CC BY
73
УДК 378.1 (09) + 141.31
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ФОРМА СРЕДНЕВЕКОВОЙ ДИСПУТАЦИИ И ЕЕ ДИАНОЭТИЧЕСКИЕ КОРНИ
К. Д. Скрипник
В центре внимания находится феномен средневековой диспутации. Показано, что диспутация приобретает институциональную форму в средневековых университетах, являясь результатом определенного дианоэтического стиля, сформировавшегося ранее в работах таких философов раннего средневековья, как Ансельм Кентерберийский, Пьер Абеляр, Фома Аквинский. Данный интеллектуальный стиль проявляется не только в институциональной форме диспутации, но и в других областях человеческой деятельности, в частности, в архитектуре.
Ключевые слова: диспутация, средневековый университет, институциональная форма, дианоэтический стиль.
В опубликованной еще в конце XIX века книге «Средневековые университеты» [6] ее автор Н. Суворов отмечал, что существенной стороной жизни средневековых университетов являлось такое явление, как диспутации, которые «составляли настолько же обычное явление в университетской жизни и настолько же принятое торжество, как турниры для военных людей того времени. Диспутации должны были приучить школяра, вооруженного знанием, защищать приобретенное им сокровище против всякого нападения и убеждать других в истинности того, что сам он научился признавать за догматическую истину» [6, с. 205]. Н. Суворов выделяет несколько характерных черт университетских диспутаций: торжественность, точнее - ритуальную закрепленность, поскольку наряду с торжественностью диспутации были и весьма заурядным, привычным делом для университета, и школьность в том смысле, что это был практически вид учебных занятий, умение рассуждать публично и особенно публично спорить.
С момента выхода книги Н. Суворова прошло достаточно времени; в прошлом веке были изданы труды, ставшие классическими работами по истории университетов и университетского образования. Но нельзя сказать, что данная тема исчерпала себя, особенно в отечественной литературе, что дает возможность еще раз обратиться к ней, а к феномену диспутации, в частности, для того, чтобы обратить внимание на те характеристики и подробности, которые прошли мимо внимания Н. Суворова.
В1Бри1а11Ю представляет своеобразный и отлично спланированный тип дискурса, который проявляется не только как ритуал или форма проведения обучения, но и в первую очередь как характеристика интеллектуального стиля эпохи, проявившаяся не только в устной форме, но и в форме письменных работ, не только как явление, присущее университетской среде, но и как характеристика культурной жизни средневековья вообще.
Средневековые университеты включали четыре факультета: факультет свободных искусств, богословский, юридический и медицинский. Обучение на
факультете свободных искусств служило своего рода прелиминарием для продолжения обучения на одном из других факультетов, хотя известны случаи, когда окончившие обучение по циклу свободных искусств оставались в пределах именно этого факультета, продолжая работать и не предпринимая попыток получить степень на каком-либо из названных факультетов более «высокого» ранга.
На факультете искусств и богословском факультете имелись две главные формы обучения - лекции и диспутации, различия между которыми были не столь уж сильны, как это может показаться на первый взгляд. Сами лекции проходили в двух вариантах: они могли быть посвящены чтению обязательных текстов с фокусировкой на смысле и значении самого текста; лекции подобного типа носили вводный характер. Несколько иной характер имели углубленные, ординарные, иногда называемые в комментирующей литературе дискурсивными, лекции. Они не столько следовали собственно тексту обязательной книги, сколько касались проблем, поднятых в определенных текстах, и их разрешением. В силу такого своего характера, содержания и направленности подобные лекции служили поводом для обсуждения и практики аргументирования, особенно среди студентов богословского факультета, которые обладали гораздо большим опытом построения рассуждений, нежели студенты факультета искусств. Иными словами, дискурсивные лекции были в определенной степени связующим звеном между просто чтением обязательного набора текстов и диспутациями.
По мнению Дж. Мёрфи, ^Бр^айо может быть грубо определена как формальное обсуждение проблемы двумя или более участниками, занимающими противоположные или различные позиции. Точный формат данной процедуры отличается от времени к времени, но основной процесс включает установление вопроса, далее некоторый ответ на вопрос, который сопровождается возражениями на этот ответ. В конце представляется решение (ёйегштайо), то есть предложение правильного или одобренного (санкционированного) ответа» [10, с. 102]. Подобное определение при всей своей приблизительности и огрубленности отражает формальную, строго определенную сторону диспутации.
Изначально диспутации были присущи только университетскому сообществу, но со временем сфера их расширилась, и они приобрели характер широкого общественного явления, хотя возможность такого превращения была заложена в них изначально. Процедурно диспутации могли разниться от факультета к факультету. Так, на богословских факультетах проводились диспутации двух видов.
Это были обычные - ординарные диспутации, которые проводились магистром (то есть ведущим преподавателем, вокруг которого формировалась группа учеников) для своих студентов. Ординарные диспутации обычно проходили в два этапа, зачастую в течение двух или более дней: в ходе первого дня студенты выступали в роли оппонентов или пропонентов, предлагая аргументы против или в пользу предложенного им магистром тезиса. На втором этапе мастер подводил итог, суммируя все аргументы «за» и «против»,
и осуществлял determinatio, то есть предлагал собственное решение. Наиболее известным примером были диспутации, проводимые Симоном из Турнэ, популярность которых была очень велика. Симон, обучавшийся в Болонье и работавший в Париже примерно в 1165 -1201 гг., составил даже специальный перечень, Quaestiones disputatae, состоявший из 102 диспутаций, содержащих 371 вопрос по самому широкому спектру проблем христианской теологии.
Вторым видом были свободные диспутации. При всех имеющихся вариантах их понимания характерными чертами свободных диспутаций (disputatio de quodlibet) являлось то, что в них принимали участие не только ученики данного мастера, но и студенты и бакалавры из других школ, а впоследствии и самая широкая публика; вопросы, выносимые на обсуждение, не ставились изначально ведущим, а могли возникнуть в определенной степени спонтанно, быть предложены любым человеком из присутствующей аудитории. Мало того, вопросы могли быть такими, которые относились не только к изучаемым студентами проблемам, но и к гораздо более широкому кругу вопросов, воспринимаемых с современной точки зрения иногда в качестве шутливых или даже скабрезных. Еще одно отличие между двумя указанными типами диспутаций было то, что если первые проводились на регулярной основе, то вторые имели место гораздо реже, обычно во время Великого Поста или иных религиозных праздников, когда прерывались занятия в университете.
Что касается факультета свободных искусств, то здесь практиковались три вида диспутаций для обучения студентов: de sophismatibus, de quaestione, de quodlibet. Первые связаны с логической проблематикой; вторые посвящены таким ветвям знания как физика, то есть вопросам, направленным, скорее, на вещи, нежели на методы рассуждения о них; третьи - это открытые, свободные диспутации.
Участие в лекциях, а особенно в диспутациях различного вида и поощрялось, и достаточно строго регламентировалось. Так, в качестве студента факультета искусств в первые два года можно было посещать вводные и дискурсивные лекции по обязательным текстам Аристотеля, посещение диспутаций лишь допускалось; в последующие два года разрешалось участвовать в диспутациях в качестве отвечающего. В конце подобного курса возможно было получить степень бакалавра (опять же -получение степени проходило в форме диспутации с магистрами), что давало возможность посещать лекции по натуральной философии с «Метафизикой» Аристотеля в качестве обязательного текста, а также лекции quadriviumX продолжать принимать участие в диспутациях в роли отвечающего и уже проводить вводные лекции. Данный период продолжался около трех лет в Оксфорде, в Париже продолжительность могла варьироваться. Далее наступал период обучения и работы в качестве магистра искусств, который продолжался примерно два года или более: возможно было проводить дискурсивные лекции, «детерминировать» диспутации, участвуя даже в специализированных диспутациях. Только после этого цикла студент мог продолжать свое обучение на факультетах более высокого уровня. Продолжая, например, обучение на богословском факультете, студент в течение семи (позже срок был сокращен до
шести) лет посещал вводные и дискурсивные лекции по Библии, дискурсивные лекции по «Сентенциям» и, понятно, диспутации. Далее на протяжении двух лет в статусе Cursus / Baccalarius biblicus он мог читать вводные лекции по Библии и отвечать в диспутациях; еще два года (позднее, с XIV века, - один год) статус студента менялся на Baccalarius sententiarius, позволявший ему вести дискурсивные лекции с «Сентенциями» в качестве обязательного текста. Далеко не все студенты проходили весь путь, иными словами, он не был обязателен для получения «полноценного», если можно так сказать, статуса. Возможно было также прервать обучение и возобновить его позднее, в другом университете.
Диспутации были обязательны как строгая формальная процедура при, согласно современной терминологии, защите диссертации: бакалавр вел диспутацию, противниками его выступали магистры. Обращает на себя внимание тот факт, что в данной системе не было столь значительно различие между студентами и преподавателями: уже в качестве студента можно было давать сначала вводные, а затем и более продвинутые лекции, да и его роль в проведении диспутаций становилась все более серьезной.
Как видно, диспутация имела достаточно строгую формальную структуру: вопрос, ответ на вопрос, возражения на ответ, детерминация магистра (ведущего), иногда ответы на возражения. Если попытаться отобразить данный процесс в какой-либо наглядной форме, то нам вряд ли подошла прямая линия; ответы, возражения на ответы, возражения на возражения значительно усложняли этот процесс, отразить который более адекватно позволяют древовидные структуры, графы, допускающие и продвижение вперед, и возврат к прежним шагам, и циклы некоторого вида. Возможно только представить себе, сколь изощренным должен быть ум, столь тренированной должна быть память, чтобы, не пользуясь практически никакими записями, не терять суть обсуждаемого вопроса, не упустить из виду даже самого малого аргумента и возражения на аргументы. Но вместе с тем структура была достаточно точно определена сложившимися правилами и устоявшимся регламентом. Это дает основания А. Новикофф [11] характеризовать ее как «формализованную технику дебатов», а Н. Решеру [13] - при анализе формальной модели диспутации - расширять ее вплоть до построения диспутационной модели науки. Таким образом, в средние века, особенно в университетской среде, диспутация была сформирована как определенная, в достаточной степени строгая и «жесткая» институциональная форма обучения, преподавания, освоения необходимых знаний и умений. Мало того, это была та форма, в которой студент получал опыт публичного выступления, защиты своих тезисов, немедленного реагирования на возражения, вырабатывал способности поиска и формулировки аргументов, другими словами овладевал всем тем, на что пытаются обратить внимание современные университетские коллеги.
Легко предположить, что институциональная форма диспутации, занявшая столь большое место в повседневной, парадной и общественной жизни университетов, должна иметь свои определенные корни, она не могла
возникнуть на пустом месте. Действительно, это предположение подтверждается прежде всего в том, что может быть названо стилистическими характеристиками мышления, сложившимися гораздо раньше описанных институциональных форм. Ч. Хаскинс, анализируя возрождение двенадцатого века, совершенно справедливо отмечает тесную взаимосвязь институциональной и интеллектуальной революции того времени [8, с. 368]. Изучение этих особенностей может быть названо дианоэтической (интеллектуальной) стилистикой, требующей особого внимания со стороны исследователей.
Диспутация представляет собой определенную модификацию диалога, традиции которого почти изначально заложены в человеческой общности и который в качестве литературной формы известен в философии со времен «разговора господина со своим слугой». Еще более на слуху диалоги Платона или разговоры Сократа с самыми разнообразными людьми. Пожалуй, первым, обратившим внимание на возможность выделения определенной структуры диалога, был Аристотель. Хотя его «Топику» ставят зачастую в один ряд с «Риторикой», утверждая, что она носит, скорее, не столько методологический, сколько риторико-стилистический характер, вряд ли с этим можно согласиться. З. Микеладзе в комментариях к «Топике» отмечает, что «в ней изучаются диалоги Платона как образцы диалектических (или, вернее, диалогических) рассуждений... аристотелевское ядро «Топики» заключается в ее методологичности» [3, с. 595]. Каждый диалог, согласно «Топике», состоит из следующих пяти компонентов: главной проблемы, четырех органонов, набора правил выводов, стратегии вопрошающего и стратегии отвечающего. Действительно, достаточно обратиться к восьмой книге «Топики», как ситуация становится прозрачной, методическая, пропедевтическая направленность восьмой книги ясна даже неискушенному читателю, которому подробно представлено многообразие диалоговых ситуаций вместе с практическими советами как поступать в каждой из них.
Интерес к диспутации как к литературной форме и форме публичного действа не исчез вместе со снижением авторитета древних греков - в работах Цицерона подробно рассматривается методика рассмотрения вопроса с двух сторон, ставшая практически каноном классической риторики; римские судебные споры, беседы новозаветных персонажей известны достаточно хорошо. Средневековая культура в лице своих известных мыслителей продолжила эту традицию. Так, обращаясь к роли Манеголда из Лаутенбаха в спорах по проблеме соотношения светской и церковной власти, Х. Либескиити подчеркивает использование им диалектической техники; эти споры подталкивали процесс поиска и нахождения убедительных аргументов при интерпретации текстов авторитетов, а метод, развитый при этом, стал «важнейшим мотивом роста схоластической философии на протяжении двенадцатого века. В начале средневековья это развитие было подготовлено тем, что диалектика оставалась одной из важнейших составляющих того обучения, которое имело место в школах при монастырях и кафедральных соборах» [9, с. 594].
В связи с этим вполне естественно обратиться к анализу размышлений тех авторов, которые заложили основы схоластической мысли - в первую очередь к Ансельму Кентерберийскому и Петру Абеляру, тем более, что о каждом из них известно, как много внимания и времени они уделяли обучению. По собственному признанию Ансельма, написанные им труды были вызваны к жизни настоятельными просьбами его братьев. «Некоторые братья часто и настойчиво просили меня написать для них, как некий образец размышления, кое-что из того, что я высказывал им простыми словами в (наших) разговорах» - так он сам пишет в «Монологионе». И, далее: «...они, согласуясь больше со своим желанием, чем с легкостью дела или с моей способностью, заказали мне такую форму этой письменной медитации, чтобы в последней совершенно ничто не принималось как доказанное на основании ссылки на авторитет Писания, но чтобы все утверждаемое в выводе из отдельных исследований строго последовательно вытекало из рассуждения и было явственным образом очевидно истинным (et rationis nécessitas breviter cogeret et veritatis claritas patenter ostenderet) — (и все это) ясным стилем, общедоступными доводами и в простом изложении. И еще они хотели, чтобы я не преминул разобраться с возражениями, которые мне встретятся» [2, с. 33]. То же подтверждается и в «Прослогионе»: «После того как я, подчинившись настойчивым просьбам некоторых из братьев, издал некое сочиненьице как образец размышления о смысле веры от лица того, кто молчаливо сам с собою рассуждает.» [2, с. 123]. И еще одно признание, сделанное им в начале трактата «Об истине»: «Три трактата, относящиеся к изучению Св. Писания, некогда создал я в разное время, подобные друг другу в том, что имеют форму вопроса и ответа; и лицо спрашивающего обозначается именем ученика, отвечающего же — именем учителя» [2, с. 166].
Обратим внимание на следующие крайне важные в данном контексте моменты: молчаливое рассуждение с собою, простое изложение (в латинском тексте выражение «simplicique disputatione», которое может быть буквально калькировано как «простая диспутация», хотя, конечно, значение глагола «disputare» может меняться от простого разговора до бурной дискуссии), строгая последовательность выводов, разбор возражений, форма вопроса и ответа, отношение «учитель - ученик». Насколько возможно восстановить интеллектуальный стиль Ансельма, он, конечно же, внутренне диалогичен, рационален, насыщен рассмотрениями аргументов «за» и «против», опирается на его собственную практику обучения в виде беседы учителя с учеником, когда первый разъясняет последнему сложные вопросы, дает на них ясные и прозрачные ответы. Это характеристики не только педагогически нового обучения, которое практиковал Ансельм в Беке, но в своей основе нового стиля размышления и рассуждения.
Младший современник Ансельма Пьер Абеляр уже в самом начале своей жизни сознательно отдает предпочтение диалектическим размышлениям и столкновениям, говоря о себе, что он «был одержим такой любовью к знанию, что, предоставив своим братьям наследство, преимущества моего первородства и блеск воинской славы, совсем отрекся от участия в совете
Марса ради того, чтобы быть воспитанным в лоне Минервы. Избрав оружие диалектических доводов среди остальных положений философии, я променял все прочие доспехи на эти и предпочел военным трофеям победы, приобретаемые в диспутах. Поэтому едва только я узнавал о процветании где-либо искусства диалектики и о людях, усердствующих в нем, как я переезжал, для участия в диспутах, из одной провинции в другую, уподобляясь, таким образом, перипатетикам» [1, с. 11]. Диспут был для Абеляра не просто побочным продуктом его деятельности, но конструктивным элементом, определяющим его подход к исследуемым вопросам не только в своем внешнем проявлении, но в во внутреннем размышлении. Отдавая себе отчет в этом, он в произведении, даже название которого характеризует его интеллектуальный стиль, пишет, что, сомневаясь, мы приходим к вопросам, а вопросы ведут к истине. Здесь, кажется, вполне уместно обратить внимание на то положение «Диалектики» Абеляра, в котором он говорит о том, что аргументы черпают свою доказательную силу из расположения терминов, положений дел или свойств речи. В этом случае их оценка требует исследования структуры высказывания и свойств речи; положения дел являются лишь вторичным предметом логики (диалектики). Область логики, согласно Абеляру, заключается в исследовании использования речи в полном смысле этого слова, исследование же природы вещей относится к области физики [12, с. 286]. По сути дела данный тезис предшествует дальнейшему выделению диспутаций de sophismatibus и de quaestione, делая акцент на развитии логико-лингвистических средств рассуждения, экспликацию ряда интеллектуальных процедур - определения, деления. Все это способствовало формированию четкого процесса рассуждения, рационализации поиска аргументов и построения возражений на эти аргументы.
Если имеется необходимость подробнее раскрыть характерное для этого времени стремление развить способности разума, то нельзя обойтись без упоминания «Металогикона» Иоанна Солсберийского, пафос которого направлен на развитие свободных искусств, знаменитого trivium'а, то есть логики (диалектики), риторики и грамматики. Иным примером, отражающим этот получающий все большее распространение интеллектуальный стиль, институциализированный в университетских диспутациях, является структура размышления, рассуждения и изложения, использованная Фомой Аквинским в «Сумме теологии» [7]. Предлагается вопрос, вслед за которым формулируются возражения (возражение 1, возражение 2, возражение 3 ...), излагается ответ на вопрос, за которым следуют ответы на возражения (ответ на возражение 1, ответ на возражение 2, ответ на возражение 5.). Вероятно, можно говорить о структуре «Суммы теологии» как наиболее прозрачном воплощении «схоластического метода», вернее, четком интеллектуальном стиле, сформированном в эпоху средневековья; указанная характеристика труда Фомы Аквинского является, по сути, переложением школьной disputatio на письмо.
Одним из решающих факторов, повлиявших на формирование указанного стиля мышления, был перевод на латинский таких работ Аристотеля, как «Аналитики», «Топика», «О софистических опровержениях»,
составивших корпус «logica nova», осуществленный в 1128 году Яковом Венецианским, хотя уже Ансельм Кентерберийский в трактате «О грамотном» указывает на exercitation disputandi. Есть и существенные отличия направленности «Топики» от disputatio, главная из которых заключается в том, что последняя в гораздо большей степени зависит от основополагающих текстов, является более «текстоцентричной» по сравнению с работой Аристотеля.
Итак, диспутация как институциональная форма была наследницей сформированной в образовательном и, говоря современным языком, исследовательском процессе совершенно определенной интеллектуальной стилистики. С большой долей уверенности можно говорить о том, что указанная институциональная форма и интеллектуальная стилистика оказали огромное влияние на последующее развитие, которое уже не было по-прежнему ограничено образовательной и исследовательской сферой, а получило свое продолжение в иных сферах жизни.
Особенно бурно практика диспутаций распространилась на иные культурные практики в пятнадцатилетний период после 1120 года при проведении различного рода церковных публичных диспутаций, диспутаций между представителями христианства и иудаизма, диспутаций по проблемам римского и канонического права. В ходе подобных процессов получили особое признание процедуры «дистинкций» и «детерминаций», на первый план стали выходить не только разногласия, но и задачи гармонизации различных, порой противоположных воззрений и подходов. Так, например, работа видного юриста Грациана получила название «Согласование несогласующихся канонов» (Concordia discordantium canonum), структурно повторяя «Да и нет» Абеляра. Известно, что стиль схоластических диспутаций оказал существенное влияние на развитие полифонической музыки, средневекового драматического жанра, медицину и юриспруденцию и иные сферы культурной жизни. Так, например, Э. Панофский убедительно доказывает, что «между готической архитектурой и схоластикой существуют весьма ощутимые и едва ли случайные совпадения в чисто фактической сфере времени и места» [5, с. 217]. Реализация аналогичных «совпадений» осуществляется Э.Панофским и в других его работах, в частности, работе, посвященной Возрождению и ставшей важной вехой в изучении и осмыслении этого периода [4]. Если в классическом храме и ренессанской церкви имеет место аналогия между соразмерностью элементов архитектуры и соразмерностью частей человеческого тела, то «отсутствие такой аналогии между архитектурными и человеческими пропорциями заставляло теоретиков Ренессанса обвинять средневековую архитектуру в отсутствии каких бы то ни было пропорций» [4, с. 83]. Трудно согласиться, что это действительно так: если отсутствовали именно эти аналогии и соответствия, то имелись, может быть, другие? Ранняя схоластика зародилась примерно в то же время и в той же среде, что и ранняя готическая архитектура, зарождение высокой схоластики совпадает с моментом, когда о себе заявляет и система высокой готики, «причем отличительные черты высокой схоластики - в противоположность схоластике ранней - на удивление
аналогичны отличительным чертам, присущим искусству высокой готики - в противоположность искусству готики ранней» [5, с. 218-219]. В период между 1130-1140 и 1270 годами между схоластикой и готикой формируется не просто параллелизм, но некоторые более тесные отношения, возникающие, по словам Э. Панофского, как результат диффузии, как результат того, что может быть названо «умонастроением». Представляется, что это умонастроение формировалось, конечно же, под влиянием в первую очередь схоластической интеллектуальной стилистики, хотя у Панофского и нет такого тезиса и такой терминологии. Ясно, что архитекторы и строители учились и формировались именно там, где подобный стиль и господствовал, и распространялся, и внедрялся - в университетской среде средневековья, где появились как профессиональные преподаватели, так и профессиональные архитекторы, словом, появились профессиональные интеллектуалы.
Э. Панофский проводит поразительно аргументированные и убедительные аналогии между схоластическим интеллектуальным стилем и архитектурной мыслью, между, например, рубрикацией известных книг, например, того же Фомы Аквинского, и систематизацией архитектурных и инженерно-строительных решений. Сочетание внутренних высоких арок и системы внешних контрфорсов есть проявление не более чем системы «дистинкций» в понятийной и, естественно, диспутационной области, стремящейся к упорядочению, все более глубокому разъяснению одновременно с гармонизацией частей в единое целое. Иными словами, если в готической архитектуре не было соразмерностей, подобных соразмерностям человеческого тела, то в ней существовали гораздо более значимые и глубокие аналогии между соразмерностями архитектурного творения и соразмерностями человеческого мышления. Принимаемые готическим архитектором решения есть прямое проявление, манифестация схоластического дианоэтического стиля.
Таким образом, средневековая диспутация действительно является четко установленной институциональной формой и одновременно является воплощением дианоэтического стиля, присущего мышлению данной эпохи. При этом институционализация диспутации происходит под влиянием появления и развития данного интеллектуального стиля и, в свою очередь, порождает этот стиль в целом ряде иных областей человеческой деятельности -музыке, драме, архитектуре, экономике и управлении.
Список литературы
1. Абеляр П. История моих бедствий. М.: Изд-во АН СССР, 1959. 256 с.
2. Ансельм Кентерберийский. Сочинения. М.: Канон, 1995. 400 с.
3. Микеладзе З.Н. Примечания // Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т.2. М.: Мысль, 1978. 687 с.
4. Пановский Э. Ренессанс и «ренессансы» в искусстве Запада. СПб.: Азбука-классика, 2006. 544 с.
5. Панофский Э. Перспектива как «символическая форма». Готическая архитектура и схоластика. СПб.: Азбука-классика, 2004. 336 с.
6. Суворов Н.В. Средневековые университеты. М.: Типо-лит. т-ва И.Н. Кушнерев и Ко, 1898. 256 с.
7. Фома Аквинский. Сумма теологии. Киев: Эльга, Ника-Центр, Элькор МК, Экслибрис, 2002 - 2014. 576 с.
8. Haskins Ch.H. The Renaissance of the Twelfth Century. Cambridge, Harvard University Press, 1927. 437 p.
9. Liebesckiiti H. Western Christian Thought from Boethius to Anselm // The Cambridge History of Later Greek and Early Medieval Philosophy. Ed. by A.H. Armstrong. Cambridge, Cambridge University Press, 2008. P. 538 - 639.
10.Murphy J.J. Rhetoric in the Middle Ages. A History of Rhetorical Theory from Saint Augustine to the Renaissance. Berkeley, Univ. of California Press, 1974. 395 p.
11.Novikoff A. The Culture of Disputation in Medieval Europe. Philadelphia, Univ. of Pennsylvania Press, 2013. 327 p.
12.Petrus Abaelardus. Dialectica. First Complete Edition of the Parisian Manuscript edited by L.M. de Rijk. Assen, Koninklijke Van Gorcum & Comp. N.Y., 1956. 637 p.
13.Rescher N. Dialectics. N.Y.: SUNY Press, 1977. 128 p.
References
1. Аbelyar P. Istoriya moikh bedstvij. M.: Izd-vo АN SSSR, 1959. 256 s.
2. Аnsel,m Kenterberijskij. Sochineniya. M.: Kanon, 1995. 400 s.
3. Mikeladze Z.N. Primechaniya // Аristotel,. Sochineniya: v 4 t. T.2. M.: Mysl', 1978. 687 s.
4. Panovskij EH. Renessans i «renessansy» v iskusstve Zapada. SPb.: Аzbuka-klassika, 2006. 544 s.
5. Panofskij EH. Perspektiva kak «simvolicheskaya forma». Goticheskaya arkhitektura i skholastika. SPb.: Аzbuka-klassika, 2004. 336 s.
6. Suvorov N.V. Srednevekovye universitety. M.: Tipo-lit. t-va I.N. Kushnerev i Ko, 1898. 256 s.
7. Foma А^ш^. Summa teologii. Kiev: EHl'ga, Nika-TSentr, EHl'kor MK, EHkslibris, 2002 - 2014. 576 s.
8. Haskins Ch.H. The Renaissance of the Twelfth Century. Cambridge, Harvard University Press, 1927. 437 p.
9. Liebesckiiti H. Western Christian Thought from Boethius to Anselm // The Cambridge History of Later Greek and Early Medieval Philosophy. Ed. by A.H. Armstrong. Cambridge, Cambridge University Press, 2008. P. 538 - 639.
10. Murphy J.J. Rhetoric in the Middle Ages. A History of Rhetorical Theory from Saint Augustine to the Renaissance. Berkeley, Univ. of California Press, 1974. 395 p.
11. Novikoff A. The Culture of Disputation in Medieval Europe. Philadelphia, Univ. of Pennsylvania Press, 2013. 327 p.
12. Petrus Abaelardus. Dialectica. First Complete Edition of the Parisian Manuscript edited by L.M. de Rijk. Assen, Koninklijke Van Gorcum & Comp. N.Y., 1956. 637 p.
13. Rescher N. Dialectics. N.Y.: SUNY Press, 1977. 128 p.
Скрипник Константин Дмитриевич, д-р филос. наук, проф., зав. кафедрой, skd53@mail.ru, Россия, Ростов-на-Дону, Южный федеральный университет
THE INSTITUTIONAL FORM OF MEDIEVAL DISPUTATION AND ITS
DIANOETIC ROOTS
K.D. Skripnik
The phenomenon of disputation is in the focus. Disputation obtains its institutional form in the medieval universities, and is the result of definite dianoetic style, which was pre-existed in the works of Anselm of Canterbury, Peter Abelard, and Thomas Aquinas. This style of thought manifests itself not only in an institutional form of disputation, but also simultaneously in the other domains of human activity, particularly, in architecture.
Key words: disputation, medieval university, institutional form, dianoetic style.
Skripnik Konstantin Dmitrievich, doctor of Philosophical Sciences, professor, head of department, skd53@,mail.ru, Russia, Rostov-on-Don, Southern Federal University
