ВОПРОСЫ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
УДК 947.07
ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА II, «ПРОСВЕЩЕННЫЙ АБСОЛЮТИЗМ» И КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС В РОССИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА
А.Н. Долгих
Статья посвящена недостаточно проясненным в современной историографии вопросам о сути политики так называемого «просвещенного абсолютизма», в особенности применительно к России второй половины XVIII столетия и правлению императрицы Екатерины II, а также о соотношении основных ее проявлений с состоянием «крестьянского вопроса» в ту эпоху. Автор приходит к выводу о недостаточно последовательном проведении властями страны в данный период политики «просвещенного абсолютизма», обусловленном рядом объективных и субъективных обстоятельств, в том числе неготовностью общества к радикальным изменениям в сфере крепостного права.
Ключевые слова: просвещенный абсолютизм, крестьянский вопрос, крепостное право, Екатерина II, внутренняя политика.
EMPRESS CATHERINE II OF RUSSIA, «ENLIGHTENED ABSOLUTISM» AND THE PEASANT QUESTION IN RUSSIA IN THE SECOND HALF OF THE 18th CENTURY
A.N. Dolgikh
The article is devoted to issues, which are covered quite insufficiently in modern historiography. These issues concern the essence of the policy of the so-called «enlightened absolutism», especially in relation to Russia in the second half of the 18th century and the rein of Empress Catherine II, as well as the correlation of its main manifestations with the state of the «peasant question» in that era. The author comes to the conclusion that the authorities of the country implemented the policy of «enlightened absolutism" not consistently enough in that period due to a number of objective and subjective circumstances. One of which is that the society of that time was not ready for radical changes in the sphere of serfdom.
Key words: enlightened absolutism, peasant question, serfdom, Catherine II, domestic policy.
Императрица Екатерина II, как известно, во внутренней политике проводила в целом идеи «просвещенного абсолютизма». Обычно под этим термином понимается «особая политика ряда европейских абсолютистских государств 40-х-80-х
годов XVIII в., внешне получившая форму следования идеям Просвещения и выражавшаяся в проведении реформ, уничтожавших некоторые устаревшие феодальные институты, а иногда делавших шаги в сторону буржуазного
развития». При этом среди преобразований в рамках этой политики в ряде европейских стран важное место занимали крестьянские реформы. В отношении же российского варианта «просвещенного абсолютизма» историки используют этот термин применительно к разным эпохам: ко времени правления Петра I, царствованию Елизаветы Петровны, ко времени Петра III и Екатерины II, к правлению Александра I и даже к отдельным явлениям царствования Николая I. Эта разноголосица, особенно в советской и постсоветской историографии, восходит во многом к неопределенным оценкам, данным В.И. Лениным, в свое время говорившем применительно к XVIII в. об «отдельных периодах» «просвещенного абсолютизма» без точного указания лет.
Вообще говоря, само это понятие нам представляется достаточно неопределенным [6, с. 24-28]. Весьма расплывчаты его критерии даже для Европы (проведение ряда преобразований «сверху» в странах слабого развития капитализма - Испании, Португалии, Дании, Швеции, Австрийской монархии, Пруссии - уничтожении некоторых сословных привилегий и феодальных монополий, разного рода крестьянские реформы, секуляризаци-онные реформы в церкви, шаги в сторону веротерпимости, развитие светского образования, суда и судопроизводства, смягчение цензуры) [17, с. 346; 20, с. 49; 26, с. 3-4; 29, стб. 635-636], а применительно к России непроясненным представляется даже само присутствие его элементов. Полагаем, что можно говорить о подобной политике лишь тогда, когда правители страны, инициируя определенные
преобразования, мотивировали их, используя элементы просветительской фразеологии, а также при проведении ряда крупных социальных реформ, в частности, в России в отношении крепостных (чего реально не было, например, при той же Екатерине II, в отношении времени которой этот термин чаще всего и используется).
По мнению авторов одного современного исследования, «отечественный исторический опыт охарактеризовать не всегда просто, особенно если речь идет о периодах, когда Россия начала осваивать достижения европейской культуры... Можно, к примеру, использовать по отношению к эпохе Петра I термин "абсолютизм", а по отношению к временам Екатерины II термин "просвещенный абсолютизм". Но при этом за скобки оказывается вынесенным то, что при европейском абсолютизме, просвещенном и не очень, развивались капитализм и буржуазия, а при отечественном этого не происходило» [1, с. 191]. Тем не менее, в определенной степени эта политика была, действительно, связана в России с крестьянским вопросом. Как указывал исследователь В.А. Писемский, основной идеей этой политики в ту пору «было не освобождение крестьян, а лишь законодательное регулирование их отношений к помещикам». По его словам, в середине 60-х - начале 70-х гг. XVIII в. впервые предлагается идея «полного, но безземельного освобождения крестьян» [23, с. 42-43].
Екатерина II, как писал ее современник А.М. Тургенев, твердила окружавшим ее царедворцам: «Я в душе республиканка. Но для блага народа русского абсолютная власть необходима. Вы видели на опыте, что сделал
А.1Ч. Ро^кИ
народ во время бунта Пугачева». При анализе отношения мыслящей публики к политике Екатерины II в крестьянском вопросе следует иметь в виду и степень готовности общества к переменам в данной сфере. Вот что сама императрица писала об этом в свое время: «Я думаю, что не было и двадцати человек, которые по этому предмету мыслили бы гуманно и как люди.... А в 1750 году... мало людей в России даже подозревали, чтобы для слуг существовало другое состояние, кроме рабства.» [10, с. 210; 11, с. 175].
Специфика отношения потомков к екатерининской эпохе выглядит так: чем дальше уходила она в историю, тем более позитивно к ней относилась мыслящая часть общества. Не будем подробно говорить о современниках, так как настоящего серьезного анализа этой политики они не могли сделать по определению, а лишь восхваляли императрицу, исключая тех, кто «писали в стол», вроде князя М.М. Щербатова. Но уже после нескольких лет павловской тирании хор дворянских голосов (за небольшим исключением), в целом, стал петь ей «осанну» за многие достижения ее и во внешней, и во внутренней политике, особенно на фоне уничтожающей (за небольшими исключениями) критики павловского правления. Вспомним здесь формулу Н.С. Мордвинова: «Екатерина Великая имела пословицей: все можно, только осторожно». По словам П.А. Вяземского, «она любила реформы, но постепенные; преобразования, но не крутые» [4, с. 348; 8, с. 60; 9, с. 60-61; 15, с. 205, 232, 241, 248, 255, 289, 291, 343; 16, с. 78-79, 179-180; 22, с. 79, 87, 88, 92, 94;].
Тем не менее, в позднейшей историографии общим местом стало утверждение, что, несмотря на наличие в ее правление словесной риторики по поводу грядущей эмансипации, реальная практика ее законодательства выглядит как вполне крепостническая, о чем писали И.Д. Беляев, В.И. Семевский и М.Ф. Владимирский-Буданов [1, с. 197; 2, с. 390, 402; 3, с. 286; 27, с. 11, 224-225]. А в одном современном исследовании даже утверждается (со ссылкой на мнение «большинства историков»), что именно она завершила «закрепощение крестьян в России», и приводится в качестве примера ее указ 1765 г. о ссылке крестьян на каторгу по воле помещиков [1, с. 197]. В работах более позднего времени обратим внимание на трактовку ее царствования, как «либерального» в работах В.В. Леонтовича и А.Б. Каменского, одновременно указывавших на усиление крепостничества в ее эпоху [14, с. 352, 468; 18, с. 1, 27, 36]. О «псевдолиберальной политике» и «показном либерализме» Екатерины II писал в свое время Н.П. Ерошкин [5, с. 19, 24; 7, с. 98]. Об «авторитарно-либеральном идеале» пишут сегодня ряд современных исследователей, указывая на то, что он наталкивался на сопротивление сословия, бывшего главной опорой трона [1, с. 190, 197]. Нам же представляется более верным говорить лишь о недостаточно последовательной политике «просвещенного абсолютизма» применительно к этой эпохе.
По мнению испанской исследовательницы И. де Мадариаги, «не страх перед дворянством мешал Екатерине заняться болезненной проблемой крепостничества. Скорее, она не делала
этого из уверенности, особенно окрепшей после восстания Пугачева, что еще не время решать вопрос, от которого напрямую зависит спокойствие в обществе, состояние финансов и вооруженных сил страны. Но Екатерина никогда не упускала возможности ограничить круг тех, кто имел право владеть людьми, пресечь каналы закрепощения, обезопасить от него уже освобожденных». А английский историк Дж. Хоскинг отмечал, что, с одной стороны, реформы Екатерины стали первым шагом на пути зарождения и развития гражданских отношений и институтов в России, но, с другой, углубили разрыв между дворянством и крестьянами и внесли свой значительный вклад в консервацию сложившихся ранее архаичных социально-экономических отношений в русской деревне [10, с. 930-931; 30, с. 218].
Применительно ко времени Екатерины существует в историографии следующая дилемма: либо ее царствование определяли как «апогей крепостничества», как считали большинство историков, либо с нее начинают линию на эмансипацию крестьянства (косвенно этой позиции придерживался В.И. Неупокоев, считавший периодом «наибольшего развития крепостничества» первую половину XVIII в.). В то же время в историографии признается, что крестьянский вопрос встал на повестку дня в ее эпоху, в особенности в связи с завершением «эмансипации» дворянства в Жалованной грамоте 1785 г., которая завершила процесс высвобождения дворянства из жестких оков средневекового государства. Вместе с тем большинство историков не склонны говорить о повороте к эмансипации кре-
стьянства в политике самодержавия в данную эпоху [13, с. 280-281; 21, с. 259; 24, с. 21; 25, с. 499; 28, стб. 73, 138].
Со своей стороны заметим, что существующая критика в отношении политики Екатерины II и ее несоответствия принципам «просвещенного абсолютизма» связана, как правило, с моральной стороной дела и ее личностью. Вообще говоря, по мнению литературоведа М.В. Иванова, «если просветители считали обязательным для просвещенного государя управлять на основе разума, гуманности и нравственности, то сейчас ясно: социальная демагогия была необходимой частью новой политики, которую осуществляла Екатерина II; расхождение слова и дела было неизбежным», но ее современники смотрели на это явление иначе, и реальные дела «русской просвещенной монархини серьезно подорвали веру в самый принцип просвещенного монарха», причем «не только у просветителей типа Фонвизина». Очевидно, что первый тезис М.В. Иванова приемлем и многое оправдывает в политике Екатерины, указывая на невозможность реализовать все обещанное, например, в «Наказе» и на словах, в реальной законодательной практике (да и «общество» к этому было не готово); с другой стороны, именно моральные аспекты поведения императрицы и были предметом критики со стороны просветителей и вообще приличных людей того времени. Заметим, что подобное восприятие «слова и дела» Екатерины во многом сохранилось и сегодня. Типичным здесь может служить мнение довольно консервативного советского историка Н.П. Ерошки-на, писавшего о ее «ханжестве и неис-
кренности» [7, с. 99; 12, с. 83-84]. Вместе с тем мы не согласны с предвзятой оценкой политики императрицы в стране, например, после начала Французской революции: это были точечные репрессии, не коснувшиеся сути всей политики, особенно в сравнении с павловской контрперестройкой.
С нашей точки зрения, в сущности, что бы мы ни понимали под «просвещенным абсолютизмом», эту политику, как всегда в России, начала государственная власть в лице императрицы Екатерины, хотя подходы к ней в той или иной степени были намечены при Петре III (сюда отнесем Манифест о вольности дворянства, ликвидацию Тайной канцелярии и запрет покупки людей к заводам вне зависимости от причин издания тех или иных актов в это краткое царствование). При этом мотивы ее ведения при императрице Екатерине (при сложности самого определения ее сути) имели и внутриполитический (попытку укрепления своей власти, по сути, нелегитимной), и внешнеполитический характер, рассчитанный на улучшение европейского «имиджа» у «философов». До Екатерины II осознанной социальной политики практически не было, тем более не было тогда фразеологии и теории, объясняющей ее.
Именно заявления императрицы, особенно в «Наказе», и позднейшее некоторое их несоответствие некоторым «жестким» правительственным актам, связанное и с трезвым ее взглядом, и своеобразным лицемерием, вызывали (чем дальше, тем больше) недовольство у некоторых высоконравственных современников, например, у части масонов круга Н.И. Новикова и др. При этом Екатерина сама
«развязала языки» им, дав некоторую возможность обсуждать дела страны в Уложенной комиссии, в относительно свободной прессе и др., за что потом, как водится, и поплатилась. Практическая реализация некоторых мер, в теории намеченных в начале царствования, была либо невозможна (пресечение воровства и произвола начальствующих лиц или в судах, недопущение несправедливой системы продвижения по службе «случайных людей»), так как существовала издавна и во многом порождалась сложившейся традицией и отсутствием народовластия, хотя фаворитизм, пусть это было и не новым явлением в политической жизни России, но изрядно развившийся при Екатерине (особенно под старость ее), конечно, все это усугублял, что отмечалось мыслящими и часто обиженными этим современниками.
Особенно надо сказать о том, что проведение каких бы то ни было реформ в отношении владельческих крестьян в ту пору было невозможно (и не только из-за «пугачевщины» и связанного с нею «отката» от преобразований). Обычно в этой связи вспоминают указы 1760-х гг. о ссылке крепостных на каторгу по воле помещиков и запрете их жалоб на своих владельцев. С нашей точки зрения, те, кого они касались, мало об этом знали; крестьяне и так уже со времен податной реформы Петра I превратились в «крещеную собственность», если не сказать больше, а права помещиков на них были практически безграничны и без новых мер, которым часто придают гипертрофированное значение, в основном, из-за неприязни к Екатерине II (чаще всего по вышеуказанным мотивам) и элементарного нежелания обвинить
Петра I (имя которого давно превратилось в национальную легенду) в оформлении именно в его царствование фактического «рабства» в России.
Да к тому же в тогдашнем «обществе» (что бы под этим термином ни понимали) еще не сложилось убеждение в необходимости отмены крепостного права, оно было к этому не готово: весь спектр общественной мысли правящего сословия выступал лишь за ликвидацию крайностей крепостничества (в духе идей фонвизинского «Недоросля»). Все они с радостью принимали от государственной власти пожалования имений государственных крестьян в качестве награды, не отказываясь от них (как, например, тот же Д.И. Фонвизин) [6, с. 152-200, 246]. По словам современных авторов, «авторитарно-либеральный идеал Екатерины» наталкивался на ожесточенное сопротивление правящего дворянского сословия, бывшего главной опорой трона, особенно в отношении каких-либо радикальных реформ в данной сфере [1, с. 190, 197].
Итак, применительно к соотношению в данную эпоху преобразований в сфере крепостного права и проведения политики «просвещенного абсолютизма» наша позиция выглядит следующим образом. С одной стороны, по нашему мнению, отказываться от распространения терминологии «политика просвещенного абсолютизма» на Россию екатерининского времени. Но по ряду причин именно эта составляющая в подобной политике в ряде европейских стран (например, Пруссии,
Австрии, Дании и др.) гораздо хуже была представлена в России, в которой по ряду объективных и субъективных причин сама «политика просвещенного абсолютизма» проводилась недостаточно последовательно (что, вообще говоря, было характерно для Екатерины II, выбиравшей в идеях европейского Просвещения то, что ей было выгодно, что проявилось и в других сферах политики и идеологии ее царствования, например в известном «Наказе» и др.).
С другой стороны, мы отказываемся согласиться с мнением определенной части историографии о «сворачивании» «политики просвещенного абсолютизма» после пугачевского восстания (так как все же главными мерами здесь останутся Жалованные грамоты 1785 г.) и даже после начала Французской революции, так как некоторые репрессивные акты коснулись лишь ряда лиц: масонов (из-за их поддержки Павла), Радищева (из-за его книги) и др., оставив в неприкосновенности уже проведенные в стране реформы. Иное дело, что их продолжения в ее царствование уже не последовало (тем более в сфере крестьянского вопроса). Что же касается более позднего времени, то проведение сходной со временем Екатерины II внутренней политики, особенно при Александре I (частично и при Николае I), будет связано либо с простым «переживанием» прошлого, либо уже с новым идеологическим направлением, иногда именуемым «легитимизмом».
Список литературы
1. Ахиезер А. История России: конец или новое начало? / А. Ахиезер, И. Клямкин, И. Яковенко. - 2-е изд.. испр. и доп. - М.: Новое издательство, 2008. - 464 с.
2. Беляев И.Д. Крестьяне на Руси. Исследование о постепенном изменении значения крестьян в русском обществе / И.Д. Беляев / Вступ. ст., примеч. Е.Н. Вакулиной. - М.: ГПИБ, 2002. - 419 с.
3. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права / М.Ф. Владимирский-Буданов.
- М.: Наука, 1995. - 640 с.
4. Вяземский П.А. Стихотворения. Воспоминания. Записные книжки / П.А. Вяземский / Сост. Н.Г. Охотина; вступ. ст. и примеч. А.Л. Зорина и Н.Г. Охотина. - М.: Правда, 1988. - 479 с.
5. Гросул В.Я. Русский консерватизм XIX столетия: Идеология и практика / В.Я. Гросул, Г.С. Итенберг, В.А. Твардовская, К.Ф. Шацилло, Р.Г. Эймонтова. - М.: Прогресс-Традиция, 2000.
- 440 с.
6. Долгих А.Н. «Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный.»: Российское дворянство и крестьянский вопрос в XVIII - первой четверти XIX в. Историографические очерки: В 2 т. / А.Н. Долгих. -Липецк: ЛГПУ имени П.П. Семенова-Тян-Шанского, 2018. - Т. 1. - 354 с.
7. Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России: учебник для студентов высших учебных заведений по специальности «Историко-архивоведение» / Н.П. Ерошкин. - Изд. 3-е, перераб. и доп. - М.: Высшая школа, 1983. - 352 с.
8. Записки А.М. Тургенева // Русская старина. -1885. - Т. 48. - № 10. - С. 55-82.
9. Записки А.М. Тургенева // Русская старина. - 1886. - Т. 49. - № 1. - С. 39-62.
10. Записки А.М. Тургенева // Русская старина. - 1889. - Т. 61. - № 2. - С. 209-230.
11. Записки императрицы Екатерины Второй. - М.: Наука, 1990. - 280 с.
12. Иванов М.В. Державин и Новиков // XVIII век: сборник 11 / М.В. Иванов// Н.И. Новиков и общественно-литературное движение его времени /АН СССР (Пушкинский Дом); под ред. Г.П. Макогоненко. - Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1976. -С. 77-86.
13. История России IX-XXI вв. от Рюрика до Путина: учебное пособие / Отв. ред. Я.А. Перехов.
- Изд. 2-е, доп. и пер. - М.: Высшая школа, 2003. - 672 с.
14. Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII в. (опыт целостного анализа) /
A.Б. Каменский. - М.: РГГУ, 1999. - 576 с.
15. Крестьянский вопрос в России (1796-1830 гг.): дворянское общество и власть: сборник документов: В 2 т. / Подг. мат., ввод. ст. и коммент. А.Н. Долгих. - Липецк: ЛГПУ, 2005. - Т. 1. - 364 с.
16. Крестьянский вопрос в России (1796-1830 гг.): дворянское общество и власть: сборник документов: В 2 т. / Подг. мат., ввод. ст. и коммент. А.Н. Долгих. - Липецк: ЛГПУ, 2005. - Т. 2. - 322 с.
17. Ленин В.И. Как социалисты-революционеры подводят итоги революции и как революция подвела итоги социалистам-революционерам / В.И. Ленин // Полн. собр. соч. Изд. 5. - М.: Издательство политической литературы, 1973. - Т. 17. - С. 339-353.
18. Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762-1914 / В.В. Леонтович; Пер. с нем. И. Иловайской. - М.: Русский путь: Полиграфресурсы, 1995. - 549 с.
19. Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой / И. де. Мадариага; Пер. с англ. Н.Л. Лужецкой. - М.: Новое литературное обозрение, 2002. - 976 с.
20. Моряков В.И. Изучение русского просветительства XVIII - начала XIX в. в советской историографии / В.И. Моряков // История СССР. - 1986. - № 2. - С. 42-55.
21. Неупокоев В.И. Государственные повинности крестьян Европейской России в конце XVIII - начале XIX в. / В.И. Неупокоев. - М.: Наука, 1987. - 288 с.
22. О повреждении нравов в России князя М. Щербатова и Путешествие А. Радищева. Факсимильное издание / Под ред. М.В. Нечкиной и Е.Л. Рудницкой. - М.: Наука, 1983. - 176 с.
23. Писемский В.А. Отмена крепостного права в России. На дальних подступах к реформе /
B.А. Писемский // Вестник Московского университета. Серия 6. Экономика. - 1995. - № 5. - С. 40-51.
24. Рахматуллин М.А. Непоколебимая Екатерина / М.А. Рахматуллин // Отечественная история. -1996. - № 6. - С. 19-47.
25. Российское законодательство X-XX веков / Под ред. О.И. Чистякова. - М.: Юридическая литература, 1987. - Т. 5. - 527 с.
26. Рэгсдейл Х. Просвещенный абсолютизм и внешняя политика России в 1762-1815 гг. / Х. Рэгсдейл // Отечественная история. - 2001. - № 3. - С. 3-25.
27. Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в.: в 2 т. / В.И. Семевский. - СПб., 1888. - Т. 1 - МП, 3. - 504 с.
28. Советская историческая энциклопедия: В 16 т. - М.: Советская энциклопедия, 1965. - Т. 8. -990 стб.
29. Советская историческая энциклопедия: В 16 т. - М.: Советская энциклопедия, 1968. - Т. 11.
- 1022 стб.
30. Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552-1917). - Смоленск: Русич, 2001. - 512 с.
References
1. Ahiezer A. Istoriya Rossii: konec ili novoe nachalo? / A. Ahiezer, I. Klyamkin, I. YAkovenko. -2-e izd.. ispr. i dop. - M.: Novoe izdatel'stvo, 2008. - 464 s.
2. Belyaev I.D. Krest'yane na Rusi. Issledovanie o postepennom izmenenii znacheniya krest'yan v russkom obshchestve / I.D. Belyaev / Vstup. st., primech. E.N. Vakulinoj. -M.: GPIB, 2002. - 419 s.
3. Vladimirskij-Budanov M.F. Obzor istorii russkogo prava / M.F. Vladimirskij-Budanov. -M.: Nauka, 1995. - 640 s.
4. Vyazemskij P.A. Stihotvoreniya. Vospominaniya. Zapisnye knizhki / P.A. Vyazemskij / Sost. N.G. Ohotina; vstup. st. i primech. A.L. Zorina i N.G. Ohotina. - M.: Pravda, 1988. - 479 s.
5. Grosul V.YA. Russkij konservatizm XIX stoletiya: Ideologiya i praktika / V.YA. Grosul, G.S. Itenberg, V.A. Tvardovskaya, K.F. SHacillo, R.G. Ejmontova. - M.: Progress-Tradiciya, 2000.
- 440 s.
6. Dolgih A.N. «Uvizhu l', o druz'ya, narod neugnetennyj...»: Rossijskoe dvoryanstvo i krest'yanskij vopros v XVIII - pervoj chetverti XIX v. Istoriograficheskie ocherki: V 2 t. / A.N. Dolgih. - Lipeck: LGPU imeni P.P. Semenova-Tyan-SHanskogo, 2018. - T. 1. - 354 s.
7. Eroshkin N.P. Istoriya gosudarstvennyh uchrezhdenij dorevolyucionnoj Rossii: uchebnik dlya stu-dentov vysshih uchebnyh zavedenij po special'nosti «Istoriko-arhivovedenie» / N.P. Eroshkin. -Izd. 3-e, pererab. i dop. - M.: Vysshaya shkola, 1983. - 352 s.
8. Zapiski A.M. Turgeneva // Russkaya starina. -1885. - T. 48. - № 10. - S. 55-82.
9. Zapiski A.M. Turgeneva // Russkaya starina. - 1886. - T. 49. - № 1. - S. 39-62.
10. Zapiski A.M. Turgeneva // Russkaya starina. - 1889. - T. 61. - № 2. - S. 209-230.
11. Zapiski imperatricy Ekateriny Vtoroj. - M.: Nauka, 1990. - 280 c.
12. Ivanov M.V. Derzhavin i Novikov // XVIII vek: sbornik 11 / M.V. Ivanov// N.I. Novikov i ob-shchestvenno-literaturnoe dvizhenie ego vremeni /AN SSSR (Pushkinskij Dom); pod red. G.P. Ma-kogonenko. - L.: Nauka, Leningradskoe otdelenie, 1976. - C. 77-86.
13. Istoriya Rossii IX-XXI vv. ot Ryurika do Putina: uchebnoe posobie / Otv. red. YA.A. Perekhov. -Izd. 2-e, dop. i per. - M.: Vysshaya shkola, 2003. - 672 s.
14. Kamenskij A.B. Ot Petra I do Pavla I: reformy v Rossii XVIII v. (opyt celostnogo analiza) / A.B. Kamenskij. - M.: RGGU, 1999. - 576 s.
15. Krest'yanskij vopros v Rossii (1796-1830 gg.): dvoryanskoe obshchestvo i vlast': sbornik doku-mentov: V 2 t. / Podg. mat., vvod. st. i komment. A.N. Dolgih. - Lipeck: LGPU, 2005. - T. 1. - 364 s.
16. Krest'yanskij vopros v Rossii (1796-1830 gg.): dvoryanskoe obshchestvo i vlast': sbornik doku-mentov: V 2 t. / Podg. mat., vvod. st. i komment. A.N. Dolgih. - Lipeck: LGPU, 2005. - T. 2. - 322 s.
17. Lenin V.I. Kak socialisty-revolyucionery podvodyat itogi revolyucii i kak revolyuciya podvela itogi socialistam-revolyucioneram / V.I. Lenin // Poln. sobr. soch. Izd. 5. - M.: Izdatel'stvo politicheskoj lit-eratury, 1973. - T. 17. - S. 339-353.
18. Leontovich V.V. Istoriya liberalizma v Rossii. 1762-1914 / V.V. Leontovich; Per. s nem. I. Ilovajskoj. - M.: Russkij put': Poligrafresursy, 1995. - 549 s.
19. Madariaga I. de. Rossiya v epohu Ekateriny Velikoj / I. de. Madariaga; Per. s angl. N.L. Luzheckoj. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2002. - 976 s.
20. Moryakov V.I. Izuchenie russkogo prosvetitel'stva XVIII - nachala XIX v. v sovetskoj istoriografii / V.I. Moryakov // Istoriya SSSR. - 1986. - № 2. - S. 42-55.
21. Neupokoev V.I. Gosudarstvennye povinnosti krest'yan Evropejskoj Rossii v konce XVIII -nachale XIX v. / V.I. Neupokoev. - M.: Nauka, 1987. - 288 s.
22. O povrezhdenii nravov v Rossii knyazya M. Shcherbatova i Puteshestvie A. Radishcheva.
Faksimil'noe izdanie / Pod red. M.V. Nechkinoj i E.L. Rudnickoj. - M.: Nauka, 1983. - 176 s.
23. Pisemskij V.A. Otmena krepostnogo prava v Rossii. Na dal'nih podstupah k reforme / V.A. Pisemskij // Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 6. Ekonomika. - 1995. - № 5. - S. 40-51.
24. Rahmatullin M.A. Nepokolebimaya Ekaterina / M.A. Rahmatullin // Otechestvennaya istoriya. -1996. - № 6. - S. 19-47.
25. Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov / Pod red. O.I. CHistyakova. - M.: YUridicheskaya literatura, 1987. - T. 5. - 527 s.
26. Regsdejl H. Prosveshchennyj absolyutizm i vneshnyaya politika Rossii v 1762-1815 gg. / H. Regsdejl // Otechestvennaya istoriya. - 2001. - № 3. - S. 3-25.
27. Semevskij V.I. Krest'yanskij vopros v Rossii v XVIII i pervoj polovine XIX v.: v 2 t. / V.I. Semevskij. - SPb., 1888. - T. 1 - LIII, 3. - 504 s.
28. Sovetskaya istoricheskaya enciklopediya: V 16 t. - M.: Sovetskaya enciklopediya, 1965. - T. 8. -990 stb.
29. Sovetskaya istoricheskaya enciklopediya: V 16 t. - M.: Sovetskaya enciklopediya, 1968. -T. 11. - 1022 stb.
30. Hosking Dzh. Rossiya: narod i imperiya (1552-1917). - Smolensk: Rusich, 2001. - 512 s.