеграционных системах надо учитывать взаимозависимость внутренней политики государств-партнеров, выделяя первичность политического управления. В мировом взаимозависимом пространстве политические кризисы и неэффективность государственного управления затрагивают не только национальные бизнес-элиты и собственных граждан, но и других участников интеграционных систем, объединенных партнерскими отношениями.
Не случайно исследователи пространственного измерения глобализации часто наделяют транснациональные пространства политическими качествами. Это связывается с будущей топологией мирового развития, аргументируется, что транснациональные политические пространства окажутся важнейшей формой организации глобальных аспектов деятельности человека, обществ и государства.
19 Байков А.А. Сравнительная интеграция: Практика и модели интеграции в зарубежной Европе и Тихоокеанской Азии. М.: Аспект Пресс, 2012. С. 22.
Среди таких пространств ключевая роль будет принадлежать политическому как сфере, в которой пересекаются объективные процессы и закономерности больших инерционных систем и субъективные устремления конкретных социальных групп20.
Без должного внимания оставлена и ключевая проблема воздействия институтов управляющих центров интеграции на политические системы стран-участниц. Зафиксируем гипотезу о том, что такое влияние существует во всех современных интеграционных системах. Особенно ярко это проявляется на примере функционирования ЕС. В разной степени оно присутствует в ЕАЭС, МЕРКОСУР, АСЕАН, АЛБА, Тихоокеанском альянсе и других блоках. Так, некоторые исследователи латиноамериканской интеграции считают, что МЕРКОСУР появился на свет не столько по экономическим, сколько по политическим соображениям. Главной целью пришедших к власти демократически избранных правительств стало сохранение политических систем после демонтажа военных диктатур. Отсюда преимущественная забота о поддержании в государствах блока демократического правопорядка, защите соответствующих ценностей. Нарушение этого принципа несовместимо с принадлежностью к МЕРКОСУР21. Именно после прихода к власти аргентинского лидера Рауля Альфонсина, сделавшего во внутренней политике ставку на демократизацию и обеспечение прав человека, острое региональное соперничество Аргентины и Бразилии сменилось на сотрудничество. В августе 1986 г. было подписано соглашение об интеграционном союзе двух крупнейших стран Южной Америки, заложившее основы интеграционного расширения до рамок МЕРКОСУР.
Одним из самых интересных и дискуссионных вопросов является соотношение между глубиной интеграции и однородностью политических систем, в том числе в современной российской политологии. При этом однотипность не всегда отождествляется с демократичностью. Большинство исследователей констатируют, что интеграция политически подобных стран развивается быстрее и имеет более устойчивый характер, чем сближение стран с различными политическими системами. Этот тезис в равной мере кажется справедливым для Западной Европы, Юго-Восточной Азии и постсоветского пространства. Таким образом, можно предположить, что политическая однородность — одно из ключевых условий успешной интеграции. Но допустима и иная гипотеза, высказанная российским исследователем А. Байковым: формирование политической однород-
20 Транснациональные политические пространства... С. 51-55.
21 Семенов С.И. Преображение «нации» в Латинской Америке // Национальная идея: история, идеология, миф / Отв. ред. Г.Ю. Семигин. М.: ИСП РАН, 2004. С. 218.
ности — не начальная точка интеграции, а один из ее возможных, но не обязательно главных результатов22. Не опровергая ни одну из точек зрения, отметим, что вопрос содержит достаточный эмпирический потенциал для исследований.
К числу малоизученных вопросов следует также отнести становление и развитие идеологии в интеграционных системах. Образ привлекательного будущего, общего для всех агентов системной интеграции, немыслим без идеологической составляющей. Без нее практически невозможен упоминаемый выше эффект "spillover", распространяющийся на области права, науки, образования, культуры и наделяющий наднациональную кооперацию комплексными качествами. Только в этом случае можно говорить об устойчивости интеграционной системы и ее мировых перспективах. Проблема имеет тесную взаимосвязь с политической составляющей интеграционных процессов. При ряде условий общее пространство ценностей, ответственности и деятельности по аналогии с национальным пространством может, хотя и не всегда, способствовать политическому взаимодействию между народами.
Образ успешной глобальной идентичности на основе интеграционной идеологии может конструироваться на базе популярных сегодня в качестве объектов изучения политической науки стратегий «мягкой» и «умной» силы (soft and smart power). Очевидно, что эти понятия можно применять не только к отдельным государствам, но и к экономическим и политическим альянсам. Борьба «за умы и сердца» инвесторов, транслирование вовне успешных макроэкономических паттернов (как примеров для подражания) становятся ключевым элементом конкуренции интеграционных систем. В этом контексте уместно вернуться к проблематике южноамериканской интеграции. Анализируя пример МЕРКОСУР, можно указать на заинтересованность в «политической идеологизации» объединения со стороны Бразилии. Руководство страны, рассчитывая на формирование притягательной идеологии для широких слоев населения, неоднократно ставило вопрос о выработке проекта общего парламента блока на основе прямого голосования. Принцип прямого гражданского участия в процессе надгосударственного сотрудничества используется бразильскими элитами как мотивационный электоральный фактор, в том числе во внутренней политике23.
В качестве предварительного вывода можно констатировать недостаточное внимание к политическому контексту, который предположительно остается определяющим в большинстве инте-
22 Байков А.А. Указ. соч. С. 232.
23 В парламенте МЕРКОСУР каждое государство представлено девятью депутатами и девятью сенаторами, назначаемыми национальными конгрессами.
грационных моделей. Лозунг «Геоэкономика отменяет политику», в начале 90-х гг. прошлого века поспешно поддержанный рядом авторов, не выдержал испытания временем, в том числе в силу возрастающей важности идеологического компонента в интеграционных системах, который по своей природе ближе к политической, а не к экономической сфере. Сохраняют свое значение и геополитические факторы, обусловленные обостряющейся конкуренцией за природные ресурсы и способные менять политический и экономический статус государств. Показательно также, что расширение Евросоюза, официально обеспеченное строго экономической логикой, спустя несколько лет оценивается уже более реалистично. Становится очевидным, что политика и идеология в этом процессе значительно опередили экономику, разрушив Маастрихтскую модель управления и сделав затянувшийся кризис «новой нормальностью» Европы. Это свидетельствует в пользу актуальности исследования взаимного соотношения вершин «интеграционного треугольника» — политики, экономики и идеологии, в том числе в крупнейшей реинтеграционной системе на постсоветском пространстве — Евразийском экономическом союзе.
* * *
ЕАЭС, действующий с 1 января 2015 г., получил статус организации региональной экономической интеграции, обладающей международной правосубъектностью24. Среднесрочную цель евразийской интеграции, вступившей в активную фазу с 2010 г., со времени создания Таможенного союза, можно определить как создание конкурентоспособной транснациональной интеграционной системы.
Новая форма экономической кооперации на пространстве бывшего СССР имеет принципиальное отличие от других концептов регионального сотрудничества, существующих в мире. Процессы носят реинтеграционный характер и во многом ориентированы на воссоздание утраченных связей. С точки зрения перспектив и рисков постсоветской интеграционной системы эта особенность придает процессу амбивалентный характер. С одной стороны, очевидны преимущества: сохранившиеся экономические связи, общее инвестиционное, социальное, культурное и лингвистическое пространство. Однако, с другой точки зрения, обретение независимости бывшими советскими республиками изначально было связано с фобиями ее утраты. Одним из следствий этого является «парадокс постсоветской интеграции», когда осознанию объективной необходимости сотрудничества сопутствует нежелание усиливать элементы наднациональ-
24 Договор о Евразийском экономическом союзе. Ст. 1. п. 2. Цит. по: eurasiancommission.org/ru/Lists/EECDocs/635375701449140007.pdf
ности, заведомо препятствующее углублению интеграции25. Кроме того, разница экономических потенциалов акторов интеграции и социальная дифференциация продиктовали перенос на постсоветское поле со второй половины 2000-х гг. моделей «многоуровневой» и «разноскоростной» интеграции, апробированной в ЕС.
Политическое измерение евразийской интеграционной системы связано с исходящими из Москвы попытками создания модели надгосударственного парламентаризма. До определенного времени сотрудничество шло в рамках двух Межпарламентских ассамблей — ЕврАзЭС26 и СНГ. Но в сентябре 2012 г. представители парламентов Беларуси, России и Казахстана обсудили в Москве создание общего парламентского органа в рамках Таможенного союза трех стран. Тогда же был запущен процесс создания рабочей группы по вопросам парламентского измерения евразийской экономической интеграции. Планировалось, что положение о Евразийском парламенте войдет в Договор о ЕАЭС. Однако белорусская и казахстанская стороны блокировали дискуссии, которые напрямую касались существенных вопросов функционирования будущего Евразийского парламента. Оппортунизм партнеров России по интеграционной системе связан с опасениями делегирования части компетенций национальных органов наднациональным институтам и, как следствие, ограничения государственного суверенитета. После этого Москва заняла более осторожную позицию. В результате в содержании Договора об ЕАЭС, институциональную часть которого вырабатывали МИДы трех стран, отсутствуют упоминания о перспективах политической интеграции в рамках ЕАЭС. Прогнозируя возможные риски, в Договоре намеренно используется термин «евразийская экономическая интеграция», а не «евразийская интеграция», содержащий наднациональные политические коннотации.
Социоэкономическая дилемма интеграции, рассмотренная выше, в рамках ЕАЭС определенно решена в пользу экономики. Это последовательно акцентируют политические лидеры стран. Соответствующего подхода придерживается и российское академическое большинство. При этом подразумевается первая модель («экономики, предшествующей политике»), согласно которой политическая модернизация стран по отдельности и ЕАЭС в целом будет взаимозависимо возрастать при условиях экономического роста и повышения уровня благосостояния. Преобладающее сегодня мнение
25 Подробную аргументацию см.: Либман А.М. Политические барьеры для экономической интеграции на постсоветском пространстве // Журнал новой экономической ассоциации. 2011. № 11. С. 175-178.
26 В связи с началом функционирования ЕАЭС с 1 января 2015 г. принято решение о ликвидации ЕврАзЭС и его Межпарламентской ассамблеи.
состоит в том, что в ходе интеграции участие в переговорном процессе бизнеса, экспертного сообщества, общественных объединений расширяет базу демократизации и формирует более восприимчивую политическую среду. «В результате адаптации политических режимов к формирующимся рыночным экономическим институтам появляются демократические институты и практики, углубляющие интеграционные процессы»27.
Отдельно следует указать на недостаточное внимание в академическом и экспертном сообществе к политическим рискам евразийской интеграции. Среди главных макрополитических рисков необходимо отметить повышенную степень персонализации управления интеграционными процессами в странах ЕАЭС, включая Армению. Определяющим риском является, в частности, обеспечение преемственности президентской власти. Эрозия сложившихся моделей системной консолидации вокруг определенных фигур — своеобразный феномен интеграционного «цезаризма» — может угрожать всему евразийскому проекту. Российский политолог Андрей Рябов аргументирует это следующим образом. Постсоветские подходы, основанные на верхушечных договоренностях, делают интеграционные проекты слишком уязвимыми и зависимыми от множества переменных и «субъективного фактора». Нет уверенности в том, что на уровне обществ России, Казахстана и Белоруссии уже сложился общенациональный консенсус в отношении целей и задач Евразийского экономического союза. Более того, нет уверенности, что такого рода консенсус существует на уровне правящих элит, например, Казахстана28. По мнению зарубежных исследователей, после неизбежной смены высшего руководства темпы интеграции могут снизиться до «нулевых скоростей», что запустит механизм политической и экономической реконфигурации всего постсоветского региона29. Отмеченные факторы существенно затрудняют объективный анализ и нормативное моделирование интеграционных процессов.
Практически не изучаются и внутриполитические риски евразийской интеграции. Здесь необходима концентрация на следующих важных параметрах государств — агентов интеграционных систем.
27 Баранов Н.А. Евразийская интеграция в контексте формирования политических режимов // Управленческое консультирование. 2013. № 10 (58). С. 77.
28 Рябов А.В. Россия на постсоветском пространстве: лидер интеграции или партнер поневоле? // Повестка дня нового президентства / Под ред. М. Липман. М.: РОССПЭН, 2012. С. 21-22.
29 См., например: Vardanyan L. La Russie de Vladimir Poutine et l'intégration économique de l'espace post-soviétique // Etudes. 2013. No. 2. P. 27-43; Popescu N. Eurasian Union: the Real, the Imaginary and the Likely // Chaillot Papers (The European Union Institute for Security Studies). 2014. No. 132.
Эффективность государственного управления, «качество» бюрократии, ограничение президентской и исполнительной власти, свобода слова и ассоциаций, парламентское влияние на интеграционные позиции стран (в частности индекс парламентских полномочий) пока упускаются из виду исследователями30. В исследовательском контексте евразийской интеграции очевидна необходимость как минимум индексировать страны ЕАЭС по данным параметрам.
К имманентным рискам евразийской интеграции относится неустойчивость ее «смысловой платформы» — комплекса идеоло-гем, привлекательных не только внутри, но и за пределами интеграционного образования. Дефицит проявляется особенно ярко в сравнении с ценностными основами ЕС, официально закрепленными в Конституционном договоре. Как справедливо замечает Ольга Буторина, субъекты любой интеграции должны как минимум иметь общее представление о настоящей и будущей глобальной идентичности31. Конкурентоспособные интеграционные системы должны быть не только экономическими и политическими, но и «смысловыми». В последние годы в России ряд структур, созданных по инициативе власти, целенаправленно работает над конструированием идеологии евразийского проекта. В рамках официальной доктрины деятельность ведется по каналам публичной дипломатии с помощью современных медиатехнологий, но зачастую с преобладанием элементов пропаганды. Формирование общественных смыслов интеграции подобными методами заставляет вспомнить известный тезис Юнгера Хабермаса об идеологии как «систематически искажаемой коммуникации». При этом игнорируется тот факт, что классическая публичная дипломатия осуществляется независимыми от государства организациями в пространстве полноценного гражданского общества. Альтернативные модели политического развития создают дефицит достоверности и международного доверия, полноценной глобальной легитимации ЕАЭС. Именно в таких ситуациях и возникает подмена «мягкой силы» пропагандой. Это способствует формирующемуся феномену «евразоскептицизма» (по аналогии с европейской интеграцией), закрепляющемуся в качестве оценочного восприятия евразийской интеграции32. При этом популярный миф о евразийской интеграции как «воссоздании СССР»
30 В российской политологии эти показатели исследуются пока преимущественно в других контекстах. См.: Петрухина М.А. Конституционный дизайн и консолидация демократии в странах третьей волны демократизации // Политическая наука. 2012. № 3. С. 214-247.
31 См.: Буторина О.В. Понятие региональной интеграции: новые подходы // Космополис. 2005. № 3 (13). С. 136-145.
32 Винокуров Е. Евразоскептицизм. Нужно ли его бояться? // Россия в глобальной политике. 2014. Т. 12. № 1. С. 78-87.
требует сопоставления Советского Союза и ЕАЭС по параметрам идеократии. Даже первичный эмпирический анализ показывает, что советский идеологический проект при всей его специфике был в значительной степени футорологическим — ориентированным на будущее. Сегодняшний неодискурс, сопровождающий процесс евразийской интеграции, апеллирует, скорее, к прошлому, причем с национально-консервативной геополитической интерпретацией.
Тем не менее после легитимации ЕАЭС на международном уровне можно ожидать переформатирования идеологической системы евразийской интеграции. С учетом внешнеполитического контекста, заданного трагическими событиями на Украине, важно, чтобы идеологическая стратегия, конструируемая в рамках ЕАЭС российскими элитами, не способствовала развитию политической и экономической автаркии объединения и закреплению его глобального статуса в качестве «закрытой» интеграционной системы.
Резюмируя заключительную часть работы, сфокусированную на евразийской интеграции, необходимо отметить следующее. В ЕАЭС как реинтеграционной системе, сложившейся на постсоветском пространстве, присутствует ряд имманентных рисков, прежде всего политических, требующих не только теоретической формализации, но моделирования и предупреждения, экспертных заключений на основе анализа интеграционной практики. Несмотря на то что на официальном уровне декларируется деполитизированная модель интеграции («экономика предшествует политике»), наибольшая опасность подстерегает евразийский интеграционный проект именно в политических пространствах. А дефицит идеологического обеспечения и наднациональной «мягкой силы» создает ситуацию, когда интеграционная система заранее собирается из частей, ни одна из которых не воодушевлена общими для всех политическими и ценностными нормами. Только устранив риски, связанные с политическими факторами и дефицитом привлекательных, конкурентоспособных идеологем, Евразийский экономический союз может претендовать на место в высших стратах глобальной иерархии интеграционных систем, не допустив консервацию планетарного неравенства между ними.
* * *
Девальвированная однополярная система становится частью истории. На смену ей в условиях глобальной динамики приходит новая геоэкономическая модель, определяемая ведущими тенденциями к политической и экономической дифференциации мира. Новыми полюсами станут интеграционные системы, эндогенные процессы и мощь которых будут зависеть от сочетания трех основ-
ных факторов — вершин «интеграционного треугольника» — политики, экономики, идеологии. В настоящее время в интеграционных системах устаревает принцип классического детерминизма «экономика предшествует политике» или наоборот. «Дилемма Нового времени» в чистом виде уже невозможна. Функционирование и успех систем определяются сложной взаимосвязью трех вышеназванных факторов.
С точки зрения ранжирования системы будут выстроены в глобальную иерархию, которая, по-видимому, закрепит социально-экономическую поляризацию планеты. Конкуренция между системами за экономические и политические пространства будет неуклонно расти. В ближайшем будущем наиболее адекватной характеристикой планетарной структуры может стать интеграци-он но-конфронтационный полицентризм.
Интеграционные системы способны формировать политические пространства. Одно из основных условий этого заключается в росте политического компонента интеграционных процессов. При этом требует изучения воздействие институтов управляющих центров интеграции на политические системы стран-участниц. В прямой или опосредованной форме такое влияние присутствует во всех интеграционных системах современности. С этой точки зрения и в целом с ростом политического компонента интеграции особую актуальность приобретает проблема исследования политических рисков внутри интеграционных систем. Необходимость повышенного внимания к политическим параметрам государств — агентов интеграции хорошо иллюстрирует пример постсоветской реинтеграционной системы, являющейся носителем ряда имманентных политических рисков.
Значительный потенциал для исследований содержат вопросы складывания и генезиса идеологии в интеграционных системах. Наряду с экономической и политической составляющей идеологическая основа является необходимым условием устойчивости интеграционных систем, их успешной конкуренции в глобальном пространстве. Важно, чтобы идеологическая аргументация интеграции задавалась не только элитарными группами в управляющих центрах, но и импульсами гражданского населения. Складывающиеся «системы интеграционных убеждений» дают основания при анализе в парадигме постглобалистики применять категории «мягкой» и «умной» силы по отношению к интеграционным системам.
Наконец, комплекс ключевых вопросов заключается в следующем: могут ли интеграционные системы способствовать преодолению кризисов, подобных произошедшему в 2008 г. Способны ли они в принципе устранять первопричины глобальных кризисов? Ограничивать сверхпотребление планетарного меньшинства,
снижать волатильность рынков, не допускать критического роста суверенных долгов, соблюдать экологический императив, способствовать внедрению энергосберегающих технологий, совершенствовать механизмы согласования национальных интересов через надгосударственный консенсус? Действительно ли внутри больших систем каждая страна получает шанс быть услышанной в верхних стратах мирового управления или декларирование такой возможности является уловкой государств — лидеров интеграции? Насколько реальны опасность диктата со стороны наднациональных центров управления кооперацией, устранение государственных суверенитетов, ведущее к мировой интеграционной олигократии? Поиск ответов на эти вопросы открывает широкие перспективы для будущих исследований в новом многообразии мира конкурирующих интеграционных систем.
ЛИТЕРАТУРА
Байков А.А. Сравнительная интеграция: Практика и модели интеграции в зарубежной Европе и Тихоокеанской Азии. М.: Аспект Пресс, 2012.
Баранов Н.А. Евразийская интеграция в контексте формирования политических режимов // Управленческое консультирование. 2013. № 10 (58). С. 71-77.
Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-историческая экономия. М.: Прогресс-Традиция, 2007.
Борко Ю.А. Свет и тени европейской интеграции // Россия в глобальной политике. 2007. Т. 5. № 1. С. 46-59.
Буторина О.В. Понятие региональной интеграции: новые подходы // Космо-полис. 2005. № 3 (13). С. 136-145.
Валлерстайн И. После либерализма: Пер. с англ. / Под ред. Б.Ю. Кагарлицкого. М.: Едиториал УРСС, 2003.
Винокуров Е. Евразоскептицизм. Нужно ли его бояться? // Россия в глобальной политике. 2014. Т. 12. № 1. С. 78-87.
Воскресенский А. Социальные порядки и пространство мировой политики // Полис: Политические исследования. 2013. № 2. С. 6-23.
Костин А.И., ИзотовВ.С. Глобальный кризис в зеркале мировой политики // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2009. № 5. С. 30-40.
Либман А.М. Политические барьеры для экономической интеграции на постсоветском пространстве // Журнал новой экономической ассоциации. 2011. № 11. С. 175-178.
Петрухина М.А. Конституционный дизайн и консолидация демократии в странах третьей волны демократизации // Политическая наука. 2012. № 3. C. 214-247.
Рябов А.В. Россия на постсоветском пространстве: лидер интеграции или партнер поневоле? // Повестка дня нового президентства / Под ред. М. Липман. М.: РОССПЭН, 2012. С. 19-24.
Семенов С.И. Преображение «нации» в Латинской Америке // Национальная идея: история, идеология, миф / Отв. ред. Г.Ю. Семигин. М.: ИСП РАН, 2004. С. 188-221.
Смоляков В.А. Политическое измерение экономической интеграции (сравнение европейской и восточноазиатской моделей) // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2010. № 3. С. 23-35.
Транснациональные политические пространства: явление и практика / Отв. ред. М.С. Стрежнев. М.: Весь мир, 2011.
Цыганков П.А. Международные отношения: Учебное пособие. М.: Новая школа, 1996.
Цыганков П.А. Транснационализм в науке о международных отношениях: Вклад Дж. Ная и Р. Кохэна // Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост. П.А. Цыганков. М.: Гардарики, 2002. С. 147-151.
Caporaso J.A. European Union: Dilemmas of Regional Integration. Boulder: Westview Press, 2000.
Ferguson N. A World without Power // Foreign Policy. 2004. No. 143. July/August. P. 32-39.
Haas E. Beyond the Nation-State: Functionalism and International Organisation. Stanford: Stanford University Press, 1965.
Levitsky St., Way L.A. Competitive Authoritarianism: Hybrid Regimes After the Cold War. Cambridge: Cambridge University Press, 2010.
Luttwak E. From Geopolitics to Geo-Economics: Logic of Conflict, Grammar of Commerce // The National Interest. 1990. No. 20. P. 17-23.
Luttwak E. Turbo-Capitalism: Winner and Losers in Global Economy. London: Orion Books, 1999.
Marder M. Rating Sovereignty // Humanitarian News. 2012. 12 Now. URL: http:// www.humanitariannews.org/20121112/rating-sovereignty
Popescu N. Eurasian Union: the Real, the Imaginary and the Likely. Paris: European Union Institute for Security Studies, 2014. (Chaillot Papers; No. 132).
Risse Th. Neo-Functionalism, European Identity, and the Puzzles of European Integration // Journal of European Public Policy. 2005. No. 12. P. 291-309.
Rosenau J.N., Czempiel E. Governance without Government. Order and Change in World Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1992.
Vardanyan L. La Russie de Vladimir Poutine et l'intégration économique de l'espace post-soviétique // Etudes. 2013. No. 2. P. 27-43.
REFERENCES
Bajkov, A.A. Sravnitel'naja integracija: Praktika i modeli integracii vzarubezhnoj Evrope i Tihookeanskoj Azii. Moscow: Aspekt Press, 2012.
Baranov, N.A. "Evrazijskaja integracija v kontekste formirovanija politicheskih rezhimov." Upravlencheskoe konsul'tirovanie, No. 10 (58), 2013, pp. 71-77.
Beck, U. Vlast' i ee opponenty v jepohu globalizma. Novaja vsemirno-istoricheskaja jekonomija. Moscow: Progress-Tradicija, 2007.
Borko, Ju.A. "Svet i teni evropejskoj integracii." Rossija v global'noj politike, Vol. 5, No. 1, 2007, pp. 46-59.
Butorina, O.V. "Ponjatie regional'noj integracii: novye podhody." Kosmopolis, No. 3 (13), 2005, pp. 136-145.
Caporaso, J.A. European Union: Dilemmas of Regional Integration. Boulder: Westview Press, 2000.
Ferguson, N. A "World without Power." Foreign Policy, No. 143, July/August, 2004, pp. 32-39.
Haas, E. Beyond the Nation-State: Functionalism and International Organisation. Stanford: Stanford University Press, 1965.
Kostin, A.I., Izotov, V.S. "Global'nyj krizis v zerkale mirovoj politiki." Vestnik Moskovskogo universiteta. Serija 12. Politicheskie nauki, No. 5, 2009, pp. 30-40.
Levitsky, St., Way, L.A. Competitive Authoritarianism: Hybrid Regimes After the Cold War. Cambridge: Cambridge University Press, 2010.
Libman, A.M. "Politicheskie bar'ery dlja jekonomicheskoj integracii na postsovetskom prostranstve." Zhurnal novoj jekonomicheskoj associacii, No. 11, 2011, pp. 175-178.
Luttwak, E. "From Geopolitics to Geo-Economics: Logic of Conflict, Grammar of Commerce." The National Interest, No. 20, 1990, pp. 17-23.
Luttwak, E. Turbo-Capitalism: Winner and Losers in Global Economy. London: Orion Books, 1999.
Marder, M. "Rating Sovereignty." Humanitarian News. 2012. 12 Now. URL: http:// www.humanitariannews.org/20121112/rating-sovereignty
Petruhina, M.A. "Konstitucionnyj dizajn i konsolidacija demokratii v stranah tret'ej volny demokratizacii." Politicheskaja nauka, No. 3, 2012, pp. 214-247.
Popescu, N. Eurasian Union: the Real, the Imaginary and the Likely. Paris: European Union Institute for Security Studies, 2014. (Chaillot Papers; No. 132).
Risse, Th. "Neo-Functionalism, European Identity, and the Puzzles of European Integration." Journal of European Public Policy, No. 12, 2005, pp. 291-309.
Rjabov, A.V. "Rossija na postsovetskom prostranstve: lider integracii ili partner ponevole?" Povestka dnja novogo prezidentstva, ed. M. Lipman. Moscow: ROSSPJeN, 2012, pp. 19-24.
Rosenau, J.N., Czempiel, E. Governance without Government. Order and Change in World Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1992.
Semenov, S.I. "Preobrazhenie 'nacii' v Latinskoj Amerike." Nacional'naja ideja: istorija, ideologija, mif, ed. G.Ju. Semigin. Moscow: ISP RAN. 2004, pp. 188-221.
Smoljakov, V.A. "Politicheskoe izmerenie jekonomicheskoj integracii (sravnenie evropejskoj i vostochnoaziatskoj modelej)." Vestnik Habarovskoj gosudarstvennoj akademii jekonomiki iprava, No. 3, 2010, pp. 23-35.
Strezhnev, M.S. (ed.) Transnacional'nye politicheskie prostranstva: javlenie i praktika. Moscow: Ves' mir, 2011.
Tsygankov, P.A. "Transnacionalizm v nauke o mezhdunarodnyh otnoshenijah: Vklad J. Nye i R. Cohen." Teorija mezhdunarodnyh otnoshenij: Hrestomatija, ed. P.A. Tsygankov. Moscow: Gardariki, 2002, pp. 147-151.
Tsygankov, P.A. Mezhdunarodnye otnoshenija: Uchebnoe posobie. Moscow: Novaja shkola, 1996.
Vardanyan, L. "La Russie de Vladimir Poutine et l'intégration économique de l'espace post-soviétique." Etudes, No. 2, 2013, pp. 27-43.
Vinokurov, E. "Evrazoskepticizm. Nuzhno li ego bojat'sja?" Rossija v global'noj politike, Vol. 12, No. 1, 2014, pp. 78-87.
Voskresenskij, A. "Social'nye porjadki i prostranstvo mirovoj politiki." Polis: Politicheskie issledovanija, No. 2, 2013, pp. 6-23.
Wallerstein, I. Posle liberalizma: Per. s angl., ed. B.Ju. Kagarlickii. Moscow: Editorial URSS, 2003.
