CC BY
71
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
III МЕЖДУНАРОДНАЯ СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ПРОДОЛЖАЯ
ГРУШИНА». ИЗБРАННЫЕ ТЕЗИСЫ ПО ТЕМАМ «СОЦИОЛОГИЯ ТРУДА И ПРОФЕССИЙ», «ВОПРОСЫ МЕТОДОЛОГИИ»
Мы продолжаем публикацию тезисов выступлений участников III международной конференции «Продолжая Грушина», прошедшей в Москве 28 февраля — 1 марта 2013 г. в РАНХиГС (Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации).
Отобранные для публикации материалы познакомят читателей с научными поисками наших коллег в актуальных областях социологической науки. Предлагаем вам подборку тезисов в рамках тем «Социология труда и профессий» и «Вопросы методологии».
ТЕЗИСЫ К ТЕМЕ «СОЦИОЛОГИЯ ТРУДА И ПРОФЕССИЙ»
УДК 331.543:003:316
П. А. Бакланов
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ УПРАВЛЕНИЯ ПРОФЕССИОНАЛИЗАЦИЕЙ: КУЛЬТУРНО-СИМВОЛИЧЕСКИЙ ПОДХОД
БАКЛАНОВ Павел Анатольевич — кандидат социологических наук, заместитель начальника Управления государственной службы и кадров аппарата Совета Федерации — начальник отдела кадрового учета и внутреннего контроля. E-mail: [email protected].
В работах отечественных исследователей символического сознания все чаще встречается тезис о том, что символ является специфическим средством отношения человека к миру, а также утверждение о недооценке функций символа в становлении сознания современного человека (см., в частности, работу Н.В. Кулагиной [3]).
В специальной литературе термин «символическое» традиционно употребляют в смысле «воображаемое» [1, с. 17], иногда в том значении, которое он получил в психоанализе — язык, «с помощью которого внутренние переживания, чувства и мысли приобретают форму явственно осязаемых событий внешнего мира» [8, с. 183].
Согласно О.А. Кармадонову, символ — это «обобщенное представление о ком-либо, о чем-либо, основанное на интеллектуальном и витальном опыте индивида и/или общности, заключающее в себе способ выражения, результат выражения и образ переживания» [2, с. 146], а феномен символического «присутствует везде, где есть хотя бы самое элементарное теоретическое обобщение эмпирического опыта» [2, с. 6].
Представленные дефиниции, по нашему мнению, позволяют констатировать неотъемлемое присутствие феномена символического как в процессах социализации (в
159
усвоении индивидом ценностей, норм, установок, образцов поведения) личности, так и в процессах ее индивидуальной профессионализации (включении человека в профессиональную деятельность).
В контексте заявленной темы особый интерес представляют результаты социологического исследования образно-символических представлений респондентов о категориях (понятиях) «служба» и «профессия», которое было проведено автором в апреле-мае 2012 г.
Опрос проведен в 20 субъектах Российской Федерации в 8 федеральных округах. Всего в опросе приняли участие 1427 респондентов (см. табл. 1).
В качестве методологических основ исследования выступили следующие гипотезы. Процессы профессионального самоопределения (выбор индивидом сферы деятельности, профессии) и профессиональной самоидентификации (самооценка индивидом своих возможностей в будущей профессиональной деятельности) [7, с. 93-97] сопряжены с возникновением в сознании индивида символических представлений о той или иной профессии, а также о ставших ему известными профессиональных требованиях, предъявляемых к представителю того или иного вида деятельности.
Такие символические образы (средство выражения образно-символического мышления) объединяют в себе основанные на личностном опыте индивида представления (знания) об объекте внимания (продукт логического мышления) и образ выражения «отношения к нему» [6, с. 90] (личностно-смысловое представление индивида об объекте внимания).
Таблица 1 Состав участников социологического исследования
N п/п Сообщества респондентов (группы) Количество респондентов В % от общего количества респондентов Примечание
1. Представители сферы профессионального образования 515 36% 415 студентов десяти вузов, 40 преподавателей вузов, 30 аспирантов (адъюнктов), 30 региональных координаторов Молодежной парламентской ассамблеи(профориентированы на парламентскую госслужбу)
2. Государственные служащие 502 35% 221 гражданский служащий, 50 военнослужащих; 231 госслужащий правоохранительной службы
3. Муниципальные служащие и работники бюджетной сферы 206 14% 100 муниципальных служащих, 106 работников бюджетной сферы
4. Представители малого и среднего бизнеса 204 14% 122 работника коммерческих организаций; 52 индивидуальных предпринимателя; 30 сотрудников фирмы контекстной рекламы — специалисты в области создания особенных информационных технологий
ИТОГО: 1427
Впервые в отечественной социологии процессы символотворчества были раскрыты О.А. Кармадоновым [2, с. 137-144].
Согласно О.А. Кармадонову, в результате «процесса символотворчества» у индивида формируется «символ-предел» — обобщенное представление о ком-либо, о чем-либо —
160
конечная символическая триада: 1) когнитивный символ (К-символ), посредством которого происходит наречение предметов, процессов и явлений окружающего, реального или предполагаемого (существительное); 2) аффективный символ (А-символ), отражающий свойства и качества предмета (явления, факта) как морфологического, так и содержательного порядка (прилагательное); 3) деятельностный символ (Д-символ), который «отражает связи и взаимодействия, в которые вступают между собой предметы, процессы и явления» (глагол) [2, с. 148-149].
Методической основой социологического исследования стало тестирование по методу (тесту) аппрезентационных отношений — ТСА (транссимволический анализ), который разработан О.А. Кармадоновым и является практическим инструментарием социологического поиска объемного и многомерного характера представлений респондентов (о ком-либо, о чем-либо), а также определенных участков смысловых составляющих таких представлений респондентов (о ком-либо, о чем-либо). ТСА — это тест (метод) исследования (выяснения) результатов «процесса символотворчества» — символической триады, складывающейся у индивида, общности в отношении любого феномена окружающего мира [2, с. 227-233].
Для достижения цели социологического исследования респондентам было предложено ответить на вопросы (или закончить предложения) следующего характера: «Служба — это (что?)» (реконструкция когнитивного символа — существительное); «Служба — какая?» (реконструкция аффективного символа — прилагательное); «Служба — делает что?» (реконструкция деятельностного символа — глагол). Соответственно: «Профессия — это (что?)»; «Профессия — какая?»; «Профессия — делает что?».
Общеизвестна особая роль языка как системы знаков, с помощью которой человек познает мир. Язык «служит средством человеческого мышления, самовыражения и общения» [5, с. 105], а также «является особой реальностью произрастания человека как личности» [5, с. 108].
Субъективное отношение человека к тому, что он выражает с помощью языковых знаков, В.С. Мухина определяет как личностный смысл [5, с. 183].
Практически каждому известно состояние, когда не сразу представляется возможным выразить словами значение или смысл объекта внимания — явления или предмета окружающей действительности. Чаще всего такое состояние наблюдается при первом или недостаточном интеллектуальном и жизненном опыте взаимодействия с объектом внимания.
Таким образом, результаты сравнительного анализа количества респондентов различных сообществ, представивших полные ответы на предложенные вопросы, испытавших отдельные трудности при выражении своего отношения к категориям (понятиям) «служба» и «профессия», а также не принявших участие в опросе, могут рассматриваться как количественные и качественные характеристики признаков, отражающих степень включения в личностно-смысловую сферу индивидов категорий (понятий) «служба» и «профессия».
Общие рейтинговые позиции сообществ респондентов по отмеченным выше показателям включения в личностно-смысловую сферу их членов категорий (понятий) «служба» и «профессия» представлены в таблице 2.
В данном контексте следует отметить, что наибольшее количество респондентов, не выразивших своего отношения к категории (понятию) «служба», в группе аспирантов (40%) и госслужащих правоохранительной службы (25%), а к категории (понятию) «профессия» — в группе преподавателей (работников) вузов — 30% и аспирантов — 40%.
Результаты диагностики включения в личностно-смысловую сферу респондентов различных профессиональных сообществ категорий (понятий) «служба» и «профессия» можно дополнить следующими фактами.
В целом к категории (понятию) «служба» выразил свое отношение 1191 респондент, что составило 86% от общего количества участников опроса, а к категории (понятию) «профессия» — 1142 респондента, что составило 80% от общего количества респондентов.
Данный факт свидетельствует не только о том, что категория (понятие) «служба» включена в личностно-смысловую сферу значительной части населения, но и о степени внимания общества к государственной службе как к институту государственной власти и управления.
Таблица 2 Результаты диагностики включения в личностно-смысловую сферу респондентов категорий (понятий) «служба» и «профессия»
Категория (понятие) «служба» Рейтинговые позиции Категория (понятие) «профессия»
Региональные координаторы Молодежной парламентской ассамблеи 1 Региональные координаторы Молодежной парламентской ассамблеи
Муниципальные служащие 2 Сотрудники фирмы контекстной рекламы
Военнослужащие Сотрудники фирмы контекстной рекламы 3 Муниципальные служащие
Работники коммерческой организации 4 Военнослужащие
Студенты вузов 5 Студенты вузов
Государственные гражданские служащие 6 Преподаватели(работники)вузов
Работники бюджетной сферы 7 Работники коммерческой организации
Индивидуальные предприниматели 8 Работники бюджетной сферы
Преподаватели(работники)вузов 9 Индивидуальные предприниматели Государственные гражданские служащие
Аспиранты (адъюнкты) Госслужащие правоохранительной службы 10 Аспиранты (адъюнкты) Госслужащие правоохранительной службы
Наибольшее количество полных ответов по каждой из рассматриваемых категорий (понятий) представили члены Молодежной парламентской ассамблеи, муниципальные служащие, военнослужащие, сотрудники фирмы контекстной рекламы.
Приблизительно у 1/6 части студентов вузов, категория (понятие) «служба» не включена в их личностно-смысловую сферу. В большей степени данный показатель характерен для вузов, осуществляющих подготовку студентов по направлениям «международная политика и международный бизнес», «международный бизнес», «психология», «экономика», «финансы и кредит».
Также приблизительно у 1/5 части студентов вузов категория (понятие) «профессия» не включена в их личностно-смысловую сферу. Возможно предположение, что около 20% студентов, обучающихся в вузе по ранее избранному направлению профессиональной деятельности, (по той или иной причине) не рассматривают его как будущую профессию.
Наименьшее количество полных ответов по каждой из рассматриваемых категорий (понятий) представили госслужащие правоохранительной службы (67%) и аспиранты (адъюнкты) — 60%.
Если для аспирантов данный факт можно объяснить тем обстоятельством, что они по специфике ученической деятельности пребывают в творческом поиске, то отсутствие четко сформировавшихся отношений к категориям (понятиям) «служба» и «профессия» у госслужащих правоохранительной службы можно рассматривать как результат несовершенного профессионально-психологического отбора или объяснить отсутствием с 2003 года федерального закона о правоохранительной службе.
162
Примечателен и тот факт, что в сообществе респондентов гражданских служащих количество полных ответов по категории (понятию) «профессия» составляет 67% и превышает аналогичный результат в сообществе госслужащих правоохранительной службы только на 10%.
Возможен вывод о том, что в социуме позиции современной государственной службы как вида профессиональной деятельности весьма условны.
Данный вывод подтверждают и образно-символические представления участников опроса о категориях (понятиях) «служба» и «профессия».
Индивидуальные образно-символические представления участников опроса о категориях (понятиях) «служба» и «профессия» (ответы на вопросы) по каждой из составляющих символической триады были сгруппированы по наибольшему количеству их совпадений, которые можно рассматривать как показатель социо-профессиональной солидарности.
В результате такого обобщения были сформированы общие символические триады, раскрывающие образно-символические представления участников опроса о категории (понятии) «служба»:
- работа (16,3%) — государственная (30%) — дисциплинирует (7,9%);
- деятельность (8,6%) — военная (6,8%) — обеспечивает (4,7%);
- долг (4,6%) — ответственная (4,2%) — обязывает (3,5%),
а также о категории (понятии) «профессия»:
- вид деятельности (14,7%) — интересная (7,4%) — помогает (6,7%);
- работа (5,3%) — любимая (6%) — развивает (6,6%);
- призвание (5,2%) — востребованная (3,5%) — дает (доход, средства) (5,9%).
Обращает на себя внимание тот факт, что в современном российском социуме государственная служба рассматривается не как профессия, а как работа, о чем говорили более 16% респондентов, причем работа государственная, что подчеркнули 30% участников опроса.
Третья же составляющая символической триады выражена общими образно-символическими представлениями респондентов: «дисциплинирует» — отметили 8% респондентов, «обеспечивает» — отметили 5% участников опроса и «обязывает» — отметили 4% респондентов.
Полученные данные свидетельствуют о том, что в общественном восприятии преобладает представление о государственной службе как о социальном институте, имеющем формальные и неформальные регуляторы отношений внутри себя.
Вместе с тем образно-символические представления о «государственной службе» как об обособленной по профессиональным признакам социальной категории граждан, которые исполняют полномочия государственной власти и управления, присутствуют только в сообществе аспирантов: «работа-государственная-оказывает услуги».
Также следует отметить, что только в группе аспирантов категория (понятие) «профессия» отмечена как «специальность», «интересная», которая «профессионализирует».
Результаты сравнительного анализа отличительных черт коллективных образно-символических представлений о категории (понятии) «служба» и «профессия» отдельных сообществ респондентов позволяют отметить следующее.
В образно-символических представлениях респондентов гражданских служащих, военнослужащих и госслужащих правоохранительной службы находит свое отражение профессиональная направленность, однако отсутствует представление о «службе» как об институте государственной власти и управления. Это явление характерно и для муниципальных служащих и работников бюджетной сферы. В образно-символических представлениях респондентов данных групп деятельностная составляющая категорий (понятий) «служба» и «профессия» имеет идентичную смысловую составляющую: «служба-профессия-обеспечивает-дает доход».
Примечательно, что в сообществах индивидуальных предпринимателей и работников коммерческих организаций деятельностная составляющая образно-символических представлений о «службе» отнюдь не раскрывается как средство дохода, а определена как «государственная деятельность, работа, которая дисциплинирует».
Заслуживают отдельного внимания образно-символические представления работников коммерческих организаций о категории (понятии) «профессия». В представлениях респондентов данного сообщества профессия — это «любимый вид (род) деятельности, который развивает личность (человека)».
Возвращаясь к символическим триадам, в основе которых лежат индивидуальные образно-символические представления респондентов о категориях понятиях «служба» и «профессия», нельзя не заметить следующий факт.
Если в образно-символических представлениях респондентов о деятельностной составляющей категории (понятия) «служба» не в полной мере отражается ее предназначение в социуме, то в образно-символических представлениях о деятельностной составляющей категории (понятии) «профессия» видение ее деятельностной составляющей содержательно и лаконично: «профессия — помогает жить, развивает личность и дает доход, средства».
В завершение представляется важным отметить закономерность, характерную для всех сообществ респондентов.
Суть ее в том, что личностно-смысловое восприятие категорий (понятий) «служба» и «профессия», а также личностно-смысловое понимание респондентами их (категорий (понятий) предназначения (деятельностных составляющих) определены достаточно высоким количеством совпадений образно-символических представлений респондентов (или достаточно высоким показателем социосолидарности). Тогда как в образно-символических представлениях респондентов, раскрывающих их личностно-смысловые отношения к данным категориям (понятиям), количество таких совпадений меньше в среднем на 20% по категории (понятию) «служба» и на 35% по категории (понятию) «профессия».
По нашему мнению, данный факт дает основание задуматься о проблеме поиска путей, форм и методов включения в личностно-смысловую сферу не только студентов вузов, но и представителей других профессиональных сообществ на различных этапах их индивидуальной профессионализации образно-символических представлений, которые в конечном итоге предопределяют отношение индивидов и сообществ к категориям (понятиям) «служба» и «профессия».
В данной связи заслуживает особого внимания вывод отечественного исследователя А. Н. Леонтьева о том, что «личностный смысл создает пристрастность человеческого сознания» [4, с. 153].
Автор считает необходимым привлечь внимание исследователей и практиков в сфере управления персоналом к проблеме профессиональной символизации.
Литература
164
1 Бодийяр Ж. Пароли : от фрагмента к фрагменту / пер. с фр. Н. Суслова. Екатеринбург : У-Фрактория, 2006. 200 с.
2 Кармадонов О. А. Социология символа. М. : Academia, 2004. 352 с.
3 Кулагина Н. В. Символ и символическое сознание // Культурно-историческая психология. 2006. № 1. С. 3-10.
4 Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975. 304 с.
5 Мухина В. С. Личность : мифы и реальность : альтернатив. взгляд, систем подход, инновацион. аспекты. Екатеринбург : ИнтелФлай, 2007. 1072 с.
6 Потанина Л. Т. Воспитательный потенциал образно-символического мышления // Гуманитарные науки: теория и методология. 2008. № 1.С. 89-93.
7 Турчинов А. И. Профессионализация и кадровая политика: проблемы развития теории и практики. М.: Флинта, 1998. 272 с.
8 Фромм Э. Забытый язык// Душа человека / Э. Фромм. М. : Наука, 1985. 297 с.
УДК 631(470.44):331.53:316.334.22
С. В. Булгаков
СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПРОЦЕССА ТРУДОУСТРОЙСТВА И ЗАКРЕПЛЕНИЯ МОЛОДЫХ СПЕЦИАЛИСТОВ В ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ СФЕРЕ
АПК САРАТОВСКОЙ ОБЛАСТИ
БУЛГАКОВ Сергей Викторович — кандидат социологических наук, доцент кафедры «Социально-гуманитарные науки», социолог лаборатории социологических исследований Саратовского государственного аграрного университета им Н.И. Вавилова. E-mail: [email protected].
В настоящее время процессы трансформации в сельском хозяйстве развиваются крайне медленно и противоречиво. По многим важным показателям кадрового обеспечения АПК ситуация в регионах в последние годы ухудшилась. Явно обозначилась нестабильность кадрового состава, продолжается отток молодых и наиболее перспективных специалистов.
На данный момент практически отсутствует структурированная информация о проблемах адаптации молодых специалистов в производственных условиях, об их трудовых стратегиях и перспективах, о структуре трудовых ценностей и приоритетов, о квалификационном уровне, о мотивационных факторах трудовой деятельности на селе и многом другом.
В 2012 г. в рамках целевой программы «Развитие сельского хозяйства и регулирование рынков сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия в Саратовской области на 2008-2012 гг.» Министерства сельского хозяйства Саратовской области лабораторией социологических исследований СГАУ им. Н. И. Вавилова был проведен опрос основных участников трудовых отношений на селе: выпускников, молодых специалистов (проработавших в сельском хозяйстве 1-2 года) и работодателей. Основной задачей исследования стал трехсторонний анализ социально-экономических условий реализации трудового и творческого потенциалов современных специалистов высшей квалификации сельскохозяйственного профиля.
Опрос проводился методом раздаточного анкетирования среди студентов 5-х курсов (специалитет) и 4-х курсов (бакалавриат) очной формы обучения по сплошной бесповторной выборке с квотированным ограничением по количеству респондентов по каждой
165
выпускаемой специальности. Объем расчетной выборочной совокупности — 350 человек, что составило 20% (+0,8-0,9%) от общего количества выпускников СГАУ им. Н.И. Вавилова. Также в обследуемую совокупность вошло 53 предприятия и хозяйства различных форм собственности из трех районов Саратовской области, определенных по статистическому показателю закрепления в них специалистов высшей квалификации аграрного профиля (с высоким коэффициентом закрепляемости, средним и низким). В данных районах было опрошено 53 руководителя и 40 молодых специалистов (экспертное интервью).
По итогам проведенного исследования наблюдается высокий фон миграционных настроений молодежи в сторону крупных населенных пунктов. Причем они определяются не только у специалистов экономического профиля, традиционно ориентированных на город, но и у выпускников сельскохозяйственной квалификации. Все это определяет тот факт, что только 10% аграриев четко сориентированы на трудоустройство в сельских условиях (правда 37% предполагают подобную возможность).
Парадоксально, что успешно развивающиеся предприятия не собираются расширять свой штат сотрудников, а основу серьезно планирующих кадровое увеличение составляют «проблемные» предприятия — существующие на грани банкротства (100%) и давно работающие себе в убыток (67%). Корреляционный анализ показал неспешность «стабильных» и «успешных» предприятий по вопросу трудоустройства молодых специалистов. Они предлагают им вакансии не чаще, чем раз в 5 лет. Личное экономическое положение молодого специалиста, соответственно, признается низким. Фактический разброс данных показал, что лишь у 30% сельской рабочей молодежи покупка вещей длительного пользования не вызывает затруднений.
В разрезе численности штата сотрудников выражена следующая закономерность: для небольших коллективов характерна политика возмещения штата сотрудников, а для крупных — постепенного увеличения численного состава. Таким образом, на фоне кадрового дефицита практически во всех структурных категориях омоложение кадрового состава сельскохозяйственных предприятий происходит медленно.
Наблюдаемое нежелание сельского трудоустройства среди выпускников на периферии определяется и позицией в отношении к сельскому труду — он важен, не безынтересен, перспективен. Однако когда предполагается собственное участие, этот труд становится тяжелым и малооплачиваемым. Анализируя отношение выпускников к сельскому труду и его перспективам, можно утверждать, что трудоустройство в сельскохозяйственной сфере является, по большей части, вынужденной мерой или выступает «запасным аэродромом» в профессионально-трудовых стратегиях молодых людей.
Анализ структуры предприятия по критерию кадрового соответствия показывает повышенный спрос на квалифицированных работников и специалистов. Так, например, в каждом пятом случае предприятие испытывает дефицит руководителей высшего звена. Причем, эта потребность напрямую соответствует планируемому расширению штата агрономов, реже — механизаторов, что говорит о скептическом отношении к профессиональным менеджерам, высоком уровне должностной преемственности в сельскохозяйственных предприятиях и о стереотипном мышлении относительно поступательного карьерного продвижения1.
Анализ трудовых стратегий выпускников показал, что они отличаются «рыночным» стилем поведения в отношении трудоустройства в сельскохозяйственной сфере (максимум дохода ценой максимума труда и временных расходов). Основой их приоритетов здесь выступает стабильность, постоянство и определенность трудовых перспектив (по общему
1 Примечательно, что 56% изначально предполагают работать не по базовой специальности, что в сравнении с данными 2005 г. по Саратовской области выше почти в 2 раза (29%) [1, с. 100].
166
количеству опрошенных). Особенно прагматичностью своих взглядов на будущую трудовую деятельность выделяются «сельчане». Так, для ориентированных на городские (и окологородские) условия работы дефицит свободного времени гораздо значимее, чем для потенциальных работников села, готовых его тратить на увеличение дохода.
Будущие и уже работающие молодые специалисты не склонны к трудовой и профессиональной мобильности, предпочитая долгосрочное трудоустройство частой смене рабочих мест. Образцом поведенческих установок у основной массы выпускников является повышение уровня своего профессионализма, накопление практического опыта в рамках одной профессии и продвижение по служебной лестнице в рамках одной организации. Особенно однолинейный «карьеризм» ярко выражен у жителей районных центров, чуть менее — у саратовцев.
Учитывая специфику работы в отрасли сельского хозяйства, на первый план должен выходить вопрос оперативного обучения выпускников специфике организации производства в хозяйстве. Это непрерывный процесс на первом этапе становления молодого агрария. Полученные же результаты, в большей степени, указывают на нежелание работодателей тратить время на небольшую адаптационную переподготовку выпускников. Им нужны «готовые кадры». Описательные статистики кадровой стратегии предприятий показал, что более половины организаций (59,4%) не предоставляет возможность повысить молодым специалистам свой профессиональный уровень.
Прагматичный характер трудоустройства выпускников подтверждается их ценностными установками к труду, которые взаимосвязаны с их внутренними мотивами. Основные нематериальные ценности и мотивы определяются, главным образом, удобством трудового пространства. Их стремление к творческой и профессиональной самореализации определяется физическим комфортом, индикаторами которого выступают такие ценности, как: «удобный график работы» и «хорошие рабочие условия».
Исходя из опыта работы с молодыми выпускниками, работодатели сдержанно оценивают их профессиональные компетенции. В целом их оценка удовлетворительная. Наиболее значимые для работодателей характеристики («практические навыки, умения», «ответственность за трудовые показатели») оцениваются ими посредственно. Более того, руководители считают молодых специалистов больше формально относящимися к своей работе и односторонними в своей специализации. Для них, по мнению руководителей предприятий, не характерна инициативность, заинтересованность в развитии предприятия.
Несмотря на определенный спрос на кадры высшей квалификации, внимание сельских товаропроизводителей постепенно переключается на сотрудничество с учреждениями среднего специального и начального профессионального образования. Причиной тому служат более высокие материальные, социальные и карьерные амбиции дипломированных специалистов. Того уровня необходимой квалификации, который предоставляют ссузы, руководителям вполне достаточно для обеспечения производственных мощностей своего хозяйства. Плюс ко всему важнейшую роль здесь играет демографический фактор, который и выпускники определили в качестве доминанты своего нежелания работать «на селе». Отсюда, работодателям не выгодно тратить свои временные и материальные ресурсы на студентов, которые могут остаться искать работу в городе.
Подводя итог, отметим, что основная особенность социального положения молодежи на сельском рынке труда проявляется в ограниченной возможности выбора социально-профессиональных ролей и видов трудовой деятельности. Именно это и является основной причиной миграции молодежи из села, которая обостряется к тому же слаборазвитой сельской инфраструктурой.
Литература
1 Социальные формирования рынка труда. Саратов : Научная книга. 2005. (Региональные трансформации: социологический мониторинг: информ. бюллетень ; вып. 2.)
ТЕЗИСЫ К ТЕМЕ «ВОПРОСЫ МЕТОДОЛОГИИ»
УДК 303.621.322:004.738.5
А. М. Мавлетова МОБИЛЬНЫЕ ВЕБ-ОПРОСЫ: ЕСТЬ ЛИ ЭФФЕКТ ДЛИТЕЛЬНОСТИ АНКЕТЫ?
МАВЛЕТОВА Айгуль Маратовна — кандидат социологических наук, преподаватель, кафедра анализа социальных институтов, факультет социологии, НИУ-ВШЭ. E-mail: [email protected]
Около 10% мирового Интернет-трафика в 2012 г. пришлось на мобильный Интернет [6]. Растет проникновение смартфонов и планшетов: так, например, в США в конце 2012 г., по данным компании Pew Research Center, 45% взрослого населения имели смартфоны и 25% — планшеты [4]. В России, по данным TNS на 2011 г., смартфонами владели 11% населения в возрасте 16 лет и старше [3]. По данным ФОМ на осень 2012 г., 52% взрослого населения России (или 61,1 млн. чел.) пользуются стационарным Интернетом ежемесячно [1]. Около 22% россиян в возрасте 12 лет и старше пользуются мобильным Интернетом. При этом 45% мобильных пользователей выходят в сеть, используя смартфон или коммуникатор, 11% — планшеты, остальные используют для входа обычный телефон [3].
Рост в пользовании мобильными устройствами, имеющими Wi-Fi и мобильный широкополосный доступ в Интернет, означает возможность проведения онлайн исследований посредством мобильных телефонов. Западные онлайн-панели, основанные на неслучайной выборке Интернет пользователей, добровольно согласившихся принимать участие в опросах за определенное вознаграждение, фиксируют, что от 8 до 25% респондентов (в зависимости от панели и целевой группы опроса) в 2012 г. начинали заполнять онлайн анкету с мобильного устройства [5].
В данном эксперименте мы хотели измерить эффект длительности анкеты на готовность респондентов принимать участие в мобильных веб-опросах. Основная исследовательская гипотеза состояла в следующем: короткая анкета приведет к увеличению доли принимающих участие в мобильном опросе.
Эксперимент был проведен в ноябре-декабре 2011 г. с привлечением участников неслучайной онлайн access-панели Online Market Intelligence (см. подробнее: Мавлеетова А. М. Мобильные опросы [2])]. Случайным образом часть респондентов была приглашена на анкету длительностью в 5 минут, остальные респонденты были приглашены к участию в опросе длительностью в 15 минут. Эксперимент был проведен в два этапа. На первом этапе потенциальным участникам была прислана онлайн ссылка на рекрутировочную анкету, которую респонденты заполняли на компьютере. Респондентов спрашивали, готовы ли они принять участие в мобильном веб-опросе. Участники, согласившиеся принять участие в мобильном исследовании, в течение ближайших дней получали SMS приглашение на мобильный телефон.
168
На стадии рекрутирования было выслано 22 325 приглашений. Мы предполагали, что приглашение на более короткую анкету приведет к увеличению доли согласившихся получить SMS приглашение для участия в основном исследовании. Доля согласившихся принимать участие в мобильном опросе составила 45% в случае приглашения на короткую анкету и 45% в случае приглашения на более длинный опрос. Мы проанализировали данные с помощью логистической регрессии, предсказывающей согласие респондента принять участие в опросе на основании длительности анкеты. В качестве контрольных переменных мы добавили демографические вопросы (пол и возраст) и вопрос о пользовании респондентом мобильным Интернетом за последние 30 дней. Логистическая регрессия выявила значимость пользования мобильным Интернетом, а также социально-демографических переменных в соответствии с ожиданиями (т.е. вероятность согласия выше среди тех, кто пользовался мобильным Интернетом за последний месяц, среди мужчин, а также молодых групп Интернет пользователей), однако эффекта длительности анкеты обнаружено не было (см. табл. 1).
Таблица 1 Логистическая регрессия, предсказывающая согласие респондента принять участие в мобильном веб-опросе
Константа -1,318 (0,079)***
Возраст: 18-34 года 0,122 (0,068) +
Женщины -0,172 (0,059)**
Пользование мобильным Интернетом за последние 30 дней 1,691 (0,066)***
Короткая анкета 0,078 (0,059)
***p<0,001, **p<0,01, + p<0,1, n=5500
Участникам, отказавшимся принимать участие в мобильном опросе, было предложено ответить на вопрос о причинах данного отказа (всего было предложено 8 причин). Мы предположили, что респонденты, приглашенные к более короткому опросу, будут с меньшей вероятностью указывать причины, связанные с нежеланием платить за время и трафик на пользование мобильного Интернета, с неудобством заполнять анкету на телефоне, а также с временными ресурсами, которые придется затратить на заполнение анкеты. Мы провели ряд логистических регрессий, предсказывающих причины отказа респондента принимать участие в мобильном веб-опросе. В соответствии с ожиданиями приглашение к более короткому опросу привело к меньшей вероятности отказа в силу невысокой скорости мобильного Интернета, а также в силу неудобств, связанными с небольшим размером экрана мобильного телефона (см. табл. 2). Однако вопреки ожиданиям длительность опроса (величина анкеты) не повлияла на выбор такой причины как плата за трафик и время пользования мобильным Интернетом.
Таблица 2 Логистическая регрессия, предсказывающая выбор причин отказа от участия в мобильном веб-опросе
Невысокая скорость Интернета в мобильном телефоне
Константа -1,058 (0,094)***
Возраст: 18-34 года 0,562 (0,092)***
Женщины -0,287 (0,083)**
Короткая анкета -0,202 (0,082)*
Небольшой экран телефона
Константа -1,128 (0,099)***
Возраст: 18-34 года -0,026 (0,098)
Женщины -0,313 (0,093)**
Короткая анкета -0,182 (0,093)*
Нет времени для заполнения анкеты на телефоне
Константа -1,571 (0,112)***
Возраст: 18-34 года -0,146 (0,111)
Женщины -0,317 (0,111)**
Короткая анкета 0,037 (0,106)
Мне нужно платить за время пользования Мобильным Интернетом
Константа -0,879 (0,087)***
Возраст: 18-34 гола 0,387 (0,083)***
Женщины 0,177 (0,078)***
Короткая анкета -0,021 (0,076)
На мобильном телефоне неудобно заполнять
Константа -,0393 (0,083)***
Возраст: 18-34 года 0,199 (0,080)*
Женщины -0,223 (0,076)**
Короткая анкета 0,028 (0,075)
***p<0.001, **p<0.01, *p<0.05, N=5518
В основном опросе было разослано 1234 БМБ-приглашений. Доля принявших участие в коротком опросе составила 41%, в длинном опросе — 39%. Доля респондентов, не завершивших опрос, составила 16% в 5-минутном опросе и 20% в 15-минутном. Мы проанализировали данные с использованием мультиномиальной логистической регрессии, сопоставляющей респондентов, не завершивших опрос, и респондентов, не откликнувшихся на приглашение, с респондентами, принявшими участие в опросе. Длительность анкеты оказалась статистически незначимой переменной в обоих случаях (см. табл. 3).
Таблица 3 Мультиномиальная логистическая регрессия
Респонденты, не завершившие опрос Респонденты, не начавшие опрос
Константа -1,310 (0,285)*** 0,528 (0,163)**
Возраст: 18-34 года -0,127 (0,284) -0,371 (0,161)*
Женщины 0,142 (0,212) 0,103 (0,122)
Короткая анкета -0,247 (0,212) -0,014 (0,122)
***p<0,001, **p<0,01, *p<0,05, n=1108; сравнение с респондентами, завершившими опрос
Таким образом, мы не обнаружили эффекта длительности анкеты ни на стадии рекрутирования респондентов, ни в основном опросе эксперимента. Скорее всего, значимые переменные связаны с фактом и паттернами пользования респондентами мобильным Интернетом, а также с готовностью заполнять анкету на мобильном телефоне. Вместе с тем, анализ причин отказа от участия в мобильном веб-опросе выявил, что приглашение на более короткий опрос приводит к меньшей вероятности отказа в силу невысокой скорости мобильного Интернета и небольшого размера экрана, что может привести к привлечению аудиторию, имеющей менее технологически оснащенные мобильные телефоны.
Литература
1 Интернет в России: динамика проникновения, осень 2012. // ФОМ Интернет : [веб-сайт]. 2012. URL: http://runet.fom.ru/Proniknovenie-interneta/10738]; http://runet.fom.ru/Proniknovenie-interneta/10738.
2 Мавлетова А. М. Мобильные веб-опросы // Онлайн исследования в России 3.0 / под ред. А. В. Шашкина, И. Ф. Девятко, С. Г. Давыдова. М. : Кодекс, 2012. С. 5985.
3 Тагиев Р.Р. Песня про звездочку : [работа представлена на конф. РИФ+КИБ, М, 2011]. URL: http://www.slideshare.net/ni404/tns-36.
4 Brenner J. Pew Internet: mobile // Pew Internet : [веб-сайт] 2013. URL: http://pewinternet.org/Commentary/2012/February/Pew-Internet-Mobile.aspx.
5 Callegaro M. Methodological and questionnaire design considerations : [работа представлена на конф. «Measurement and Experimentation in the Social Sciences (MESS)», Амстердам, 2012].
6 Mobile share of web traffic in Asia has tripled since 2010 // Pingdom : [веб-сайт]. 2012. URL: http://royal.pingdom.com/2012/05/08/mobile-web-traffic-asia-tripled.
УДК 303.621.322
А. Ю. Мягков ТЕХНИКА НЕПАРНЫХ ЧИСЕЛ: ОПЫТ ПРИМЕНЕНИЯ В ТЕЛЕФОННОМ ИНТЕРВЬЮ
МЯГКОВ Александр Юрьевич — доктор социологических наук, профессор, заведующий кафедрой социологии Ивановского государственного энергетического университета им. В. И. Ленина. E-mail: [email protected]
Исследовательский опыт показывает, что при изучении сенситивных тем социологи нередко сталкиваются с двумя серьезными проблемами: респонденты либо отказываются отвечать на неприятные для них вопросы, либо дают неискренние, а потому недостоверные ответы относительно потаенных сторон их личной жизни или биографии [6, p. 615]. Созданные для решения этих проблем методики, и в частности, техника рандомизированного ответа (RRT), имеют недостатки, снижающие валидность получаемых оценок и ограничивающие возможности социологов в применении всего арсенала методов сбора данных. К их числу относятся: необходимость использования больших по объему, строго случайных выборок, невозможность проведения межгруппового анализа получаемых ответов, смещения, связанные с несоблюдением инструкций респондентами, жесткая привязка техники к персональным интервью и, как следствие, крайне низкая ее совместимость с другими опросными методами. По крайней мере, многие предпринятые ранее попытки адаптации RRT к телефонным и почтовым опросам лишь породили новые проблемы и в конечном счете не увенчались желаемым успехом [2, с. 81-84].
В последние годы в зарубежной социологии в качестве альтернативы RRT все чаще используется еще один косвенный, «неинтрузивный» метод, разработанный в 1984 г. Дж. Миллер в ее докторской диссертации по изучению девиантного поведения [7] и получивший название «техники непарных (несопоставимых) чисел» (UCT — unmatched count technique).
Эта техника, так же, как и RRT, позволяет получать сведения о степени распространенности тех или иных изучаемых девиаций среди населения и его отдельных групп, но не дает возможность собирать индивидуальные оценки и идентифицировать ответы конкретных респондентов.
В процедурном плане техника очень проста и в общем виде может быть описана следующим образом [4, p. 173-174; 5, p. 44]. Из одной и той же генеральной совокупности случайным путем извлекаются две примерно равные по численности и одинаковые по структуре выборки, образующие контрольную (К) и экспериментальную (Э) группы респондентов. Их участникам предлагаются списки одних и тех же «безобидных» поведенческих вопросов или суждений одинаковой численности, например, по 5 в каждом, но при этом второй группе (Э) в этот перечень добавляется еще один, дополнительный (шестой) — сенситивный — вопрос. В результате число пунктов в списках для разных групп становится неравным (5 и 6). Отсюда и название — техника «непарных (неравных, несопоставимых) чисел».
Респондентов просят подсчитать общее количество вопросов, на которые они дали утвердительные ответы, но при этом не сообщать интервьюеру, на какие именно вопросы из своего перечня они ответили «да». Общий вопрос-задание можно, например, сформулировать так: «На какое количество вопросов Вы ответили "да"?». Или (если все пункты имеют личностную направленность): «Сколько из этих суждений к Вам относится?». Оценка доли лиц, имеющих опыт сенситивного поведения, производится путем вычисления разности между средним числом ответов, полученных в обеих группах респондентов (К и Э).
В нашей стране техника непарных чисел не получила широкой известности, в специальной литературе ее описания, и что важнее — результаты экспериментальной апробации, встречаются крайне редко [1, 3]. Вместе с тем в западной науке она многократно использовалась при изучении разных проблем: употребления алкоголя и наркотиков, рискованного сексуального поведения, шоплифтинга среди персонала фирм, преступлений на почве ненависти, плагиата в студенческих работах, расовой ненависти, гендерных предрассудков, отношения к мигрантам, нецелевого использования бизнес-кредитов, электоральных установок, коррупции, подкупа избирателей на выборах и др.
Исследования проводились не только в США, но и в целом ряде других стран мира: в Германии, Голландии, Швейцарии, Японии, Вьетнаме, Ливане, Афганистане, Бразилии, Никарагуа, Боливии, Уругвае, Перу, на Филиппинах, а также в некоторых странах Африки (Танзания, Бенин). И практически везде ученые были единодушны в главном: UCT — весьма эффективный и многообещающий метод получения деликатной информации. Во многих прежних работах применение «техники непарных чисел» позволило получить более высокие оценки сенситивных характеристик, чем в традиционных «прямых» опросах. Метаанализ 48 методических тестов, проведенный А. Холбрук и Дж. Кросником, показал, что в 63% всех случаев UCT была значительно более эффективной, чем прямые интервью, с точки зрения преодоления социальной желательности и получения достоверных данных (см.: [5, p. 45]).
Следует заметить, что во всех предыдущих исследованиях UCT использовалась в режиме обычного анкетирования, в то время как в телефонных опросах ее эффективность ранее не проверялась.
Экспериментальное тестирование данной техники проводилось нами в г. Иваново в феврале-марте 2011 г. Для этого случайным образом были сформированы три группы респондентов по 100 чел. в каждой. Первая группа (О) отвечала на 12 деликатных вопросов в режиме обычного телефонного интервью, вторая и третья группы — тоже по телефону, но с использованием техники непарных чисел. Группа К работала с 12 сериями вопросов, касающихся только нейтральных видов поведения, группе Э предъявлялись те же вопросы плюс по одному деликатному в каждом из вопросных блоков.
Применение UCT позволило повысить достоверность ответов респондентов по сравнению с обычным телефонным интервью по 10 из 12 задававшихся сенситивных вопросов, т.е. в 83% всех изученных нами случаев. На вопросы, касающиеся фактов
172
шоплифтинга, чрезмерного употребления алкоголя, уклонения от уплаты налогов, супружеской измены, фактов взяточничества, случайных сексуальных контактов, попыток суицида и др., респонденты отвечали честнее, когда опрос проводился с использованием тестируемой техники. При этом по 7 из 10 переменных были получены значимые различия (р<0,05). По двум остальным вопросам UCT не улучшила качество ответов опрашиваемых, но и не ухудшила его.
Кроме того, анализ результатов постинтервью показал, что большинство респондентов отдают предпочтение новой технике, а не прямым телефонным опросам (65% против 14%); 88% считают, что UCT гарантирует абсолютную анонимность их ответов (в обычном телефонном интервью видят такую гарантию лишь 23% опрошенных); 95% участников эксперимента ответили, что они не испытывали чувства неловкости и смущения, работая в необычном для них режиме, в то время как 80% отвечавших на прямые вопросы по телефону, сочли обсуждавшиеся темы слишком личными и деликатными.
Литература
1 Калинин К., Шпилькин С. Комплексная диагностика фальсификаций на российских президентских выборах 2012 года // Троицкий вариант — наука. 2012. 27 марта.
2 Мягков А. Ю. Применение техники рандомизированного ответа в персональном и телефонном интервью// Социологические исследования. 2012. № 7. С. 77-88.
3 Петрова А. Б., Мягков А. Ю. «Техника непарных чисел»: экспериментальная оценка эффективности // Вопросы развития народного хозяйства Российской Федерации : межвуз. сб. науч. тр. / Минобрнауки России, Иванов. гос. энергет. унт им В.И. Ленина. Иваново, 2011. Вып. 7, ч. 2. С. 111-116.
4 Coutts E., Jann B. Sensitive questions in online surveys : experimental results for the randomized response technique (RRT) and the unmatched count technique (UCT) // Sociological Methods and Research. 2011. Vol. 40. Nr 1. P. 169-193.
5 Holbrook A.L., Krosnick J.A. Social desirability bias in voter turnout reports : tests using the item count technique // Public Opinion Quarterly. 2010. Vol. 74. Nr 1. P. 37-67.
6 Hox J., Lensvelt-Mulders G. Randomized response analysis in Mplus // Structural Equation Modeling. 2004. Vol. 11. Nr 4. P. 615-620.
7 Miller J.D. A New survey technique for studying deviant behavior. Washington, D.C., 1984.
УДК 303.1:159.9
Т.Н. Протасова ПСИХОСЕМАНТИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОМ
ИССЛЕДОВАНИИ
ПРОТАСОВА Татьяна Николаевна — кандидат социологических наук, доцент кафедры социологических наук Кемеровского государственного университета. Е-таИ: [email protected].
В современной социологии актуальным и эффективным признается использование психологических процедур в изучении процессов и явлений социальной реальности. Особенно уместны данные процедуры при изучении таких сложных социально-психологических образований, как ценности, стереотипы, социальные нормы, социальные ожидания, социальные идентификации и др.
В отечественной социологии одной из первых удачных попыток использования психологических процедур сделана исследовательской группой под руководством В. Б. Ольшанского в 1980-1983 гг. Разработанная методика неоконченных предложений была создана для изучения представлений о личных жизненных проблемах человека, социальной структуре общества и стратегии жизненного успеха [см. 2, 4]. В последние годы отмечается повышение интереса к этой теме. Появились работы И. А. Климова, Ю. Н. Толстовой, С. Г. Климовой, Г. Г. Татаровой, А. В. Бурлова, З. В. Сикевич, Т. С. Барановой, И. Ю. Александровой и др., в которых анализируется опыт применения психологических процедур в социологическом исследовании.
З. В. Сикевич сформулировала следующие преимущества применения в социологическом исследовании психологического методико-процедурного аппарата [5, с. 192]:
- психологические процедуры помогают преодолеть некоторую поверхностность социологического взгляда;
- стандартизованные психологические процедуры являются готовым инструментом для изучения мотивации, установок, самосознания, что интересует социологов;
- психологические процедуры позволяют проникнуть за уровень осознаваемой и контролируемой социальными табу рефлексии, в мир бессознательного, а именно «социального бессознательного», проявляющегося в форме мифологем, стереотипов, ненормативных поведенческих реакций;
- применение данных процедур, как правило, нравится респондентам.
К достоинствам применения психологических процедур исследователи также относят отсутствие влияния предварительных гипотез на результаты и низкую вероятность фальсификации данных со стороны испытуемого.
В рамках изучения предмета социологии политики особенно важным является способность психологических процедур устранять негативное воздействие социальной приемлемости на респондентов. Опыт проведения исследований, направленных на изучение общественного мнения о политических процессах, реформах, личностях, показывает, что респонденты не всегда готовы открыто говорить на эти темы, честно и подробно отвечать на задаваемые вопросы. Это может быть связано с недоверием к исследователям, с идеей бессмысленности опросов вообще, с желанием «не выпячиваться», а дать ожидаемые ответы. Представителей старшего поколения до сих пор тревожит вопрос о возможных санкциях со стороны властных структур за оценку их деятельности.
Не рекомендуется злоупотреблять психологическими процедурами в социологическом исследовании, а также использовать первые понравившиеся. Исследователь должен обладать знаниями в области социальной психологии, а лучше общей психологии. Психологическая процедура должна быть подвергнута строгому контролю на предмет ее «социологичности», апробирована в ходе пилотажного исследования. Она может использоваться самостоятельно или в дополнении к стандартным социологическим методам.
К числу апробированных и допустимых в социологическом исследовании психологических процедур относятся:
174
- семантический дифференциал Ч. Осгуда;
- метод проективных ситуаций;
- метод неоконченных предложений;
- тест Куна-Маркпартленда (тест «20 Я»).
Данные процедуры относятся как к психосемантическим, так и к проективным методам психологии.
Проективные методы основаны на использовании неопределенных стимулов (рисунков, знаков, текстов, ситуаций), которые респондент должен сам дополнять, интерпретировать. Иными словами, социолог предлагает респонденту стимулы и по характеру ответов, определяет особенности его личности, скрытые мыслительные процессы, потребности, которые «проецируются» в его ответах.
Психосемантика (греч. psyche — душа + semanticos — обозначающий) — область психологии, изучающая развитие, строение и функционирование индивидуальной системы значений, опосредующей процессы восприятия, мышления, памяти, принятия решений. Психосемантика изучает различные формы существования значений в индивидуальном сознании (образы, символы, символические действия, а также знаковые, вербальные формы) [3, с. 4].
Определяющими для становления психосемантики в отечественной психологии явились идеи Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева. В индивидуальном сознании переплетены две реальности: реальность субъективных переживаний и ощущений и реальность, выражающая себя через систему общественно выработанных способов осознания (через языковые формы). Задача психосемантики — разделить значение и смысл. Значение как обобщенная форма отражения действительности, фиксируется в языке, оно надиндивидуально, объективно, зависимо от социального окружения, так как именно посредством системы значений происходит обмен смыслами между индивидом и его окружением. Личностный смысл — индивидуален, субъективен, динамичен. Это субъективная оценка окружающего мира, определяющая поведение и действия человека. Это образ окружающей реальности в субъективном переживании и интерпретации. Мало осознаваемые человеком аффективные структуры, связанные с личностным смыслом, не существуют в словесной форме. Человек подбирает лишь значение, т.е. то, что включено в культурные языковые схемы [1, с. 8-9].
Социологическое исследование можно, а порой даже нужно дополнить психосемантическими методами, которые дают возможность выявить неосознанные мотивы, индивидуальные смыслы. Например, если нам необходимо провести исследование с целью предсказать электоральное поведение незадолго до выборов, то достаточно провести анкетный опрос для подтверждения сформулированной гипотезы. Но если необходимо изучить представления людей о политических процессах, мероприятиях, деятелях, выявить их установки, мотивы, то интерпретация выбора респондентами вариантов ответов на сформулированные в анкете вопросы не отразит все многообразие индивидуальных значений и смыслов, которые «спроецированы» в них [6, с. 115]. Проективная ситуация или вопрос в виде неоконченного предложения будут восприниматься респондентом как социологическая игра, не требующая напряжения, чрезмерного контроля. Респондент, как правило, подходит к решению подобных заданий творчески и с интересом. Реакции на предложенные стимулы несут в себе информацию о существующих в обществе и усвоенных индивидом нормах, ценностях, стереотипах, эталонах, образах и т. д.
Психосемантические методы дают возможность увидеть мир глазами респондента, реконструировать его индивидуальную систему значений, через призму которой происходит восприятие субъектом мира, других людей, самого себя.
Литература
1 Климов И. А. Комплексное использование семантического дифференциала и контент-анализа открытых вопросов для изучения культурных феноменов // Социология: 4М. 1998. № 10.
2 Климова С. Г. Опыт использования методики неоконченных предложений в социологическом исследовании // Социология: 4М. 1995. № 5-6.
3 Косаревская Т. Е., Кутькина Р. Р. Психосемантический подход к исследованию индивидуального сознания: метод. рекомендации. Витебск : ВГУ им. П. М. Машерова, 2009.
4 Ольшанский В. Б. Обоснования как категория социальной психологии // Тезисы научных сообщений советских психологов к XXII международному психологическому конгрессу. М. : Наука, 1981. Ч. 2
5 Сикевич З. В. Социологическое исследование : практ. рук. СПб. : Питер, 2005.
6 Тарарухина М. И., Ионцева Н. В. Техника репертуарных решеток Дж. Келли // Социология: 4М. 1997. № 8.
