CC BY
32
АГ.Гришанова
иммигранты из КНР и ЬНОР В Россию*
Для Российской Федерации важность изучения миграционных процессов как внутрироссийс-ких, так и особенно — международных, на сегодняшний день чрезвычайно актуальна. Это обусловлено той принципиально новой ролью, которая стала характерна для процессов миграции в условиях глобализируемого мира, а для Российской Федерации — еще и принципиально изменившимися социально-политическими, социально-экономическими, этнополитичес-кими и геополитическими условиями — вследствие распада Союза ССР, а также и социально-демографическими — вследствие процесса депопуляции, характерной для страны в целом, с момента распада. Исходя из этого, к наиболее важным аспектам развития миграций в Российской Федерации на сегодняшний день можно отнести (в порядке их значимости) геополитический, социально-демографический, социально-экономический, этнопо-
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ (проект №08-03-00267-а).
литический и социально-политический аспекты.
Все эти аспекты в современных условиях приобретают особую роль в отношении прежде всего международных миграций, в том числе иммиграции в Российскую Федерацию. Последняя делится на два потока— иммиграционный приток с территории постсоветского пространства и иммиграционный приток из стран так называемого старого зарубежья, который, в свою очередь, включает приток из сопредельных к России государств; приток иммигрантов из государств, сопредельных с постсоветским пространством; приток из государств, которые не граничат с постсоветским пространством.
Как государственная проблема иммиграция должна рассматриваться с позиций ее двусторонних интересов. Прежде всего, с позиций заинтересованности страны вселения во въезде иностранных граждан и возможности регулирования объемов и структуры иммиграционных потоков в своих интересах, и эта заинтересованность
должна быть обязательно рассмотрена с точки зрения всех вышеперечисленных аспектов. Во вторую очередь — с позиций наличия интереса со стороны страны выхода иммигрантов, учитывая те же аспекты.
Такой подход к иммиграции в Российскую Федерацию предполагает существование для различных российских территорий как специфических факторов, детерминирующих иммиграцию, так и форм проявления проблемы. Поскольку иммиграция из государств постсоветского пространства в последние годы достаточно активно изучается широким кругом научных работников, сконцентрируем свои усилия на анализе проблем иммиграции из стран старого зарубежья. А среди последних — на наиболее (с геополитической точки зрения) важных аспектах проблем иммиграции из приграничных к Российской Федерации государств старого зарубежья, из которых на первый план выдвигается, естественно, КНР. Ведь только одни ее приграничные к российским регионы превосходят по численности население всей России на десятки миллионов человек. Одновременно рассмотрим и КНДР.
Начнем с интересов России в приеме и возможности регулирования иммиграционных потоков из КНР и КНДР и их важнейшего — геополитического аспекта. С этой точки зрения проблемы иммиграции из КНР и КНДР в РФ носят различный характер: протяженность границ России с КНР с составляет около 3 тыс. км, а с КНДР — менее 100 км. Отсюда традиционно различное отношение российского государства к иммигрантам этих двух национальностей. С точки зрения этнополитических аспектов ситуация также с самого начала скла-
дывалась разнохарактерно: китайские иммигранты никогда не стремились к получению российского гражданства и оседлому образу жизни на российской территории, в то время как корейские иммигранты в большинстве своем всегда охотно принимали российское гражданство. Целью китайских мигрантов было получение дополнительного заработка, их иммиграция носила временный, чаще всего — сезонный характер. У корейских иммигрантов целью было, в большинстве случаев, постоянное проживание.
В соответствии с этими целями и сферы их занятости были различны: китайцы в основном стремились к разработке природных ископаемых российских территорий, торговле, крайне редко занимались земледелием. Корейцы, напротив, преимущественно занимались земледелием и сельскохозяйственным производством. (Об этом косвенно свидетельствовала и половая структура иммигрантов: на рубеже XIX—XX вв. на 100 мужчин у китайцев приходилось 3 женщины, а у корейцев — 85). Китайская иммиграция была особенно ощутимо связана с политической ситуацией в странах и с характером российско-китайских взаимоотношений, поэтому в количественном плане носила волнообразный характер, помимо этого, также и из-за сезонного и временного характера пребывания. Иммиграция корейцев, хотя и была всегда также тесно связана с политической ситуацией, но в связи со стремлением к постоянному проживанию в количественном плане носила в целом относительно более стабильный, поступательный характер.
Иммиграционная политика России в отношении граждан КНР и КНДР в целом вообще традиционно
имела разнонаправленный характер: была поощрительной для корейцев и ограничительной — для китайцев. Например, еще с конца XVIII в., когда началось освоение дальневосточных территорий, российские имперские власти предоставляли корейским иммигрантам те же льготы и права, которые получали и российские переселенцы. В то же время, даже при благожелательном отношении, к китайским иммигрантам применялись достаточно жесткие санкции, например — в ограничении сфер их занятости (в частности получение казенных подрядов, участие в казенных работах и т.п.). Перепись 1887 г. зафиксировала 30,7 тыс. китайцев в Приморской области и 14 тыс. зазейских манчжур в Амурской области. Корейцев же было в 1,5 раза меньше — около 30 тыс., в том числе в Приморской области — 24,5 тыс.
В советский период вплоть до конца 1930-х годов в иммиграционной политике наблюдались те же принципы, а поэтому перепись населения 1937 г. зафиксировала на Дальнем Востоке уже, наоборот, корейцев почти в 4,5 раза больше, чем китайцев (168,3 тыс. и 38,5 тыс. соответственно). Однако события на о. Хасан «уравняли» государственный подход к иммигрантам обеих национальностей — все они были депортированы в Среднюю Азию и сформировали там достаточно многочисленные этнические диаспоры. Тем самым завершились два этапа корейско-китайской иммиграции в Россию: первый, «имперский» (последняя четверть XIX в. и начало XX в.), и второй, становления советской власти (1920-е и первая половина 1930-х годов).
В силу отсутствия как такового иммиграционного притока в Россию в
большую часть послевоенного периода (вплоть до конца 1980-х годов), можно говорить не о третьем этапе, а лишь о численности постоянного населения двух анализируемых национальностей — корейцев и китайцев, которая менялась под влиянием процессов естественного воспроизводства и перемещения их в пределах территории бывшего Союза ССР, в частности возвратных миграций из Средней Азии в советский межпереписной период (1939—1989 гг.) По данным первой послевоенной переписи 1959 г., в России насчитывалось 91,4 тыс. корейцев и 19,1 тыс. китайцев, т.е. за 20 межпереписных лет число корейцев возросло в 1,9 раза, а китайцев сократилось на 1/3, расселены они были, в основном, на Дальнем Востоке. По сугубо политическим причинам после событий на о. Даманский в 1969 г. вплоть до переписи 1989 г. данные о численности китайцев и их расселении в России отсутствовали. В результате можно сравнивать их численность с корейцами лишь за 30-летний период (1959— 1989 гг.). К 1989 г. число корейцев сократилось до 56,6 тыс., а китайцев — до 5,2 тыс. человек, таким образом в этот раз численность уменьшилась и для тех и для других, однако масштабы ее сокращения остались разными: корейцев — более чем в 1,6 раза, а китайцев — в 3,7 раза [1. С. 8—16].
Горбачевская либерализация и реформирование открыли «железный занавес» для иммиграции в Россию, в том числе из КНР и КНДР, а распад Союза ССР способствовал ее активизации в новых социально-политических условиях. В результате можно принять момент распада Союза ССР за начало очередного, третьего этапа корейско-китайской иммиграции. В итоге, по данным переписи 2002 г., в
России насчитывалось постоянно проживающих 148,6 тыс. корейцев и 35,5 тыс. китайцев, т.е. их число возросло за последний межпереписной период в 2,6 и 6,8 раза соответственно.
Для этого этапа корейско-китайской иммиграции в Россию налицо определенные, видимые сдвиги в темпе роста числа постоянно проживающих китайцев и корейцев в России в эти годы. Но по сравнению со вторым этапом корейско-китайской иммиграции, он характеризуется все еще относительно меньшим числом осевших на постоянное жительство в России, а также изменениями в картине расселения. (В результате второго этапа корейско-китайской иммиграции, в конце 1930-х годов на Дальнем Востоке китайцев было в 4 раза больше, чем сейчас, а корейцев — в 2,7 раза.)
Численность всех проживающих в России в 2002 г. китайцев и корейцев была примерно на 1/10 меньше их численности в конце второго этапа только на Дальнем Востоке, что говорит о меньшей приживаемости мигрантов в этот период.
Рассмотрим динамику числа и доли в населении китайцев и корейцев для отдельных субъектов ДВФО за последний межпереписной период. В частности, в Приморском крае число проживающих постоянно китайцев возросло в 24 раза. При этом их доля в населении увеличилась с 0,007 до 0,186%. В то же время численность корейцев возросла в 2,1 раза, а доля увеличилась с 0,375 до 0,866%. Однако при том, что абсолютные числа китайцев в данном субъекте Дальневосточного Федерального округа составляли максимальную величину, их было здесь в 3,3 раза меньше, чем в столице РФ — г. Москве (12,8 тыс. человек). В Хабаровском крае чис-
ло китайцев выросло в 5 раз, составив фактически равную величину с Приморским краем, а доля поднялась с 0,043 до 0,241%. Численность корейцев при этом возросла относительно немного, всего в 1,1 раза, а доля увеличилась (с 0,458 уже до 0,663%). В Амурской области китайцев стало в 4,3 раза больше, а их доля возросла (с 0,019 до 0,094%); в Камчатской области — в 1,1 раза больше, а доля увеличилась (с 0,005 до 0,008%). Корейцев же стало меньше в 1,1 раза, хотя при этом доля их в населении возросла с 0,414 до 0,489%. В Магаданской области численность китайцев уменьшилась в 2,4 раза, а их доля возросла (с 0,008 до 0,009%). На Сахалине число китайцев увеличилось в 3,8 раза, и их доля возросла с 0,005 до 0,024%. В то же время численность корейцев в 1,2 раза уменьшилась, хотя их доля в населении в то же время возросла с 4,955 до 5,429%. В Якутии число китайцев выросло в 2,7 раза, а их доля в населении увеличилась с 0,030 до 0,093%. Таким образом, Приморский и Хабаровский края лидируют по притяжению на постоянное жительство китайцев, а Сахалинская область и Приморский край — корейцев. Но в целом общее число и китайцев и корейцев фактически везде относительно небольшое.
По данным Росстата, в 1992— 2006 гг. в Россию приехали в общей сложности 17 тыс. иммигрантов из Китая. За тот же период в КНР выехали 10,3 тыс. иммигрантов из России. Эти цифры показывают, что масштабы взаимной иммиграции весьма умеренны. Общий поток иммигрантов за 15 лет — в пределах 30 тыс. человек с обеих сторон. Для Китая и России, общая численность которых составляет около 1,5 млрд. человек, такие размеры иммиграции очень малы. Эти цифры
свидетельствуют, что иммиграционный поток носит отнюдь не односторонний, как зачастую представляется средствами массовой информации, а двусторонний характер, причем разница не так велика. По материалам Пятой всекитайской переписи населения 2000 г., общая численность находящихся за рубежом граждан КНР составила 744 тыс. человек [2. С. 1797], и доля России в этом отношении достаточно невелика — менее 5%. Не так велико и количество китайских трудовых мигрантов, зарегистрированных в ФМС, — примерно 300 тыс. человек в течение года. Разрыв по численности между показателями официально находящихся на территории РФ граждан КНР и занимающихся трудовой деятельностью во многом связан с тем, что большинство китайских трудовых мигрантов работает сезонно — от 1 до 4 месяцев в году и их перемещения через границу, как правило, проходят по категории «выбытие» в течение календарного года.
Более того, по текущим статистическим данным, численность китайских мигрантов на российской территории уменьшается в результате проводимой политики руководства РФ по ликвидации экономической основы маятниковой миграции китайцев. В частности, после принятия в конце 2006 г. правительством РФ постановления о запрете торговли иностранных граждан на рынках начался массовый отток китайских торговцев с российского Дальнего Востока и Сибири, поскольку большая часть китайских трудовых иммигрантов — примерно 2/3 — была занята в сфере торговли.
С учетом имеющихся данных о пересечении государственной границы, числе китайских студентов и аспирантов, находящихся на учебе, и общем
числе китайских рабочих по трудовым контрактам, по нашим оценкам, численность граждан КНР в России составляет примерно 300—350 тыс. человек. Практически все они прибывают в Россию легально на срок работы или учебы, однако в дальнейшем при продлении визы возникают различные сложности, и граждане КНР становятся нелегалами поневоле из-за того, что виза не продлена.
В совокупности их число составляет лишь 0,2% общей численности населения России, и по такому критерию, как удельный вес китайского населения в общей численности населения страны, Россия уступает США (3,1 млн. человек и 1,09%), Канаде (1,4 млн. человек и 4,51%), Австралии (570 тыс. человек и 2,44%), не говоря уже о некоторых странах Юго-Восточной Азии, таких, как Таиланд (10%), или Индонезия (4%) и Малайзия(30%) [3].
Таким образом, вышеприведенные официальные данные позволяют сделать вывод о том, что рассуждения о массовой иммиграции китайских граждан в Российскую Федерацию, о нарастании «китайской угрозы» не имеют под собой фактологических оснований.
Другое дело, что по мере развития экономических и культурных связей между Китаем и Россией взаимные поездки граждан становятся все более активными. По данным китайской таможенной службы, в 2007 г. более 3 млн. российских жителей посетили Китай, а с китайской стороны 730 тыс. граждан посетили Россию (разница составляет 4 раза). Статистические данные, предоставленные Представительством государственного управления туризмом КНР в Москве, показывают, что, несмотря на ограничения в связи с
Пекинской олимпиадой и международным финансовым кризисом, увеличение числа российских туристов в КНР в 2008 г. составило 4%, а их общая численность достигла 3,12 млн. человек [4]. По этому показателю Россия уступает лишь Южной Корее и Японии. В последние годы постепенно нарастает численность российских граждан, выезжающих в КНР. В настоящее время на постоянной основе в различных провинциях Китая проживает немало российских граждан. По оценкам Ассоциации российских соотечественников в КНР, их число составляет около 200 тыс. человек. В китайской печати никогда не обсуждался тезис об «угрозе российской иммиграции». Китайское население по отношению к российским иммигрантам настроено дружелюбно.
Вместе с тем, несмотря на отсутствие реальной основы для тезиса о «большой иммиграции китайского населения в Россию», этот тезис время от времени возникает в российской печати. По мнению китайских ученых, в риторике «китайской угрозы» усматривается мысль некоторой части российской элиты «быть начеку по отношению к Китаю» [4]. В частности, формальные и неформальные барьеры по вопросам инвестиций, приграничной торговли, ВТО, развития связей между приграничными районами, затяжки претворения в жизнь совместных проектов в области энергетики, якобы имеют под собой основания, связанные с желанием нейтрализовать «китайскую угрозу». С одной стороны, межгосударственные отношения укрепляются и упрочиваются, Россия и Китай стремятся к развитию сотрудничества во всех областях, с другой — недружественные тезисы муссируются в российской печати. Это вызывает
недоумение в среде китайских ученых и в какой-то мере может привести к коррозии социальной основы для взаимного доверия в отношениях двух соседствующих стран.
На наш взгляд, в нынешней ситуации нехватки рабочей силы на Дальнем Востоке и в Сибири экспорт трудовых услуг из Китая в Россию является взаимовыгодным. Для Китая Россия — один из крупнейших рынков экспорта рабочей силы. Для российского Дальнего Востока и Восточной Сибири импорт рабочей силы из Китая решает проблему нехватки рабочей силы в сельском хозяйстве (выращивание овощей) и строительстве. В принципе, добрососедство, интенсивное экономическое сотрудничество предполагают и требуют интенсивной миграции в приграничных районах обеих стран. Однако пока роста импорта рабочей силы из КНР ожидать не приходится из-за застоя в экономике дальневосточных регионов России.
Важным инструментом в борьбе регионов за рабочую силу является повышение заработной платы. В 2007 г. средняя заработная плата рабочих и служащих в КНР составляла 24 932 юаня в год (или 3 666 долл. в год, 306 долл. в месяц) [5. С. 118]. Эту зарплату по ее покупательной способности можно вполне сопоставить со средней зарплатой в России с учетом намного более низких цен на продовольственные и промышленные товары, особенно во внутренних районах Китая.
По данным социологического опроса, проведенного Институтом Дальнего Востока РАН и Читинским государственным университетом в Забайкалье среди российских и китайских жителей осенью 2006 г., у большей
части опрошенных россиян средний доход на одного члена семьи варьировал в пределах от 1500 до 5000 руб. в месяц (58,9% полученных ответов). В то же время, как показал аналогичный опрос жителей КНР, у большей части опрошенных средний доход на одного члена семьи варьировал в пределах от 700 до 3000 юаней в месяц (60,0% полученных ответов). По переводному курсу рубля к юаню через американский доллар это составляет от 2340 руб. до 9750 руб. в месяц, т.е. в 1,6—1,9 раза больше [6. С. 126—127]. К этому следует добавить, что средний уровень потребительских цен в магазинах и на рынках Хайлара и Маньчжурии заметно ниже цен на аналогичные товары в Читинской области. По другим городам КНР, таким, как Пекин, Шанхай. Гуанчжоу, Шэньчжэнь, разрыв между средними доходами жителей КНР и России еще более велик. Все это, с учетом лучшей обеспеченности населения КНР жильем — 26,1 кв. м на одного человека в городе и 29,7 кв. м на одного человека в деревне, свидетельствует о том, что Китай уже не является бедной страной, а перешел в новую категорию — «общества малого благоденствия» [7. С. 345]. Анализ миграционных потоков в Китае из пограничных с Россией провинций показывает, что большая часть населения стремится устроиться на работу в приморские районы, например, в провинции Ляонин, Шаньдун, Чжэцзян. Поэтому в обозримом будущем вряд ли следует опасаться массового наплыва китайской рабочей силы в Россию. Уже сейчас средний уровень заработной платы на Дальнем Востоке уже вполне сопоставим со средним уровнем по КНР, а по ряду рабочих профессий и среди интеллигенции — уже выше, чем в России [8. С. 353]).
В результате анализа базы данных по китайской трудовой миграции можно выявить основные ареалы проживания китайских трудовых мигрантов, которые не совсем совпадают с основными регионами миграции иностранной рабочей силы в РФ. С одной стороны, большая часть трудовых мигрантов из Китая, как и рабочей силы из других государств, занята на предприятиях Москвы, где сосредоточены значительные инвестиции и имеется большое количество рабочих мест. С другой стороны, в ряде районов концентрации иностранной рабочей силы (Ханты-Мансийский АО, Ямало-Ненецкий АО, Краснодарский край, Белгородская и Московская области) доля китайских мигрантов крайне незначительна.
По-прежнему большая часть китайских трудовых мигрантов сконцентрирована на территории Дальневосточного и Сибирского федеральных округов вблизи от российско-китайской границы, что позволяет им на этих территориях работать на основе временных контрактов — до 1 года, либо на сезонных работах в сельском хозяйстве или на аккордных работах в строительстве. К таким регионам на Дальнем Востоке относятся Приморский край, Хабаровский край, Амурская область и Еврейская АО, где китайские граждане составляют большинство иностранной рабочей силы, а в Амурской области и Еврейской АО — подавляющее большинство. Аналогичная ситуация наблюдается и в Сибирском федеральном округе, где китайские трудовые мигранты представляют собой подавляющее большинство в Читинской области на границе с КНР и большинство в Иркутской, Новосибирской и Омской областях.
Безусловно, основной проблемой являются показатели незаконной миграции граждан КНР на территорию РФ, по которым практически нет достоверной информации, и все данные являются расчетными. Однако следует отметить, что большая часть незаконных мигрантов вполне легально пересекла границу РФ. Но категорию незаконных мигрантов следует отличать от категории нелегальных мигрантов, которые зачастую въехали в Россию по подложным документам или нелегально перешли границу и занимаются на российской территории различными видами преступной деятельности, основным из которых является незаконное предпринимательство.
Несмотря на многочисленные разговоры об экспансии китайской рабочей силы в Западной Сибири (Новосибирская и Омская области) и в Восточной Сибири (Иркутская область), нет никакого основания говорить о наличии большого количества китайцев в Омской и Новосибирской областях, где общая численность зарегистрированной китайской рабочей силы составляет буквально отдельные проценты, при практически открытой границе с Казахстаном. В 2000-е годы по-прежнему справедливы слова известного китаеведа В.Ларина о том, что «масштабы и характер применения рабочей силы на Дальнем Востоке в 1990-е годы показывают, что разговоры о негативном воздействии труда "гастарбайтеров" на местный рынок труда не имели реальных оснований.., общее число китайских рабочих, привлекавшихся ежегодно в Приморье, не превышало 0,6% от общей численности рабочей силы края и не могло серьезно воздействовать на реальную ситуацию...» [9. С. 120]. В других российских регионах доля китайской
трудовой миграции была еще меньше, чем в Приморском крае.
На наш взгляд, вопрос об избыточной трудовой миграции китайской рабочей силы выглядит надуманным и является лишь козырем для определенных политических сил на выборах в борьбе за голоса избирателей. Или — для местных чиновников, которые стараются свалить все свои недоработки и провалы экономической и социальной политик на гипотетическую китайскую угрозу, которая исходит от нескольких тысяч китайских мигрантов, находящихся на подведомственной им территории.
При анализе тенденций развития трудовой миграции китайской рабочей силы и при проведении различного рода обследований следует уделить особое внимание трем регионам — Москве, Приморскому краю и Читинской области. Как показывают материалы обследований, связанных с изучением трудовой миграции граждан КНР, в большинстве регионов РФ, за исключением Москвы, главной формой миграции китайцев остается маятниковая миграция, предполагающая периодическое возвращение в место выезда. Ежегодно происходит обновление примерно половины состава зарегистрированной рабочей силы из КНР. На наш взгляд, приток китайских мигрантов в сферу реального производства, образование, здравоохранение и культуру может быть обеспечен только в случае больших инвестиций из КНР в российскую экономику и из РФ в китайскую экономику. Это смогло бы стимулировать создание большого количества промышленных предприятий, новых рабочих мест и привлечение трудовых мигрантов из Китая, обладающих высокой квалификацией и уровнем
образования. В противном случае, в Россию по-прежнему будет приток либо неквалифицированной рабочей силы (с низким уровнем образования на сезонные работы в отрасли сельского хозяйства и капитальное строительство), либо большого количества бизнесменов (занятых в обслуживании китайского бизнеса на территории России).
Если остановиться на проблеме современной иммиграции из другой азиатской страны — КНДР — в Россию, следует отметить, что объем ее очень мал, она направлена только в восточные регионы и в меньшей степени — в Сибирь. Объективно существует взаимная заинтересованность в сотрудничестве, но оно развивается слабо, какие-либо весомые экономические проекты отсутствуют. Деловые контакты нерегулярны, достигнутые договоренности реализуются с затруднениями, в течение длительных периодов времени.
Для дальневосточных регионов — Приморского и Хабаровского краев, Амурской и Сахалинской областей главным вектором сотрудничества является привлечение северокорейской рабочей силы на лесозаготовки, рыбопереработку, в строительство и сельское хозяйство. Согласно оценкам, в 2008 г. на территории Российской Федерации было занято около 20 тыс. работников из Северной Кореи, из них примерно 85% — в районах Дальнего Востока и 10% — в Сибири. При этом существуют некоторые трудности как для российских работодателей, так и для северокорейских организаций, направляющих своих работников в РФ. Имеют место случаи нарушения российского миграционного законодательства рабочими из КНДР, а именно сроков пребывания на рос-
сийской территории. Руководство КНДР обращается к региональным управлениям Федеральной миграционной службы России о продлении временной регистрации работникам из Северной Кореи на срок более 1 года на месте. При этом указывается на большие финансовые расходы при отправке на родину и повторном въезде рабочих в Россию. Кроме того, российская сторона, а именно руководство лесозаготовительных предприятий Амурской области, отмечает низкий уровень квалификации корейских рабочих, что часто ставит под угрозу сроки выполнения плановых заданий. Администрация и предприятия Приморского края по этим же причинам выражают сомнения в возможности привлечения рабочих из Северной Кореи для строительства объектов саммита АТЭС-2012.
На ограничение развития сотрудничества влияет и слабая информированность российских и северокорейских хозяйствующих субъектов о законодательстве друг друга. В определенной мере работа в этом направлении уже начата. В частности, в 2006—2007 гг. Торговая палата КНДР подписала соглашения о содружестве с Дальневосточной, Приморской и Новосибирской Торгово-промышленными палатами, и в данном вопросе в этих соглашениях имеются позитивные сдвиги.
Следует отметить, что современный уровень взаимного сотрудничества Сибири и Дальнего Востока России с КНДР невысок, что не отвечает потенциальным возможностям обеих сторон. Предпосылки для изменения ситуации в лучшую сторону существуют. Как уже отмечалось, рассмотрение исторического опыта корейской иммиграции в Россию
свидетельствует, что еще имперское правительство всемерно поддерживала корейских иммигрантов. Да и в настоящее время регионы России проявляют готовность к расширению сотрудничества, но на условиях взаимной выгоды и соблюдения другой стороной стандартов, общепринятых в мировой экономической практике. Возможно проявление больших инициатив с российской стороны с учетом того, что при тех же условиях сотрудничество КНР и КНДР развивается гораздо более интенсивно.
В настоящее время самым востребованным «товаром» из Северной Кореи на российских территориях является рабочая сила. При условии повышения уровня ее квалификации, образования и качества двустороннее сотрудничество может быть более масштабным, особенно если учитывать необходимость воплощения в жизнь специальных федеральных и региональных программ — «Экономическое и социальное развитие Дальнего Востока и Забайкалья на период до 2013 г.», «Социально-экономическое развитие Курильских островов (Сахалинская область) на период 2007— 2015 гг.».
Таким образом, в уловиях глобализирующегося мира для государственных интересов России наибольшую сложность на перспективу стратегически представляет иммиграционная ситуация на Дальнем Востоке, хотя в настоящий момент, на наш взгляд, «опасность», «угроза» китайской иммиграции искусственно подогревается и объективно необоснованна. Гипотетически, с геополитической точки зрения, от иммиграционной ситуации именно на Дальнем Востоке будет зависеть будущее России, и по-
этому было бы ошибочно рассматривать современные иммиграционные тренды как постоянные и сбрасывать со счетов даже саму постановку проблемы такой угрозы. Особенно, если учесть, что затянувшийся выход из социально-экономического кризиса в Дальневосточном регионе на российских территориях сопряжен с успешным освоением программы развития северо-восточных районов в КНР.
В этих условиях опасной становится не только постоянно возрастающая разность социально-демографических потенциалов, но и несоизмеримо более быстро возрастающая разность экономических потенциалов сопредельных российско-китайских территорий. В этой ситуации нельзя забывать, что нелегальная составляющая, как в наименьшей степени попадающая под государственное управление и, следовательно, наиболее опасная форма иммиграции, может спровоцировать непредсказуемые негативные геополитические последствия не только для Дальневосточного региона, но и для всех территорий России.
Именно поэтому, учитывая отсутствие надлежащего уровня защищенности российско-китайских границ, их относительной «прозрачности», задача российской иммиграционной политики в кратчайшие сроки найти те механизмы и рычаги, которые могут способствовать всемерной легализации китайских иммигрантов, поскольку для надежного «закрытия» всех каналов проникновения на дальневосточные территории нелегальных иммигрантов из КНР в настоящее время у Российского государства нет необходимых для этого средств.
Литература
1. Рыбаковский Л.Л., Захарова О.Д., Мин-догулов В.В. нелегальная миграция в приграничных районах дальнего Востока: история, современность и последствия. М.,1994.
2. Чжунго 2000 нянь жэнькоу пуча цзыляо (Материалы переписи населения КНР 2000 года). Пекин: Чжунго тунцзи чу-баньшэ, 2003. Т. 7. С. 1797.
3. Poston, Dudley, Mao Xinxiang Michael, Yu Mei-yu. The Global Distribution of the Overseas Chinese Around 1990 // Population and Development Review. V/20, № 3. N.-Y., September 1994; De Vienne, Marie-Sybille. For a Tentative Modelization of the Economic Weight of Oversears Chinese at the Beginning of 3rd Millenium: ISSCO V.Copenhagen, 10-14 May 2004. Цит. по: В.Портяков. Российский вектор в глобальной китайской миграции // Проблемы Дальнего Востока. 2006. № 2.
4. Синь Гуанчэн. Китайско-росийские отношения в новом веке // Россия и Китай перед вызовом глобализации. III Российско-китайский форум по проблемам общественных наук. Конференция по развитию китайско-россий-
ских отношений. Пекин, 22-23 июня 2009 г. Управление международного сотрудничества КАОН. Институт России, Восточной Европы и Центральной Азии КАОН. Пекин, 2009.
5. Чжунго тунцзи чжайяо — 2008 (Китайский статистический справочник — 2008). Пекин, 2008.
6. Алагуева Т., Васильева К., Островский А. Образ россиян в глазах китайцев и образ китайцев в глазах россиян на сопредельной территории // Проблемы Дальнего Востока. 2007. № 4.
7. Чжунго тунцзи няньцзянь — 2006 (Китайский статистический ежегодник — 2006). Пекин, 2007.
8. Баженова Е.С., Островский А.В. Потенциал китайской миграции в Россию:оцен-ки и перспективы // Материалы международной конференции «Миграция и развитие». Пятые Валентеевские чтения. Москва, МГУ им. М.В.Ломоносова. 13— 15 сентября 2007 г.
9. Ларин В.Л. В тени проснувшегося дракона. Российско-китайские отношения на рубеже ХХ—XXI вв. Владивосток: Дальнаука, 2006.
